А может и не сказали даже, а
просто забыли о человеке за ненадобностью. Он же, уже намылившись загра-
ницу, сделал себе прививки от холеры, чумы, черной оспы, желтой лихорад-
ки, укуса мухи це-це, брюшного тифа и других тяжелых недугов, но не пе-
ренес такого концентрированного удара и слег в больницу, оттуда вышел в
состоянии глубокой задумчивости и был встречен радостно настроенными
сослуживцами: "С приездом, дорогой! Расскажи, чего привез? Ну, угости
хотя бы жвачкой. "Радость светилась в глазах тех, кто мне рассказывал
эту историю, и росла эта радость на ниве утоленной зависти.
Глава восьмая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава восьмая
И все-таки полгода - далеко не бесконечность, отсветило лето, проморосила
осень и подняла заиндевевшие ресницы зима.
Все, можешь брать билеты на самолет, подмигнул мне кадровик, и все
три буквы чудесного слова "все" прозвучали как три удара в колокол перед
отходом поезда, загудели, будто прощальный рев парохода - "в-с-е-еооо!"
- Билетов на рейс нет, могу поставить на лист ожидания, - приветливо
сказала мне в кассе девушка в синей форме Аэрофлота.
Опять лист бесконечного ожидания.
- Неужели нет?
- Рейсы выполняются два раза в неделю, транзитом через три пункта.
Хотите, посмотрю следующий?
- Будьте любезны.
Она набрала код на машине, пошепталась с соседкой, сидящей в такой же
ячейке.
На передачу дел дается неделя. У Николая обратный билет уже на руках,
задержаться он не имеет никакого права - кончается срок решения высокой
инстанции о пребывании за рубежом товарища Н., и только оттуда, с небес,
может снизойти новое решение. На один раз. Раз-решение. Если приеду на
четыре дня позже, останется три - на все-про-все, этого мало, катастро-
фически мало. Иного же не дано - советские могут летать только самолета-
ми Аэрофлота.
- Нет, молодой человек, не везет вам, и на следующий забито, - подня-
ла на меня глаза девушка в синем.
Молодой человек. Все молодым называют, а мне уже сорок пять. Полсро-
ка, а может и больше.
- Что делать будем? - с таким вздохом спросил я у нее, словно свида-
ние назначал, а не билеты выкупал.
- Включу-ка я вас в лист ожидания на оба рейса, дня за три подойдите,
как раз моя смена будет с утра. Следующий, пожалуйста!
За три дня - это пятница, опять доверенность выписывать, ловить чеко-
вую книжку в бухгалтерии да еще успеть телексом предупредить Николая,
чтобы встречал.
Появились и другие, негаданные проблемы. Новая, незнакомая ранее си-
туация была полна неожиданностями. Оказывается, есть и продается система
очистки и фильтрации питьевой воды "Ручеек", без нее, как без рук в тро-
пиках, она и компактная, она и надежная, только где ее взять? Как же без
нее обходится Николай с семейством? Или "Ручеек" у них журчит? Не пове-
зут же они его обратно? Может нам оставят?
Багаж. Во что укладывать барахло - штаны, рубашки, подушки, платья,
простыни, одеяла, посуду, вилки, ложки, утюг, кипятильник?.. Вес давно
превратился в перевес, похоже, что человек только и живет, чтобы обрасти
бесконечным количеством хлама да потуже набить живот.
А книги? Что делать в тропиках без Пушкина? Вопрос не праздный, есть
ли там библиотека? Размышления у книжных полок привели к переоценке цен-
ностей - поэзия получила предпочтение перед прозой, на весах души ее
грамм значительно концентрированней.
А дневники, записи, начатое и неоконченное, задуманное и ждущее свое-
го светлого часа? Плох тот солдат... тот журналист, который не мечтает о
своей книге. Чемодан блокнотов, тетрадок, отдельных листочков не сдашь в
багаж, вдруг пропадет - и исчезнет невосстановимое прошлое моей жизни.
Поезжайте налегке, начните жизнь сначала, там все купите, оттуда при-
везете, советовали друзья. Кстати, о друзьях. Пролистал записную книжку
с адресами и телефонами и подсчитал, что если позвать всех, с кем следо-
вало бы попрощаться, то получается восемьдесят три человека, а по мини-
муму - человек сорок.
Просмотрел еще раз - этого обязательно, потому что друг, этого нужно,
потому что нужный, этого необходимо, потому что... Может друг обождет,
обойдется, он поймет, он же друг... Стоп! Вот так и разъедается
нравственность ржавчиной расчета.
