Святослав сам вызвался и отвез нас в аэропорт. Хороший он все-таки
мужик.
И, как в трубочке калейдоскопа, с каждым поворотом земной оси меня-
лась картина нашей жизни и быстротечно взрывались протуберанцы непредви-
денных событий.
Волнения с перевесом окончились благополучно - помог Барсуков, взяв-
ший часть нашего багажа на билет торгпреда... Полубессонный многочасовой
перелет с посадками в Дели и Ташкенте... Советская таможня, неожиданно
легко давшая "добро"...
Добрались, наконец, до дома... Дети, обещавшие в письмах освободить
Аленину квартиру и съехать в мою однокомнатную, где они жили до нашего
отъезда, не сделали этого... Я рассвирепел, Елена умоляюще глядела на
меня, счастливо обезумев от возможности ежедневно общаться с внуком, и
мы присели впятером на один унитаз... Поначалу мы подробно рассказывали
о своем житье-бытье заграницей, но получалось так, что как мы ни сетова-
ли на жару, пылевые бури, нехватку денег и другие сложности - все эти
проблемы меркли перед социалистической обыденностью, в которой не было
своей виллы, машины и Ганеша, не было в двух шагах рынка, набитого фрук-
тами, овощами и напитками, не было магазинов, лавок и лотков, где без
очереди можно купить барахло на любой вкус и размер... Хождение на служ-
бу, доклады начальству, раздача сувениров, огромные очереди в пустых ма-
газинах, встречи с родными и друзьями, походы по комиссионкам съели вре-
мя, как воду ненасытный песок... Отдыха не получалось, и мы с облегчени-
ем уехали в отпуске в отпуск - на две недели в Подмосковье... Погода не
баловала, но мы ходили по грибы и с упоением, нет, не дышали, а пили
прохладный воздух, оставляющий ощущение родниковой свежести... Семейный
скандал все-таки грянул, как гром из сгущающихся туч - Алениной Юле не
понравились привезенные нами подарки, она претендовала на окончательный
переезд в Аленину двухкомнатную, ей надоело к тому же ухаживать за дедом
с бабкой.. Получалось, что опять у нас нет своего дома... Жили у себя,
как у чужих... С сыном виделся один раз, мельком, толком и не пообща-
лись... Больше всех переживала мои неурядицы мама, отец молчал... Уезжа-
ли, с трудом достав обратные билеты, измотанные невеселыми проводами и с
чувством огромного облегчения... В самолете сквозь дрему - полуявь, по-
лусон рассказа...
...Низкое красное солнце, оплавляясь, уходило за горизонт, и в море тонул
человек. Закат бледнел и был равнодушно прекрасен. Волны лениво зализывали
белый след корабля. Вокруг было пусто...
...Незаметно наступала ночь. Черное стало глубоким, а белое освети-
лось изнутри. Словно разрезали арбуз - так в воздухе запахло ночной
прохладой. Ласковые руки мамы подоткнули одеяло со всех сторон и легко
коснулись щеки, благословляя сон...
Баю-баюшки, баю, не ложись-ка на краю... Мамин голос оберегал, охра-
нял Димулю от страшного, таинственного "края", от падения...
Солнышко в детстве, конечно же, живое, оно - теплое, от него щекотно,
жарко под щекой, а глаза никак не открыть, на них наступает пуховыми ла-
пами странный зверь, и сон продолжает сниться вместе с солнцем...
...Голым пяткам приятно от разогретого солнцем паркета и щекотно от
морщинок дерева.
- Дима-а-а!.. Обуйся, а то опять простудишься...
Ласковый голос мамы разворачивает шлепки босых ног обратно, к крова-
ти, надо сесть и надеть куда-то спрятавшиеся тапки, но голова тянется к
подушке, и тело опять расслаблено погружается в сон, который Дима так и
не успел досмотреть...
Димуля летал во сне и рос, становясь Димой, летал во сне и рос, ста-
новясь Дмитрием...
...Управлять своим телом было очень легко: напряглись послушные мышцы
предплечья - и плавный разворот направо, мимо люстры с белыми колпаками
плафонов, в которых, как в стеклянных гнездах, торчали невидимые снизу
прозрачные баллоны электрически лампочек. Дмитрий уже ощутил свою власть
над скоростью, которая зависела только от его желания, и радостно засме-
явшись, по крутой дуге вылетел в открытое настежь окно.
