Я поехал в один колхоз, уговорил председателя, и он меня при
нял лесорубом Ц работа в общем знакомая. Таким образом из сельского Сов
ета получил все необходимые справки и свидетельства, и через неделю мне
выдали в районном отделении милиции паспорт на шесть месяцев. Затем я из
колхоза смылся, ибо нельзя знать, сколько могут жить в Советском Союзе дв
а одинаковых по паспортам гражданина.
Теперь езжу по гостиницам. В каждой живу по три дня. Пригодилась и квалифи
кация, которой меня выучил Джимми. Оснащен я первосортной техникой: есть
полное собрание отмычек, есть гримировочные приспособления, позволяющ
ие на ходу изменить свой внешний облик; могу превращаться из шатена в бло
ндина или наоборот; могу среди зимы, как цыган, загореть или среди лета при
обрести бледность чахоточного; могу стать чересчур упитанным, курносым,
хромым, говорить любыми голосами, какие потребуются; и все эти изменения
личности проделать всего за минуту. Все хорошо, только иногда одолевают
мысли: милый друг, ведь ты на скользкой дороге, ведь это же она и есть, та сам
ая скользкая дорога, о которой говорила мама… Ворованная воля. И еще у мен
я глупая привычка, давно с нею борюсь, но побороть не могу Ц внимать народ
ным поговоркам и пословицам, из которых одна гласит: сколько веревочке н
и виться… Вот дьявол! Глупая же привычка.
* * *
Худшее, что со мной могло произойти, была встреча с Орасом (или кто он тепе
рь?). Встретились в Таллине, в зале ожидания Балтийского вокзала. Ему, по-ви
димому, живется неплохо: жирная морда сияет этаким барским самодовольст
вом. Он, конечно, знал, что я выслан в дальние края. Очевидно, живет он, не опа
саясь ничего, и вполне акклиматизировался; ясно и то, что он всеми силами б
удет стараться ликвидировать опасность, появившуюся в моем лице. Узнав,
что недавно освободился, он пожелал помочь мне устроиться, от чего я посп
ешил отказаться. Между нами произошел почти откровенный разговор, и я уз
нал, что он «сила», что не мне с ним бороться; услышал изречение: «Кто не с на
ми Ц тот против нас», и логический вывод из этого: «Кто против нас Ц подл
ежит уничтожению»… Не забыл он обрисовать и распрекрасную жизнь тех, кто
с «нами»…
Я категорически отказался от всех благ и заверил его, что и в мыслях не име
ю бороться с ним. На том мы и расстались. Очевидно, теперь надо опасаться н
е только милиции.
* * *
Приобрел кое-каких приятелей. Один из них, Рест, состоит на «службе» у кру
пного спекулянта, руководящего работника торговли Пузанова. Фамилия оч
ень подходит этому человеку. Пузанов Ц крупнейший мошенник и спекулянт
, несмотря на почтенный возраст (ему пятьдесят пять лет) и семейное положе
ние (жена, две дочери и сын), он еще и величайший развратник, понимающий тол
к в молодых женщинах, как я в кондитерских изделиях. Только при его положе
нии в обществе любовные шуры-муры нужно делать очень осмотрительно. Поэ
тому он содержит пять квартир в разных городах республики: в Таллине, Тар
ту, Пярну, Хаапсалу, Выру.
Роль Реста такова: когда Пузанову надоест очередная любовница, во избежа
ние неприятных осложнений появляется молодой, красивый друг старого, не
красивого Пузанова, конечно, тоже с деньгами (деньги Пузанова же), и начина
ет успешно ухаживать за дамой. Скоро он ее увозит, а Пузанов тем временем з
аводит новые шашни, и все повторяется. Живет Пузанов в Тарту. На его столах
всегда имеются вкусненькие напитки, и нам, мелким рыбешкам, от него кое-ч
то перепадает.
Рест знает неплохо и слесарное дело, и мы порой вдвоем путешествуем по го
стиницам. Он, оказывается, звезда для многих «слесарей» в Таллине и в Копл
и, пользуется немалым авторите-том. Через него я познакомился со всеми пр
едставителями того класса, для которого я теперь, конечно, «ерш», и, если э
то станет известно, могут возникнуть неприятности. Но моя жизнь только и
з них и состоит.
* * *
Коммерческие дела привели меня в Пярну. Там ко мне подошел некий Лонг, нар
ужность и манеры которого истинно британские. Представившись с церемон
ностью лорда, он заявил, что уполномочен предупредить меня от имени Орас
а Ц я должен примкнуть к ним. Три дня он считал достаточным для размышлен
ий. Если я приму разумное решение, то через три дня меня будут ждать в доме
№ 193 по Рижскому шоссе. Я уехал из Пярну в тот же день.