Попрощаться надо и с родными. И с теми, кто жив, и с теми, кого нет.
Мы прошли с цветами в руках мимо конторы, мимо стенок колумбария, ми-
мо поляны в одинаковых, как строй солдат, рядах квадратных серых плит -
захоронения "афганцев", не вернувшихся с войны в мирное время, и чем
дальше по аллеям кладбища, тем глуше становились звуки города, словно
серая вата неба обволокла черные ветви деревьев, повисла на металличес-
ких прутьях изгородей, впиталась в слипшийся от сырости жухлый покров
опавших листьев. И запахи здесь иные, чем в городе - земляные, гнилые,
естественные.
Пока Алена ходила за водой с пол-литровой стеклянной банкой, я привел
в порядок Наташину могилу - расчистил цветник, протер доску с портретом.
Потом мы постояли в молчании недолгое время.
Кузнецов Михаил Степанович и Кузнецова Наталья Михайловна. Две даты и
черточка между ними, в которую вместилась вся жизнь. Отец - деревенский
подпасок, комсомолец, громящий кулаков и храмы, рабфаковец, грызущий
гранит наук, солдат, проливавший кровь на войне, директор небольшого за-
вода. Классический пример строителя социализма. Женился на деревенской,
пришедшей в город во время великого голода тридцатых, заставил жену выу-
читься грамоте, поднял на ноги детей: дочка - красавица, сын - мастер
спорта. И умер. В одночасье. Может и вовремя, в счастливом неведении,
что после смерти его вдова еще десять лет ждала квартиру - некому было
похлопотать, что дочка с трудом зацепилась за край жизни после операции
на легком, и все-таки ее столкнули в пропасть, что сын превратился в ал-
коголика. Получается, что итог не только твоей жизни должен быть хоро-
шим, но и детей твоих и внуков, и потомки живут не ради себя, а ради
предков своих и будущего. А какой итог ждет нас с Аленой, с чем уйдут
наши старики? Не так-то много им осталось, все может произойти, когда
нас уже здесь не будет.
На обратном пути, тревожно озираясь, нам перебежала дорогу черно-бе-
ло-рыжая кошка. Я незлобно посетовал на плохую примету и трижды переплю-
нул через левое плечо.
- В церковь так и не зашли, - укоризненно сказала Лена. - Ну-ка, пое-
хали сейчас же. Церковь "Всем скорбящим радости", где служатся панихиды
в марте по Анне Ахматовой, еще не была освещена, но уже мерцали огоньки
затепленных лампад и, потрескивая, оплавляясь свечи перед иконами. Пос-
тавили и мы свои перед Николаем-чудотворцем, истинно русским святым. Он
смотрел на нас добрыми печальными глазами, благословлял правой рукой, а
в левой держал священное писание, раскрытое на странице, где на старос-
лавянском было начертано изречение. Непонятные, но узнаваемые буквы по-
хоже складывались так: во все времена будет учение Его и много людей по-
терянных обретут веру свою...
Недаром хмурилось небо целый день - пошел первый зябкий снег, словно
кто-то швырял пригоршнями мелкую белую крупу, сеял снег, которого нам
так будет не хватать в тропиках...
- Что за безобразие,
уезжают в Азию,
дикие народы
ждут уже полгода.
Скажем на пороге -
да хранят вас боги:
Будда с Богородицей
и Аллах с Кораном,
Шива и кто водится
в небесах как главный.
Там не зазнавайтесь -
в снег ли, под дождем
только возвращайтесь,
мы вас очень ждем!
С таким тостом первым поднял бокал наш застольный поэт и бард Сергей Владимов.
- Ура!.. Горько!.. - закричали гости. Полный дом, еле усадили.
Действительно, как на свадьбе. Только если свадьба вершится по отрабо-
танному веками ритуалу, то за нашим столом течение встречи поначалу за-
медлялось заводями молчаливых пауз, лишь попозже зашумел перекат мелких
разговоров, зазвучали напутствия.
Запомнилось, как хорошо сказала Аленина подруга:
- Будь мудрой, как сова, и верной, как собака.
И подарила Ленке два брелочка - пучеглазую сову и желтого пу- делеч-
ка.
Достали гитару, пели, и растаял ледок отчуждения, и распустились
узелки нервного напряжения, все-таки люди - хорошие, если бы не жизнь...
Глава девятая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава девятая
Побаливала голова. Где же я вычитал эти строки: "Он проснулся тем утром, когда
воздух казался сухим, а вода - вкусной." Это про меня и про то утро.
