Оплатив ремонт и налоги, остаток честно делился пополам между
Джентльменом и Саабом. Получалось что-то около моей месячной зарплаты. Я
отказался, также как и с подложной квитанцией Попова, но сделать это с
Джентльменом мне было гораздо легче, чем с Поповым, нет и все, не хочу,
не нутру.
Джентльмен усмехнулся и уверил, что вернет машину через два дня -
придется отогнать ее в Старый Город, где народные умельцы-чеканщики ве-
ками стучат молоточками по наковаленкам, они идеально выправляют кузов.
Кроме того, нужно отыскать новую дверь, эта совсем никуда не годится, и
покрасить.
Уехал Джентльмен и снова... сыт я по горло, до подбородка. Настроение
было паршивое, я бесцельно пришел в офис и остро ощутил, что будь я дома
по-настоящему, в Москве, то врубил бы своих любимых Саймона и Гарфанкля
или Моцарта, "Дайр Стрейтс" или "Би Джиз", "Свинглов Сингерс" или Окуд-
жаву, взял бы альбом живописи или томик Джека Лондона. Вспомнилось, как
я спасался после смерти Наташи, как выживал... музыкой, картинами, сти-
хами, прозой, кино, театром и... друзьями. Все равно это были годы оди-
ночества... Беда. Не то, чтобы живая и горькая, как лебеда. Нет. Просто
ежедневная беда. Когда в бегах, когда с утра рукой в рукав, и впопыхах
еда, и чередой труды, то пропадает страх и нет беды. Как будто нет беды.
Так день летел. И ночь - в дорогу. Но на рассвете тревожно сердце в бок
толкнет и будит смутную тревогу - так мать на вскрик проснется к детям.
Что жизнь прошла, что мозг склерозом изувечен и организма грязь и шлак
не успевает чистить печень, и все яснее ощущенье пустоты, и все страш-
ней, все выше круча, и вот уже как будто не жил ты - лишь ночью звезды
заслонила туча...
Лет до двадцати я был одинок естественно, неощутимо, жил по течению -
куда прибьет, там и мой круг, потому что не знал, кто и зачем я. Влюбил-
ся в кино и первую свою женщину, ставшую моей женой, - получил в подарок
единомышленников по киностудии и любовь Тома, а попав в туберкулезную
больницу, потерял Тамару, и не хватило сил на кино. В санатории встретил
Наташу и всех тех, кто боролся с недугом за свою жизнь.
Ушла из жизни Наташа, и я остался совсем один...
Спасали не только книги и музыка, спасала яхта - как бы случайно, но
на всю жизнь свела меня судьба с братством беззаветно влюбленных в па-
рус, солнце и ветер.
От каждого периода моей жизни кто-то остался в сердце моем. Но они
далеко.
Никому не верь. Ни-ко-му, убежденно сказал Гусаров. Одинок и пьян был
с тоски, весельчак, балагур, умница, красавец. Ни-ко-му, это он про
минвнешторг, и я про свое заведение то же скажу, но я верю и буду верить
до конца дней своих тем, кто верил вместе со мной в шестидесятые годы,
тем, кто останется вечно молодым в памяти моей. Виталька Вехов, напри-
мер... или его тоже изуродовала Система?
Внутренний звонок.
- Сааб, мистер Веков из каминг, - известил Ганеш.
Виталий уже входил в офис.
- Цел? Без травм? Ну, с боевым крещением! Гусаров мне все рассказал,
но я, как освободился, все равно сразу к тебе. Чем помочь? Говори.
- Да вроде нечем, спасибо тебе. И рад, что ты здесь. Не поверишь, я
только что вспоминал наших.
- Они тебя тоже не забывают, - Виталий выложил передо мной на стол
пачку писем. - Пляши, сааб.
Виталий подробно расспросил меня о происшедшем, о Джентльмене от Гу-
сарова, о сумме за ремонт, в принципе все одобрил, подтвердил, что в
этой ситуации лучшего не придумаешь, и сообщил ворох новостей.
