..
- Я знаю, - перебил Батров...
Он приехал точно через полчаса. Невысокий, худощавый, чуть больше
пятидесяти, залысины, сильно поредевшие светло-каштановые волосы, щеки
запавшие, какого-то серо-желтого болезненного цвета, глаза
тоскливо-настороженные. Гость сел в кресло, дернул кверху штанины
коричневых брюк, обнажились серые простые хлопчатобумажные перекрученные
носки. И плебейский жест подтягивать вверх штанины прежде, чем сесть, и
эти носки покоробили Перфильева.
- Я постараюсь быть краток, - сказал посетитель.
- Надеюсь, - вежливо улыбнулся Перфильев.
- Моя фамилия Батров Евсей Николаевич.
- Это я уже знаю.
- Я генеральный директор фирмы "Улыбка".
- Кому же вы улыбаетесь?
- Мы не улыбаемся. Мы производим кое-что для стоматологии, скажем,
заготовки съемных протезов, коронок, некоторый инструментарий и тому
подобное.
- Полезное дело. Ну, а я вам зачем?
- Хотелось бы размахнуться. Мы несколько знакомы с работой НПО, с его
большими возможностями. Что если нам объединить капиталы? У нас есть
талантливые разработчики, мы их выманили из бюджетных НИИ, есть хорошие
наработки по композитам. Вы ведь тоже занимаетесь композитами? Мы можем
вложить большие деньги, выгода очевидна, - он посмотрел на Перфильева.
- Буду откровенен, Евсей Николаевич, - выслушав ответил Перфильев, -
главная выгода для меня - быть самостоятельным. Я не любитель партнерства,
оно всегда чревато конфликтами. Это первое. В дополнительных капиталах я
особой нужды не испытываю. Это второе. И последнее: у меня есть хорошие
контакты с немцами и французами, производящими композиты и инструментарий
для стоматологии. Когда мне захочется этим заняться, как вы сами
понимаете, резонней связаться с ними. Но на всякий случай свои координаты
вы мне оставьте.
- Жаль, - Батров пожевал вялыми бесцветными губами. - Жаль, - он
поднялся, протянул визитную карточку и на прощание сказал: "Все-таки вы на
досуге еще раз подумайте".
Перфильев кивнул. Когда Батров вышел, Перфильев позвонил по
внутренней связи. Трубку снял Лебяхин.
- Василий Кириллович, у меня тут был человек по фамилии Батров. Зовут
его Евсей Николаевич. Фирма "Улыбка". Она хочет выйти замуж за меня.
- Ты согласился? - спросил Лебяхин.
- Разумеется, нет. Но если девушка предлагает себя в жены, хорошо бы
знать, из какой она семьи, что за душой, какое приданое и на что она
способна.
- В постели? - засмеялся Лебяхин.
- На кухне.
- Адрес знаешь?
Перфильев, глянув на визитную карточку Батрова, продиктовал.
- Погоди минутку, посмотрю в справочник... Это где-то в районе метро
"Рязанский проспект", - после паузы сказал Лебяхин.
- Я хотел бы иметь информацию об этой фирме и ее хозяевах.
- На когда тебе это нужно?
- К моему возвращению из Парижа.
- Когда летишь?
- В конце недели.
- Ладно. У тебя все?
- Да...
Ни к кому летит в Париж, ни за каким чертом, Лебяхин не
поинтересовался, было не принято, каждый на фирме занимался своим делом.
Оба - Перфильев и Лебяхин - с самого начала установили правило: не
задавать вопросов, не связанных с твоей работой. Перфильев знал: к его
возвращению Лебяхин безусловно исполнит просьбу-приказ...

4. МОСКВА. ПАРИЖ. СЕГОДНЯ
С вечера Перфильев уложил в дорожный кейс три новенькие сорочки,
бритву, пасту, три пары носков, на всякий случай мишеленовскую карту дорог
Франции; билеты в оба конца, два паспорта сунул в карман пиджака. Рейс
осуществлялся лайнером "Эр-Франс". В Москве во время посадки шел осенний
холодный дождь с просверком мокрых снежинок. Когда подлетали к Западной
Европе, небо очистилось, стюардесса сообщила, что в Париже сухо, небольшая
облачность, плюс одиннадцать. Он знал, что прилетает в аэропорт
Буасси-де-Голь почти в то же время, что вылетел из Москвы из-за разницы во
времени. На столике лежало несколько французских газет и журналов. Он стал
листать их без особого интереса, думал о своем: из аэропорта такси брать
не станет, поедет рейсовым автобусом "Эр-Франс" через "Майо" до
"Инвалидов" по Северной автостраде или по национальной N_2, это минут
пятьдесят, максимум час. Там пересядет на метро, и - до гостиницы.
