Человек
упал. Второй выстрел был сделан прицельно - в голову. И тут же машина
рванула с места...
Лес как бы ужимал теменью с обеих сторон и без того узкую грунтовую
дорогу. Дачный поселок остался уже позади. Вокруг был только лес. Сейчас
дорога упрется в шоссе. Но сперва на развилке будет помаргивать мигалка.
Надо притормозить, глянуть влево-вправо, выехать на шоссе, потом оно
вольется в Кутузовский, там в условленном месте, где много припаркованных
машин, припаркуется и он, возьмет сумку, выйдет, сядет на метро. Дело
сделано, "заказ" выполнен. Утром, если до утра "жигуленок" не упрут, его
подберут люди из "Улыбки". Они не знают, кто ночью был за рулем. Им просто
скажут: "Вот ключи от машины подберите красный "жигуленок" с нашими
номерами на Кутузовском". Если же "жигуленок" к утру подхватят угонщики,
не велика беда. "Улыбка" в состоянии купить десять таких консервных банок.
Может даже к лучшему, если угонят, и вовсе концы в воду... А он, Артур
Аузинь, отвезет на место в тайник пистолет и завтра же слиняет домой, в
Ригу.
Он подъезжал уже к шоссе, справа - знак пересечения с главной
дорогой, мигалка, слева - у самого шоссе-навес, летом тут пассажиры ждут
автобус, который отвозит их в дачный поселок. В эту пору автобус почему-то
не ходит, вроде не сезон.
Аузинь стал притормаживать перед мигалкой, когда увидел: навстречу,
отделившись от темноты, прямо на машину, не боясь быть сбитым шел человек,
а справа и слева еще двое. Аузинь рефлекторно нажал на тормоза,
остановился. Трое были совсем рядом. И он понял: влип! Вокруг ни души,
редкие машины несутся по шоссе в обе стороны, те, кто сидит в них, вряд ли
обратят внимание на остановившийся "жигуленок" и троих подошедших к нему.
Аузинь уже разглядел: было им лет по двадцать, может на год меньше или
больше, крепкие. Он, конечно, мог бы без особого труда пристрелить одного,
ну двоих. Но это было бы опасно. С третьим он вряд ли успел бы справиться,
и тогда тот мог бы поднять шум, выскочить на шоссе, голосовать, запомнить
номер...
Двое справа и слева рванули дверцы со страшной силой, Аузинь не знал,
были они запертыми или нет, но два парня мигом оказались в салоне за
спиной Аузиня. Третий потянул переднюю дверцу, она оказалась заперта.
- Отопри, - сказал один из сидевших сзади. - Но молча. Все делай
тихо.
Аузинь повиновался. Третий сел рядом.
- Куда едем? - бодрясь спросил Артур Аузинь понимая, что он уже
ничего не успеет сделать, пистолет под мышкой.
- Тебе не придется ехать. Потопаешь пешком. Выкладывай наличность
сперва.
У него были тысяч сто с собой и двести пятьдесят долларов. И тут в
голову от безысходности пришла шальная мысль, обрастая подробностями.
- Вот, мужики, моя наличность. Не верите - можете обшмонать.
- Не беспокойся, обшмонаем.
Артур понимал: обыщут, найдут пистолет, не устоят от соблазна
забрать. Это желательно. Он отдаст им не только деньги, они и машину
захотят, чтоб смыться. Тоже неплохо в его нынешней ситуации. Как-нибудь он
доберется до метро, может выклянчит у них толику денег, чтоб поймать
"левака".
- Оставьте только билет на поезд и паспорт, - попросил Аузинь. - Я
завтра уезжаю домой, в Ригу. И больше мы никогда не увидимся, - он как бы
подсказывал им пригодные для них решения проблем.
- Ну-ка, Витек, пошарь по нему, - сказал один из сидевших сзади.
Тяжелые сильные руки начали облапывать Аузиня.
- Да у него еще и "дура" с собой! Смотри, какой "крутой"! - сказал
обыскивавший, вытаскивая из подмышки Аузиня пистолет.
Они высадили его из машины, обыскивавший сел за руль.
- Мужики, оставьте немного "бабок" поймать "левака", чтоб до первого
метро хотя бы довез, - взмолился Аузинь. - Я оттуда на вокзал, ночь
перекантуюсь, а завтра уеду.
Они великодушно отстегнули ему несколько крупных купюр, упоенные
удачей, возвратили паспорт, билет и почти пустую сумку.
