во-вторых, все - ночью;
в-третьих, без следов борьбы и сопротивления со стороны жертв. Походило,
что режиссировала опытная и надежная рука. Некоторые "проколы"
свидетельствовали скорее не о промахах или ошибках исполнителей, а о
возможности пренебречь ими. Это не напоминало "разборки", они происходят
не так, при них обычно присутствуют охранники, кто-то из кодлы рангом
пониже. А тут - все восьмеро - "авторитеты", как свидетельствуют
оперативные данные, не конфликтовавшие между собой. Кто это свел их?
Зачем? Почему они так легко, без охраны прибыли к месту своей гибели? На
эти вопросы ответов у него не было, он исключил случайность внутренней
схожести этих убийств. И сейчас вспомнил, что подобное началось месяца три
назад, как корь в детском садике - вспышкой с одинаковыми симптомами. Но
тогда Зуйков не придал этому значения, не углядел системы, поскольку драки
между "авторитетами" были вне его служебных интересов. Сейчас же все
обрело логику, суть которой он еще не понял...
После полудня он отправился к начальству.
- Разрешите? - полковник Зуйков приоткрыл дверь.
- Входи, Антон Трофимович, - на генерале была форма, к чему Зуйков не
привык, оба они надевали ее крайне редко. - Ходил на одно мероприятие,
велено было явиться при лампасах, - как бы поняв удивление Зуйкова,
объяснил генерал. - Садись, коль пришел. Соскучился? Вчера вроде виделись
и все с тобой обсудили. Стряслось что?
- Ничего такого... Вот это сводка по смертям и убийствам, - Зуйков
вынул из папки несколько схваченных скрепкой страниц, забитых
специфическим компьютерным шрифтом.
Не особенно вчитываясь, генерал, как говорится, по диагонали
проскользнул по страницам и возвратил Зуйкову с вопросом:
- Ты на кой черт принес мне эту литературу, Антон Трофимович?
Бытовщина, бандитские "разборки", - не наше с тобой дело. Этим есть кому
заниматься. У тебя что, избыток свободного времени?
- В общем нынешнем криминальном потоке оно вроде бы и не выделяется,
однако выпирает некая новая особенность. География: как и три месяца
назад, опять крупные города, прошлые разы Москва, Владивосток, Краснодар,
нынче опять Москва, теперь уже и Питер, Екатеринбург.
- Ну и что? Наиболее криминогенные точки. Экая новость!
- Жертвы - только главари. Они и раньше выясняли отношения с пальбой.
Но не так, обычно с шумом, в присутствии охраны, "коллег". Тут же - ни по
одному случаю никаких свидетелей! Следствие ведется вяло, мол, зацепиться
не за что, впечатление, будто эти дела обречены стать "висяками".
- Откуда ты так осведомлен?
- Попросил кое-кого.
- Зря отвлекаешь людей. Не наши это заботы, Антон Трофимович, не
наши. Своего дерьма хватает. Ну идет дележ самых жирных кусков, грызня,
вот они и убивают друг друга, - генерал пожал плечами. - От меня-то ты
чего хочешь?
- Просто исповедуюсь, - засмеялся Зуйков.
- А по-моему, хитришь. Смотри, не вляпайся, не заедайся с
прокуратурой.
- Постараюсь... В связи с этим хочу побеседовать с одним человеком.
- А именно?
- Лет двенадцать назад вел я дело. Краешком в нем, маленьким эпизодом
проходил некто Оленич Игнатий Егорович. "Вор в законе". Поскольку главные
фигуранты шли по нашему ведомству, Оленич мне был не интересен и не нужен
и его отделили. Благодаря этому он получил всего два или три года, был мне
страшно благодарен, даже позвонил, когда отсидел: "Начальник, я у вас в
долгу, что не сунули меня в это групповое хозяйственное дело". А сроки по
нему звучали внушительно: по десять, пятнадцать лет. Хочу с ним
встретиться, если, конечно, он еще жив и не в зоне.
- То, что ты настырный, знаю давно. Но тут ей Богу зря будешь терять
время. Пусть эта шпана стреляет друг друга. Туда им и дорога. Что ты
хочешь тут выловить для нас?
- Просто любопытно. Донимает, - слукавил Зуйков, вставая...
Он шел по коридору к себе, что-то вспомнив, улыбнулся. С человеком,
чей кабинет сейчас покинул, Зуйков был знаком лет двадцать, и не просто
знаком, даже гулял у него на свадьбе, всегда были на "ты", но один из них,
поднявшись на пару ступеней повыше, легко сохранил это "ты", другой же
вынужденно поменял на "вы", как бы дистанцируясь и давая этим понять, что
никогда не воспользуется их прежними отношениями и доверительностью.
