Когда выпада
ют городские дежурства, идем к бауэрам, проживающим вблизи города, и рабо
таем за харчи. Пока нам нечего было бояться, Эгерь не бомбили, хотя вражеск
ие самолеты, поднимая панику в лагере и городе, с утра до ночи летали высок
о в небе. Эгерь не бомбили, потому что в нем не было ничего привлекательног
о для врагов, ведь аэродромы находятся за городом. Мы знали, что ни иваны, н
и томми, ни янки нам ничего плохого не сделают.
Но однажды, когда я и мой напарник Риз шли в город на дежурство, завыли сир
ены. Самолеты, почти невидимые, ползли по небосклону. Было ясно, что они, ка
к всегда, летят дальше на север Ц на Берлин. Вот уже их не видно, еще чуть-ч
уть слышны, вот и отбой. Люди вышли из убежищ и разошлись по домам. Мы тоже, в
олоча надоевшие носилки, поплелись на поиски развлечений.
Вдруг, непонятно как и откуда, снова появились самолеты. Даже не могу сказ
ать, что появилось раньше: бомбы или самолеты. Не было тревоги. Внезапно вз
рывы, грохот, шум, крики обезумевших от страха, бегущих в панике людей. Одн
а старенькая женщина с целой оравой малышей бежала, таща их, орущих, за соб
ой. Они спотыкались, не успевали за ней, и она была в отчаянии. Риз, мгновенн
о разобрав носилки, стал укладывать на них двух самых маленьких. Мы помог
ли семейству добраться до убежища, но войти в него было невозможно. У вход
а, давя друг друга, беспорядочно толкались сотни людей. Вокруг гремело и в
изжало; с опозданием завыли сирены, нагоняя жуть; горели дома, деревья и да
же асфальт. Город был в дыму. Самолеты не были видны, бомбы сыпались словно
дождь с неба. Когда наконец удалось войти в убежище, мы занесли детей, а са
ми поднялись обратно: ведь такое не увидишь каждый день! У входа стояли по
жарники и полицейские, не выпуская никого, принимая опоздавших. Запыхавш
ись, пробежал сухопарый немец, офицер. Он был очень бледен и, мне показалос
ь, дрожал. Заметив нас, он стремительно подскочил и, схватив меня за рукав,
что-то объясняя, потащил за собой. Мы пустились бежать за ним по горящим у
лицам города. Иногда, когда слышался зловещий визг, бросались на землю и с
нова бежали. Повсюду валялись люди, и нельзя было понять, живые или мертвы
е.
Наконец забежали во двор полуразвалившегося дома. Прямо во дворе, на под
стеленной шинели, увидели белокурую женщину. Лицо ее было в крови и измаз
ано сажей, она тихо стонала. Положили ее осторожно на носилки и пошли обра
тно.
Страшен был этот путь. Кругом грохот, жарко от горящих домов. Мы, пригибаяс
ь, двигались к убежищу. Осталась лишь одна улица и один поворот, когда на н
ас с грохотом повалилась стена. Я упал и тотчас услышал страшный крик. Под
нявшись, увидел: Риз лежит на ногах у женщины. Оба были неподвижны Ц он ме
ртв, она в обмороке. Возле, остолбенев, стоял немец. Здесь же валялась боль
шая цементная глыба, убившая Риза, сломавшая ноги женщине. Освободив нос
илки от тела Риза, мы с немцем донесли его даму до убежища, где ее приняли в
рачи. Я остался в убежище до конца налета.
На другой день нас снова направили в город, на сей раз подбирать мертвых. Э
то была исключительно мерзкая работа. Трупы были страшные, порой на носи
лках несли лишь кучу рук и ног. Мертвых было, пожалуй, больше, чем раненых. О
ни были везде: в развалинах, в огородах, плавали в реке Эгере. Работали до в
ечера. Устаю очень, спать стал мертвым сном, тяжело. Да, теперь не до проказ
Ц идет война.
Кормят нас лучше, но я этого почти не замечаю. Как-то, когда я обедал в столо
вой, ко мне подошел пожилой офицер и спросил, сколько мне лет. Он показался
мне добрым, и я сказал правду. И угадал. Он покачал головой, вынул из карман
а офицерские талоны на питание, протянул мне и, не оглянувшись, ушел.
Дней десять работали на развалинах, извлекая полусгнившие трупы и всяку
ю всячину. Мне кажется, что я насквозь провонял мертвечиной.