* * *
Если человек хочет пить, он может напиться из колодца; если он хочет есть
Ц он должен купить себе еду. А если у него нет денег и он не хочет умереть с
голоду, он должен идти и зарабатывать.
Зарабатывать я не могу по простой причине Ц не умею. Ведь я не могу стать
директором хотя бы цементного завода, а грузчиком там же Ц не хочу, потом
у что работа эта тяжелая, а зарплата маленькая. Но я умею рисковать, а риск
Ц дело благородное. Разве не так? Подумаешь Ц директор! Профессор! Инжен
ер!.. Оно, конечно, звучит, но нет романтики, живой жизни. Ну, учились они, унив
ерситеты кончали, учеными стали, а потом все одно и то же и до самой смерти
Ц научная или другая какая работа. Нет, это не жизнь. Мне тоже нелегко, мож
но и голову потерять, не говоря о свободе. Но зато какая это прелесть Ц со
знавать, что ты волен урезать зарплату этих вот адвокатов, директоров в т
о самое время, когда они находятся в царстве сновидений… И думаю, это даже
справедливо: они так привыкли получать регулярно зарплату, так привыкли
к постоянным доходам! Бедные… Мне их жаль. Им тяжело с их деньгами. К тому ж
е деньги развращают человека, если их много, делают его рабом своих настр
оений: не замечает он природы, не наслаждается музыкой, встает поздно, он т
еряет интеллект и здоровье. Конченый человек. Поэтому я считаю, что совер
шаю по отношению к нему акт благородства, облегчая его кошелек, заставля
я его немного поволноваться, к тому же он не обеднеет Ц еще заработает.
Существуют люди, которые информируют воров, сообщая им, где что есть и как
это «что» взять. Это хорошо для тех, кто живет более или менее постоянно, т
о есть в определенном районе, в определенном городе. Если же ты должен пос
тоянно менять место проживания Ц не так-то легко найти этих самых накол
ьщиков. Поэтому мне пришлось разработать несколько систем.
Первая Ц гостиницы, система простая; вторая Ц квартиры, несколько труд
нее; а третья система Ц дорога, и это уже самое трудное, хотя прибыльное. П
о третьей системе я попросту останавливал такси на междугородных трасс
ах, а когда случалось, и частные машины. Определяя на взгляд «стоимость» п
ассажиров, я сопровождал их иногда по нескольку километров, затем, после
недлительного знакомства, отпускал восвояси.
Третья система трудна, во-первых, потому, что можно нарваться на опасных,
возможно даже вооруженных, пассажиров, а во-вторых, конечно, из-за милици
и. Из-за ее существования третью систему нужно проводить таким образом: с
делаешь операцию на одной магистрали (желательно недалеко от перекрест
ных дорог, чтобы было удобнее удирать, или неподалеку от леса, где тоже мож
но скрыться) и исчезнешь. Пока тебя ищут в одном районе, ты уже в другом. Эст
ония Ц страна маленькая, но дорог в ней много и они достаточно длинные.
Как-то, например, утром рано я поджидал очередную жертву на трассе Выру Ц
Тарту. Расстояние от Выру до Тарту приличное Ц 70 километров. Подъезжает
такси. Останавливаю, спрашиваю, куда едет. Пока мне отвечают, вижу Ц пасса
жиры бедные. Такие в год раз, с большим ущербом для семейного бюджета, ездя
т на такси.
Ц Не по пути, Ц отпускаю.
Подъезжает другая Ц такая же. Потом через полчаса показывается третья.
Останавливаю Ц есть. В машине три дамы Ц толстая, худая и рядом с шофером
средненькая. Толстая и худая обвешаны всякими дорогими безделушками, сл
овно новогодние елки, третья, рядом с шофером, Ц личность серенькая. Гово
рю: «по пути» Ц и, влезая в машину, усаживаюсь рядом с толстой.
Едем. Игрушки этих двух Ц крик последней моды, реклама благополучия. Зав
ожу разговор… про погоду сначала. Потом спрашиваю, издалека ли едут дамы.
Оказывается, они едут из Пскова… на такси, конечно. Это значит 80 плюс 70. А из Т
арту они собираются в Вильянди Ц тоже 80 и тоже на таксиЦ Ищут, где провес
ти лето. Толстая Ц жена директора какой-то псковской фабрики, худая Ц же
на профессора, который изучает каких-то болотных жуков. А такси, между про
чим, транспорт не самый дешевый… Что ж Ц можно действовать.
