Прогноз лечащего врача
был невеселый. Посидев у постели минут сорок, я уехал домой, позвонил
начальству, доложился, объяснил почему вдруг оказался в Москве. У тех
хватило такта не дергать меня служебными вопросами...
Назавтра поехал к сестре. Для дела, которое я затеял, мне нужен был
шурин. Выслушав, он дал согласие. Я попросил его:
- Не тяни, зарегистрируй на себя как можно скорее. Открой счет...
Жене я сказал:
- "Девятку" нашу продай. И все от "Panasonica" продай: музыкальный
центр, видеокамеру, видеомагнитофон. Свои побрякушки тоже загони. Не
волнуйся, все со временем восстановим. Всю валюту отдай Антону, он знает,
что делать, - и без особых подробностей я рассказал ей о своих планах. Она
лишь пожала плечами, сказала: "Как знаешь, тебе виднее..."
В Москве я пробыл до пятницы, каждый день ездил в больницу, состояние
мамы почти не изменилось, правда, однажды, открыв глаза, она долго
всматривалась в меня, не узнавала, затем, видимо узнала, дала знак -
шевельнула губами...
Дальнейшее мое пребывание в Москве было бессмысленным, сестра
настояла, чтоб я возвращался в Париж, жена тоже деликатно сказала об этом.
В пятницу утренним рейсом я улетел...
Итак, господин Манджери Рао получил то, что хотел, Кнорре - сумму, с
лихвой перекрывавшую его кредитный долг, остальные деньги он перевел на
счет, который открыл я, и где уже лежала моя доля. Между собой я и Кнорре
называли этот счет "резервным". В Москве мой шурин Антон Меренков тоже не
спал, оказался шустрым, дело закрутилось, я перебросил на счет, открытый
им, необходимую для начала сумму.
Рождество я отгулял вместе с Леони, Ивом Кнорре и их приятелями.
Новый год тоже встречали вместе. В феврале нового года я сдал дела
очередному руководителю парижского бюро "Экспорттехнохим" и распрощавшись
со всеми, отбыл в Россию. К Пасхе я уже был комиссован, и ощущая, как
естественно теперь сидит на мне цивильный костюм, с радостью нырнул в дела
французско-российского СП "Стиль-керамика"...

12. ПАРИЖ. БУРЖЕ. ПЕРФИЛЬЕВ, ЖЕЛТОВСКИЙ И ДРУГИЕ. СЕГОДНЯ
Перфильеву, конечно, не хотелось аннулировать просуществовавший два с
половиной года резервный счет. Он приносил хорошие проценты, был надежен,
в любой критический момент мог оказаться полезным. Но тревожный факс
Кнорре с просьбой закрыть его не случаен. Осторожный и опытный Перфильев
пренебречь этим не мог. Хотя в другом банке имелся еще один, официальный
счет российско-французского СП "Стиль-керамика"...
Утром следующего дня, как и было назначено, он сидел в парижском
отделении фирмы "Катерпиллер". Его руководитель по заведенному обычаю
разлил виски в высокие с толстым дном стаканы. Перфильев изложил ему суть
дела. Глава бюро сказал:
- О'кей! Ужинаем сегодня вместе. Я приглашаю, за счет фирмы и
позвонив секретарше, распорядился: "Ширли, приготовьте все бумаги для
контракта", - перечислил, что требуется впечатать, сроки и прочие
подробности условий...
Через два дня контракт был подписан, деньги переведены Перфильевым
"Катерпиллеру", резервный счет таким образом был аннулирован. В
аккуратности "Катерпиллера" Перфильев не сомневался: катки, бульдозеры,
скреперы, землеройные машины, - все будет в срок доставлено в Россию...
Теперь оставалось дать знать Кнорре, что он, Перфильев, здесь,
значит, выполнил его просьбу. Избранный им заранее вариант был самым
безопасным. И в субботу Перфильев поехал в церковь - в Храм Всех Святых в
Земле Российстей Просиявших. Он приехал заранее и стоял у входа, пропуская
прихожан. Но Кнорре среди них не было. Началась литургия. Торчать одному у
входа было глупо, Перфильев вошел внутрь, отстоял литургию, и поняв, что
Кнорре уже не появится, уехал. Назавтра он снова отправился в церковь,
занял ту же позицию, уже нервничая: если Кнорре не придет, как связаться с
ним, известить? Но в этот раз Кнорре прибыл, припарковал машину и не спеша
двинулся к входу, не увидеть стоявшего Перфильева Кнорре не мог. Еще
издали, разглядывая его, Перфильев обратил внимание, что Кнорре осунулся и
шел какой-то уставшей походкой. Не виделись они очень давно, и перемены в
облике Кнорре показались Перфильеву разительными. "Что-то произошло.