Гостиницу он уже выбрал: "Дом Мадлен" - небольшая трехзвездочная, типа
пансионата, на тихой улочке. Во времена своей прежней парижской жизни он
неоднократно снимал в ней на сутки-двое номер, когда нужно было с кем-то
встретиться без посторонних глаз, чего в своем официальном парижском офисе
сделать не мог.
Гостиница была в старинном трехэтажном высоком доме, где сохранились
деревянные лестницы, допотопный тяжелый лифт, встроенный в 1927 году.
Основала гостиницу прабабка нынешней хозяйки, милой мадам Терезы Люано.
Как-то теперь она его встретит, не забыла ли?..
Стюардесса объявила, что самолет идет на посадку... Еще двадцать
минут, затем знакомый круг зданий аэровокзала, подъездные эстакады на
верхний этаж, еще через пятнадцать минут он уже был на стоянке автобуса...
У метро "Инвалиды" Перфильев без труда поймал такси, по заведенному
строгому порядку сел на заднее сидение, назвал адрес...
В холле гостиницы ничего не изменилось, хотя не был он здесь около
трех лет: все также сумрачно, несмотря на дневное время, горел свет,
бежевое ворсистое покрытие на полу, все те же на высоких треногах
начищенные медные пепельницы у кресел возле трех журнальных столиков.
Правда, за конторкой сидел незнакомый юноша, поднявший на Перфильева
глаза, едва тот вошел. Перфильев приблизился к конторке.
- Месье? - улыбнулся юноша.
- Мадам Люано здорова? - ответно улыбнулся Перфильев.
- О, вы знаете мадам Люано?! С ней все в порядке. Сейчас я ее позову.
Простите, месье, кто ее спрашивает?
- Скажите Перфильев из Москвы.
- О! - юноша позвонил...
Через пять минут она спустилась по лестнице, вся такая же сухощавая,
в строгом английского кроя темно-синем костюме, чуть подкрашена седина, та
же приветливая улыбка, разве что как бы усохло лицо, и Перфильев вспомнил,
что ей уже за семьдесят.
- Месье, я очень рада видеть вас здесь! Давно вы у нас не были.
Надолго?
- Возможно, на неделю... Я тоже рад вас видеть, мадам, вы прекрасно
выглядите, значит дела идут хорошо.
- Благодарю вас. Дела, правда, идут не очень хорошо, время трудное,
но все мы живем надеждой. Вы хотите на втором или на третьем этаже?
- На втором, если можно.
- Серж, - обратилась она к юноше, - семнадцатый номер, ключ месье
Перфильеву. - У вас вещи? - спросила она у Перфильева.
- Нет, только кейс.
- Позавтракаете?
- Очень хочу кофе.
- Поднимайтесь и приходите...
Он шел по знакомому коридору, напротив открытой двери стояло
пластиковое ведро и лежала швабра. Из номера с губкой в руке, с надетой на
руку резиновой перчаткой, вышла смуглая девушка. Он узнал ее: горничная
Мария - португалка, лет восемь назад молоденькой девчонкой она приехала из
бедной деревни на заработки во Францию.
- Здравствуй, Мария.
- О, месье! Здравствуйте! Вы опять у нас!
- Как поживаешь?
- Неплохо, месье. Мадам Люано добрая женщина.
- Как твой жених?
- Он тоже теперь здесь, работает механиком. Мы поженились.
- Поздравляю.
- Спасибо, месье. Ваш номер убран...
Он вошел, положил кейс на раму с натянутыми ремнями, приблизился к
окну, отдернул штору. Окно выходило на узенькую улицу: прохожие, машины
идущие в одну сторону, маленькая кондитерская, плотно уложенная гладкая
чистая брусчатка... Ничего не изменилось.
Приняв душ, Перфильев вышел в коридор. В конце его двустворчатая с
матовым стеклом дверь в небольшой зальчик. Нечто похожее на столовую:
длинная буфетная стойка, семь столиков. Тут же появилась мадам Люано,
словно стерегла его приход.
- Кофе со сливками? - спросила она.
- Да, и ваши превосходные круассоны, пожалуйста, масло, коробочку
апельсинового джема и, конечно же, камамбер [знаменитый сорт французского
сыра].
В большие, казалось, без единой пылинки, промытые арочные окна
вливался свет солнца. Было уютно и хорошо на душе от идеальной чистоты,
отсутствия запахов, тишины и покоя...