Доехав до удобного места, прошу шофера остановить, затем достаю «удостов
ерение личности» Ц пистолет и говорю, что я молодой, подающий надежды ст
удент, которому не хватает денег на покупку собственной машины, что без н
ее я жить не могу, отсутствие машины очень влияет на мою учебоспособност
ь и может помешать мне стать ученым, отчего в конечном счете могут постра
дать жуки, которых я, возможно, тоже буду изучать в будущем. Дамы слушают в
изумлении, шофер парализован «удостоверением». Наконец дамы, моргая гла
зами, спрашивают, что мне нужно. Какая несообразительность! Я уже полчаса
об этом толкую.
Ц Деньги! Ц рявкаю я и делаю такую страшную рожу, что и самому делается ж
утко. Вот тут-то и начинается…
Я подумал, будут мольбы, просьбы, уговоры, плач, Ц ничего подобного. Ругаю
тся. Похабнейшая ругань, кроют матом, настоящие извозчики. Только деньги
все равно дают. Они их швыряют на шоссе. Серенькая личность тоже что-то та
м ищет, но я ей приказываю не искать Ц надо же и совесть иметь. Отпускаю их.
Это и есть третья система.
И вот на этой самой третьей системе я страшно погорел.
Денег совсем не было, а было воскресенье, и машины не ездили, и воровать бы
ло негде, и голоден я был, как истинный волк. Решил я поймать овечку и скуша
ть. Вышел из города, ждал час, другой Ц машин нет. То есть машины-то были, но
грузовые. Наконец через час показывается такси. Останавливаю. Пассажир
Ц женщина. Еще молодая, миловидная, но, видно, состоятельная. Признаться,
не люблю сдирать шерсть с таких хорошеньких, но сейчас выбирать не из чег
о, а я умираю с голоду, да и борода… растет, проклятая, и в бане не был давно. Н
ет уж, придется тебе расстаться со шкурой, милая овечка. Сажусь с ней рядом
. Едем…
Она неразговорчивая. Ну и ладно, черт с ней, к чему мне твоя автобиография
Ц все равно шкуру сниму. Едем. Молчим. Подъезжаем к удобному месту: перекр
есток четырех дорог. Прошу шофера остановить и говорю, что я человек, прив
ыкший роскошно жить, на что нужны большие средства, и так далее. Она меня т
оже не понимает. Овечки никогда не понимают, когда с них хотят содрать шку
ру, а когда им растолкуешь это, не понимают Ц почему. Непонятливый народ.
Объясняю точнее. Ну вот, поняла. Не испугалась, просто глаза удивленные. До
стает деньги, культурно подает, не ругается, снимает часы, но я говорю Ц н
е надо, часы ни к чему, их еще надо продать, а это мне ни к чему. Потом она гово
рит:
Ц Прошу вас, садитесь, пожалуйста, в машину. Мне хочется с вами поговорит
ь. Вы не бойтесь, я ничего вам сделать не могу. Вы же вооружены.
Шофер молчит. «Чудачка, Ц думаю, Ц что тебе еще надо? Отдала шерсть, и лад
но, поезжай». Но любопытно.
Говорю шоферу:
Ц Не больше пятнадцати километров в час. Ц И сажусь в машину.
Едем, молчим. Потом она заговорила…
…Того, что она говорила, записать не могу. Не потому, что не помню. Все помню
, даже очень. Она просила рассказать о себе Ц я врал; она умоляла оставить
это занятие Ц я смеялся; она просила явиться с повинной Ц я еще пуще смея
лся; она рассказывала очень неприятные вещи о моей жизни (откуда она ей из
вестна?), про совесть, про любовь, про честь Ц я смеялся; и тогда она открыла
сумочку, достала еще денег, подала мне и сказала: «Я вам отдала не все день
ги, вот остальные. Мне не денег, мне вас жалко»,Ц и попросила шофера остан
овить машину.
Я не смеялся. Машина остановилась. И я, как дурак, вылез из нее. Здесь я замет
ил, что она плачет. Машина сорвалась и уехала, а я…
Мне было очень плохо. Я швырнул в болото пистолет и проклял третью систем
у. Мне сейчас тоже плохо, хотя достал другой пистолет: не могу же я умереть
с голоду, а явиться в милицию боюсь. Но мне плохо. Мне очень плохо. Третью си
стему вычеркнул.