* * *

Около полуразвалившегося блока, где хранят солому для матрацев, толпа. П
одхожу ближе, слышу смех. Оказывается, какой-то новичок залез в этот блок
и спрятался в солому. Три дня пролежал там без еды и воды. Непонятно, зачем?
Вот его вытащили Ц смешной, напуганный, таращит глаза, грязный, на одежде
солома. Все смеются. Говорят, он спрятался потому, что над ним в блоке изде
вались из-за того, что он каждую ночь мочился в постель. Сколько бы он там п
рятался, если бы не нашли? Умер бы с голоду… А он плачет, говорит, что болен.
Жалко что-то его, но нельзя быть таким плаксой, если ты солдат.

* * *

Лагерь в Эгере растащили по всем частям света. Уехал куда-то Велло. Санита
рная группа вместе с другими частями авиации прибыла в порт, носивший в ч
есть маршала Роммеля его имя. Поездка сюда, в телячьих вагонах, была нудно
й и голодной. Воровали, что могли. Я подружился с бельгийцем, с которым в Эг
ере таскал умирающих и мертвых. Он там, оказывается, не дремал и успешно сн
имал часы и кольца с мертвых, а теперь все это обменивал на съедобное. Коне
чно, брать у мертвых не совсем хорошо, но если разобраться Ц мертвому час
ы ни к чему, а живому есть надо. Его зовут Ральф, ему пятнадцать лет. В люфтва
ффе он вступил тоже добровольно: искал приключений.
Опять живем в лагере, окруженном колючей проволокой, только не в блоках, а
в палатках. Вокруг песок и песок, жаркий ветер днем и холода ночью, а еще го
лод и жажда. Воду для мытья привозят с моря, пресную дают по норме, она здес
ь очень дорогая. На обед дают две картофелины, суп из ботвы и воды, хлеба Ц
четыреста граммов на день. Как и в Эгере, роем окопы. Только теперь противн
ик наш не глина, а камень или твердая как камень земля. Санитарная группа т
оже роет Ц будь она проклята! Были отсюда побеги, но беглецов привели обр
атно, избили и загнали в штрафную группу.

* * *

Жить становится все труднее, просто невозможно терпеть. Неизвестно отку
да нагрянула на нас какая-то эпидемия. Сначала по одному, по двое заболели
ребята, а теперь умирают, как мухи зимой. Как уберечься, никто не знает. Что
можно есть, чего нельзя Ц тоже не знаем. Понос. Люди чернеют, потом лежат, л
ежат и умирают. Несмотря на заразу, всех, кто стоит на ногах, выгоняют рыть
окопы. Санитарная группа теперь роет могилы. Недавно я закопал своего па
ртнера, Ральфа. С каждым днем работы для нас становится все больше, а нас
Ц все меньше. Может, скоро и меня зароют. Живем, будто на чужой планете. Пис
ем никто не получает, книг никаких нет, и читать их, собственно, некогда. На
д нами опять летают самолеты, бомбят порт, рейд и укрепления, которые мы ст
роим. Мне очень хочется бежать, но я понимаю безнадежность этой затеи.
Когда ходим рыть ямы, берем с собой котелки и кипятим в них морскую воду, к
ладем в нее неизвестную мне очень душистую траву. Получается солоновато
-кислая жидкость.
Из начальства в лагерь заходят лишь унтеры, выгонять нас на работу. Но ско
ро им некого будет выгонять: больше половины или умерли, или умирают, да и
симулянтов наберется немало. В палатках грязь, вши, вонь, многие больные д
елают под себя. За ними ухаживаем мы. Изредка бывают фельдшера, дают беспо
лезную микстуру, сыплют хлорку в отхожие места. Питание стало лучше: конс
ервы, сыр, даже молоко консервированное. Не помогает. Наверное, бог нас за
грехи карает… Вот Ральф обкрадывал мертвых Ц и я его зарыл.
Ну это, конечно, несерьезно. Тогда и меня настигла бы кара: еще в Куресааре
в церкви я сбросил с хоров бутерброд на лысину попу, а он как-никак первый
чиновник бога.
Ем я теперь досыта, потому что помогаю больным умереть: пеленаю их, пою вод
ой, отгоняю мух, и мне достаются их порции.
Вот и все приключения пока что…