Сперва генерала это покоробило, хотел было попенять Зуйкову, но
воздержался; могло показаться фальшивым. Вскоре оба привыкли, не придав
этому особого значения, поскольку их расположение друг к другу, как
профессионалов и просто людей, сохранилось, даже укрепилось со временем...
Зуйков не все сказал генералу, умолчал не из какого-то тайного
расчета, а как бы воздержался от непроверенного лишнего... Года четыре
назад затеял Зуйков ремонт квартиры, понадобился плиточник облицевать
туалет и ванную. Ему порекомендовали хорошего мастера - не волынщик, аванс
вперед не требует, а, главное, непьющий. Зуйкову дали его телефон,
фамилию, имя и отчество: Оленич Захар Егорович. Созвонился, договорились
на субботу. Пришел. Осмотрел ванную, туалет, распаковал три коробки с
плиткой, отобрал несколько штук, стал прикладывать, примерять одну к
другой торцами, покачал головой:
- Хреновая плитка, подгонять, шкурить придется. Чья?
- Болгарская.
- Оно и видно.
- Возьметесь? - спросил Зуйков.
- Чего уж...
Договорились о цене, сроках. Зуйков под конец возьми и спроси:
- Захар Егорович, я знавал одного Оленича, Игнатия Егоровича. Уж не
родственник ли ваш?
- Братан родной, - чуть нахмурившись, ответил плиточник. - Старший.
- Как он? Где? - осторожно спросил Зуйков.
- В больнице.
- В тюремной?
- В нормальной.
- Вот как... Что же с ним?
- Почки... Знали его по старой его жизни?
- Знал. Давно он на воле?
- Уж два года.
- Совсем.
- Вроде совсем. Завязал. Даже женился.
- Как же удалось? - удивился Зуйков. Он знал, что Игнат Оленич был
знаменитым "вором в законе", коронованным в свое время на "сходняке"
единогласно, поскольку подходил по всем параметрам: не имел ни прописки,
ни семьи, не служил в армии, никогда не работал, на воле жил скромнее
монаха, никогда не брал в руки оружия, не признавал насилия. Он был
многолетним собирателем и безупречным хранителем "общаков", которые
выделялись только на то, чтобы "греть" зоны, платить адвокатам, продажным
ментам, поддерживать тех, кто выходил на волю, отбыв срок и их родных,
когда они вновь уходили в зону. Знал Зуйков, что завязавший "вор в законе"
- уже не жилец, такое "сходняк" не прощает.
- Как же ему все-таки удалось завязать? - еще раз спросил Зуйков. -
Это же у них запрещено, смертью карают.
- Через четыре месяца, как "завязал" письмо ему прислали, по-ихнему
"маляву", велели приехать на "сходняк" в Киев. Не поехать было нельзя -
убьют. А поехать - тоже безнадега, не простят. Ну, попрощался он со всеми
нами, с батей, со мной, с сестрой, и отбыл. А через неделю вернулся.
Живой, слава Богу. Только и сказал: "Отпустили. Баста". И больше про это
разговоров не допускал...
Придя с работы, Зуйков полистал телефонный справочник, заведенный для
адресов и телефонов различных мастерских, знакомых слесарей, электриков,
ближайших магазинов бытовой химии, нашел домашний телефон плиточника
Захара Оленича. Позвонил. Ответил детский голос. Зуйков попросил Захара
Егоровича, девочка крикнула:
- Папа, тебя!
- Слушаю, - взял трубку Захар Оленич.
- Здравствуйте, Захар Егорович. Это Зуйков, если помните.
- Помню.
- Как дела у брата?
- В больнице он.
- Опять?
- Да. Обследуется, что-то вторая почка забарахлила.
- Я бы хотел с ним повидаться. Возможно это? - спросил Зуйков.
- Передам ему, как увижу. Телефона у него нет, а живет в Тропарево. В
воскресенье буду у него в больнице.
- Хорошо. Я дам вам свой домашний и рабочий телефоны...
Старший Оленич позвонил через три недели:
- Мне бы Антона Трофимовича, - сказал тихим голосом.
- Я слушаю, - ответил Зуйков.
- Это Игнат Оленич. Вы просили, чтоб объявился.
- Просил, Игнатий Егорович, спасибо, что отозвались.
- Что это, Антон Трофимович, на "вы" меня величать стали?
- Сподручней так, - засмеялся Зуйков. - Звоните-то откуда?