* * *
Судьбе было угодно, чтобы я разбил свое сердце… Заодно я разбил еще вазу. И
так, разбилась ваза и сердце. Может, это смешно. Мне Ц нет. Это было в Таллин
е, куда меня привели кое-какие неотложные дела, ведь у бродяг всегда есть
делишки. Справившись с ними, я слонялся по городу, что для бродяги, когда у
него нет забот, когда его кошелек наполнен хрустящими бумажками и он уве
рен, что правосудие не ходит по его пятам, самое увлекательное занятие. То
лкаясь среди людей, я размышлял о них, стараясь отгадать, кто из них что из
себя представляет, что у кого на душе, что за душой; разглядывал красивые в
ещи в витринах, красивых женщин, на которых бродяге смотреть никто запре
тить не может. Вещи, хоть и красивые, бродяге ни к чему, а женщины… О них брод
яге все же лучше думать поменьше.
Я все рассматривал, на все глядел, но не углядел, как из одного магазина вы
порхнула девушка со свертком в руках. И получилось; что я налетел на нее, а
она на меня. При этом она уронила сверток, в котором была ваза, а ваза, как по
ложено всякой стеклянной посуде, раскололась. Мы были смущены, и оба, попр
осив друг у друга прощения, стали поспешно собирать с тротуара цветные, и
скрящиеся на солнце осколки. При этом я заметил, что она красивая, а глаза
у нее большие, спокойные, очень доверчивые.
Собрав осколки, я аккуратно завернул их в бумагу, в которую была упакован
а ваза, и протянул ей.
Ц Хотя ваза и разбита, но… осколки приносят счастье, Ц сказал я. И посове
товал ей сохранить осколки. Затем попросил разрешения купить ей новую ва
зу. Она запротестовала, считая себя виновной тоже. Тогда мы решили купить
вазу сообща Ц замечательная примета! Когда ваза была приобретена, она, с
меясь, высыпала в нее осколки разбитой вазы Ц нужно, мол, проверить, наско
лько верны народные приметы, и, подарив мне улыбку, удалилась.
Тут я понял, что я Ц осел, хоть и считаю себя в какой-то мере сообразительн
ым. Разиня! Ведь надо было удержать ее, остановить, познакомиться. Возможн
о, это моя судьба… А она ушла. И не бежать же вслед… Или надо было бежать?
* * *
Когда слушаешь музыку, в жизни все прекрасно, когда слышишь хорошую песн
ю Ц и сам запоешь. Музыка может заглушить любую боль, дать силу и энергию,
и, по-моему, человеку не прожить без музыки. Только я люблю музыку темпера
ментную, жизнерадостную и мечтательную, когда звуки радуют, ласкают, леч
ат, музыку, что вдохновляет. Музыка Ц это частица природы, ее вздохи, песн
и, плач и смех; в ней отражаются краски природы и настроения людей; музыка
Ц это жизнь. И всё же не всякую музыку я понимаю. Но и жизнь не вся мне ясна.
Тем не менее жизнь Ц это жизнь. Значит, так и в музыке: хотя непонятно, но му
зыка Ц это музыка.
* * *
Я увидел ее на улице и шел за ней до ее дома. Очень хотелось подойти к девуш
ке, но я не мог; не хватало решимости. Никогда ничего подобного не испытыва
л, а тут даже во рту стало сухо и сердце билось так, словно меня застукали н
а «мокром деле». Когда она вошла в подъезд, я подождал несколько секунд, чт
обы дать ей подняться по лестнице, и тоже вошел. Она живет на третьем этаже
. Квартирка у нее маленькая, из двух комнат. Живет одна. Откуда я знаю? Очень
просто: я выследил, когда она уходит и когда приходит, и, установив, что, кро
ме нее, никого в этой квартире нет, посетил ее. В комнатах чисто, пыли нет и м
ного цветов Ц на столе, на серванте, на книжном шкафу, на подоконнике, на т
рюмо Ц всюду цветы, и в горшочках и в вазах. Не жилье Ц оранжерея. Интерес
но, цветы ей преподносят или сама покупает… Видно, она и рукодельница: сто
ят корзины, в них разноцветные шарики шерстяных ниток и что-то начатое. А
вот и ваза на книжном шкафчике. Та самая. Рядом Ц ее маленький портрет. Он
а смотрит на меня ласковыми, спокойными глазами. Они немного грустные, эт
и глаза. Почему? Кто она? Кого любит? А вот ее книги: Шекспир, Мериме, Куприн, Т
олстой, Горький Ц одни классики, сроду их не читал. Еще Малая Советская Эн
циклопедия от А до Я. И еще какая-то пузатая книга Ц «Кулинария». И книги п
о высшей математике.