Можно было неподвижно парить над улицами спящего в пред- рассветной
дымке города, но Дмитрий поднимался все выше вместе с солнцем, пока зем-
ля не стала плавно изгибаться, отраженно засветившись на горизонте зас-
тывшей рябью далекого моря. Из черной бездны дохнуло холодом космоса, и
Дмитрию стало смертельно одиноко и страшно.
Синева небес отражалась в бирюзе моря, рассекая форштевнем барашки
волн, из залива выходил корабль, крестьянин в тени белого дома под крас-
ной черепицей плел из длинных прутьев вершу для рыбы, и никто не заметил
крутого падения потерявшего власть над полетом...
С верхушек волн летела пена и змеями бежала по горбам валов. Ревело
багровое от натуги пространство, и желтое, слепое, разъяренное око солн-
ца плавилось над горизонтом. Смертельная усталость от борьбы с равнодуш-
ной стихией парализовала волю и тело, сомкнулись воды над головой, и
Дмитрий ощутил сперва благодатность сразу наступившей тишины, а потом
холодное касание манящей темной глубины...
Такой сон снился Дмитрию Сергеевичу Перову, бывшему заместителю ди-
ректора мебельного магазина, бывшему работнику внешнеторгового объедине-
ния, бывшему мастеру Коровинского завода торговых автоматов, бывшему
студенту, бывшему школьнику Диме, бывшему маминому Димуле. Ему везло в
жизни, ну и что, что он попал по распределению в подмосковное Коровино,
зато женился на дочке секретаря горкома, ну и что, что не совсем она его
любила, зато тесть купил им однокомнатный кооператив и устроил во внеш-
торг и вроде бы правильно он сделал, что перешел из внешней торговли во
внутреннюю по призыву парткома... Жизнь шла, как сон, и страшным было
пробуждение...
Уплыли чередой назад, к Москве, столбы вокзального перрона, вагон пе-
ресчитал колесами переплетения железнодорожных путей, протянулась глухая
стена пакгауза с зияющим провалом ворот, поднялись откосы, пересеченные
протоптанными тропинками, мелькнул аккуратно выложенный из беленых из-
вестью камешков лозунг "Счастливого пути!", и казалось вот-вот поезд
вырвется из частокола городских построек в открытое настежь прост-
ранство, но еще долгое время к окну вагона подступали то щербатые плиты
бетонной ограды какого-то завода, то скученные вокруг железнодорожных
станций дома. Дмитрий Перов безучастно смотрел в одну точку, и его об-
мякшее тело, казалось, слилось с покачивающимся вагоном и мелко вздраги-
вало вместе с ним на стыках рельсов. Ряды темно-желтых, будто залитых
подсолнечным маслом, лакированных скамеек, обращенных друг к другу, по-
началу были плотно забиты пестрой толпой едущих за город, но постепенно
вагон совсем опустел, и Дмитрий, как бы очнувшись, тоже вышел на окру-
женную березняком платформу. Электропоезд, зашипев, сомкнул створки зе-
леных дверей, коротко гуднул и скрылся за поворотом. Дмитрий, поколебав-
шись мгновение, пошел по плитам перрона по ходу поезда, спустился по ко-
роткому маршу бетонной лестницы на насыпь и перешел, перешагивая через
тускло блестевшие полоски рельсов, на другую сторону, которая казалась
лесистее. Но березняк быстро кончился, почти сразу за ним пристроился
дачный поселок, и Перов миновал его по глинистой полуразъезженной доро-
ге, которая длинным изгибом взбиралась на небольшой холм. С высоты его
открылось широкое холстяное поле полегших овсов и темная полоса леса на
горизонте. Пахнущий пылью пространства, разогретой землей и вянущей тра-
вой воздух был недвижен, и тишина небес звенела стрекотом кузнечиков и
пением затерянного в высоте жаворонка. Наконец, поле кончилось, и Дмит-
рий свернул с дороги, запетлявшей по поросшей свежезеленым подлеском
опушке, в глубь леса.
В густом глухом ельнике он встал на колени, подполз под стелющиеся
развесистые лапы, лег спиной на сухую хвою и закрыл глаза.
Все.
В лесу раскрылись ночные цветы, и рыбы спали в темной воде, только в
поле стояло одинокое дерево.