"Ну подонки, ну суки, ох, как я вас подставил! Не отмоетесь, под
расстрельную пойдете, - думал он, когда они отъехали несколько метров. А
он смеялся в душе: - "жигуленка" не жалко, хлам, железо. Ствол жалко. Да
Бог с ним, и этого добра хозяева купят, сколько потребуется. А с вами,
гниломозгие, вот что будет: угон - раз, убийство в дачном поселке - два, я
его уже вам подвесил; хоть малый след протектора, а найдут, сыро ведь,
значит были там; незаконное хранение оружия - три; а его идентифицируют,
менты эту чепуху освоили, пульки и гильзы от него на Петровке имеются - из
этого ствола сколько было исполнено "контрактов"! Ого-го! Возьмут-то вас
на каком-нибудь пустяке, вы же теперь храбрые - со стволом, да еще насадку
в "бардачке" менты найдут! Вы кто? Сопли в моем носу. И "колоть" вас будут
до посинения. И станете выть от невозможности откреститься. Будете "гнать"
про какого-то латыша, которого ограбили и который укатил в Ригу, заграницу
значит. А менты будут хохотать: ну умники, ну жопы, ничего умнее не
придумали, латыша сочинили! И пойдете - кто гнить в землю, а кто в зону...
Все это пронеслось в мозгу Аузиня за мгновение. Покуда он сделал
своими больными ногами шагов десять к шоссе, чтоб ловить "левака".
"Жигуленок", отъехав метров на двадцать, ждал, когда на шоссе освободится
полоса, мигал его фонарь правого поворота. Артур Аузинь не знал, что
сидевший за рулем сказал: "Зря мы его не завалили, свидетель ведь. На
первом же посту ГАИ сдаст". Он включил заднюю скорость, взвизгнули скаты,
машина подкатила к Аузиню, опустилось стекло, и в лицо Аузиня дважды
ударил огонь.
А тот, что убивал, сказал: "Гильзы остались в салоне, найти надо,
выкинуть по дороге... Газуй, Алик! Куда-нибудь за Баковку!"

В начале десятого утра Желтовский был уже у Зуйкова. Оба сидели
хмурые, мрачные. Зуйков потому, что не спал всю ночь, работал; Желтовский
потому, что у ворот его дома был застрелен Перфильев.
- В котором часу он пришел к вам? - спросил Зуйков.
- В семь вечера.
- Встреча была обусловлена?
- Да.
- Кто был в ней заинтересован: вы или он?
- Мы оба, но по-разному. Я записал нашу беседу, давайте послушаем, и
вы многое поймете. Здесь сенсация, которая подпадает под наш уговор с
вами: она моя.
- Хорошо. Сперва только последовательно расскажите, как вы обнаружили
труп Перфильева.
- Когда мы закончили разговор, - Желтовский кивнул на аудиокассету,
лежавшую рядом с миниатюрным репортерским диктофоном, который он извлек из
"Грюндига", - я погасил свет, мы спустились в прихожую, я сказал ему, чтоб
он шел, а я должен спуститься в подвал, похолодало, нужно было добавить в
котле газ. Когда я поднялся из подвала, его уже не было, за это время он,
видимо, пересек двор и вышел за ворота. Я направился туда, мне надо было
на электричку, ехать в гостиницу "Минск". Он уже лежал мертвый. Прошло
восемь, максимум десять минут. Я вызвал милицию и скорую. Вот и все.
- Ладно, включайте кассету, - попросил Зуйков. Три-четыре секунды
слышался только шорох ленты на катушках, затем пошли голоса:
"ПЕРФИЛЬЕВ: Вы, как я понимаю, давно вцепились в меня. Что вы хотите
раскопать, обнаружить? Вам нужна очередная сенсация?
ЖЕЛТОВСКИЙ: А почему бы и нет?
ПЕРФИЛЬЕВ: Что же вы раскопали?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Павел Александрович, я давненько стал предполагать, что
вы не столько руководитель парижского бюро "Экспорттехнохима", сколько
солдат другого ведомства. Я ведь не мальчик и хорошо знал, что под
"крышами" таких ведомств обычно гнезда ваших бывших работодателей.
ПЕРФИЛЬЕВ: Допустим. Это что, грех?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Упаси Бог! Это практика, и не только российская. Так что
меня, как репортера, интересовало не это.
ПЕРФИЛЬЕВ: А что же?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Только то, что может быть сенсационным сюжетом для
журналиста.
ПЕРФИЛЬЕВ: Каков же он, этот сюжет?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Вы еще работали во Франции, а в Москве открыли уже
солидную российско-французскую фирму "Стиль-керамика". Правда,
зарегистрирована она была сперва на некоего Меренкова.
ПЕРФИЛЬЕВ: Меренков - это муж моей сестры.
ЖЕЛТОВСКИЙ: Я спросил себя: во-первых, почему, во-вторых, откуда
такие огромные деньги? Ваша дружба с Кнорре, хозяином схожей фирмы, его
партнерство не вызывало бы сомнений, если бы не одно существенное
обстоятельство.
