Но я попал в затруднительное положение, потом
у что в «Гонолулу» меня кормили только один раз, и то не каждый день, а лишь
в те дни, когда я там выступал. Есть же у порядочных людей принято по неско
льку раз в день. Иные по три раза в день едят, а иные только и делают в этом м
ире, что с утра до вечера набивают свое брюшко разной снедью, обрастая скл
адками жира. Я подошел к хозяину «Гонолулу» Ц герру Казимиру и спросил, н
е может ли он меня слегка подкормить и в те дни, когда я у него не выступаю. И
рассказал о своем положении. Он немного задумался и спросил: а почему бы м
не, собственно, не устроиться куда-нибудь работать? Пожалуйста, я готов, н
о куда? Он спросил, что я умею делать. А что я умею Ц драться, красть, открыв
ать замки, подниматься по водосточным трубам, по жерди, продавать краден
ые вещи и позолоченные кольца. Что еще умею? К сожалению, ничего. Но я был оф
ициантом на новогоднем балу эстонской знати, да еще гардеробщиком Ц там
же. Тут герр Казимир радостно ударил меня по плечу и сказал, что ему что-то
пришло в голову. И точно пришло. Он устроил меня в ресторан «Барселона» га
рдеробщиком.
Ресторан этот самый шикарный в порту. Директора зовут герр Бруно. Вместе
со мной работа-ют две девушки Ц Илона и Эвелин. Они красивые, особенно Эв
елин: стройная, светловолосая, изящная и какая-то ласковая. Илона тоже кра
сива, но проще. Она говорит, что работает в «Барселоне» уже давно. Эвелин н
едавно сюда устроилась, до этого она работала продавщицей, но не угодила
какому-то привередливому покупателю, и хозяин магазина ее прогнал. Тут н
е нуждаются в продавцах с характером. Захотел клиент Ц стелись ковриком
у его ног, не можешь Ц убирайся. От капризов продавца страдает выручка. Э
велин живет где-то далеко, на окраине, и всегда немного опаздывает, за что
ее безбожно ругает обер-кельнер Кнут Ц мужчина с тремя волосинками на м
акушке и маленьким кругленьким барабаном под жилеткой. Кнут вообще пост
оянно ворчит, но это у него, кажется, больше профессиональное, не от души. Э
велин рассказывает о своем доме и семье с такой любовью, что завидно стан
овится. У нее, оказывается, есть очень милая мама, паршивый, всем недовольн
ый брат и сестра меньшая. Все они «пока» не работают. Моему появлению обе д
евушки очень обрадовались, и скоро я убедился, что было отчего.
Ресторан открывается в семь вечера, но мы должны быть на месте уже к пяти.
Сразу после открытия начинается горячка: дамы в вечерних платьях, цветы,
кружева Ц сюда ходит публика рангом выше посетителей «Гонолулу», Ц эл
егантные мужчины, дорогие украшения, запах духов… Ах, какие запахи! Прини
маешь шляпы, пальто, шубки. Бегаешь как белка от барьера к вешалкам, смотри
не зевай, не перепутай номерок, не то быть беде. Чаевые, иногда щедрые, опус
каем в металлические замкнутые коробки, которые после работы забирает о
бер-кельнер Кнут. Нам ничего не перепадает, мы получаем зарплату, пятьдес
ят марок в неделю Ц не жирно. Но после работы нас кормят на кухне, и мы суем
в сумки все, что удастся стащить со стола.
Закрывается ресторан в четыре утра. Всю ночь танцы, музыка. В гардероб вых
одят разные прилизанные личности и ухаживают за девушками. Обо мне они в
се как один осведомляются: что за обезьяна у вас появилась?
После полуночи гости начинают расходиться, и тогда мы опять бегаем целый
час, еле поспеваем. К тому же нередко приходится кому-нибудь доказывать,
убеждать, что это именно свое пальто он надел и свою шляпу держит в руках.
Дамы теперь уже не пахнут духами. И вообще не пахнут, а воняют табаком, вин
ом; они бессмысленно на тебя смотрят, щиплют за нос. Все это чертовщина, ко
нечно, но дело в том, что порядочному человеку жрать надо по меньшей мере д
ва-три раза в день. Но я все-таки живу в собственной квартире и сам себе хоз
яин.
Шляпы, шляпы и еще раз шляпы. Господа, дамы, шубки и пальто. Номерки, целый ча
с номерки. От барьера к вешалкам, туда-сюда. «Здравствуй, рыбка», «Привет, с
ладость», «очарование», «радость», «мечта» Ц все это сыплется в адрес де
вушек, а меня это больно задевает по сердцу, особенно когда касается Эве. О
на мне страшно нравится, если бы она только знала… А за ней как раз больше
всего и стреляют все эти прощелыги, кому некуда девать свои вонючие день
ги. Бесконечный утомительный час беготни. Наконец наступает долгожданн
ое затишье Ц теперь до часу, до двух.