Я представляю, как она приходит с работы, переодевается, идет на кухню, гот
овит себе ужин. А потом, наверное, идет в город Ц на свидание. «Он» ее где-н
ибудь ждет, они идут в кино или так гуляют, а потом «он» ее провожает до дом
а. А может, «он» поднимается в ее квартиру, вместе с ней. Ну да. Ведь она така
я красивая, и вообще…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
нял лесорубом Ц работа в общем знакомая. Таким образом из сельского Сов
ета получил все необходимые справки и свидетельства, и через неделю мне
выдали в районном отделении милиции паспорт на шесть месяцев. Затем я из
колхоза смылся, ибо нельзя знать, сколько могут жить в Советском Союзе дв
а одинаковых по паспортам гражданина.
Теперь езжу по гостиницам. В каждой живу по три дня. Пригодилась и квалифи
кация, которой меня выучил Джимми. Оснащен я первосортной техникой: есть
полное собрание отмычек, есть гримировочные приспособления, позволяющ
ие на ходу изменить свой внешний облик; могу превращаться из шатена в бло
ндина или наоборот; могу среди зимы, как цыган, загореть или среди лета при
обрести бледность чахоточного; могу стать чересчур упитанным, курносым,
хромым, говорить любыми голосами, какие потребуются; и все эти изменения
личности проделать всего за минуту. Все хорошо, только иногда одолевают
мысли: милый друг, ведь ты на скользкой дороге, ведь это же она и есть, та сам
ая скользкая дорога, о которой говорила мама… Ворованная воля. И еще у мен
я глупая привычка, давно с нею борюсь, но побороть не могу Ц внимать народ
ным поговоркам и пословицам, из которых одна гласит: сколько веревочке н
и виться… Вот дьявол! Глупая же привычка.
* * *
Худшее, что со мной могло произойти, была встреча с Орасом (или кто он тепе
рь?). Встретились в Таллине, в зале ожидания Балтийского вокзала. Ему, по-ви
димому, живется неплохо: жирная морда сияет этаким барским самодовольст
вом. Он, конечно, знал, что я выслан в дальние края. Очевидно, живет он, не опа
саясь ничего, и вполне акклиматизировался; ясно и то, что он всеми силами б
удет стараться ликвидировать опасность, появившуюся в моем лице. Узнав,
что недавно освободился, он пожелал помочь мне устроиться, от чего я посп
ешил отказаться. Между нами произошел почти откровенный разговор, и я уз
нал, что он «сила», что не мне с ним бороться; услышал изречение: «Кто не с на
ми Ц тот против нас», и логический вывод из этого: «Кто против нас Ц подл
ежит уничтожению»… Не забыл он обрисовать и распрекрасную жизнь тех, кто
с «нами»…
Я категорически отказался от всех благ и заверил его, что и в мыслях не име
ю бороться с ним. На том мы и расстались. Очевидно, теперь надо опасаться н
е только милиции.
* * *
Приобрел кое-каких приятелей. Один из них, Рест, состоит на «службе» у кру
пного спекулянта, руководящего работника торговли Пузанова. Фамилия оч
ень подходит этому человеку. Пузанов Ц крупнейший мошенник и спекулянт
, несмотря на почтенный возраст (ему пятьдесят пять лет) и семейное положе
ние (жена, две дочери и сын), он еще и величайший развратник, понимающий тол
к в молодых женщинах, как я в кондитерских изделиях. Только при его положе
нии в обществе любовные шуры-муры нужно делать очень осмотрительно. Поэ
тому он содержит пять квартир в разных городах республики: в Таллине, Тар
ту, Пярну, Хаапсалу, Выру.
Роль Реста такова: когда Пузанову надоест очередная любовница, во избежа
ние неприятных осложнений появляется молодой, красивый друг старого, не
красивого Пузанова, конечно, тоже с деньгами (деньги Пузанова же), и начина
ет успешно ухаживать за дамой. Скоро он ее увозит, а Пузанов тем временем з
аводит новые шашни, и все повторяется. Живет Пузанов в Тарту. На его столах
всегда имеются вкусненькие напитки, и нам, мелким рыбешкам, от него кое-ч
то перепадает.
Рест знает неплохо и слесарное дело, и мы порой вдвоем путешествуем по го
стиницам. Он, оказывается, звезда для многих «слесарей» в Таллине и в Копл
и, пользуется немалым авторите-том. Через него я познакомился со всеми пр
едставителями того класса, для которого я теперь, конечно, «ерш», и, если э
то станет известно, могут возникнуть неприятности. Но моя жизнь только и
з них и состоит.
* * *
Коммерческие дела привели меня в Пярну. Там ко мне подошел некий Лонг, нар
ужность и манеры которого истинно британские. Представившись с церемон
ностью лорда, он заявил, что уполномочен предупредить меня от имени Орас
а Ц я должен примкнуть к ним. Три дня он считал достаточным для размышлен
ий. Если я приму разумное решение, то через три дня меня будут ждать в доме
№ 193 по Рижскому шоссе. Я уехал из Пярну в тот же день.