Дмитрий лежал, поджав колени под подбородок, под широкими лапами ста-
рой ели так долго, что постепенно совсем утратил ощущение собственного
тела, которое стало частью земли, частью природы. Дмитрий слышал, как
растет трава и оседает ночная роса, как вытягивают подземные воды корни
деревьев. Хохотнул филин, схвативший добычу, шумно засопел и завозился в
кустах еж, ветер взъерошил верхушки деревьев, и застонали, заскрипели
стволы, осыпались ягоды и шишки и посеяли свои семена. Лес стоял, подняв
вверх руки-ветви, и ждал восхода. В глубине космоса рождались и гасли
звезды, их свет, пролетев сквозь бездну пространства, через тысячи лет
достигал Земли, где каждое существо и растение росло, цвело и продолжало
свой род мгновение за мгновением. Природа жаждала жизни, боролась за
жизнь и вселенски равнодушна была к смерти Дмитрия, который сам отказал-
ся от дара жизни, лес хоронил его в своих недрах и тело его скоро станет
добычей червей, насекомых, птиц и зверей...
Такой вот приснился, а потом написался почти в повесть рассказ после отпуска,
после встреч и рассказов тех, кого судьба сделала участниками перестройки.
Глава двадцать девятая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава двадцать девятая
Из холодной, по-сентябрьски промозглой Москвы мы опять вернулись в лето. За
наше двухмесячное отсутствие прошел сезон дождей, омытая полупустыня утолила
жажду, зазеленела, зацвела.
Днем было жарко, до тридцати пяти, но уже не ощущалось в атмосфере
прежнего иссушающего безумия, а к вечеру веяло настоящей прохладой, да и
проходящее время от времени грозы как бы разряжали высокое напряжение
небес. Ганеш радовался нашему приезду, как ребенок, радовался подаркам,
привезенным нами из Москвы.
Не успели явиться-разгрузиться, как ворвался Виталий Вехов, извините,
что не мог приехать в аэропорт, разрешил нам только принять душ и перео-
деться и увез к себе в шоу-рум. Нас ждал царский обед из соседнего рес-
торана - Виталий жил пока один, Любаша и Денис должны были вернуться на
днях.
Горы зелени, густой, как желе, суп, аппетитные жареные куры, пресные
лепешки, который мы макали в острый соус, куски сочного шашлыка, лю-
ля-кебаб, ароматные танго, мороженое - да все это под стаканчик доброго
виски со льдом... Москва казалась голодной губернией, где удачей счита-
лась добытая пачка пельменей.
И город казался нам красивым, зеленым, с ровными, неразбитыми дорога-
ми. Вместе с Виталием поездили по музеям, книжным развалам, заглянули в
полюбившиеся эмпориумы, где купили себе две картины. На одной - город с
крепостью, индуистскими храмами и мечетями, разноцветной толпой на ули-
цах под раскаленно-желтым небом. Как память о жаре. Вторая - совсем не-
большая, тоже с храмом вдали, куда спешат укрыться от грозы женщина в
сари с ребенком за руку.
Я получил месячную зарплату, и мы с каким-то ощущением свободы разбо-
гатевших людей покупали то розовое платье Елене, то красную майку с зе-
леным крокодильчиком на кармашке мне, то альбом Пикассо, то резную фи-
гурку из сандалового дерева. Заходили, выбирали и покупали. Или возвра-
щались на следующий день и меняли розовое на зеленое, добавляя еще и фи-
олетовое. Ко всем цветам Елениных нарядов подобрали бусы из фиолетовых
аметистов, из темно-красных гранатов, из голубой бирюзы, из розовых ко-
раллов, из изумрудного малахита.
И вливался в душу покой, уходили, как облака за горизонт, проблемы
далекой Москвы, дети, квартира...
Ко мне на переговоры пришел молодой, стройный, симпатичный парень с
застенчивой улыбкой, предложил свои услуги как адвокат и пригласил к се-
бе домой на ужин. Вернее не к себе, а к дяде, который занимался бизне-
сом, связанным с народными промыслами. Звали парня Ричард, или попросту
Ричи. Дядя Ричи оказался миллионером, богатым владельцем роскошной виллы
в престижном зеленом и тихом районе, а дом его - настоящим музеем резных
деревянных и каменных скульптур.
Мы провели вечер в приятной беседе с Дядей, сам Ричи скромно молчал.
Говорили о вегетарианстве, тема сама собой возникла, потому что хозяин,
естественно, вежливо осведомился, какой диеты мы придерживайся. Я выра-
зил сомнение, что только растительной пищи достаточно для поддержания
высокого жизненного тонуса, в ответ Дядя рассмеялся и указал на Ричи,
который оказался вегетарианцем и обладателем черного пояса по каратэ.