Эве устало села на стульчик, вытянула ноги. Какой-то дородный господин су
нул голову в окошко.
Ц Илона! Ц позвал он.
Ц Как всегда? Ц она заговорщицки улыбнулась и достала из-под стола мал
енький продолговатый пакетик. Озираясь по сторонам, она быстро подала ег
о господину, получив от него взамен несколько кредиток.
Ц Остаток тебе, Ц сказал господин и исчез.
Ц Вот видишь, Ц сказала Илона Эве и показала кредитки, Ц сто пятьдесят
марок, из них тридцать мне, двадцать Ц Кнуту. Ц Она приподняла юбку и быс
тро сунула деньги в чулок.
Ц Я тебе давно говорила, начинай… Чего бояться? Ц при этих словах она вз
глянула на меня. Наши с нею отношения не назовешь приятельскими, она меня
терпит, ведь пользу-то я приношу, бегаю все-таки живо. Но мне кажется, она б
ы не прочь приучить и меня к своей торговле. И я бы, наверное, давно продава
л коньяк, если бы не Эве. Она сказала, что сама продавать не будет и мне не со
ветует. А раз Эве это неприятно, пусть это принесет хоть чистое золото Ц я
продавать не буду.
Ц Тебе бы сидеть где-нибудь в канцелярии, Ц продолжала Илона убеждать
Эве. Ц Недотрога ты и скромница. Но я тебе скажу Ц красивой девушке не вр
едно, если ее немного полапают. Тут уж ничего не поделаешь, на то ты красив
а.
Появился Кнут. Оказывается, если придет госпожа Краузе со своим мальчико
м, нужно ее предупредить о том, что в зале находится ее муж. Он еще постоял н
емного, ни к кому конкретно не обращаясь, прохрюкал: «Ну-ну, работайте», Ц
и пропал. Но тут же вернулся и сказал Эве, что звонил герр Клаусен. У него се
годня вечер, и герр Клаусен хочет, чтобы пришла Эве. Он добавил, что за ней п
риедут, и снова пропал.
Ц Зачем тебя приглашают на эти вечера? Ц спросил я после работы Эве, ког
да она, уже одетая, ждала того, кто должен был за ней приехать.
Ц Приглашают не только меня, малыш, других тоже. А зачем… Веселиться, Ц о
на говорила об этом вовсе не весело, уставшим, тихим голосом. Ц Они нам за
участие в этих вечерах платят. О, щедро платят. Разумеется, там не всегда п
риятно, чаще даже неприятно: пристают, сальности и все такое. А не идти Ц т
оже нельзя. Потом герр Бруно тебя вызовет и скажет: вы вели себя вчера нета
ктично, мне не нужны нетактичные служащие. А это значит, что надо искать др
угую работу.
* * *
Посетителей было мало. Тянулись один за другим, было еще рано. И к тому же д
ождь. Я слонялся между вешалками, прислушиваясь к разговору девушек. Гов
орила Эве.
Ц Уго его спрашивает: «Куда это вы едете?» А он отвечает: «Я же здесь, на Це
нтралштрассе, не могу развернуться, сделаю круг по соседней улице». Ц «Б
олтовня», Ц проворчал Уго, но не стал спорить. Такси повернуло на какую-т
о узкую улочку и вдруг заскользило по мокрому асфальту, с визгом заскрип
ели тормоза, прямо на нас летела большая машина. Потом ударились, и все сме
шалось. Такси перевернулось. Посыпались стекла, кто-то где-то что-то крич
ал Ц и все. Вроде все остановилось Ц жизнь, свет, все. Потом я почувствова
ла, что меня поднимают, Ц это был Уго. С ним ничего не случилось. Собрался н
арод, и полиция, разумеется. Таксист, весь в крови, проклинал водителя той
машины, а его и след простыл. Было бы хлопот Ц не оберешься, но Уго показал
удостоверение репортера, и полиция, записав адреса, нас отпустила. Такси
ста увезла «Скорая помощь». Кому-то надо свести с Уго счеты, он думает, что
этот наезд неспроста, и говорит, что это излюбленный метод «платных убий
ц».
Что такое мог сделать Уго, за что его собираются убить? Я его знаю, он ухажи
вает за Эве, и, наверное, серьезно. Он не называет Эве никогда ни кошечкой, н
и другими такими словами. Он всегда веселый, всегда шутит. И Эве относится
к нему тоже не так, как к остальным. Он знает, что я люблю Эве, что мы с нею дру
зья, и ко мне относится тоже не так, как остальные. Уго не считает меня обез
ьяной, беседует со мной по-мужски, серьезно. Когда я его первый раз увидел,
я сразу понял, что это настоящий мужчина. Вошел Ц длинный, веселый, просто
й. С ходу напялил на мою голову шляпу и сказал, точно как Эве: «Спрячь ее куд
а-нибудь, малыш». Вообще я не малыш, но им я это прощаю. Когда он ушел, я сказа
л Эве: «Во!» И поднял большой палец. Эве радостно улыбнулась. Но почему его
хотят убить?
