Вместе с моими ногами на территорию Германии ступили еще ноги Велло. Дли
нные же ноги Эндла остались на родине вместе с ним.
Еще на рейде, на палубе огромного океанского парохода с нашим образованн
ым другом стало твориться что-то непонятное: он вдруг стал кружить по пал
убе, словно одержимый. Мы с Велло, любуясь морем, посматривая на родной гор
од, сначала не обращали на это внимания, думали Ц он просто гуляет. Но про
гулка эта не прекращалась и стала казаться подозрительной. Стемнело. В г
ороде, в порту и на корабле зажглись огни. А он все бегал. Мы подумали Ц не с
ошел ли он с ума? Но нет, он просто струсил. Попав на палубу парохода, сообра
зил, что это вовсе не шутка, что пароход уплывает и увезет его черт знает к
уда. Быть может, налетят самолеты и пароход потопят, а он не умеет плавать
и тогда, бедняга, никогда больше не увидит маму. Он был в отчаянии, а мы не зн
али, что с ним делать.
Всех нас выручила его мама, каким-то образом узнавшая о намерении любимо
го сыночка и вовремя прибывшая в порт разыскивать его. К пароходу присла
ли катер, и Эндла сняли. Он ушел, не попрощавшись с нами, и, видимо, здорово б
ыл рад, что так легко отделался. И мы тоже, хотя потеряли единственного зна
тока немецкого языка, остались довольны. Спуститься на катер он должен б
ыл по штормтрапу, то есть по веревочной лестнице. Это было нелегко Ц паро
ход сильно качало в темноте. Он вылез за борт, немного спустился и, судорож
но вцепившись в лестницу, остановился. Никакие уговоры не помогли. Тогда
к нему с катера поднялся матрос и потащил его, скулящего, вниз. Я не уважаю
трусливых людей, как бы образованны они ни были.
Становилось холодно. Немного потолкавшись среди пассажиров, мы спустил
ись в общую каюту, или попросту в трюм, и завалились спать. Я долго не мог ус
нуть, вспоминались мать, Лейно, Кадри и… отец тоже. Утром рано снялись с як
оря, а затем взорвались.
Это была какая-то бродячая мина. По-видимому, наша, то есть немецкая. Парох
од попал на нее и взорвался. Я и Велло в это время весьма уютно устроились
на металлических сетках, словно на качелях, наблюдали за всем вокруг и ме
чтали о том, как примерно через двадцать лет вернемся на родину, конечно, н
а своей яхте, богатые, изъездив весь мир, пережив уйму замечательных прик
лючений. По палубе сновали пассажиры Ц военные, гражданские, взрослые и
дети; около грузовых машин, что рядами стояли на палубе, копошились шофер
ы; матрос-немец наигрывал на аккордеоне какую-то чувствительную мелоди
ю. Спереди и сзади нашего парохода ровной линией шли корабли Ц все было с
овершенно нормально. Но вдруг автомобили поднялись на дыбы, и я увидел в в
оздухе людей вверх ногами… Тут же заметил, что и сам нахожусь в воздухе, и
тогда раздался страшный грохот.
Через мгновенье я очутился под водой. Вынырнув, сообразил, что от тонущег
о корабля надо держаться подальше (так учил еще капитан Андрее с Рухну), и
изо всех сил поплыл в сторону от него. А когда обернулся, чтобы взглянуть н
а пароход, его уже не было. В море были видны барахтающиеся люди и много вс
якого хлама Ц ящиков, досок, даже какая-то собака скулила где-то в волнах.
Вдали стояли корабли. Увидев шлюпки, подбирающие утопающих, я стал крича
ть. Меня заметили и подобрали. На корабле, куда доставляли спасенных, я вст
ретил Велло. Мы были мокрые, дрожали от холода, но нам вовсе не было страшн
о. В большой каюте на горячих трубах высушили одежду и записные книжки, по
лучившие вместе с нами морское крещение.
В Данциг прибыли рано утром. Все пассажиры, помилованные богом, собралис
ь на палубе и приветствовали Германию. Они пели: «Deutschland, Deutschland uber alles!» Ц «Германи
я, Германия превыше всего!». Мы тоже пели, как умели. В порту, в длинном сером
здании, всем приезжим выдали продовольственные карточки и произвели об
мен оккупационных марок на рейхсмарки.
В Аугсбург мы приехали с пустыми карманами и желудками. На двоих знали по-
немецки три слова: их вайс нихт (я не знаю). И совершенно не представляли, ку
да податься. Поэтому околачивались на вокзале. Вечерами промышляли в сад
ах, а спали в зале ожидания. Но в Аугсбург мы приехали не отсыпаться: отсюд
а мы должны начать штурм Альп, перелезть через них и очутиться в Швейцари
и. Перейти Альпы, питаясь лишь яблоками, разумеется, невозможно. Мы решили
что-то где-то раздобыть.
Однажды, когда, толкаясь среди пассажиров, я высматривал, нельзя ли что-ни
будь приобрести, ко мне подошли два человека в серо-зеленых шинелях и что
-то у меня спросили по-немецки. Я, разумеется, сказал: «Их вайс нихт». Это, по
-видимому, не удовлетворило их, они взяли меня за руки и повели. В пути нам в
стретился Велло, он пошел за мной. Нас привели в полицию, проверили докуме
нты, задавая бесчисленные вопросы, на которые мы однообразно отвечали «и
х вайс нихт». Кое-как выяснили, кто мы такие. Затем повели в другое заведен
ие и там продали в рабство этому желтоглазому «плантатору».
Заведение, где нас продали, называется «Арбайтсамт». Нас привели в зал, гд
е за маленькими столиками выстукивали на машинках раскрашенные девицы,
посадили на скамью и при помощи мимики, как глухонемым, объяснили, чтобы м
ы сидели и ждали. Просидели мы на этой дурацкой скамье битых два часа, пото
м в зал стали заходить разные господа. Они рассматривали нас, выясняли во
зраст и совещались о чем-то с толстым человеком, который подводил их к нам
. Потом они ушли, а толстый человек позвонил куда-то по телефону и, посматр
ивая на нас, долго о чем-то говорил. А потом пришли другие господа и опять н
ам задавали разные вопросы, и опять мы говорили: «Их вайс нихт».
Одним за большой рост и явную силу нравился Велло; другим, неизвестно за ч
то, Ц я. Мы же решили не расставаться и соглашались продаваться лишь опто
м.
Пришел военный, офицер, пожелавший приобрести меня; господин с брюшком з
ахотел Велло, худюсенькая черная дама пожелала меня, другая захотела Вел
ло; и потом был ряд покупателей, но все хотели приобрести Велло, а я никому
не был нужен. Наконец к вечеру, когда мы всем надоели бесконечными «их вай
с нихт», основательно проголодались и устали сами, пришел господин с рыж
ей бородой и желтыми глазами. Он, не торгуясь, забрал нас обоих. Нам было вс
е равно, хоть к черту в зубы. Господин живет на окраине города, он садовник.
Мы не единственные рабы этого «плантатора». Остальные ребята Ц семеро п
оляков, трое не то русских, не то украинцев и двое азиатов Ц работают здес
ь уже давно. Как они сюда попали, не знаю.
С утра до вечера работаем в садах. Распорядок дня таков: утром, в шесть час
ов, встаем, умыва-емся, завтракаем Ц хлеб, кусочек сыра, черный кофе. Потом
получаем инструменты и работу; потом труд до вечера; потом полоскаем наш
и морды, поедим «гемюзе» (овощи) и ложимся спать. Так было до нас и, вероятно
, будет после нас.