- Из автомата в больнице.
- А в больницу с чего залегли?
- Позапрошлый год почку вырезали. А теперича вторая забарахлила. Рак.
В онкологии лежу. Так что ежели чего от меня надо, приезжайте,
поторопитесь.
- Надо, Игнатий Егорович. Посоветоваться хочу. В какой больнице-то?
Оленич назвал...
Купив килограмм хороших яблок и коробку конфет, Зуйков поехал к
Оленичу. Поднявшись на нужный этаж, нашел палату и попросил медсестру
вызвать Оленича. Тот вышел в коричневом застиранном байковом халате, в
шлепанцах на босу ногу. Встреть его нынешнего где-нибудь на улице, Зуйков
не узнал бы, во-первых, не виделись много лет, во-вторых, уж очень
изменился Оленич - из крепкого жилистого мужика, почти всю жизнь
проведшего в тюрьмах и зонах, превратился в сухонького, тщедушного,
сутулого старика с запавшими щеками странного сероватого цвета,
отбивавшего желтизной. "Сколько же ему? - прикидывал Зуйков. - Наверное,
годов пятьдесят семь-шестьдесят".
- Что, уполовинился Игнат? - спросил Оленич, все поняв по глазам
Зуйкова. - А вы ничего, в порядке. Присядем?
Они сели в залоснившиеся кресла, стоявшие в небольшом холле.
- Вы-то как, Антон Трофимович? Все воюете? Трудно нынче?
- Трудно, - кивнул Зуйков. - Что врачи-то говорят?
- А ничего. Обследуют.
- Как "завязать" удалось? - спросил Зуйков.
- Отпустили умирать на воле.
- Умирать не спешите, туда еще никто не опоздал.
- И то верно.
Зуйков понимал, что даже уйдя из воровского мира, информацию оттуда
Оленич иногда получал, где-то хоть и случайно с кем-нибудь из прежних
дружков, а встречался, иначе не бывает.
- Значит трудно нынче? - опять спросил Оленич. - Вы ведь из другой
парафии, мы-то вам зачем?
- Иной замес пошел, Игнатий Егорович, хоть "выпечка" из него не по
нашему вкусу. Но что поделать, кривись, не кривись, а жевать и глотать
служба обязывает.
- И в чем же ваша нынешняя забота? - спросил Оленич. - Я ведь и вашим
помощником никогда не был, и "уголовке" в былые времена не угождал.
- Я не за угодой пришел, а как к оценщику в комиссионку.
- Что ж, выкладывайте товар.
- Дело вот какое... Пошли странные убийства. Только недавно восьмерых
"авторитетов" завалили, - и довольно подробно рассказал Оленичу о
происшедшем в Быково, в Луге, под Питером, в Екатеринбурге, о некоторых
убийствах и странных смертях бандитских "авторитетов" во Владивостоке,
Кемерово, Краснодаре, Тольятти. Всего же за последние полгода на тот свет
отправилось около тридцати пяти-сорока "авторитетов" при схожих
обстоятельствах.
- Вы, Антон Трофимович, по профессии должно быть человек
внимательный, - после паузы заговорил Оленич. - Так вот среди всех
покойников - ни одного вора, тем более ни одного "вора в законе", а только
бандитские "авторитеты", молодые "спортсмены", вылупившиеся из рэкета.
Делиться ничем не желают, из-за них "общак" мелеть стал. Мы их
предупредили, и они знают: в зонах власть наша, и их там не празднуют, так
что ежели загремят туда, за их жизнь никто не даст старого пятака, за
какой мы прежде в метро ездили. Подмять их нам надо было, покуда они не
учинили беспредел по всей России. Однако нас упредили, как видите.
- Кто?
- Политика.
- Как понимать, Игнатий Егорович? - спросил Зуйков.
- Сперва "спортсмены" наезжали на теневиков, заглотали кооперативы,
частную торговлю. Потом взялись за тех, кто занимается легальным бизнесом.
- Так что это, "разборки" за сферы влияния? Политика-то при чем?