* * *
Я спросил Уго, за что его хотят убить. Он недовольно поморщился: «Это тебе
Эве наболтала?» Потом заулыбался, лязгнул большими белыми зубами, словно
волк, и добавил:
Ц Есть такие темные личности, для них всего важнее, чтобы никто не узнал,
чем они занимаются, а люди моей профессии, малыш, как раз и разыскивают вся
кие темные истории и не стесняются называть имена. Ну вот, это им иногда не
нравится. Понял, малыш? А вообще это все ерунда, расскажи лучше, как там тво
я квартира?
Это он имел в виду мою каюту. Он один о ней знал: не хотелось ему врать, но я в
зял с него слово, что он никому не расскажет, а ему можно верить. Однажды он
сказал, что хочет прийти ко мне в гости, и мы пошли в порт. Каюта ему понрави
лась, он только нашел, что нужно оклеить бумагой стены. Тут он стал меня ра
сспрашивать о моей жизни вообще.
Ц А домой не хочешь? Ц спросил он. Ц Там, наверное, мама тоскует?.. И здесь,
конечно, жить можно, но что тебя ждет? Ц Он надолго замолчал, и мне стало не
удобно от этого. Что тут меня ждет, об этом я еще толком не думал. Да и зачем?
Все равно ведь жить надо Ц думай не думай. А мама… Что там дома? Вообще он п
рав, домой хочется, но и боязно. Там теперь русские, и неизвестно, что и как.
Что с отцом Ц он ведь против русских воевал.
Ц А здесь ты пропадешь, малыш, Ц сказал, и помолчав, Уго. Ц Ты здесь всегд
а будешь одинок. Можешь стать первоклассным жуликом, а человеком Ц нет. Н
о тебе этого сейчас не понять. Тебе не понять, что любить тебя здесь могут
Ц вот я, например, или Эве, и, может, еще кто-нибудь, но мы боремся за жизнь и
не можем тебя поднять, дай бог самим удержаться. Домой тебе надо. Ну, что ка
сается этой каюты Ц она даже лучше, честнее, чем многие фешенебельные кв
артиры. Это точно.
Затем он, попрощавшись, неуклюже вылез через маленькую дверцу каюты. Чер
ез пару дней после того я оклеил каюту старыми газетами, а однажды Уго при
нес мне в «Барселону» картину. Молодая, красивая, с длинными волосами жен
щина, сидевшая на скале. Уго сказал, что это Лорелея. Я ее повесил на стену, и
каюта стала сразу какой-то уютной, нарядной. Хороший парень Уго. Эве тоже
хорошая. Наверное, они поженятся.
* * *
Сегодня только прибежал я в «Барселону», пришел Кнут и повел меня к дирек
тору Ц герру Бруно, на второй этаж. До этого я у него никогда в кабинете не
был. Там же находятся комнатки для игры в карты и другие, которые посещают
иногда важные господа и дамы.
Ц Хочешь преуспеть? Ц спросил герр Бруно. Я не знал, в чем именно, и выжид
ающе промолчал.
Ц Посматривай за фрейлейн Эве унд Илона и, если увидишь что-нибудь подоз
рительное, скажешь мне или Кнуту. Понятно?
Что он имел в виду под словом «подозрительное», я не знаю. Он сказал, что я с
мышленый и, если буду стараться, он добавит десять марок в неделю. А «подоз
рительное» Ц это когда присваивают деньги Ц чаевые. Я понимал, если ска
жу «нет», он меня тут же выгонит из «Барселоны», и сказал: «Ладно». Но уже на
перед решил, что ничего-то я не замечу.
Ц Скажи Кнуту, чтоб привел ко мне фрейлейн Лауриц (это Эве)! Ц крикнул он
мне вслед.
Ц Что ему надо, что он тебе сказал? Ц спросили девушки, когда я к ним явил
ся. Я сообщил им, что герр Бруно предложил мне за ними пошпионить, и они зло
радно захохотали. Я тут же передал Эве, что и ее вызывают и что мне велено п
ередать это Кнуту. Эве сказала: «Не надо», Ц и пошла сама. Когда она вернул
ась, рассказала, что Бруно предложил ей продавать алкоголь и обещал за эт
о повысить зарплату. Эве не согласилась.
Ц Будь осторожна, Ц предупредила Илона, Ц как бы он что-нибудь не приду
мал.