ПЕРФИЛЬЕВ: Какое?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Секретная лаборатория на фирме Кнорре в Париже. Это
удалось выяснить моему коллеге и приятелю Полю Берару.
ПЕРФИЛЬЕВ: Дальше.
ЖЕЛТОВСКИЙ: И тут мне в голову пришла некая мысль. А почему она
пришла, сейчас поймете. Итак, вы накануне ухода в отставку, накануне
возвращения домой, в российский бардак с его непредсказуемостью. Что вас
ждет на гражданке? Какое будущее, какие светят перспективы? Пенсион без
пансиона. Вы умны, образованны, опытны. Но вы, инженер, никому не нужны.
Не можете вы не подумать, как обеспечить себя. То, что вы завербовали
каким-то образом Кнорре, я почти не сомневался. А теперь улавливайте ход
моих рассуждений. Я - госслужащий, езжу в командировки и по России, и в
зарубежье за государственный счет. Но не всю добытую информацию отдаю
своим работодателям, кое-что наиболее интересное, сенсационное анонимно
продаю западным агентствам. Я не боюсь этого признания, поскольку всегда
смогу сказать: блефовал... Так вот, я и подумал, а чем господин Перфильев
хуже меня? Может то, ради чего он охотился, то, что вытянул из Кнорре, он
не собирался отдавать родному государству, а толкнет третьей стране за
кругленькую сумму, часть которой вложит в какое-нибудь дело в России.
Логично.
ПЕРФИЛЬЕВ: Способный вы человек.
ЖЕЛТОВСКИЙ: Помните, я заночевал у вас после пьянки? Утром, когда вас
уже не было, раздался телефонный звонок. Я подумал, что это консьержка,
она должна была меня разбудить. Я взял трубку, спросил: "Кто нужен?" И
мужской голос по-русски попросил к телефону месье Алибаева Закира
Фаридовича. Со сна и с похмелья я не сразу врубился, только буркнул: "Нету
тут таких!" Выдув две чашки крепкого кофе, подумал; "Надо же! В огромном
Париже кто-то звонит на квартиру к русскому Перфильеву и по-русски
спрашивает какого-то татарина или башкира Закира Алибаева! Чудеса!... И
лишь много позже я усек, что чудес тут не было.
ПЕРФИЛЬЕВ: Каким образом?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Мой приятель Поль Берар все время шерстил в банках для
нашего материала "Российские миллионы в чужом кармане". Я вам об этом уже
говорил. Так вот, Поль вычесал в банке "Жюстен кредито-банк" чиновную
вошь, которая и сообщила нам, что некий россиянин Закир Ф.Алибаев имеет у
них счет на огромную сумму.
ПЕРФИЛЬЕВ: Каким образом вашему Полю удалось так прижать банковского
чиновника?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Мы выбирали наименее престижные банки. Наши нувориши
предпочитают скромные банки. Затем мы начали собирать досье на их
чиновников: кто что любит. Один - деньги, другой - женщин, третий -
поддать, четвертый - балуется наркотиками. Работа, как понимаете,
кропотливая. Так за полтора года мы выковыряли всего двух мудаков. Один из
них и был из "Жюстен кредито-банк".
ПЕРФИЛЬЕВ: А потом - шантаж?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Что-то вроде (засмеялся Желтовский).
ПЕРФИЛЬЕВ: И на чем же сгорел этот из "Жюстен кредито-банка?"
Гомосексуалист? Развращал мальчиков?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Подумаешь, тоже мне порок в наши дни! Нет, он скрыл, что
лет пятнадцать назад в Лиможе пытался присвоить приличную сумму, когда
работал в страховой компании. От суда отвертелся потому, что ему помог
глава этой компании. Дочь этого главы, старая дева, уродка втрескалась в
молодого жулика, она была старше его на восемь лет. Ее отец и сказал:
"Женишься - дело замнем". Он женился, и они тут же перебрались в Париж.
Все это Полю она поведала, муженек допек ее тем, что сперва трахнул их
восемнадцатилетнюю служанку-португалку; но уродка наняла частного
детектива и тот ей собрал досье на муженька: один раз его засекли с
несовершеннолетней из обувного магазина "Андре", второй раз - сразу с
двумя проститутками в секс-шопе где-то в районе рю Амстердам. И
пошло-поехало! Но обо всем этом директорат "Жюстен кредито-банка" не знал.
А мы знали. И Поль выложил ему, что именно интересует нас в обмен на
молчание прессы. И он дал башкиро-татарина Закира Алибаева.