Что-то его грызет", - подумал Перфильев. Кнорре поднял глаза, встретился
взглядом с Перфильевым, тот на мгновение утвердительно смежил веки: все,
мол, сделано. Кнорре ответил так же: дескать, я понял, и прошествовал мимо
Перфильева, как мимо столба. Минуты через две-три Перфильев тоже вошел в
храм, нашел взглядом Кнорре, но стал поодаль. Во время литургии Перфильев
вдруг подумал: "Будет ли человек, присланный вместо него, пытаться выйти
на контакт с Кнорре? Ведь дело, задуманное в Москве его прежним
начальством, не доведено до конца? Нет, уж тут им не обломиться, Кнорре
теперь, ежели кто к нему сунется, шуганет", - внутренне злорадно
ухмыльнулся Перфильев...
Служба окончилась. Перфильев вышел из церкви, даже не оглянувшись на
Кнорре...
Вернувшись в гостиницу, он позвонил в бюро "Экспорттехнохима". Трубку
снял шеф.
- Привет. Это Перфильев. Ты грозился взять меня в Бурже на авиасалон.
Есть такая возможность?.. Хорошо. Я в гостинице "Дом Мадлен"... Отлично,
буду ждать у подъезда...
Дмитрий Желтовский слыл талантливым тележурналистом. Многие, правда,
считали, что таланта у него наполовину, вторую часть его успехов
составляли цепкость, наглость, циничность и сумасшедшая работоспособность.
Он не отрицал. Кто-то из коллег сказал ему: "Ты как тот голодный солдат,
что хочет сорокаграммовой ложкой зачерпнуть с одного раза котелок каши".
На это Желтовский со смехом ответил: "Почему бы нет, если каша вкусная. А
ежели она дерьмо, я и чайную ложку в руку не возьму". Нюх у него был, как
у собаки, особенно на скандальные истории. Вцепившись, не отпускал, как
бульдог; мог продать людей, дававших информацию на условиях анонимности.
Коллеги его об этом знали, но для телезрителей, читателей, радиослушателей
он был кумиром, обаятельным на экране, с приятным баритоном, располагавшим
внимать и верить ему. Что правда, у него никогда не случалось проколов, он
был терпелив, факты перепроверял тщательно, считал, что достоверность -
одно из условий игры, которая либо возвышала, либо уничтожала людей. Его
завидная интуиция подсказывала, как стянуть воедино разрозненные и
разбросанные во времени и пространстве факты, фактики, мелкие штрихи,
детальки, которые, сложившись в его голове, объясняли ему многое, на что
он искал ответы в своих репортерских поисках, расследованиях и погонях...
Многому Дмитрий Юрьевич Желтовский научился у своего французского коллеги
и приятеля Поля Берара. Давно, когда они только начинали сотрудничать и
готовили скандальный репортаж об одном адвокате, Желтовский усомнился:
"Слушай, а этот мужик из Нанта, нас не выпорет? - Берар ответил: "И не
только он, а другие накинутся. Но усвой одну истину, ее внушил мне отец:
кто бы тебя ни порол, все равно ногами сучить будешь..."
В этот раз Желтовский прилетел в Париж на три дня, чтоб снять сюжет
об авиасалоне в Бурже, один день просто поболтаться в Париже, обговорить с
Полем Бераром дельце, за которое они взялись давно.
Остановился Желтовский в небольшом трехзвездочном чистеньком отеле,
где на час-два проституткам и их торопливым клиентам номера не сдавали,
поскольку в этом недорогом отеле, почти постоянно меняясь, проживали
деловые люди и чиновники из Восточной Европы, в том числе из России...
Спустившись в холл, Желтовский направился было к киоску купить
газеты, когда услышал русскую речь. Трое стояли у колонны рядом с киоском
и беседовали. Один пожилой, очень сутулый, с крупной рыжеволосой головой,
другой помоложе в голубой сорочке с зеленым галстуком, третий худощавый,
болезненного вида, с запавшими сероватыми щеками. Желтовский любил
послушать разговоры не из праздного любопытства, а по привычке: а вдруг
что-нибудь интересное. Он подошел к киоску, стал спиной к разговаривавшим,
начал перелистывать журналы, словно выбирал, какой бы купить, и слушал.
- Когда он должен приехать? - спросил худощавый.