* * *
Вчера я еще не знал, что означает слово «диверсия». Сегодня знаю. Даже если
бы не захотел узнать, узнал бы непременно. Еще бы! Когда весь город в один м
иг словно взбесился, когда летят в воздух склады, корабли, когда погибают
сотни людей, когда везде валяются и стонут раненые, когда люди, уже начавш
ие жить мирной жизнью, бегут, как ошалелые, в поисках убежища, когда со зво
ном вылетают из оконных рам стекла и проваливаются потолки, хороня под с
обой людей,Ц узнаешь тогда, что означает слово «диверсия». Все только об
этом и говорят. Началось это вдруг, неожиданно. Наверное, саботаж всегда н
ачинается неожиданно. Я был в городе, к моему счастью, шагал по Централштр
ассе вверх к Норд-Тору, когда вдруг страшный взрыв потряс весь город. Это
было так неожиданно и так страшно, что в первый миг люди словно оцепенели.
Из витрин магазинов посыпались стекла, по мостовой катились круглые бух
анки хлеба, но хотя хлеб был так дорог и его вечно не хватало, никто на это н
е обращал внимания. В глазах людей был ужас. Город потрясли сразу несколь
ко гигантских взрывов. Порт не был виден из-за черного, густого дыма. Люди,
будто опомнившись, побежали Ц кто куда. Война давно закончилась. Люди пр
ивыкли к покою. И вдруг…
Это и была диверсия. Сделали это бывшие гитлерюгенд, не желавшие, видимо, с
мириться с поражением фашистской Германии.
В тот день, когда произошла катастрофа, был какой-то важный праздник в Анг
лии Ц день рождения то ли короля, то ли королевы, Ц и как раз в честь этого
был парад, английские войска гордо маршировали на центральной площади г
орода, а тут… салют!
В порту стояло несколько военных кораблей, принадлежавших бывшей Герма
нии. Стояли эти корабли, и никто на них не обращал внимания. И никто не мог п
одумать, что они еще принесут несчастье. Они стояли, нагруженные боеприп
асами, неподалеку от воинских складов, где тоже хранились боеприпасы. Сп
ерва взорвались один за другим корабли, а вслед за ними склады. В порту нач
ался пожар, загорелись торговые суда и промтоварные склады, загорелись и
жилые дома. Огонь бушевал по всей территории порта. Во всех концах города
завыли сирены, как в былые времена, когда американская авиация совершала
налеты на город, и люди, не зная, что это могло означать Ц не началась ли сн
ова война! Ц удирали со всех ног в убежища.
Порт и близкие к нему районы оцепили полиция и войска. Оттуда выносили ок
ровавленных людей. Проскользнуть на оцепленную территорию мне не соста
вляло труда, я знал в порту и в прилегающих к нему улицах бесчисленные лаз
ейки. Но двигаться в районе катастрофы было опасно, кругом сновали полиц
ейские и военные, вылавливая мародеров и грабителей, пользующихся сумат
охой. Я прошел к «Барселоне», но в тот день и еще на три дня мы получили совс
ем нежелательный отпуск.
* * *
Предсказание Илоны сбылось. Вчера пришел Кнут и сказал Илоне, чтобы она о
тправилась на Кенигштрассе Ц в какую-то компанию. Мы остались вдвоем с Э
ве, и я этому очень обрадовался. Но зря радовался. Не успела уйти Илона, как
появился долговязый молодой человек, облокотился на барьер и спросил Эв
е: «Много сегодня успели продать?» Эве, разумеется, сразу догадалась, в чем
дело, но сказала, что не понимает, о чем речь. Тогда незнакомец показал удо
стоверение полицейского и вошел в гардеробную.
Ц Я имею в виду коньяк, Ц пояснил он.
Эве сказала, что не продает алкоголь.
Ц Посмотрим, Ц промолвил шпик и начал рыться в гардеробной.