Через полчаса, сидя уже у себя в номере, он позвонил в офис, где был
когда-то шефом. Сменщик его, которого он знал еще по Москве, по
"Экспорттехнохиму" оказался на месте.
- Ты в Париже, что ли? - удивился он.
- Как видишь.
- С какой-нибудь делегацией?
- Нет, по частным делам.
- Надолго?
- Не знаю.
- Где остановился?
- Недалеко, - уклонился Перфильев. - Как у вас дела?
- Вяло. Почти дохло. Московский бардак вяжет ноги... Заглянешь?
- Возможно.
- Я собираюсь в Бурже на авиасалон. Не хочешь ли съездить? Я смогу
устроить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Если выкрою время. Я предварительно позвоню. Пока, - Перфильев
положил трубку.
Затем позвонил в парижское бюро фирмы "Катерпиллер".
- Месье? - отозвался женский голос.
- Мне нужен месье Фархилл.
- Он занят, что передать?
- Моя фамилия Перфильев. Я из Москвы. У меня серьезное дело, и я
здесь ненадолго.
- Подождите у телефона, пожалуйста. - Через минуту она сказала: -
Месье Фархилл ждет вас завтра в десять утра.
- Благодарю...
Теперь оставалось главное: не вступая в прямой контакт с Кнорре, дать
ему знать, что он в Париже. Звонить ни домой, ни в офис нельзя - возможно,
телефоны прослушивают. А дать знать необходимо: нужно успокоить Кнорре,
чтоб он понял, коль Перфильев здесь, значит нашел хорошую комбинацию, дабы
без осложнений аннулировать резервный счет. Перфильев перебрал несколько
вариантов. И в конце концов остановился на том, какой выбрал, покуда ехал
в автобусе из аэропорта: церковь! Как тогда - церковь, Храм Всех Святых в
Земле Российстей [Российстей (церковно-славянское) - Российской]
Просиявших...

5. В САМОЛЕТЕ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
Закончив беседу с пожилой дамой, подбрасывавшей на ладони длинную
нитку жемчуга, Желтовский посторонился, пропуская возвратившуюся с
тележкой стюардессу, взял у нее бутылку "Виши" и вернувшись на свое место,
грузно опустился в кресло. Видимо, после крепкой выпивки накануне, его
мучила жажда. Желтовский без передыху выдул из горлышка воду и шумно
вздохнул. В это время по радио сообщили, что самолет идет на посадку, но
по независящим от экипажа причинам не в аэропорту Буасси-де-Голля, а в
Орли, за что экипаж приносит свои извинения пассажирам. В салоне
зароптали.
- Этого не хватало! Черти! - ругнулся Желтовский. - Меня же приятель
будет встречать на машине в де Голля!
- Не возбуждайтесь, изменить мы ничего не можем. Поедем рейсовым
автобусом до метро "Инвалиды", это минут сорок, - успокоил я его.
Мы уже стояли у стойки, где чиновник в униформе проверял паспорта,
когда послышался удар гонга, зазвучала приятная музыка и мягкий женский
голос, передающий информацию для пассажиров, сперва по-французски, затем
по-английски сообщил: "Месье Желтовский, прибывший рейсом из Москвы, месье
Берар, встречавший вас в Буасси-де-Голля, ждет вас дома..." Дальше
последовала еще какая-то информация.
- Вот это порядок! - подмигнул Желтовский. - Почти, как в нашем
бардачном Шереметьево, правда? - засмеялся он.
Пройдя контроль, мы пересекли зал, вышли из аэропорта и направились к
автобусной остановке.
- Вы в какой район? - спросил я.
- Южный, Университетский городок.
- По-моему, метро Генерал Леклерк. Неблизко.
- А вы? - спросил Желтовский.
- Восточный. Недалеко от больницы Сент-Антуан, метро "Бастилия". У
вас карне [книжечка из десяти билетов второго класса, дающих право
проезда, как в метро, так и на городском автобусе; ее покупают обычно те,
кто долго живет в Париже - выгоднее, чем разовые билеты] есть? Могу дать,
у меня запасы, - предложил я.
- Есть, спасибо...
Подошел автобус. По дороге мы болтали, договорились созвониться, на
станции метро "Инвалиды" распрощались - ехать нам было в разные стороны...