* * *
Если человек хочет пить, он может напиться из колодца; если он хочет есть
Ц он должен купить себе еду. А если у него нет денег и он не хочет умереть с
голоду, он должен идти и зарабатывать.
Зарабатывать я не могу по простой причине Ц не умею. Ведь я не могу стать
директором хотя бы цементного завода, а грузчиком там же Ц не хочу, потом
у что работа эта тяжелая, а зарплата маленькая. Но я умею рисковать, а риск
Ц дело благородное. Разве не так? Подумаешь Ц директор! Профессор! Инжен
ер!.. Оно, конечно, звучит, но нет романтики, живой жизни. Ну, учились они, унив
ерситеты кончали, учеными стали, а потом все одно и то же и до самой смерти
Ц научная или другая какая работа. Нет, это не жизнь. Мне тоже нелегко, мож
но и голову потерять, не говоря о свободе. Но зато какая это прелесть Ц со
знавать, что ты волен урезать зарплату этих вот адвокатов, директоров в т
о самое время, когда они находятся в царстве сновидений… И думаю, это даже
справедливо: они так привыкли получать регулярно зарплату, так привыкли
к постоянным доходам! Бедные… Мне их жаль. Им тяжело с их деньгами. К тому ж
е деньги развращают человека, если их много, делают его рабом своих настр
оений: не замечает он природы, не наслаждается музыкой, встает поздно, он т
еряет интеллект и здоровье. Конченый человек. Поэтому я считаю, что совер
шаю по отношению к нему акт благородства, облегчая его кошелек, заставля
я его немного поволноваться, к тому же он не обеднеет Ц еще заработает.
Существуют люди, которые информируют воров, сообщая им, где что есть и как
это «что» взять. Это хорошо для тех, кто живет более или менее постоянно, т
о есть в определенном районе, в определенном городе. Если же ты должен пос
тоянно менять место проживания Ц не так-то легко найти этих самых накол
ьщиков. Поэтому мне пришлось разработать несколько систем.
Первая Ц гостиницы, система простая; вторая Ц квартиры, несколько труд
нее; а третья система Ц дорога, и это уже самое трудное, хотя прибыльное. П
о третьей системе я попросту останавливал такси на междугородных трасс
ах, а когда случалось, и частные машины. Определяя на взгляд «стоимость» п
ассажиров, я сопровождал их иногда по нескольку километров, затем, после
недлительного знакомства, отпускал восвояси.
Третья система трудна, во-первых, потому, что можно нарваться на опасных,
возможно даже вооруженных, пассажиров, а во-вторых, конечно, из-за милици
и. Из-за ее существования третью систему нужно проводить таким образом: с
делаешь операцию на одной магистрали (желательно недалеко от перекрест
ных дорог, чтобы было удобнее удирать, или неподалеку от леса, где тоже мож
но скрыться) и исчезнешь. Пока тебя ищут в одном районе, ты уже в другом. Эст
ония Ц страна маленькая, но дорог в ней много и они достаточно длинные.
Как-то, например, утром рано я поджидал очередную жертву на трассе Выру Ц
Тарту. Расстояние от Выру до Тарту приличное Ц 70 километров. Подъезжает
такси. Останавливаю, спрашиваю, куда едет. Пока мне отвечают, вижу Ц пасса
жиры бедные. Такие в год раз, с большим ущербом для семейного бюджета, ездя
т на такси.
Ц Не по пути, Ц отпускаю.
Подъезжает другая Ц такая же. Потом через полчаса показывается третья.
Останавливаю Ц есть. В машине три дамы Ц толстая, худая и рядом с шофером
средненькая. Толстая и худая обвешаны всякими дорогими безделушками, сл
овно новогодние елки, третья, рядом с шофером, Ц личность серенькая. Гово
рю: «по пути» Ц и, влезая в машину, усаживаюсь рядом с толстой.
Едем. Игрушки этих двух Ц крик последней моды, реклама благополучия. Зав
ожу разговор… про погоду сначала. Потом спрашиваю, издалека ли едут дамы.
Оказывается, они едут из Пскова… на такси, конечно. Это значит 80 плюс 70. А из Т
арту они собираются в Вильянди Ц тоже 80 и тоже на таксиЦ Ищут, где провес
ти лето. Толстая Ц жена директора какой-то псковской фабрики, худая Ц же
на профессора, который изучает каких-то болотных жуков. А такси, между про
чим, транспорт не самый дешевый… Что ж Ц можно действовать.