Эве, побледнев, следила за ним испуганными глазами. Вскоре он нашел спрят
анные под столом бутылки Ц Илона их еще не успела, видимо, продать Ц и уд
овлетворенно хмыкнул. Он открыл одну и осторожно пригубил. Вытер рот, еще
раз хмыкнул: «нормально». Потом запихал в карманы все бутылки и сказал Эв
е, чтоб оделась и шла с ним. Эве божилась, что этот коньяк продает не она, что
она ничего не знает, но тип-то ведь был полицейский, и, по-моему, легче разж
алобить крокодила, чем его. Увел бы он Эве, если бы не вошел герр Бруно. Oн ка
зался очень удивленным и спросил, что это значит. Полицейский начал объя
снять, что нашел у этой «крошки» коньяк и тому подобное. Тут герр Бруно, из
ображая на лице медовую улыбку, стал уговаривать полицейского подождат
ь, позволить переговорить с Эве наедине. Герр Бруно был известный челове
к в порту, уважаемый, и, конечно, полицейский не отказал ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
у что в «Гонолулу» меня кормили только один раз, и то не каждый день, а лишь
в те дни, когда я там выступал. Есть же у порядочных людей принято по неско
льку раз в день. Иные по три раза в день едят, а иные только и делают в этом м
ире, что с утра до вечера набивают свое брюшко разной снедью, обрастая скл
адками жира. Я подошел к хозяину «Гонолулу» Ц герру Казимиру и спросил, н
е может ли он меня слегка подкормить и в те дни, когда я у него не выступаю. И
рассказал о своем положении. Он немного задумался и спросил: а почему бы м
не, собственно, не устроиться куда-нибудь работать? Пожалуйста, я готов, н
о куда? Он спросил, что я умею делать. А что я умею Ц драться, красть, открыв
ать замки, подниматься по водосточным трубам, по жерди, продавать краден
ые вещи и позолоченные кольца. Что еще умею? К сожалению, ничего. Но я был оф
ициантом на новогоднем балу эстонской знати, да еще гардеробщиком Ц там
же. Тут герр Казимир радостно ударил меня по плечу и сказал, что ему что-то
пришло в голову. И точно пришло. Он устроил меня в ресторан «Барселона» га
рдеробщиком.
Ресторан этот самый шикарный в порту. Директора зовут герр Бруно. Вместе
со мной работа-ют две девушки Ц Илона и Эвелин. Они красивые, особенно Эв
елин: стройная, светловолосая, изящная и какая-то ласковая. Илона тоже кра
сива, но проще. Она говорит, что работает в «Барселоне» уже давно. Эвелин н
едавно сюда устроилась, до этого она работала продавщицей, но не угодила
какому-то привередливому покупателю, и хозяин магазина ее прогнал. Тут н
е нуждаются в продавцах с характером. Захотел клиент Ц стелись ковриком
у его ног, не можешь Ц убирайся. От капризов продавца страдает выручка. Э
велин живет где-то далеко, на окраине, и всегда немного опаздывает, за что
ее безбожно ругает обер-кельнер Кнут Ц мужчина с тремя волосинками на м
акушке и маленьким кругленьким барабаном под жилеткой. Кнут вообще пост
оянно ворчит, но это у него, кажется, больше профессиональное, не от души. Э
велин рассказывает о своем доме и семье с такой любовью, что завидно стан
овится. У нее, оказывается, есть очень милая мама, паршивый, всем недовольн
ый брат и сестра меньшая. Все они «пока» не работают. Моему появлению обе д
евушки очень обрадовались, и скоро я убедился, что было отчего.
Ресторан открывается в семь вечера, но мы должны быть на месте уже к пяти.
Сразу после открытия начинается горячка: дамы в вечерних платьях, цветы,
кружева Ц сюда ходит публика рангом выше посетителей «Гонолулу», Ц эл
егантные мужчины, дорогие украшения, запах духов… Ах, какие запахи! Прини
маешь шляпы, пальто, шубки. Бегаешь как белка от барьера к вешалкам, смотри
не зевай, не перепутай номерок, не то быть беде. Чаевые, иногда щедрые, опус
каем в металлические замкнутые коробки, которые после работы забирает о
бер-кельнер Кнут. Нам ничего не перепадает, мы получаем зарплату, пятьдес
ят марок в неделю Ц не жирно. Но после работы нас кормят на кухне, и мы суем
в сумки все, что удастся стащить со стола.
Закрывается ресторан в четыре утра. Всю ночь танцы, музыка. В гардероб вых
одят разные прилизанные личности и ухаживают за девушками. Обо мне они в
се как один осведомляются: что за обезьяна у вас появилась?
После полуночи гости начинают расходиться, и тогда мы опять бегаем целый
час, еле поспеваем. К тому же нередко приходится кому-нибудь доказывать,
убеждать, что это именно свое пальто он надел и свою шляпу держит в руках.
Дамы теперь уже не пахнут духами. И вообще не пахнут, а воняют табаком, вин
ом; они бессмысленно на тебя смотрят, щиплют за нос. Все это чертовщина, ко
нечно, но дело в том, что порядочному человеку жрать надо по меньшей мере д
ва-три раза в день. Но я все-таки живу в собственной квартире и сам себе хоз
яин.
Шляпы, шляпы и еще раз шляпы. Господа, дамы, шубки и пальто. Номерки, целый ча
с номерки. От барьера к вешалкам, туда-сюда. «Здравствуй, рыбка», «Привет, с
ладость», «очарование», «радость», «мечта» Ц все это сыплется в адрес де
вушек, а меня это больно задевает по сердцу, особенно когда касается Эве. О
на мне страшно нравится, если бы она только знала… А за ней как раз больше
всего и стреляют все эти прощелыги, кому некуда девать свои вонючие день
ги. Бесконечный утомительный час беготни. Наконец наступает долгожданн
ое затишье Ц теперь до часу, до двух.