- Сегодня можешь получить служебные паспорта, я договорился, - пора-
довал меня кадровик. - Давай-ка твой серпастый, молоткастый. И супруги
тоже.
Хотелось пить. Чего он тянет? Очки напялил, переворачивает лист за
листом. Мой отложил, взялся за Ленкин, опять мой взял.
- А ведь тебе летом сорок пять исполнилось, - задумчиво протянул он.
- Когда начали оформлять твои документы, помнишь, почти год назад, тебе
еще не было сорока пяти, а теперь есть.
- Летит времечко, - с бессмысленной улыбкой подтвердил я.
- А вот тут, на последней страничке указано, что по достижении сорока
пяти лет в паспорт должна быть вклеена новая фотография владельца. И
супруге твоей скоро такая же процедура предстоит. Не дадут вам служебные
паспорта, пока фотографии новые не вклеите, ясно? Так что ноги в руки -
и вперед.
Рукам было явно не до ног - налились свинцовой тяжестью.
А что делать, куда деваться?
Позвонил Алене, благо застал ее дома. Договорились, что встретимся у
метро. Есть там фотоателье.
...Фотоаппарат с тусклым глазом объектива в окончании положенной на-
бок ребристой пирамиды черной гармошки прикрыт тем ной накидкой и поко-
ится на тяжелой треноге. Мы с Аленой стоим рядом с ним, софиты дежурного
освещения высвечивают павильон фотоателье, стулья, выстроенные вдоль
стены, большое тусклое зеркало в тяжелой раме и толстые плюшевые
портьеры. Когда их раздергивают, то входящего в павильон как бы вталки-
вает поток пыльного света...
Я когда-то видел эту картинку, я был здесь, может быть во сне, может
в другой жизни, но голова соображает туго.
- У нас к вам просьба, - объяснил я ситуацию стоящему за треногой.
Он поднял очки на залысины лба, бледное, отечное лицо, бледно-голубые
глаза с белками в желтых прожилках. Выслушал с кривой усмешкой.
- А что я могу сделать, - развел руками. - Фотографировать на паспорт
разрешено только определенным ателье, каким - не знаю, идите, ищите, у
меня есть своя инструкция, как жить, и я никак не могу ее нарушать. Кро-
ме того, есть сроки - три дня. Кто вам будет работать сверхурочно?
- Помогите, пожалуйста. Я оплачу. Можно без квитанции, только помоги-
те.
Черт, были бы под рукой сувениры какие-нибудь.
- Нет, нет и нет... Хотя... Там телефон - звоните начальству, пусть
дает разрешение, пусть торжествует равенство.
- Может быть вы и правы, инструкция создавалась на период обмена пас-
портов с целью избежать некачественного изображения владельца паспорта,
- объяснил мне по телефону равнодушный женский голос.
- Но не я ее писала, не мне ее отменять. Извините, меня вызывают.
Я повесил трубку.
Вернулся в павильон.
- Она сказала, что инструкция устарела, она сказала, что я прав, ска-
зала, что если вы согласны, то можно... в виде исключения...
Таким я и вышел на фотографии - с запавшими от головной боли глазами,
загнанный, словно прожил не сорок пять, а все шестьдесят, таким и буду
выглядеть навсегда для всех тех, в чьи руки попадет мой паспорт.
Повезло в другом - выкупил авиабилеты на понедельник. Ну, вот, а вы
боялись, улыбнулась мне девушка в синем. Симпатичная...
Фото были готовы только вечером, и в паспортный стол отделения мили-
ции я попал с утра в субботу.
Веселый красноносый майор Дудкин внимательно выслушал меня, закивал
плешивой головой.
- Сейчас сделаем, какие тут проблемы - карточку вклеить, да штамп
поставить. Клавдия Васильевна! - закричал он в другую комнату.
Молчание в ответ.
- Не отвечает, - удивленно посмотрел на меня Дудкин. - Придется само-
му идти... Это я мигом, вы обождите...
Вернулся он минут через пятнадцать-двадцать, красный, взъерошенный.
Сел, отдуваясь:
- Вот ваш паспорт, держите крепче. А супруга пусть зайдет лично. Ина-
че не получается.
Вернулся домой, объяснил Алене, та поворчала, но собралась и уехала.
Прошел час.
Прошел другой.
Протянулся третий.
Лены не было.
Через четыре часа звонок в дверь. Ее звонок - длинный и короткий, как
тире и точка. Наконец-то.
Вошла.