- Не "разборки" это, Антон Трофимович. "Разборки" идут с
шумом-треском - трах-бабах! - гвалт стоит, вся Москва слышит. И как ни
держи в секрете, что банда какого-то Васьки готовит "разборку" с бандой
Степки, все равно слушок загодя дойдет, просочится, что "ответка"
готовится. А то, про что вы рассказали - втемную проходит, тихо, только
потом все эти "спортсмены" ахают. До того, как в больницу залег, явился ко
мне один их "авторитет", с поклоном, с улыбочкой, сука, приполз. Говорит:
"Помоги разобраться, Егорыч, ничего понять не можем, "валят" наших одного
за другим, но не по-нашему". Я толкую этому придурку: "Предупреждал вас,
подавитесь, потому как поперли вы на саму власть, на тех, кто всю жизнь
нами правил и сейчас в силе, государство это ихнее, и не уступят вам
ничего. Сидеть бы вам тихо, сосать сиську из ларьков, кооперативчиков, а
вам, сучатам, нефть понадобилась, печки-домны, леса да недра. А вышло, что
не по Сеньке шапка, потому как не в этот карман заглянули, главные хозяева
жизни терпели вас, покуда из прихожей вы без спросу не полезли в парадные
покои. Вот и приняли они решение извести вас, приговорчик вынесли: вышка
без следствия и суда...". Так и сказал ему, ушел чесать затылок. А вот,
кто в исполнение приводит, тут, Антон Трофимович, я без понятия, кумекайте
сами, больно уж мастеровито сработано, без шума. Это не просто "заказные",
хотя сперва я подумал про Артура.
- А кто это Артур?
- У вас связь электронная, всякая техника, у нас попроще, - с языка
на язык, с воли в зону, из зоны на волю, но тоже быстро и надежно. Так и
прошел у нас слушок про какого-то Артура, что принимает "заказы". Только
достать вам его трудно будет - в Риге он живет... Просьба у меня к вам,
Антон Трофимович: про то, что исповедовался вам...
- Не беспокойтесь, все останется между нами.
- Все же своей смертью помереть хочу.
- Я понял...
Зуйков уходил по больничному коридору к лифту и думал об услышанном
от Оленича. Кое-что он и сам понял еще до встречи с ним. Тот лишь
подтвердил некоторые предположения. Убивали не "воров в законе", а
бандитских "авторитетов". Первые презирали вторых, как сказал Оленич,
"вылупившихся из рэкета", за кровавый след, тянувшийся за ними, за
пренебрежение законами воровского мира, кои сложились за многие
десятилетия. И когда Оленич произнес "тут политика", Зуйков понял: это
действительно не "разборки", просто начался стратегический отстрел
"незаконнорожденных", полезших без позволения "во дворянство", не имевших
ни наследственных прав на государство, ни первородства; а проще: высшие
мафиозные кланы номенклатуры - бывшей, но сохранившей власть и при новой
власти - решили загнать "авторитетов" обратно в их "резервацию", поставить
на место, поскольку те потянулись к жирным государственным кускам, а это -
табу, ибо тут политика, под которую нужны сотни миллиардов. Но кто
исполнитель? Интуитивно (а интуиция считал Зуйков - это неосознанный опыт)
он теперь мог предположить: работали профессионалы, скорее всего ушедшие в
запас офицеры из разных групп особого назначения - аккуратные, спокойные,
надежные; умевшие все парни из бывшего КГБ и ГРУ. Другим бы не доверили.
Понимал Зуйков масштабы и уровень затеи, находившейся, возможно, под
полулегитимным прикрытием "небожителей", начавших убирать с дороги
возникшую вдруг помеху, раздражавшую, как комары на рыбалке в самый разгар
клева, когда только и надо, что подсекать...
Придя к такому выводу, уразумел Зуйков, что сообщать генералу этого
не будет, дабы не ставить его в неловкое положение, поскольку тот не
посмеет пойти к самому шефу, который лишь недовольно поморщится, понимая,
что для вторжения на этот уровень необходимо осведомить премьера и
президента, имена-то могут "выскочить" очень громкие, что по каким-то
высшим государственным соображениям окажется нежелательным. Получение
такой информации поставит и их в щекотливое положение, вызовет раздражение
человеком, преподнесшим им "подарок", и потому неизвестно как может
сказаться на его карьере. Тем более, что никаких персонажей Зуйков не
знал, зацепиться не за кого и не за что, получались общие слова...
Сочинив эту формулу, Зуйков сказал себе: "Держи это, Антон, в дальнем
закутке памяти. Может когда-нибудь пригодится, а не пригодится - черт с
ним! Все это, слава Богу, за пределами твоей компетенции. Вот когда
умирает странной смертью высокий государственный чин, убивают банкира из
солидного банка, члена Госдумы, или, упаси Господь, - исчезают твеллы с
подлодки в Североморске, - тут, Антон, начальство само, не дожидаясь твоей
самодеятельности, так тебя взнуздает и заторопит, что не только ты, - сейф
твой в кабинете вспотеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27