* * *

Лежу в госпитале в городе Мариенбурге. Не знаю точно, где это, но, кажется, г
де-то в Польше, хотя ничего польского теперь здесь не видно. Чтобы выехать
из Роммельгафена, пришлось немного схитрить. Чтобы скорее закончить стр
оительство укреплений, привели партию свеженьких кандидатов на тот све
т, так как из старых уже добрая половина сдохла, а остальные собирались по
дыхать и работать было уже почти некому. Прежде чем впустить свеженьких
в нашу цитадель поноса, приехала врачебная комиссия и начала выявлять бо
льных и симулянтов. Больных сразу же вынесли из лагеря, погрузили на маши
ны и вывезли из порта.
Мне пришла мысль лечь на носилки самому. По внешнему виду больные и здоро
вые мало отличались друг от друга, и поэтому врач, руководивший погрузко
й больных, взглянув на мою искривленную физиономию, приказал поднять мен
я на машину.
Я лежал ни жив ни мертв и впервые пожалел, что непочтительно относился к п
опу в церкви Ц бутербродом кидался. Но бутерброд не камень, и бог не злопа
мятен… Я счастливо доехал с больными до Мариенбурга. Следуя моему пример
у, приехали сюда еще два парня.

* * *

Что такое Куксен? Куксен Ц это небольшая деревня где-то недалеко от Мари
енбурга. Здесь в старом двухэтажном каменном доме организовали что-то н
аподобие школы-интерната, в которой живем и занимаемся мы Ц гитлерюген
д.
На нас надели черные мундиры, выдали кортики и белые повязки с черной сва
стикой. У нас два руководителя, одного из них мы обязаны величать «господ
ин директор». Фамилия его Ц Кройц
Крест (нем).
, и для нас он истинный крест: маленький, черный, худой, язва!
Два раза в неделю бывают особые занятия, их проводит человек, приезжающи
й из Мариенбурга. На этих занятиях надо уметь подставлять противнику ног
у, крутить его так, чтобы он взвыл; надо уметь неожиданно сбивать противни
ка с ног, схватить его за горло мертвой хваткой; не поворачивая головы, вид
еть, что творится за твоей спиной; ходить неслышно, как кошка, и еще много в
сякого другого.
Нам показывают картины, на них изображены толпы людей. Мы должны на них ме
льком посмотреть и быстро объяснить увиденное: какие люди выделяются и т
. д. Иногда нас водят в Мариенбург, там много магазинов, витрины заклеены б
умажными крестами. На витринах выставлены товары, но мы видим не их.
«Когда идешь по улице, посмотри в витрины, в них, как в зеркалах, отражаетс
я все, что происходит вокруг…»
Мы обязаны видеть не то, что выставлено в витринах, а то, что отражается в с
теклах. Из любого района города мы должны находить самый короткий путь д
о центра, не имея ни плана, ни карты. И должны определить наугад, сколько в к
аком доме приблизительно жителей. Чего мы только не должны знать и уметь
…
Нам вся эта германизация надоела. Часто появляются нарисованные кем-то
карикатуры на наших учителей и листовки с призывом: «Да здравствует Англ
ия и Америка! Смерть немецким оккупантам!»
А вообще скучно.

* * *

Встретили Новый год, а затем задали, как мне кажется, стрекача от приближа
ющегося Восточного фронта. Правда, нам часто говорят про наступление наш
их на Восточном фронте, но я не могу понять, для чего, наступая, отступать. Н
ас эвакуировали в маленькое курортное местечко Ц Остзее бад Даме. Ехали
мы как гангстеры: порой я на ком-то сидел, порой стоял на одной ноге и, когд
а она уставала, повисал на ком попало, порой кто-то сидел на мне, а если у па
ссажиров из гражданских было что-нибудь съедобное Ц мы это съедали. И та
к всю дорогу. Поезда часто останавливались из-за самолетов, конечно, не не
мецких. Но в Остзее бад Даме мы все же прибыли и поселились в Вилла-Биркен
хейм, в совершенно приличном заведении (до нашего вторжения). Имеются в не
м и пуховые перины, так что по этой части все хорошо. Но насчет «уголовных»
методов здесь плохо: директория нас хорошо знает, а местное население бы
стро сообразило, что к чему… Приходится подтягивать ремни, благо в них ды
рок хватает. Однако роль гитлерюгенда нам уже порядком надоела. Особенно
мне и двум моим товарищам. Мы решили от нее избавиться. Наш план таков: ноч
ью удрать из Биркенхейма и идти на Фленсбург. Это большой портовый город
километрах в шести от датской границы, которую мы намереваемся перейти,
ибо в Дании, по нашим соображениям, текут молочные реки, а хлеб растет булк
ами на деревьях.