На вопросы не отвечала. Молча разделась, молча стянула сапоги, молча
прошла на кухню, села на табуретку, уставилась в окно. Я стоял рядом с
ней, растерянный.
Неожиданно лицо ее исказилось судорогой. Слезы градом.
Прорвало.
- Что я ей сделала? - захлебываясь, безутешно зарыдала она. -
Что-о-о?!
- Кому? Объясни толком.
Дудкин, веселый красноносый майор, ушел куда-то по делам, а Клавдия
Васильевна, что из другой комнаты, взяла Аленин паспорт и тоже ушла.
Алена просидела три часа, не зная, к кому обратиться. Наконец-то, явился
Дудкин, совсем веселый, совсем красноносый. Клавдия Васильевна как в во-
ду канула, и ключ от сейфа, где лежал заветный паспорт, канул с ней. Ве-
селый Дудкин сказал, что теперь только в понедельник, если, конечно,
Клавдия Васильевна явится на службу.
В понедельник в девять утра мы стояли у дверей паспортного стола.
Клавдия Васильевна пришла в четверть десятого. Бровью не повела в на-
шу сторону.
- Вот баба, - покрутил головой веселый красноносый майор Дудкин, от-
давая паспорт Алене. - От зависти лопнуть готова, что некоторые заграни-
цу ездят.
Не знаю, как Лена, но мною овладело полное равнодушие, не торопясь, с
бессветным безразличием я съездил на работу, получил паспорта, аттестат,
документы на оплату груза, просидел короткое застолье - Аленины и мои
родители, Юля с Димой, мой Сережа, маленький Алешка.
И только когда подогнали такси к дому, когда вышли на улицу, где ра-
зыгралась настоящая метель, выл ветер и мать запричитала в голос, по-де-
ревенски, ой, родные мои, ненаглядные, ой, сынок, кровиночка моя, ой,
невестушка, светик мой, не увидимся мы больше никогда, прощайте навсег-
да, простите нас, не поминайте лихом, ой... - что-то дрогнуло у меня в
душе, защемило сердце.
Прощай, мама, прощай, отец, прощайте, родные, прощайте, друзья, про-
щай, родная земля, простите нас...
Глава десятая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава десятая
Но просто отпустить родная земля не могла.
Наши паспорта с таможенными декларациями надолго задержались на столе
перед женщиной в серой форме. Ее лицо с непроницаемыми светло-голубыми
глазами слегка подсвечивалось белым холодом монитора, по которому мед-
ленно двигалась картинка содержимого нашего багажа.
Пропустила все молча, без замечаний. Пункт за пунктом прошлась по
декларации, перевела глаза на Алену и внимательно рассмотрела, словно
обыскивала, ее уши, шею, руки.
Изрекла наконец:
- Стоимость ваших украшений - кольца, серьги, кулон, цепочка - превы-
шает разрешенную.
Я тоже уставился на Ленкины фамильные драгоценности. Фамильные не в
ироническом, а в прямом смысле этого слова: кроме обручального, на дру-
гой руке золотое колечко с изумрудиком - дар бабушки, переходящий из по-
коления в поколение Борисовых, сережки с маленькими бриллиантиками - по-
дарок моей матери и мой презент ей к свадьбе - медальон на цепочке.
- Извините, но нас пригласили перед отъездом на собеседование, - по-
пытался я объясниться, - и там многие интересовались, что разрешается
провозить и именно из ювелирных изделий.
Товарищ инструктор твердо сказал нам, что все эти вещи в пределах до-
пустимого.
- Понятия не имею, где это вам такое сказали, не знаю, кто такой этот
ваш инструктор и откуда он, у нас свои правила - золото и драгоценности
на сумму не больше пятисот рублей, а у нее явно больше, видно же.
- Хорошо, давайте я повешу медальон себе на шею и впишу его в свою
декларацию, - предложил я.
Таможенница криво усмехнулась.
- Не позорься!
Такой гневной я не видел Елену очень давно. Пунцовая, с блестящими
глазами, с каким же нескрываемым презрением моя всегда ласковая, всегда
добрая Аленушка отчитывала таможенницу:
- Разве ты не видишь, кто перед тобой стоит? Это же кукла, а не жен-
щина! Мои талисманы от бед, они берегут и меня, и моих родных от несчас-
тий! И потом, как же я на людях-то появлюсь голая? Э-э, да что ей объяс-
нять!