- Вот-вот, - ответил рыжеволосый, глянув на часы. - Ты выйди на
улицу, встречай, - сказал он "Зеленому галстуку" (так Желтовский окрестил
третьего). Тот подошел к огромной стеклянной двери, она отворилась,
повинуясь команде фотоэлемента. "Зеленый галстук" вышел из отеля. Сквозь
сдвинувшиеся опять створки Желтовский видел, как тот, стоя на тротуаре,
вертел головой вправо-влево.
- Даже, если получится, все равно не то, что хотелось бы, - сказал
худощавый печально. - Лицензия по трем фирмам всего на шесть штук.
- А ты придумай что-нибудь получше, - насмешливо ответил рыжеволосый,
- если ты такой умный.
В это время вбежал "Зеленый галстук".
- Выходим, подъехал!
Они заторопились к двери. Через минуту-другую за ними последовал
Желтовский. Он видел, как они уселись в серебристый новый "форд" с
дипломатическими номерами. Разглядеть, кто еще находился в машине,
Желтовскому не удалось - стекла были затемнены. Не успел отъехать "форд",
как подкатил Поль Берар, чтоб подхватить по дороге в Бурже Желтовского.
Желтовский вскочил в машину.
- Видишь серебристый "форд"? Гони за ним, - быстро сказал Желтовский.
- Они, что красотку у тебя из номера увели? Мы же должны в Бурже
ехать!..
Вскоре в потоке других машин на пересечении улицы они потеряли из
виду "форд".
- Жалко, - вздохнул Желтовский.
- На кой тебе этот "форд"?
- Люблю погони, - засмеялся Желтовский. - На всякий случай запомни
номер, дипломатический, - Желтовский перечислил буквы и цифры...
Российская делегация была невелика, некоторых Желтовский знал только
в лицо, кое с кем был знаком поближе. Все смотрели на поле, где
выстроились самолеты и вертолеты. К своему удивлению, Желтовский заметил и
Перфильева. Они не виделись более двух лет, с момента, когда Перфильев
окончательно вернулся в Москву, Желтовский потерял его след, он ему был не
нужен.
- Привет, Павел Александрович! - подошел Желтовский. - Сколько лет,
сколько зим.
- Это несложно посчитать... На это шоу прибыли?
- Да... А вы?
- Я по другим делам. Сюда попал случайно, благодаря приятелю. Завтра
улетаю домой.
- Чем заняты в Москве? Там же, в "Экспорттехнохиме"?
- Нет, ушел в бизнес. Совместное частное французско-российское НПО, -
Перфильев протянул Желтовскому визитную карточку. Тот, прочитав, спросил:
- "Стиль-керамика". Что за стиль, что за керамика? Перфильев
объяснил.
- Дело с размахом? Успешно?
- Пожалуй.
- Быстро вы развернулись... Как-нибудь загляну, - положив визитку в
карман, Желтовский отошел.
Увидел он еще одно знакомое лицо: окруженный свитой профессионалов,
переговариваясь, возвышался седоглавый, с постоянно сведенными к переносью
густыми бровями знаменитый Артемий Тарасович Кононенко - генеральный
директор крупнейшего государственного НПО авиастроения. Желтовский счел
необходимым и с ним поздороваться, перекинуться словечком-другим, с такими
людьми нужно поддерживать знакомство.
- Что привезли, Артемий Тарасович? Чем будете побивать неуступчивый
Запад? - здороваясь, весело спросил Желтовский.
- Кое-что есть, - суховато ответил Кононенко и посмотрел на
видеокамеру Желтовского. - Я скажу, когда надо будет снимать наши изделия.
И тут, разглядывая людей, ища знакомых, Желтовский увидел тех из
гостиницы. Они вроде были и со всеми россиянами вместе, но держались
как-то отстраненно.
- А эти кто, Артемий Тарасович? - указал на них Желтовский.
- Черт их знает, - насупился Кононенко. - Нынче всякое налипает.
Прежде и духу их тут бы не было. Разве случалось, чтоб я да не знал, кто
тут есть кто среди соотечественников.
Троица, о которой Желтовский спросил Кононенко, направилась к другой
группе людей - чьей-то делегации, - но не смешиваясь с нею, остановилась.
Рыжеволосый, видимо, старший, что-то втолковывал внимавшим ему двоим,
резко рубя воздух ребром ладони. И тут из какой-то группы отделился
человек и подошел к ним. Он был в черном костюме, белой сорочке со стоячим
воротником, наглухо застегнутым, как на гимнастерке. Узкое смуглое лицо
обрамлено аккуратной небольшой бородой, сливавшейся с усами. Трое
заговорили с ним. По костюму его, по облику, Желтовский пытался
определить: иранец? пакистанец? Повинуясь профессиональному инстинкту, он
нацелил на них видеокамеру, нажал на пуск. Затем направился к Перфильеву,
и тут нос к носу столкнулся с Анатолием Ивановичем Фитой.