Эве устало села на стульчик, вытянула ноги. Какой-то дородный господин су
нул голову в окошко.
Ц Илона! Ц позвал он.
Ц Как всегда? Ц она заговорщицки улыбнулась и достала из-под стола мал
енький продолговатый пакетик. Озираясь по сторонам, она быстро подала ег
о господину, получив от него взамен несколько кредиток.
Ц Остаток тебе, Ц сказал господин и исчез.
Ц Вот видишь, Ц сказала Илона Эве и показала кредитки, Ц сто пятьдесят
марок, из них тридцать мне, двадцать Ц Кнуту. Ц Она приподняла юбку и быс
тро сунула деньги в чулок.
Ц Я тебе давно говорила, начинай… Чего бояться? Ц при этих словах она вз
глянула на меня. Наши с нею отношения не назовешь приятельскими, она меня
терпит, ведь пользу-то я приношу, бегаю все-таки живо. Но мне кажется, она б
ы не прочь приучить и меня к своей торговле. И я бы, наверное, давно продава
л коньяк, если бы не Эве. Она сказала, что сама продавать не будет и мне не со
ветует. А раз Эве это неприятно, пусть это принесет хоть чистое золото Ц я
продавать не буду.
Ц Тебе бы сидеть где-нибудь в канцелярии, Ц продолжала Илона убеждать
Эве. Ц Недотрога ты и скромница. Но я тебе скажу Ц красивой девушке не вр
едно, если ее немного полапают. Тут уж ничего не поделаешь, на то ты красив
а.
Появился Кнут. Оказывается, если придет госпожа Краузе со своим мальчико
м, нужно ее предупредить о том, что в зале находится ее муж. Он еще постоял н
емного, ни к кому конкретно не обращаясь, прохрюкал: «Ну-ну, работайте», Ц
и пропал. Но тут же вернулся и сказал Эве, что звонил герр Клаусен. У него се
годня вечер, и герр Клаусен хочет, чтобы пришла Эве. Он добавил, что за ней п
риедут, и снова пропал.
Ц Зачем тебя приглашают на эти вечера? Ц спросил я после работы Эве, ког
да она, уже одетая, ждала того, кто должен был за ней приехать.
Ц Приглашают не только меня, малыш, других тоже. А зачем… Веселиться, Ц о
на говорила об этом вовсе не весело, уставшим, тихим голосом. Ц Они нам за
участие в этих вечерах платят. О, щедро платят. Разумеется, там не всегда п
риятно, чаще даже неприятно: пристают, сальности и все такое. А не идти Ц т
оже нельзя. Потом герр Бруно тебя вызовет и скажет: вы вели себя вчера нета
ктично, мне не нужны нетактичные служащие. А это значит, что надо искать др
угую работу.
* * *
Посетителей было мало. Тянулись один за другим, было еще рано. И к тому же д
ождь. Я слонялся между вешалками, прислушиваясь к разговору девушек. Гов
орила Эве.
Ц Уго его спрашивает: «Куда это вы едете?» А он отвечает: «Я же здесь, на Це
нтралштрассе, не могу развернуться, сделаю круг по соседней улице». Ц «Б
олтовня», Ц проворчал Уго, но не стал спорить. Такси повернуло на какую-т
о узкую улочку и вдруг заскользило по мокрому асфальту, с визгом заскрип
ели тормоза, прямо на нас летела большая машина. Потом ударились, и все сме
шалось. Такси перевернулось. Посыпались стекла, кто-то где-то что-то крич
ал Ц и все. Вроде все остановилось Ц жизнь, свет, все. Потом я почувствова
ла, что меня поднимают, Ц это был Уго. С ним ничего не случилось. Собрался н
арод, и полиция, разумеется. Таксист, весь в крови, проклинал водителя той
машины, а его и след простыл. Было бы хлопот Ц не оберешься, но Уго показал
удостоверение репортера, и полиция, записав адреса, нас отпустила. Такси
ста увезла «Скорая помощь». Кому-то надо свести с Уго счеты, он думает, что
этот наезд неспроста, и говорит, что это излюбленный метод «платных убий
ц».
Что такое мог сделать Уго, за что его собираются убить? Я его знаю, он ухажи
вает за Эве, и, наверное, серьезно. Он не называет Эве никогда ни кошечкой, н
и другими такими словами. Он всегда веселый, всегда шутит. И Эве относится
к нему тоже не так, как к остальным. Он знает, что я люблю Эве, что мы с нею дру
зья, и ко мне относится тоже не так, как остальные. Уго не считает меня обез
ьяной, беседует со мной по-мужски, серьезно. Когда я его первый раз увидел,
я сразу понял, что это настоящий мужчина. Вошел Ц длинный, веселый, просто
й. С ходу напялил на мою голову шляпу и сказал, точно как Эве: «Спрячь ее куд
а-нибудь, малыш». Вообще я не малыш, но им я это прощаю. Когда он ушел, я сказа
л Эве: «Во!» И поднял большой палец. Эве радостно улыбнулась. Но почему его
хотят убить?