Казалось, что гул огромного зала, набитого людьми и чемоданами, при-
тих, прорезанный напряженным голосом Лены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
просто забыли о человеке за ненадобностью. Он же, уже намылившись загра-
ницу, сделал себе прививки от холеры, чумы, черной оспы, желтой лихорад-
ки, укуса мухи це-це, брюшного тифа и других тяжелых недугов, но не пе-
ренес такого концентрированного удара и слег в больницу, оттуда вышел в
состоянии глубокой задумчивости и был встречен радостно настроенными
сослуживцами: "С приездом, дорогой! Расскажи, чего привез? Ну, угости
хотя бы жвачкой. "Радость светилась в глазах тех, кто мне рассказывал
эту историю, и росла эта радость на ниве утоленной зависти.
Глава восьмая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава восьмая
И все-таки полгода - далеко не бесконечность, отсветило лето, проморосила
осень и подняла заиндевевшие ресницы зима.
Все, можешь брать билеты на самолет, подмигнул мне кадровик, и все
три буквы чудесного слова "все" прозвучали как три удара в колокол перед
отходом поезда, загудели, будто прощальный рев парохода - "в-с-е-еооо!"
- Билетов на рейс нет, могу поставить на лист ожидания, - приветливо
сказала мне в кассе девушка в синей форме Аэрофлота.
Опять лист бесконечного ожидания.
- Неужели нет?
- Рейсы выполняются два раза в неделю, транзитом через три пункта.
Хотите, посмотрю следующий?
- Будьте любезны.
Она набрала код на машине, пошепталась с соседкой, сидящей в такой же
ячейке.
На передачу дел дается неделя. У Николая обратный билет уже на руках,
задержаться он не имеет никакого права - кончается срок решения высокой
инстанции о пребывании за рубежом товарища Н., и только оттуда, с небес,
может снизойти новое решение. На один раз. Раз-решение. Если приеду на
четыре дня позже, останется три - на все-про-все, этого мало, катастро-
фически мало. Иного же не дано - советские могут летать только самолета-
ми Аэрофлота.
- Нет, молодой человек, не везет вам, и на следующий забито, - подня-
ла на меня глаза девушка в синем.
Молодой человек. Все молодым называют, а мне уже сорок пять. Полсро-
ка, а может и больше.
- Что делать будем? - с таким вздохом спросил я у нее, словно свида-
ние назначал, а не билеты выкупал.
- Включу-ка я вас в лист ожидания на оба рейса, дня за три подойдите,
как раз моя смена будет с утра. Следующий, пожалуйста!
За три дня - это пятница, опять доверенность выписывать, ловить чеко-
вую книжку в бухгалтерии да еще успеть телексом предупредить Николая,
чтобы встречал.
Появились и другие, негаданные проблемы. Новая, незнакомая ранее си-
туация была полна неожиданностями. Оказывается, есть и продается система
очистки и фильтрации питьевой воды "Ручеек", без нее, как без рук в тро-
пиках, она и компактная, она и надежная, только где ее взять? Как же без
нее обходится Николай с семейством? Или "Ручеек" у них журчит? Не пове-
зут же они его обратно? Может нам оставят?
Багаж. Во что укладывать барахло - штаны, рубашки, подушки, платья,
простыни, одеяла, посуду, вилки, ложки, утюг, кипятильник?.. Вес давно
превратился в перевес, похоже, что человек только и живет, чтобы обрасти
бесконечным количеством хлама да потуже набить живот.
А книги? Что делать в тропиках без Пушкина? Вопрос не праздный, есть
ли там библиотека? Размышления у книжных полок привели к переоценке цен-
ностей - поэзия получила предпочтение перед прозой, на весах души ее
грамм значительно концентрированней.
А дневники, записи, начатое и неоконченное, задуманное и ждущее свое-
го светлого часа? Плох тот солдат... тот журналист, который не мечтает о
своей книге. Чемодан блокнотов, тетрадок, отдельных листочков не сдашь в
багаж, вдруг пропадет - и исчезнет невосстановимое прошлое моей жизни.
Поезжайте налегке, начните жизнь сначала, там все купите, оттуда при-
везете, советовали друзья. Кстати, о друзьях. Пролистал записную книжку
с адресами и телефонами и подсчитал, что если позвать всех, с кем следо-
вало бы попрощаться, то получается восемьдесят три человека, а по мини-
муму - человек сорок.
Просмотрел еще раз - этого обязательно, потому что друг, этого нужно,
потому что нужный, этого необходимо, потому что... Может друг обождет,
обойдется, он поймет, он же друг... Стоп! Вот так и разъедается
нравственность ржавчиной расчета.