ПЕРФИЛЬЕВ: Но какое это имеет отношение ко мне?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Минуточку, Павел Александрович! Сейчас объясню. Вкладчик
"Жюстен кредито-банка" - некий россиянин Закир Алибаев. Его спрашивают на
квартире, где проживает россиянин Перфильев. И тут я, настроенный на одну
рабочую гипотезу, подумал: а не может ли быть Перфильев и Закир Алибаев
одним и тем же человеком. Как это проверить? Я вспомнил: однажды нас
троих: меня, вас и Кнорре на ступеньках базилики Сакре-Кер трижды
"Полароидом" щелкнул бродячий негр-фотограф и преподнес каждому по
фотографии. Помните?
ПЕРФИЛЬЕВ: Помню.
ЖЕЛТОВСКИЙ: Так вот я свою фотографию отправил Полю, он показал ее
этому банковскому хмырю, и тот из нас троих опознал вас, сказал: "Это
месье Закир Ф.Алибаев". - "Вы когда-нибудь звонили ему домой?" - спросил
Поль. - "Звонил два раза", - он назвал месяц и число. Вторая дата и
совпала с тем случаем, когда трубку снял я. Логично?
ПЕРФИЛЬЕВ: Вполне.
ЖЕЛТОВСКИЙ: И тут трах-бах - Кнорре арестован по подозрению в продаже
русским каких-то секретов. Имея в виду всю последовательность моих
рассуждений, которые вы считаете логичными, кого бы вы, Павел
Александрович заподозрили на моем месте?
ПЕРФИЛЬЕВ: Все это красиво выстроено. Одно беда - недоказуемо. В
лучшем случае опозорите меня, прихлопните "Стиль-керамику". А ведь мы не
торгуем "Сникерсами", а производим хорошую, конкурентоспособную
сантехнику, плитку. Какую же извлечете выгоду из своей сенсации?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Философски поставлен вопрос. Я не философ. Я
телерепортер, журналист. И этим все сказано.
ПЕРФИЛЬЕВ: Сколько вы на этом заработаете?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Я отступных не беру, Павел Александрович. И вот еще что:
попытка Кнорре покончить с собой может быть истолкована следствием как то,
что он подтвердил выдвинутое против него обвинение..."
В этом месте в записи наступила пауза. Затем опять раздался голос
Перфильева:
"ПЕРФИЛЬЕВ: Мою историю вы будете публиковать отдельно или она войдет
всего лишь эпизодом в большой материал? И где собираетесь публиковать?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Этого с Полем мы еще не решили. Все зависит от того,
сколько и чего накопаем. А кому продать - найдем, с этим проблемы не
будет... Павел Александрович, еще один вопрос, хотя ваш ответ в сущности
ничего не изменит: что вы выманили у Кнорре, технологию чего, и кому ее
продали?
ПЕРФИЛЬЕВ: Что мне передал Кнорре, я вам скажу, кому я продал -
никогда. Во-первых надо соблюдать порядочность, если она в таких делах
вообще существует, во-вторых, кто знает, может с этими людьми мне еще
придется садиться за стол коммерческих переговоров. Я скажу вам, что
получил от Кнорре, но при одном условии: всю историю вы можете
публиковать, тут мне вас не уговорить, однако никаких имен и фамилий,
ограничьтесь икс, игрек, фирму мою назовите просто "некая фирма", тех же,
кому я продал технологию, обозначьте словами "третья сторона".
ЖЕЛТОВСКИЙ: (после паузы) Хорошо, меня это устраивает. Как-нибудь мы
с Бераром выкрутимся. Итак?
ПЕРФИЛЬЕВ: Где гарантия, что вы сдержите слово?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Какая гарантия вас устроит?
ПЕРФИЛЬЕВ: А какая существует?
ЖЕЛТОВСКИЙ: Никакой, кроме моего честного слова.
ПЕРФИЛЬЕВ: Немного. Но другого выхода нет.
ЖЕЛТОВСКИЙ: Тогда считайте, что вы ее получили.
ПЕРФИЛЬЕВ: Кнорре мне передал секретную технологию облицовочных
керамических материалов для космических аппаратов типа нашего "Бурана".
Материалы эти обладают высочайшей термостойкостью и сегодня не имеют
аналогов в мире. Конечно, не только лаборатория Кнорре работала в этом
направлении, но у него дело продвинулось лучше, чем у других.
ЖЕЛТОВСКИЙ: Именно это вы продали "третьей стране"?
ПЕРФИЛЬЕВ: Да. И на эти деньги Кнорре погасил свои кредиты и
проценты, и мы создали "Стиль-керамику".
ЖЕЛТОВСКИЙ: Военная технология пошла на ширпотреб. Своего рода
конверсия. (Тут Желтовский рассмеялся своей шутке).
ПЕРФИЛЬЕВ: Удачная шутка. Но мне, как понимаете, смеяться над ней не
хочется... Полагаю, мы договорились окончательно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27