* * *
Я спросил Уго, за что его хотят убить. Он недовольно поморщился: «Это тебе
Эве наболтала?» Потом заулыбался, лязгнул большими белыми зубами, словно
волк, и добавил:
Ц Есть такие темные личности, для них всего важнее, чтобы никто не узнал,
чем они занимаются, а люди моей профессии, малыш, как раз и разыскивают вся
кие темные истории и не стесняются называть имена. Ну вот, это им иногда не
нравится. Понял, малыш? А вообще это все ерунда, расскажи лучше, как там тво
я квартира?
Это он имел в виду мою каюту. Он один о ней знал: не хотелось ему врать, но я в
зял с него слово, что он никому не расскажет, а ему можно верить. Однажды он
сказал, что хочет прийти ко мне в гости, и мы пошли в порт. Каюта ему понрави
лась, он только нашел, что нужно оклеить бумагой стены. Тут он стал меня ра
сспрашивать о моей жизни вообще.
Ц А домой не хочешь? Ц спросил он. Ц Там, наверное, мама тоскует?.. И здесь,
конечно, жить можно, но что тебя ждет? Ц Он надолго замолчал, и мне стало не
удобно от этого. Что тут меня ждет, об этом я еще толком не думал. Да и зачем?
Все равно ведь жить надо Ц думай не думай. А мама… Что там дома? Вообще он п
рав, домой хочется, но и боязно. Там теперь русские, и неизвестно, что и как.
Что с отцом Ц он ведь против русских воевал.
Ц А здесь ты пропадешь, малыш, Ц сказал, и помолчав, Уго. Ц Ты здесь всегд
а будешь одинок. Можешь стать первоклассным жуликом, а человеком Ц нет. Н
о тебе этого сейчас не понять. Тебе не понять, что любить тебя здесь могут
Ц вот я, например, или Эве, и, может, еще кто-нибудь, но мы боремся за жизнь и
не можем тебя поднять, дай бог самим удержаться. Домой тебе надо. Ну, что ка
сается этой каюты Ц она даже лучше, честнее, чем многие фешенебельные кв
артиры. Это точно.
Затем он, попрощавшись, неуклюже вылез через маленькую дверцу каюты. Чер
ез пару дней после того я оклеил каюту старыми газетами, а однажды Уго при
нес мне в «Барселону» картину. Молодая, красивая, с длинными волосами жен
щина, сидевшая на скале. Уго сказал, что это Лорелея. Я ее повесил на стену, и
каюта стала сразу какой-то уютной, нарядной. Хороший парень Уго. Эве тоже
хорошая. Наверное, они поженятся.
* * *
Сегодня только прибежал я в «Барселону», пришел Кнут и повел меня к дирек
тору Ц герру Бруно, на второй этаж. До этого я у него никогда в кабинете не
был. Там же находятся комнатки для игры в карты и другие, которые посещают
иногда важные господа и дамы.
Ц Хочешь преуспеть? Ц спросил герр Бруно. Я не знал, в чем именно, и выжид
ающе промолчал.
Ц Посматривай за фрейлейн Эве унд Илона и, если увидишь что-нибудь подоз
рительное, скажешь мне или Кнуту. Понятно?
Что он имел в виду под словом «подозрительное», я не знаю. Он сказал, что я с
мышленый и, если буду стараться, он добавит десять марок в неделю. А «подоз
рительное» Ц это когда присваивают деньги Ц чаевые. Я понимал, если ска
жу «нет», он меня тут же выгонит из «Барселоны», и сказал: «Ладно». Но уже на
перед решил, что ничего-то я не замечу.
Ц Скажи Кнуту, чтоб привел ко мне фрейлейн Лауриц (это Эве)! Ц крикнул он
мне вслед.
Ц Что ему надо, что он тебе сказал? Ц спросили девушки, когда я к ним явил
ся. Я сообщил им, что герр Бруно предложил мне за ними пошпионить, и они зло
радно захохотали. Я тут же передал Эве, что и ее вызывают и что мне велено п
ередать это Кнуту. Эве сказала: «Не надо», Ц и пошла сама. Когда она вернул
ась, рассказала, что Бруно предложил ей продавать алкоголь и обещал за эт
о повысить зарплату. Эве не согласилась.
Ц Будь осторожна, Ц предупредила Илона, Ц как бы он что-нибудь не приду
мал.