- Вот где теперь встречаемся! - заулыбался Фита. - Нет, чтоб в Москве
созвониться, съездить на рыбалку. В Париж надо слетать, чтоб повидаться!
Вы надолго тут?
- Три дня, - ответил Желтовский. С Фитой он был хорошо знаком еще с
поры, когда тот делал завидную карьеру: из кресла парторга
химико-технологического факультета - в МГК КПСС завсектором, оттуда - в
замначальники управления серьезного министерства, затем начальник
управления; когда министерство ликвидировали, Анатолия Ивановича Фиту
определили без потерь в замы председателя одного из Госкомитетов, имевшего
отношение к вооружению. Нынче, знал Желтовский, Фита возглавлял другой
Госкомитет. Желтовский делал о Фите видеорепортаж в предвыборную кампанию
- программа Фиты показалась ему умной, без демагогии и пустых обещаний. На
ней Фита и вплыл в Госдуму.
- Вы-то каким чудом здесь? - спросил Желтовский. - Вы же теперь ушли
в другую сферу?
- В командировке. По старой памяти решил заглянуть сюда, не удержался
от соблазна.
- Анатолий Иванович, кто эти трое, тот рыжий и двое справа, беседуют
с каким-то бородатым, - указал Желтовский.
- Понятия не имею, - проследив за его рукой, ответил Фита. - Вы
помните, что обещали?
- Помню, помню, виноват. Честное слово, на сей раз точно - честное
слово! Возвратимся в Москву, - сразу же занесу.
Однажды Желтовский был на даче у Фиты и отснял кассету о семействе
Фиты: хозяин, жена, сын с невесткой, внук и внучка. Пообещал завезти
кассету на работу Фите, но так и не удосужился, замотался, потом и вовсе
забыл...
Начались демонстрационные полеты. Однако внимание Перфильева
привлекли не рев двигателей и не взлетавшие красивые машины, а четыре
человека, стоявшие в стороне, вернее один, которого Перфильев знал: глава
фирмы "Улыбка" Евсей Николаевич Батров! "Он-то что тут делает?! Забавно,
забавно..." - думал Перфильев. Рядом с Батровым стоял сутулый рыжеволосый
и еще один - в зеленом галстуке. Они беседовали с бородатым (то, что
бородатый - пакистанец или иранец, опытный Перфильев определил по одежде:
черный костюм, белая, без галстука сорочка с высоким воротником-стойкой);
Батров молчал, говорил рыжеволосый, обращаясь к обладателю зеленого
галстука, потом тот поворачивал голову к бородатому, видимо переводил
слова рыжеволосого, после чего бородатый отвечал, а мужчина в зеленом
галстуке тут же снова обращался к рыжеволосому. "Надо будет рассказать
Лебяхину", - пронеслось в голове Перфильева.
- Павел Александрович, - окликнул его голос Желтовского.
- Да, - вскинул на него глаза Перфильев, не уловивший, когда
Желтовский оказался рядом.
- Вы не знаете, кто эта пара гнедых с рыжеволосым и чернобородым? -
спросил, кивнув головой, Желтовский.
- Почему они вас интересуют?
- Меня все интересует, - подмигнул Желтовский. - Даже вы.
"Избавь меня Бог от твоих интересов", - мысленно ответил Перфильев и
сказал:
- Я знаю одного из них, худощавого с болезненным лицом, если видите
отсюда его лицо. Это Евсей Николаевич Батров, глава фирмы "Улыбка".
- Что-то он не очень улыбчив. Чем промышляет эта фирма?
- Что-то, связанное со стоматологией. Кажется, заготовки к зубным
протезам. Так что на всякий случай заведите с ним знакомство.
- Пока обойдусь. Я еще могу проволоку перекусить... Удирать отсюда не
намерены? Вроде дождик собирается.
- Побуду еще немного. А вы?
- Мне-то до конца торчать...
Через час Перфильев попрощался с привезшим его сюда шефом бюро
"Экспорттехнохим", автобусом, шедшим из Бурже, через двадцать минут
добрался до метро "Майо", и вскоре входил в холл своей гостиницы...
Первый день авиасалона в Бурже закончился. По шоссе N_2 к Парижу
неслись машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27