* * *

Если мир не без добрых людей, то и подлецов в нем немало. Нашелся человек, к
оторый, узнав о нашем замысле, сообщил об этом господину Кройцу. Директор
нас всех троих арестовал, раздел догола и запер в карцер. У двери поставил
и вооруженного пожарной трубой часового.
Как мы, три голых мушкетера, провели ночь Ц говорить не стану. Что нам был
о холодно, ясно и без объяснений. Бегая взад-вперед, мы усиленно придумыва
ли, как спастись. И ведь недаром говорят, что одна голова хорошо, а две Ц лу
чше. В нашем же распоряжении были три мудрых головы.
В камеру заглянула какая-то любознательная крыса, мы все трое ее заметил
и. Крыса, удовлетворив свою крысиную любознательность, убежала. Но в одно
й из мудрых голов зародилась воистину «крысиная» идея… В этой голове воз
никло соображение, что мы могли бы прогрызть… да хотя бы потолок. Идея был
а провозглашена и разработана. Был найден гвоздь; затем один из нас, встав
на плечи другого, начал им откусывать щепку за щепкой от досок потолка, вг
рызаясь все глубже и глубже. Работали меняясь, нельзя сказать, что быстро,
но не сомневаясь в успехе. Только как мы ни спешили, настало утро, а дыра вс
е не была готова. Перед завтраком мы прибрали в камере и собрались у двери
, чтобы не дать возможности обозреть потолок. Товарищи, принесшие завтра
к, сообщили, что вся группа собирается к морю (чем-то заниматься) и остаетс
я лишь наша охрана, а она не имеет ничего против нашего ухода, если мы смож
ем уйти не через дверь. Мы продолжали лихорадочно работать, и скоро посып
ались опилки, песок и всякая дрянь, а когда осела пыль, мы увидели в потолк
е дыру, через которую могла бы пролезть корова.
Скоро мы были на чердаке, откуда высунув языки на цыпочках спустились в п
омещение директории, где в поисках одежды взломали (сверх потребности) в
се шкафы и перевернули вверх ногами сундуки. А к ночи мы были уже далеко от
Биркенхейма.
Опасаясь жандармерии и бродящих по всем дорогам патрулей, мы двигались н
очью, отдыхая днем.
Питаемся кроликами, которых промышляем ночами, мимоходом, и пищи этой, сл
аву богу, хватает, благо немцы кроликов развели много. Иногда у более круп
ных бауэров останавливаемся на несколько дней, чтобы накопить жиру. Посе
лившись где-нибудь на чердаке, по ночам доим хозяйских коров, угощаемся в
кладовых и не забываем заводить приятельские отношения с курами.
Недавно у одного такого бауэра нас случайно обнаружили польские военно
пленные. Они предупредили, что вокруг идут повальные обыски Ц ищут дезе
ртиров, и советовали нам смыться. Еще показали они листовку, сброшенную р
усским самолетом, прочитать ее мы не смогли, но поляки объяснили, что она р
азъясняет истинное положение Германии и призывает население восстать
против обреченного гитлеровского режима, спасать культурные ценности
и т. д. Ну, в этом мы мало разбирались, а намотали себе на ус лишь то, что нам по
лезно убираться, пока не поздно.

* * *

Мы пришли на небольшую железнодорожную станцию, где стоял воинский эшел
он. В одном из пустых вагонов я увидел мешок с подозрительными выпуклост
ями. Я всем своим нутром почувствовал, что это хлеб. А мы Ц о боже! Ц сколь
ко уже времени мы не ели хлеба! Я решил добыть хлеб. Ничего не сказав товар
ищам, отдал им свой рюкзак, попросил подождать и вернулся к вагону. Вокруг
на перроне прохаживались солдаты, но все как будто были заняты самими со
бой. Убедившись, что за мной никто не следит, я осторожно просунул голову в
вагон. В нем, растянувшись на нарах, спали несколько солдат. Я скользнул в
нутрь, тихонько подошел к мешку и развязал его. Он был полон симпатичных с
ереньких булок. Я уже протянул к ним руку, когда один из спящих вскочил и п
рыгнул на меня. Не успел я опомниться, как на мне сидели три дюжих немца. Бе
да возросла еще оттого, что в этот момент паровоз дал гудок и в вагон стали
залезать другие немцы. Паровоз еще прогудел, дернул, и поезд пошел.
Чувствовал я себя очень скверно и думал: можно было, пожалуй, обойтись и бе
з хлеба… Но, увы, немцы моих чувств не разгадали. Они затараторили о чем-то
все сразу и так быстро, что мои познания в немецком языке оказались ничто
жными. Потом они меня завертели, закрутили, и наконец я догадался, что мне
приказывают раздеваться. Это было крайне нежелательно, однако внушител
ьные тумаки не позволили долго раздумывать. Я разделся. Оставили на мне л
ишь кальсоны. Дальше последовала кара. Тумаками меня загнали под нары. Я б
ыл этим почти доволен и подумал было там устроиться, но тут меня схватили
за ноги и вытащили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26