Теперь, "взбодренный" руганью начальства, а еще больше увлеченный
собственными помыслами и надеждой, что мой рапорт с просьбой об отставке
будет удовлетворен, я понял, как необходим мне Кнорре. Хотя иногда,
трезвея, одергивал себя: "Не празднуй, Паша, все может оказаться
пустышкой, пошлет тебя Кнорре к такой-то матери..." Но вариантов для
выбора у меня не было, я поставил на Кнорре и партию надо разыграть и
выгодно сыграть. Вопрос, как выйти на Кнорре, познакомиться, сблизиться.
Не явиться же к нему на фирму: "Здравствуйте, месье Кнорре. Я - майор
Перфильев. Хочу с вами познакомиться". Еще до отъезда из Парижа в отпуск в
Россию, на авеню Ваграм в книжном магазине системы "FNAC" я купил довольно
свежий справочник типа английского "Кто есть кто". В разделе, где речь шла
о больших и маленьких, но известных фирмах, я отыскал фирму Кнорре
"Орион". О ее владельце было сказано: "...Ив.Кнорре (настоящее имя Иван
Кнорре), православный. Прадед - обрусевший эльзасец, родившийся в России,
имел там фаянсово-фарфоровое дело. В 1920 году уехал во Францию, открыл
свою фабрику. Ее унаследовал, расширил Ив Кнорре, создав фирму "Орион",
которая производит сантехнику, фаянсово-керамическую посуду, облицовочные
материалы, сувениры..." Дальше приводился адрес фирмы, номера телефонов и
факса.
Но как встретиться с Кнорре, завести знакомство, главное - где?..
Я продумывал сложные комбинации, а пришел к неожиданно простому
решению: церковь! Кнорре православный, их тут осталось немного, жмутся
друг к другу, храм естественное место, где можно повидаться без суеты,
перекинуться двумя-тремя словами. Родился Кнорре в семье если и не
набожной, но уж безусловно относившейся к религии уважительно...
Уже три дня, как я вернулся в Париж из отпуска. Была середина марта,
в этом году особенно слякотная, дождливая, холодная. В офисе за время
моего отсутствия ничего нового не произошло, дела шли по затухающей - в
России аукалось, здесь откликалось. Это меня не особенно печалило, ибо
принятое мною дома решение совпадало с тем, что ставшее бесперспективным
бюро "Экспорттехнохим", возможно, и прикроют, нельзя смущать французские
спецслужбы существованием конторы, которая приносит государству последнее
время только убыток - аренда помещения под офис, содержание хоть и
небольшого штата, но все же... Французы не дураки, знают, кто под такими
"крышами" может работать. А если уж эта "крыша" прохудилась, а жильцов
продолжают содержать, прямой повод приглядеться к ним попристальней...
За окном шел дождь, барабанил по подоконнику, редкие машины шуршали
шинами по мокрой брусчатке. В окнах домов напротив за шторами горел свет.
Небольшую пачку почты, скопившуюся за месяц моего отсутствия, я захватил
из офиса на квартиру и быстро просмотрел - это были в основном каталоги,
рекламные проспекты, счета. Сюда, на квартиру, корреспонденции я почти не
получал, не хотел тиражировать адрес и телефон. Правда, чтоб не смущать
консьержку, - как так: жилец не получает никакой почты?! - выписал
несколько никчемных рекламных изданий. И сейчас, вскрыв конверты, оторвал
и сжег ту их сторону, где были напечатаны адрес и фамилия; сами буклеты,
даже не полистав, отложил в кучу других, пришедших на офис, чтобы утром по
дороге на работу вышвырнуть в мусорный бак...
Библиотека моя здесь была небогатой - две книжные полки: три
детектива в мягкой обложке - карманное издание, которые еще не прочитал
(обычно, прочитав, выбрасывал), а основное - справочники, атласы. Через
десять минут я уже выписал на листок бумаги парижские православные церкви:
91, рю Лекурб, Храм Покрова Пресвятой Богородицы и Преподобного Серафима
Саровского; 12, рю Дарю, Свято-Александро-Невский собор; 19, рю Клод
Лорран, Храм Всех Святых в Земле Российстей Просиявших и еще несколько.
Поездить по церквям, конечно, придется не один раз, возможно, не одну
неделю. В субботы и воскресения на литургии - утренние и вечерние...

На Кнорре я наткнулся спустя пять недель после моего возвращения из
Москвы, объездив по несколько раз все храмы. Случилось это в воскресенье в
Храме Всех Святых в Земле Российстей Просиявших. Было теплое солнечное
весеннее утро. Я приехал минут за пятнадцать до начала службы, чтоб
удобнее в сторонке припарковать свой служебный "рено" и ждать в который
раз возможного появления Кнорре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27