* * *

Ах, как хочется что-нибудь погрызть, хоть черненьких сухариков… Сидим в з
але ожидания на вокзале. Вокруг на столах лежит еда, от звона ложек, от чав
канья жующих вокруг людей моему желудку делается больно. Напротив меня с
идит Велло. Мы два дня ничего не ели. Яблок в садах уже нет, милостыню проси
ть мы не хотим, да и вряд ли кто даст. От садовника мы сбежали.. Иначе и быть н
е могло. Вместе с нами ушли и остальные ребята, только они пошли куда-то на
север. Перед уходом всей оравой нагрянули в кладовую «плантатора» и опус
тошили ее. Утром я и Велло бодро шагали по тропинке, рядом с весело плещущи
мся о берег Дунаем, к Альпам. В наших мешках было много вкусных вещей, живо
ты набиты до отказа, и настроение, следовательно, хорошее. Впереди синели
горы, и мы прикидывали, за сколько времени доберемся до них. Ночевали в кус
тах, завернувшись в одно одеяло. Прошагав так два дня, заблудились, стали и
скать проход через буреломы и трясины. Блуждали неделю, но никакого прох
ода не нашли. Ободранные, усталые и злые вернулись кое-как в Аугсбург, так
и не побывав в горах…
Мы, конечно, не вернулись к садовнику и продаваться в «Арбайтсамт» тоже н
е пошли. Ночью на товарняке выехали в Берлин, оттуда под вагонами Ц грязн
ые, голодные Ц добрались до Данцига. Честно говоря, мы приехали сюда, чтоб
ы любыми путями уехать домой. Только уехать мы не можем. Порт окружен колю
чей проволокой и охраняется так, что не проскользнет даже мышь. Бродили м
ы вокруг порта, словно голодные собаки, и, убедившись, что уехать обратно н
евозможно, засели на вокзале, чтобы подумать о том, как жить дальше.
Находимся в лагере беженцев. Но завтра отсюда куда-то уедем. Куда Ц не зн
аем. Встретил здесь знакомую семью из Тори, семью капитана Мальгарда, с до
черью которого, Вииве, не раз дрались. Только сейчас мне почему-то кажется
, что она вообще-то ничего. Стоим с ней в очередях за супом, за хлебом, и она г
оворит, что они, Мальгарды, приехали сюда на всякий случай, русских на остр
ове еще нет.
Мы с Велло вступили добровольцами в армию Ц в Люфтваффе. Завербовались.
Это вспомогательные части авиации. Отсюда нас куда-то повезут, там получ
им красивые серые мундиры, оружие, научат воевать, возможно, будем летать.
Всех нас отсюда поедет тридцать человек. Остальные ребята почти такая же
мелюзга, как мы, но есть и старики Ц за двадцать лет. Кто знает, может, это и
есть маленькое начало большого дела? Мне немного грустно, что скоро прид
ется расстаться с Вииве.