Попрощаться надо и с родными. И с теми, кто жив, и с теми, кого нет.
Мы прошли с цветами в руках мимо конторы, мимо стенок колумбария, ми-
мо поляны в одинаковых, как строй солдат, рядах квадратных серых плит -
захоронения "афганцев", не вернувшихся с войны в мирное время, и чем
дальше по аллеям кладбища, тем глуше становились звуки города, словно
серая вата неба обволокла черные ветви деревьев, повисла на металличес-
ких прутьях изгородей, впиталась в слипшийся от сырости жухлый покров
опавших листьев. И запахи здесь иные, чем в городе - земляные, гнилые,
естественные.
Пока Алена ходила за водой с пол-литровой стеклянной банкой, я привел
в порядок Наташину могилу - расчистил цветник, протер доску с портретом.
Потом мы постояли в молчании недолгое время.
Кузнецов Михаил Степанович и Кузнецова Наталья Михайловна. Две даты и
черточка между ними, в которую вместилась вся жизнь. Отец - деревенский
подпасок, комсомолец, громящий кулаков и храмы, рабфаковец, грызущий
гранит наук, солдат, проливавший кровь на войне, директор небольшого за-
вода. Классический пример строителя социализма. Женился на деревенской,
пришедшей в город во время великого голода тридцатых, заставил жену выу-
читься грамоте, поднял на ноги детей: дочка - красавица, сын - мастер
спорта. И умер. В одночасье. Может и вовремя, в счастливом неведении,
что после смерти его вдова еще десять лет ждала квартиру - некому было
похлопотать, что дочка с трудом зацепилась за край жизни после операции
на легком, и все-таки ее столкнули в пропасть, что сын превратился в ал-
коголика. Получается, что итог не только твоей жизни должен быть хоро-
шим, но и детей твоих и внуков, и потомки живут не ради себя, а ради
предков своих и будущего. А какой итог ждет нас с Аленой, с чем уйдут
наши старики? Не так-то много им осталось, все может произойти, когда
нас уже здесь не будет.
На обратном пути, тревожно озираясь, нам перебежала дорогу черно-бе-
ло-рыжая кошка. Я незлобно посетовал на плохую примету и трижды переплю-
нул через левое плечо.
- В церковь так и не зашли, - укоризненно сказала Лена. - Ну-ка, пое-
хали сейчас же. Церковь "Всем скорбящим радости", где служатся панихиды
в марте по Анне Ахматовой, еще не была освещена, но уже мерцали огоньки
затепленных лампад и, потрескивая, оплавляясь свечи перед иконами. Пос-
тавили и мы свои перед Николаем-чудотворцем, истинно русским святым. Он
смотрел на нас добрыми печальными глазами, благословлял правой рукой, а
в левой держал священное писание, раскрытое на странице, где на старос-
лавянском было начертано изречение. Непонятные, но узнаваемые буквы по-
хоже складывались так: во все времена будет учение Его и много людей по-
терянных обретут веру свою...
Недаром хмурилось небо целый день - пошел первый зябкий снег, словно
кто-то швырял пригоршнями мелкую белую крупу, сеял снег, которого нам
так будет не хватать в тропиках...
- Что за безобразие,
уезжают в Азию,
дикие народы
ждут уже полгода.
Скажем на пороге -
да хранят вас боги:
Будда с Богородицей
и Аллах с Кораном,
Шива и кто водится
в небесах как главный.
Там не зазнавайтесь -
в снег ли, под дождем
только возвращайтесь,
мы вас очень ждем!
С таким тостом первым поднял бокал наш застольный поэт и бард Сергей Владимов.
- Ура!.. Горько!.. - закричали гости. Полный дом, еле усадили.
Действительно, как на свадьбе. Только если свадьба вершится по отрабо-
танному веками ритуалу, то за нашим столом течение встречи поначалу за-
медлялось заводями молчаливых пауз, лишь попозже зашумел перекат мелких
разговоров, зазвучали напутствия.
Запомнилось, как хорошо сказала Аленина подруга:
- Будь мудрой, как сова, и верной, как собака.
И подарила Ленке два брелочка - пучеглазую сову и желтого пу- делеч-
ка.
Достали гитару, пели, и растаял ледок отчуждения, и распустились
узелки нервного напряжения, все-таки люди - хорошие, если бы не жизнь...
Глава девятая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава девятая
Побаливала голова. Где же я вычитал эти строки: "Он проснулся тем утром, когда
воздух казался сухим, а вода - вкусной." Это про меня и про то утро.