Доехав до удобного места, прошу шофера остановить, затем достаю «удостов
ерение личности» Ц пистолет и говорю, что я молодой, подающий надежды ст
удент, которому не хватает денег на покупку собственной машины, что без н
ее я жить не могу, отсутствие машины очень влияет на мою учебоспособност
ь и может помешать мне стать ученым, отчего в конечном счете могут постра
дать жуки, которых я, возможно, тоже буду изучать в будущем. Дамы слушают в
изумлении, шофер парализован «удостоверением». Наконец дамы, моргая гла
зами, спрашивают, что мне нужно. Какая несообразительность! Я уже полчаса
об этом толкую.
Ц Деньги! Ц рявкаю я и делаю такую страшную рожу, что и самому делается ж
утко. Вот тут-то и начинается…
Я подумал, будут мольбы, просьбы, уговоры, плач, Ц ничего подобного. Ругаю
тся. Похабнейшая ругань, кроют матом, настоящие извозчики. Только деньги
все равно дают. Они их швыряют на шоссе. Серенькая личность тоже что-то та
м ищет, но я ей приказываю не искать Ц надо же и совесть иметь. Отпускаю их.
Это и есть третья система.
И вот на этой самой третьей системе я страшно погорел.
Денег совсем не было, а было воскресенье, и машины не ездили, и воровать бы
ло негде, и голоден я был, как истинный волк. Решил я поймать овечку и скуша
ть. Вышел из города, ждал час, другой Ц машин нет. То есть машины-то были, но
грузовые. Наконец через час показывается такси. Останавливаю. Пассажир
Ц женщина. Еще молодая, миловидная, но, видно, состоятельная. Признаться,
не люблю сдирать шерсть с таких хорошеньких, но сейчас выбирать не из чег
о, а я умираю с голоду, да и борода… растет, проклятая, и в бане не был давно. Н
ет уж, придется тебе расстаться со шкурой, милая овечка. Сажусь с ней рядом
. Едем…
Она неразговорчивая. Ну и ладно, черт с ней, к чему мне твоя автобиография
Ц все равно шкуру сниму. Едем. Молчим. Подъезжаем к удобному месту: перекр
есток четырех дорог. Прошу шофера остановить и говорю, что я человек, прив
ыкший роскошно жить, на что нужны большие средства, и так далее. Она меня т
оже не понимает. Овечки никогда не понимают, когда с них хотят содрать шку
ру, а когда им растолкуешь это, не понимают Ц почему. Непонятливый народ.
Объясняю точнее. Ну вот, поняла. Не испугалась, просто глаза удивленные. До
стает деньги, культурно подает, не ругается, снимает часы, но я говорю Ц н
е надо, часы ни к чему, их еще надо продать, а это мне ни к чему. Потом она гово
рит:
Ц Прошу вас, садитесь, пожалуйста, в машину. Мне хочется с вами поговорит
ь. Вы не бойтесь, я ничего вам сделать не могу. Вы же вооружены.
Шофер молчит. «Чудачка, Ц думаю, Ц что тебе еще надо? Отдала шерсть, и лад
но, поезжай». Но любопытно.
Говорю шоферу:
Ц Не больше пятнадцати километров в час. Ц И сажусь в машину.
Едем, молчим. Потом она заговорила…
…Того, что она говорила, записать не могу. Не потому, что не помню. Все помню
, даже очень. Она просила рассказать о себе Ц я врал; она умоляла оставить
это занятие Ц я смеялся; она просила явиться с повинной Ц я еще пуще смея
лся; она рассказывала очень неприятные вещи о моей жизни (откуда она ей из
вестна?), про совесть, про любовь, про честь Ц я смеялся; и тогда она открыла
сумочку, достала еще денег, подала мне и сказала: «Я вам отдала не все день
ги, вот остальные. Мне не денег, мне вас жалко»,Ц и попросила шофера остан
овить машину.
Я не смеялся. Машина остановилась. И я, как дурак, вылез из нее. Здесь я замет
ил, что она плачет. Машина сорвалась и уехала, а я…
Мне было очень плохо. Я швырнул в болото пистолет и проклял третью систем
у. Мне сейчас тоже плохо, хотя достал другой пистолет: не могу же я умереть
с голоду, а явиться в милицию боюсь. Но мне плохо. Мне очень плохо. Третью си
стему вычеркнул.