* * *

Прошел месяц с тех пор, как я приехал в лагерь люфтваффе. Не стану описыват
ь, как нас, группу голодранцев, вывели из готенхафенского лагеря беженце
в, привели на вокзал и посадили в вагон. Перед тем нам выдали по буханке хл
еба и мясные консервы. Мы их сразу же съели, так что в Эгерь прибыли голодн
ыми как волки. Эгерь Ц городишко в Чехословакии. Приехали ночью. Построи
вшись в колонну, шли по пустым темным улицам города. Потом вышли за город,
еще километра четыре по шоссе. Из полосатой будки у ворот вышел вооружен
ный солдат, пересчитал нас и пропустил на территорию спящего лагеря. Нас
привели в пустой барак и сказали, что это блок и что в нем мы должны дожида
ться утра. Мы завопили, что голодные, на это никто не обратил внимания. Но, к
огда стали ложиться спать, два маленьких солдата принесли большой дерев
янный ушат вареной картошки в мундире и сказали, что это «абендэссен». Мы
дружно, словно поросята, зачавкали. Затем разместились на полу и уснули к
репким солдатским сном. Утром нас повели в баню, потом в столовую, где выда
ли ложки и котелки. Столовая Ц большой блок с вывеской: «Столовая № 6». За с
толовой Ц склад, где после завтрака нам начали выдавать мундиры. Полете
ли наши гражданские тряпки, и нате вам брюки, френчи, фуражки, сапоги… Здес
ь обнаружилось, что для моей персоны мундира нет. Мундиры вообще были, но в
каждый из них можно было вместить двух таких, как я. Пришлось смириться Ц
меньшего не нашли. Сапоги тоже достались огромные, зато такие крепкие, чт
о, думаю, они дождутся того времени, когда будут впору. Засучив штаны, я обу
лся, затем стал размышлять, что делать, с рукавами, и в это время завыла сир
ена.
Вой сирены Ц явление обычное, было бы удивительно, если бы хоть один день
прошел без него. Нас погнали к воротам, через них совершенно спокойно вых
одил, колонна за колонной, весь лагерь. Зрелище мы представляли, вероятно,
комичное Ц ремней получить не успели, и встретили нас взрывом безудержн
ого смеха. Дальше нас погнали в поле, причем неизвестно зачем то и дело зас
тавляли ложиться где попало, вскакивать, бежать и снова ложиться. И так бе
з конца. Самолеты гудели в невидимой высоте, и до нас им не было никакого д
ела. А нас все гоняли и гоняли… Очевидно, это делалось для того, чтобы запа
чкать наши новенькие мундиры. Не понимая команды на немецком языке, я вел
себя настоящим ослом: когда приказывали ложиться Ц бежал, и, наоборот, ко
гда нужно было бежать Ц падал. За это на мою голову посыпались проклятия,
но я их, к счастью, не понимал тоже. И еще пинки в казенную часть, которые я, к
сожалению, ощущал. Но еще большие мучения ждали нас в лагере, когда после т
ревоги и чистки мундиров мы построились на проверку. Мы очень спешили и, к
онечно, плохо почистили мундиры. И снова нас гоняли, теперь вокруг блоков,
заставляя бегать и падать. А потом опять чистили мундиры, а потом опять бе
гали и падали, и так бесконечно. Когда наконец вечером я добрался до посте
ли, моей последней мыслью было: чертовски нелегко быть военным.
Тяжелая служба. Ну а как же иначе! Разве может солдатская служба быть легк
ой? С этим надо мириться. Только вот с харчами плоховато, и мы крадем потих
оньку, где что можем. Занятия пока несложные: маршируем, бегаем, падаем. С В
елло меня разлучили. Его, как старшего, определили в другую группу, а я поп
ал к маленьким. Тоже мне определили… В моей группе сорок человек Ц все эс
тонцы. Вообще здесь всех распределяют по национальностям, а сколько их т
ут Ц не берусь сказать. Есть киргизы и монголы, узбеки и татары, латыши, ли
товцы и еще много ребят, о которых я не знаю, кто они.
Но что интересно Ц есть русские. Говорят, их угнали из России, а потом, что
бы не умереть с голоду, они согласились поступить в люфтваффе. Неужели он
и будут воевать против своих?! Есть еще бельгийцы и голландцы и, наконец, ф
инны и эстонцы. Все мы живем недружной семьей: деремся. Драки знатные! Когд
а дерутся латыши с литовцами или там кто еще, эстонцы не вмешиваются. Но ес
ли кто дерется с финнами Ц эстонцы идут на помощь финнам. И наоборот. Там
примажутся другие национальности, и драка превращается в кровавую бойн
ю. Начальство в эти драки вмешивается лишь потом, наказывая наиболее пос
традавших. Рождаются драки обычно в кантине (пивной) и кончаются в ревире (
больнице), но бывает, что и в морге.
Ходим и в город, в кино или просто гулять. В город идем всей группой, постро
ившись, с песнями. Перед тем нам выдают билеты на киносеанс и какие-то неп
онятные беленькие резиновые кружочки. Зачем они, мы не знаем, но если их на
дуть, получаются шарики, а когда их раздавишь, раздается выстрел, как из на
стоящей винтовки. Некоторые, принимая это за жевательную резинку, пытали
сь жевать, но они оказались безвкусной дрянью. Обычно нас ведут сразу в ка
кой-нибудь кинотеатр, а после сеанса каждый может идти куда хочет Ц до дв
енадцати ночи.
Около кинотеатра всегда стоят размалеванные женщины всех возрастов, он
и, как акулы на мелких рыбешек, набрасываются на наш строй, бесцеремонно в
ыбирая себе кавалеров среди маленьких мужчин. Фильмы показывают любовн
ые или военные, про Восточный фронт, военнопленных.
Веселье весельем, но что нас не вооружают, это свинство. Иногда показываю
т винтовку, говорят, что это винтовка, и объясняют, как с ней обращаться. К ч
ерту! И без того всем известно, что винтовка Ц не ложка, что из нее стреляю
т. Однажды я, как сумел, поставил вопрос ребром, то есть спросил у унтера, по
чему нам не дают винтовок. Он заржал, как мерин.
Ц Пуф, пуф Ц унд русиш капут… Ц сказал и что-то там еще лопотал. Один пар
ень перевел, что он советует мне сначала перерасти эту винтовку. Осел! Я ув
ерен, что сумею воевать не хуже его. Еще неизвестно, кто из нас на что спосо
бен. Я как-никак сын эстонского легионера!