* * *
Вчера я еще не знал, что означает слово «диверсия». Сегодня знаю. Даже если
бы не захотел узнать, узнал бы непременно. Еще бы! Когда весь город в один м
иг словно взбесился, когда летят в воздух склады, корабли, когда погибают
сотни людей, когда везде валяются и стонут раненые, когда люди, уже начавш
ие жить мирной жизнью, бегут, как ошалелые, в поисках убежища, когда со зво
ном вылетают из оконных рам стекла и проваливаются потолки, хороня под с
обой людей,Ц узнаешь тогда, что означает слово «диверсия». Все только об
этом и говорят. Началось это вдруг, неожиданно. Наверное, саботаж всегда н
ачинается неожиданно. Я был в городе, к моему счастью, шагал по Централштр
ассе вверх к Норд-Тору, когда вдруг страшный взрыв потряс весь город. Это
было так неожиданно и так страшно, что в первый миг люди словно оцепенели.
Из витрин магазинов посыпались стекла, по мостовой катились круглые бух
анки хлеба, но хотя хлеб был так дорог и его вечно не хватало, никто на это н
е обращал внимания. В глазах людей был ужас. Город потрясли сразу несколь
ко гигантских взрывов. Порт не был виден из-за черного, густого дыма. Люди,
будто опомнившись, побежали Ц кто куда. Война давно закончилась. Люди пр
ивыкли к покою. И вдруг…
Это и была диверсия. Сделали это бывшие гитлерюгенд, не желавшие, видимо, с
мириться с поражением фашистской Германии.
В тот день, когда произошла катастрофа, был какой-то важный праздник в Анг
лии Ц день рождения то ли короля, то ли королевы, Ц и как раз в честь этого
был парад, английские войска гордо маршировали на центральной площади г
орода, а тут… салют!
В порту стояло несколько военных кораблей, принадлежавших бывшей Герма
нии. Стояли эти корабли, и никто на них не обращал внимания. И никто не мог п
одумать, что они еще принесут несчастье. Они стояли, нагруженные боеприп
асами, неподалеку от воинских складов, где тоже хранились боеприпасы. Сп
ерва взорвались один за другим корабли, а вслед за ними склады. В порту нач
ался пожар, загорелись торговые суда и промтоварные склады, загорелись и
жилые дома. Огонь бушевал по всей территории порта. Во всех концах города
завыли сирены, как в былые времена, когда американская авиация совершала
налеты на город, и люди, не зная, что это могло означать Ц не началась ли сн
ова война! Ц удирали со всех ног в убежища.
Порт и близкие к нему районы оцепили полиция и войска. Оттуда выносили ок
ровавленных людей. Проскользнуть на оцепленную территорию мне не соста
вляло труда, я знал в порту и в прилегающих к нему улицах бесчисленные лаз
ейки. Но двигаться в районе катастрофы было опасно, кругом сновали полиц
ейские и военные, вылавливая мародеров и грабителей, пользующихся сумат
охой. Я прошел к «Барселоне», но в тот день и еще на три дня мы получили совс
ем нежелательный отпуск.
* * *
Предсказание Илоны сбылось. Вчера пришел Кнут и сказал Илоне, чтобы она о
тправилась на Кенигштрассе Ц в какую-то компанию. Мы остались вдвоем с Э
ве, и я этому очень обрадовался. Но зря радовался. Не успела уйти Илона, как
появился долговязый молодой человек, облокотился на барьер и спросил Эв
е: «Много сегодня успели продать?» Эве, разумеется, сразу догадалась, в чем
дело, но сказала, что не понимает, о чем речь. Тогда незнакомец показал удо
стоверение полицейского и вошел в гардеробную.
Ц Я имею в виду коньяк, Ц пояснил он.
Эве сказала, что не продает алкоголь.
Ц Посмотрим, Ц промолвил шпик и начал рыться в гардеробной.
Эве, побледнев, следила за ним испуганными глазами. Вскоре он нашел спрят
анные под столом бутылки Ц Илона их еще не успела, видимо, продать Ц и уд
овлетворенно хмыкнул. Он открыл одну и осторожно пригубил. Вытер рот, еще
раз хмыкнул: «нормально». Потом запихал в карманы все бутылки и сказал Эв
е, чтоб оделась и шла с ним. Эве божилась, что этот коньяк продает не она, что
она ничего не знает, но тип-то ведь был полицейский, и, по-моему, легче разж
алобить крокодила, чем его. Увел бы он Эве, если бы не вошел герр Бруно. Oн ка
зался очень удивленным и спросил, что это значит. Полицейский начал объя
снять, что нашел у этой «крошки» коньяк и тому подобное. Тут герр Бруно, из
ображая на лице медовую улыбку, стал уговаривать полицейского подождат
ь, позволить переговорить с Эве наедине. Герр Бруно был известный челове
к в порту, уважаемый, и, конечно, полицейский не отказал ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26