* * *
Судьбе было угодно, чтобы я разбил свое сердце… Заодно я разбил еще вазу. И
так, разбилась ваза и сердце. Может, это смешно. Мне Ц нет. Это было в Таллин
е, куда меня привели кое-какие неотложные дела, ведь у бродяг всегда есть
делишки. Справившись с ними, я слонялся по городу, что для бродяги, когда у
него нет забот, когда его кошелек наполнен хрустящими бумажками и он уве
рен, что правосудие не ходит по его пятам, самое увлекательное занятие. То
лкаясь среди людей, я размышлял о них, стараясь отгадать, кто из них что из
себя представляет, что у кого на душе, что за душой; разглядывал красивые в
ещи в витринах, красивых женщин, на которых бродяге смотреть никто запре
тить не может. Вещи, хоть и красивые, бродяге ни к чему, а женщины… О них брод
яге все же лучше думать поменьше.
Я все рассматривал, на все глядел, но не углядел, как из одного магазина вы
порхнула девушка со свертком в руках. И получилось; что я налетел на нее, а
она на меня. При этом она уронила сверток, в котором была ваза, а ваза, как по
ложено всякой стеклянной посуде, раскололась. Мы были смущены, и оба, попр
осив друг у друга прощения, стали поспешно собирать с тротуара цветные, и
скрящиеся на солнце осколки. При этом я заметил, что она красивая, а глаза
у нее большие, спокойные, очень доверчивые.
Собрав осколки, я аккуратно завернул их в бумагу, в которую была упакован
а ваза, и протянул ей.
Ц Хотя ваза и разбита, но… осколки приносят счастье, Ц сказал я. И посове
товал ей сохранить осколки. Затем попросил разрешения купить ей новую ва
зу. Она запротестовала, считая себя виновной тоже. Тогда мы решили купить
вазу сообща Ц замечательная примета! Когда ваза была приобретена, она, с
меясь, высыпала в нее осколки разбитой вазы Ц нужно, мол, проверить, наско
лько верны народные приметы, и, подарив мне улыбку, удалилась.
Тут я понял, что я Ц осел, хоть и считаю себя в какой-то мере сообразительн
ым. Разиня! Ведь надо было удержать ее, остановить, познакомиться. Возможн
о, это моя судьба… А она ушла. И не бежать же вслед… Или надо было бежать?
* * *
Когда слушаешь музыку, в жизни все прекрасно, когда слышишь хорошую песн
ю Ц и сам запоешь. Музыка может заглушить любую боль, дать силу и энергию,
и, по-моему, человеку не прожить без музыки. Только я люблю музыку темпера
ментную, жизнерадостную и мечтательную, когда звуки радуют, ласкают, леч
ат, музыку, что вдохновляет. Музыка Ц это частица природы, ее вздохи, песн
и, плач и смех; в ней отражаются краски природы и настроения людей; музыка
Ц это жизнь. И всё же не всякую музыку я понимаю. Но и жизнь не вся мне ясна.
Тем не менее жизнь Ц это жизнь. Значит, так и в музыке: хотя непонятно, но му
зыка Ц это музыка.
* * *
Я увидел ее на улице и шел за ней до ее дома. Очень хотелось подойти к девуш
ке, но я не мог; не хватало решимости. Никогда ничего подобного не испытыва
л, а тут даже во рту стало сухо и сердце билось так, словно меня застукали н
а «мокром деле». Когда она вошла в подъезд, я подождал несколько секунд, чт
обы дать ей подняться по лестнице, и тоже вошел. Она живет на третьем этаже
. Квартирка у нее маленькая, из двух комнат. Живет одна. Откуда я знаю? Очень
просто: я выследил, когда она уходит и когда приходит, и, установив, что, кро
ме нее, никого в этой квартире нет, посетил ее. В комнатах чисто, пыли нет и м
ного цветов Ц на столе, на серванте, на книжном шкафу, на подоконнике, на т
рюмо Ц всюду цветы, и в горшочках и в вазах. Не жилье Ц оранжерея. Интерес
но, цветы ей преподносят или сама покупает… Видно, она и рукодельница: сто
ят корзины, в них разноцветные шарики шерстяных ниток и что-то начатое. А
вот и ваза на книжном шкафчике. Та самая. Рядом Ц ее маленький портрет. Он
а смотрит на меня ласковыми, спокойными глазами. Они немного грустные, эт
и глаза. Почему? Кто она? Кого любит? А вот ее книги: Шекспир, Мериме, Куприн, Т
олстой, Горький Ц одни классики, сроду их не читал. Еще Малая Советская Эн
циклопедия от А до Я. И еще какая-то пузатая книга Ц «Кулинария». И книги п
о высшей математике.
Я представляю, как она приходит с работы, переодевается, идет на кухню, гот
овит себе ужин. А потом, наверное, идет в город Ц на свидание. «Он» ее где-н
ибудь ждет, они идут в кино или так гуляют, а потом «он» ее провожает до дом
а. А может, «он» поднимается в ее квартиру, вместе с ней. Ну да. Ведь она така
я красивая, и вообще…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26