Эгерь.

Настало время, когда нас вооружили и повели воевать. Противник наш Ц суд
етская глина, оружие Ц лопаты. Веселье кончилось.
Целый день роем окопы, делаем повороты Ц линкс, рехтс, бегаем как ошалелы
е, ползаем как змеи, а в результате выглядим как свиньи. Чистыми бываем тол
ько во время проверок. И голодные к тому же как волки. Это днем. А ночью по не
скольку раз бегаем от налетов за пять километров в поле, причем таскаем н
а себе весь хлам, именуемый «солдатской амуницией», и, между прочим, лопат
ы…

* * *

По каким-то соображениям меня перевели в санитарную группу лагеря. Это о
чень хорошо. Члены этой группы пользуются кое-какими привилегиями, живу
т чисто, и, что главное, их не мучают маршировкой, не говоря уже о том, что он
и не роют окопы и траншеи. Зато их мучают другим: они должны безупречно вск
идывать руку и орать: «Хайль Гитлер!» Это репетируется повседневно, пото
му что члены санитарной группы патрулируют в городе, где разгуливает вся
кое пузатое начальство.
Наши обязанности: дежурство в лагере, в городе и забота о том, чтобы не уме
реть с голоду. Санитарный патруль состоит из двух человек с металлически
ми складными носилками, на рукавах мы носим белые повязки с красным крес
том. Дежурная смена работает по восемь часов. Иногда бывают уроки, учимся
делать повязки, укладывать раненого на носилки и так далее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26