- Сегодня можешь получить служебные паспорта, я договорился, - пора-
довал меня кадровик. - Давай-ка твой серпастый, молоткастый. И супруги
тоже.
Хотелось пить. Чего он тянет? Очки напялил, переворачивает лист за
листом. Мой отложил, взялся за Ленкин, опять мой взял.
- А ведь тебе летом сорок пять исполнилось, - задумчиво протянул он.
- Когда начали оформлять твои документы, помнишь, почти год назад, тебе
еще не было сорока пяти, а теперь есть.
- Летит времечко, - с бессмысленной улыбкой подтвердил я.
- А вот тут, на последней страничке указано, что по достижении сорока
пяти лет в паспорт должна быть вклеена новая фотография владельца. И
супруге твоей скоро такая же процедура предстоит. Не дадут вам служебные
паспорта, пока фотографии новые не вклеите, ясно? Так что ноги в руки -
и вперед.
Рукам было явно не до ног - налились свинцовой тяжестью.
А что делать, куда деваться?
Позвонил Алене, благо застал ее дома. Договорились, что встретимся у
метро. Есть там фотоателье.
...Фотоаппарат с тусклым глазом объектива в окончании положенной на-
бок ребристой пирамиды черной гармошки прикрыт тем ной накидкой и поко-
ится на тяжелой треноге. Мы с Аленой стоим рядом с ним, софиты дежурного
освещения высвечивают павильон фотоателье, стулья, выстроенные вдоль
стены, большое тусклое зеркало в тяжелой раме и толстые плюшевые
портьеры. Когда их раздергивают, то входящего в павильон как бы вталки-
вает поток пыльного света...
Я когда-то видел эту картинку, я был здесь, может быть во сне, может
в другой жизни, но голова соображает туго.
- У нас к вам просьба, - объяснил я ситуацию стоящему за треногой.
Он поднял очки на залысины лба, бледное, отечное лицо, бледно-голубые
глаза с белками в желтых прожилках. Выслушал с кривой усмешкой.
- А что я могу сделать, - развел руками. - Фотографировать на паспорт
разрешено только определенным ателье, каким - не знаю, идите, ищите, у
меня есть своя инструкция, как жить, и я никак не могу ее нарушать. Кро-
ме того, есть сроки - три дня. Кто вам будет работать сверхурочно?
- Помогите, пожалуйста. Я оплачу. Можно без квитанции, только помоги-
те.
Черт, были бы под рукой сувениры какие-нибудь.
- Нет, нет и нет... Хотя... Там телефон - звоните начальству, пусть
дает разрешение, пусть торжествует равенство.
- Может быть вы и правы, инструкция создавалась на период обмена пас-
портов с целью избежать некачественного изображения владельца паспорта,
- объяснил мне по телефону равнодушный женский голос.
- Но не я ее писала, не мне ее отменять. Извините, меня вызывают.
Я повесил трубку.
Вернулся в павильон.
- Она сказала, что инструкция устарела, она сказала, что я прав, ска-
зала, что если вы согласны, то можно... в виде исключения...
Таким я и вышел на фотографии - с запавшими от головной боли глазами,
загнанный, словно прожил не сорок пять, а все шестьдесят, таким и буду
выглядеть навсегда для всех тех, в чьи руки попадет мой паспорт.
Повезло в другом - выкупил авиабилеты на понедельник. Ну, вот, а вы
боялись, улыбнулась мне девушка в синем. Симпатичная...
Фото были готовы только вечером, и в паспортный стол отделения мили-
ции я попал с утра в субботу.
Веселый красноносый майор Дудкин внимательно выслушал меня, закивал
плешивой головой.
- Сейчас сделаем, какие тут проблемы - карточку вклеить, да штамп
поставить. Клавдия Васильевна! - закричал он в другую комнату.
Молчание в ответ.
- Не отвечает, - удивленно посмотрел на меня Дудкин. - Придется само-
му идти... Это я мигом, вы обождите...
Вернулся он минут через пятнадцать-двадцать, красный, взъерошенный.
Сел, отдуваясь:
- Вот ваш паспорт, держите крепче. А супруга пусть зайдет лично. Ина-
че не получается.
Вернулся домой, объяснил Алене, та поворчала, но собралась и уехала.
Прошел час.
Прошел другой.
Протянулся третий.
Лены не было.
Через четыре часа звонок в дверь. Ее звонок - длинный и короткий, как
тире и точка. Наконец-то.
Вошла.