Во-первых, Алена должна послезавтра попасть на женский предновогодний
чай, Любаша сегодня после обеда заедет за ней, заберет, они подберут из
Любиных арсеналов украшения и, может быть, какой-нибудь наряд. Во-вто-
рых, Новый Год будем справлять обязательно вместе. В-третьих, я - как
иностранец, только что приехавший в страну на окраине Азии, не должен
чувствовать себя дискомфортно, а жить, как и подобает белому человеку в
привычной для него обстановке, и потому имею полное право за твердые,
как алмаз, доллары в течение первых четырех месяцев выписать видеомагни-
тофон, морозильную камеру, стереосистему, китайскую ширму или систему
для очистки воды... в общем, вот толстенный каталог, открывай наугад,
ткни, и палец сааба станет волшебной палочкой, по мановению которой
явится желанное. В-четвертых, все мужики передают приветы и готовы на-
вестить товарища в беде, лишь бы вырваться из городка, где все они - ра-
бы советской колонии и своих благоверных. Говорят, Айвазян от тоски так
устал, что дуэтом с Гусаровым выступил на главной площади городка. В-пя-
тых, сказал Виталий, я полетел дальше, кстати, по выписке совграждане
обязательно будут проситься в соучастники, учти, что выписать можешь,
что угодно, но по одному экземпляру, никому не верь, никому ничего не
обещай.
Опять ни-ко-му...
Я предложил Виталию, как и Гусарову, по граммульке, но он замахал ру-
ками и уехал.
Проводив его, я вернулся в офис и сел за стол.
Письма и красочный каталог. Духовное и материальное, причем в данном
случае и материальное - духовно, могу выписать, например, пластинки или
компакт-кассеты того же Моцарта или "Би Джиз". Нет, сначала письма.
От Алениных родителей.
От сына... Вот неожиданность.
От Александра Грабовского.
От Мазурова Бориса.
От Седова Димки, Седого.
От Алениных подруг.
От Никитенко Николая.
От моих родителей.
Поздравления с Новым Годом. Мы им тоже писали, но главное, что отк-
ликнулись все мои друзья. Настоящие. Нет, естественно, писем от моих
подруг, с которыми я встречался до Алены, - синеглазых, черноглазых, ка-
реглазых, сероглазых... от тех, кто меня тоже спасал, к кому ответно
вспыхивало чувство или гасло безответно, но это уже личное, об этом ни с
кем...
Позвонил Алене, отдал ей письма, сказал про Любашу Вехову, которая
заедет за ней после обеда. Ленка, обрадованная, убежала, а я первым де-
лом распечатал письмо отца.
Эпистолярный жанр родителя строг и официален, он, работая в оборонной
промышленности, знал, что переписку нашу читает цензура, и поэтому,
поздравляя с Новым Годом, желал успехов и благополучия всему местному
народу от нашей дружественной страны.
Письма от Сережки, от сына своего, я не ждал. Уж так сложилось, что
после развода с Тамарой наши встречи с сыном происходили только в те мо-
менты его жизни, когда он срочно нуждался в моей помощи - больница и
операция на желчном пузыре еще в детстве, первый привод в милицию с са-
модельным самопалом, поругался с матерью, убежал из дома, эпопея с пос-
туплением в институт, неудачная первая сессия, исключение из института и
армия.
Поздравлял, как всегда, с юмором, желал мне, как отцу, чтобы сын мой
почаще писал и не забывал предка, а уж сын обещал не забывать деда и ба-
бушку.
Саша Грабовский - мой товарищ по киностудии, ставший профессионалом,
кинокритиком, кандидатом искусствоведения, с которым мы встречались от
случая к случаю, писал, что может быть поедет на кинофестиваль в Индию,
а по пути или обратно заглянет ко мне.