Дядя привел изречение из священной книги вед: "Человек - то, что он
ест". Подразумевалось, что питающийся только растительной субстанцией
чист, поедающий же трупы животных не может быть таковых. Вспомнили, что
долгожители Кавказа едят мясо лет до сорока, потом становятся травоеда-
ми.
Мне подумалось, а потом представилось, что каждый из нас, живых, сос-
тоит из "кирпичиков", построен из них. То, что мы едим, из этого мы и
построены. Тут Дядя истинно прав. С годами какие-то "кирпичики" стано-
вятся слишком тяжелыми для поддерживающих их снизу, вся связка ослабева-
ет, рушится свод, лопается сосуд, воспаляется пузырьки легкого, как было
у меня когда-то... Не ценил, не понимал я тогда значения "кирпичиков"...
А другая страна, другой климат? Здесь же иные "кирпичики", и если я
каждый день ем иное, то и в организме идет своя "перестройка", то есть
акклиматизация, и неизвестно, заменит ли новый местный "Кирпичик" преж-
ний отечественный...
Мои размышления прервала Елена. Она тихо сказала мне по-русски:
- А я про наших думаю, как они там, бедные? Крахмальная колбаса, мо-
роженое мясо, синие куры, которых вскармливали черт знает чем, фиолето-
вые сосиски, супы из пакетов - где она у нас хорошая пища?.. А если и
переходить в вегетарианцы, то как, если в августе в овощных магазинах ни
огурца, ни помидорчика?.. Бедная Юленька, бедный мой Алешенька...
Я поинтересовался режимом жизни, питания и работы миллионера. Дядя
оказался весьма умеренным и воздержанным. Рис, овощи, гольф, отход ко
сну не позже одиннадцати, ранние пробежки по утрам и последние достиже-
ния современной европейской медицины. Да-да, не местные кудесники-чудот-
ворцы, слава о которых широко распространена по всему миру, особенно в
СССР, а профессиональные медики с дипломами и новейшим оборудованием. И
еще на время жары Дядя уезжает в предгорья Гималаев. Вот, собственно, и
вся философия миллионера - деньги нужно тратить на здоровье, которое не
выиграешь в лотерею и не купишь в самом фешенебельном магазине.
Ричи отвез нас домой и по пути мы с ним разговорились. Оказалось, что
Ричи принадлежит к касте верховных жрецов индуизма - брахманам, отец его
имеет крупное доходное дело в Африке, старший брат работает с компьюте-
рами в космическом центре в Штатах. Отец и брат предлагают ему создать
свое дело в Японии, например, но Ричи решил пойти своим путем и стать
самым высокооплачиваемым адвокатом у себя на родине. Окончил Лондонский
университет и высшие спецкурсы юристов. Независимый, не знающий, куда
девать бьющую через край энергию, Ричи занялся каратэ и достиг с помощью
японского сенсея - учителя категории черного пояса. Сейчас он открыл
школу каратэ для детей. Вот тебе и скромница Ричи.
- Гляди-ка какой! - восхищалась позже Елена. - И каратэ, и Лондон, и
адвокат, и богатый наследник... Все-таки здорово, что мы, спасибо
судьбе, оказались приобщенными к цивилизации...
Не мы одни.
Через несколько дней я вернулся с работы и нашел Лену в задумчивой
растерянности.
- Валера, - сказала она, - мне нужны деньги.
- Где деньги лежат ты сама знаешь, а зачем они тебе, надеюсь, ска-
жешь?
- Сегодня позвонила одна женщина, русская, то есть советская, гово-
рит, что наша соседка, рядом живет, адрес оставила и попросила денег
взаймы.
- А что она гражданка СССР ты уверена? Вдруг какая-нибудь эмигрантка?
- Вроде бы нет. Вот ее телефон. Ты ей позвони, пожалуйста, выясни в
чем дело.
Я позвонил и на следующий день заехал. Не то, чтобы рядом, но по пу-
ти.
На звонки не открывали так долго, что я начал сомневаться, есть ли
кто дома. Наконец, дверь приотворилась:
- Вы кто?.. Валерий?.. Извините, я спала, сейчас...
Дверь захлопнулась и отворилась опять минут через двадцать. Передо
мной стояла то ли старуха, то ли больная, то ли сильно потасканная
жизнью женщина, нечесаная, без следов косметики, в наспех напяленном не
глаженом платье и шлепанцах на босу ногу.
В комнате, куда она меня провела, царили полумрак, запустенье и бед-
лам. Нежилое помещение, пропитанное запахом пыли, пота и алкоголя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37