На вопросы не отвечала. Молча разделась, молча стянула сапоги, молча
прошла на кухню, села на табуретку, уставилась в окно. Я стоял рядом с
ней, растерянный.
Неожиданно лицо ее исказилось судорогой. Слезы градом.
Прорвало.
- Что я ей сделала? - захлебываясь, безутешно зарыдала она. -
Что-о-о?!
- Кому? Объясни толком.
Дудкин, веселый красноносый майор, ушел куда-то по делам, а Клавдия
Васильевна, что из другой комнаты, взяла Аленин паспорт и тоже ушла.
Алена просидела три часа, не зная, к кому обратиться. Наконец-то, явился
Дудкин, совсем веселый, совсем красноносый. Клавдия Васильевна как в во-
ду канула, и ключ от сейфа, где лежал заветный паспорт, канул с ней. Ве-
селый Дудкин сказал, что теперь только в понедельник, если, конечно,
Клавдия Васильевна явится на службу.
В понедельник в девять утра мы стояли у дверей паспортного стола.
Клавдия Васильевна пришла в четверть десятого. Бровью не повела в на-
шу сторону.
- Вот баба, - покрутил головой веселый красноносый майор Дудкин, от-
давая паспорт Алене. - От зависти лопнуть готова, что некоторые заграни-
цу ездят.
Не знаю, как Лена, но мною овладело полное равнодушие, не торопясь, с
бессветным безразличием я съездил на работу, получил паспорта, аттестат,
документы на оплату груза, просидел короткое застолье - Аленины и мои
родители, Юля с Димой, мой Сережа, маленький Алешка.
И только когда подогнали такси к дому, когда вышли на улицу, где ра-
зыгралась настоящая метель, выл ветер и мать запричитала в голос, по-де-
ревенски, ой, родные мои, ненаглядные, ой, сынок, кровиночка моя, ой,
невестушка, светик мой, не увидимся мы больше никогда, прощайте навсег-
да, простите нас, не поминайте лихом, ой... - что-то дрогнуло у меня в
душе, защемило сердце.
Прощай, мама, прощай, отец, прощайте, родные, прощайте, друзья, про-
щай, родная земля, простите нас...
Глава десятая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава десятая
Но просто отпустить родная земля не могла.
Наши паспорта с таможенными декларациями надолго задержались на столе
перед женщиной в серой форме. Ее лицо с непроницаемыми светло-голубыми
глазами слегка подсвечивалось белым холодом монитора, по которому мед-
ленно двигалась картинка содержимого нашего багажа.
Пропустила все молча, без замечаний. Пункт за пунктом прошлась по
декларации, перевела глаза на Алену и внимательно рассмотрела, словно
обыскивала, ее уши, шею, руки.
Изрекла наконец:
- Стоимость ваших украшений - кольца, серьги, кулон, цепочка - превы-
шает разрешенную.
Я тоже уставился на Ленкины фамильные драгоценности. Фамильные не в
ироническом, а в прямом смысле этого слова: кроме обручального, на дру-
гой руке золотое колечко с изумрудиком - дар бабушки, переходящий из по-
коления в поколение Борисовых, сережки с маленькими бриллиантиками - по-
дарок моей матери и мой презент ей к свадьбе - медальон на цепочке.
- Извините, но нас пригласили перед отъездом на собеседование, - по-
пытался я объясниться, - и там многие интересовались, что разрешается
провозить и именно из ювелирных изделий.
Товарищ инструктор твердо сказал нам, что все эти вещи в пределах до-
пустимого.
- Понятия не имею, где это вам такое сказали, не знаю, кто такой этот
ваш инструктор и откуда он, у нас свои правила - золото и драгоценности
на сумму не больше пятисот рублей, а у нее явно больше, видно же.
- Хорошо, давайте я повешу медальон себе на шею и впишу его в свою
декларацию, - предложил я.
Таможенница криво усмехнулась.
- Не позорься!
Такой гневной я не видел Елену очень давно. Пунцовая, с блестящими
глазами, с каким же нескрываемым презрением моя всегда ласковая, всегда
добрая Аленушка отчитывала таможенницу:
- Разве ты не видишь, кто перед тобой стоит? Это же кукла, а не жен-
щина! Мои талисманы от бед, они берегут и меня, и моих родных от несчас-
тий! И потом, как же я на людях-то появлюсь голая? Э-э, да что ей объяс-
нять!
Казалось, что гул огромного зала, набитого людьми и чемоданами, при-
тих, прорезанный напряженным голосом Лены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37