Мой яхтенный капитан Боря Мазуров желал, чтобы корма не зарастала ра-
кушками и пусть мне постоянно дует бакштаг, а галс всегда будет правый.
Еще вложил в конверт ксерокопию руководства по определению и оценке дра-
гоценных и полудрагоценных камней.
Дима Седов - единственный друг детства, школьный товарищ размашистым
почерком, словно сильно торопясь, коротко извещал, что не забыл и что
подробно еще пообщаемся, если сможет передать весточку с оказией. Это
значит, с кем-то лично, минуя официальные каналы. Это Дима привел меня
на яхту, благодаря ему я перечитал почти весь "самиздат", Александра
Солженицына, Владимира Набокова, Льва Копелева, книги-притчи Александра
Зиновьева.
Последнее письмо было от Коли Никитенко. Поэт и редактор сделал мне
новогодний подарок - вставил мои стихи в сборник "Сердце России".
Вот и размышляй о дружбе, оценивай и переоценивай ее деликатные при-
чуды, верь или не верь, но одиноким я уже себя не чувствовал, больше не
хотелось ни удавиться, ни напиться и не вертелось в голове "сыт я по
горло..."
Глава двадцать вторая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава двадцать вторая
Мир праздновал приход Нового Года двадцатого века, готовился к ожидаемому
целый год мгновению, когда можно себе сказать - пусть останутся в прошлом все
беды и болезни и будут только мир, радость и благополучие. И да будет на то
воля Божия.
В нашей атеистической, бросившей пить державе пошел отсчет новой эпо-
хи, прозванной позже Смутным Временем.
Здесь же не ощущалось праздника, хотя официально не работали госчи-
новники. По местным обычаям Новый Год, как и в соседней Индии, справлял-
ся по лунному календарю в тот день октября, когда бог Рама вернулся с
острова Цейлон после победы над злыми духами.
В советской колонии ритуал новогоднего торжества отрабатывался поко-
лениями загранруководителей и под неусыпным оком профкома-парткома соб-
людался в соответствии с рекомендациями и устными пожеланиями сверху.
Состоялся обязательный предновогодний женский чай. Легкий грипп жены
торгпреда чуть не испортил все дело, а без первой дамы чай был невкусен
и терял всякий смысл. Но слабый пол на выдумки весьма горазд, и вот
электрики протянули провода и установили в зале микрофон, а в спальной -
динамики. Как рассказывала Ленка, поток лести в "прямом эфире" был неу-
держим, потому что в глаза жену торгпреда еще как-то стеснялись воспе-
вать, тут же обратной связи не было, никто не перебивал, и к микрофону
одна за другой, строго по иерархии, подходили сначала жены заместителей
торгпреда, потом жены начальников отделов, затем любимицы и, наконец,
те, кто приготовил поздравления в стихах, прозе или в виде тоста. Текс-
ты, конечно, заранее были отредактированы строгим цензором - всем соста-
вом женсовета. В конце вечера небольшая делегация была допущена в опочи-
вальню и вернулась с радостным известием, что радиопередача удалась и
театр одного слушателя создал удачную премьеру, но уж слишком много сла-
вословий, нехорошо так, девочки...
На официальный прием в посольстве мы не были приглашены - зелены еще
для встреч на столь высоком уровне.
Тридцать первого декабря часов в девять вечера за нами заехали Вехо-
вы. На одной машине ехать было удобнее и безопаснее - на три предпразд-
ничных дня город для жителей совколонии был закрыт. Как всегда в это
время ожидались выступления местных экстремистов, устраивающий беспоряд-
ки в связи с вводом ограниченного контингента советских войск в Афганис-
тан. Действительно, на базарах на стенах общественных сортиров появились
черные размашистые надписи "Долой СССР" и "Русские вон из Афганистана!"
В остальном проявлений экстремизма не чувствовалось.
В торгпредстве празднично сиял вход, холлы были украшены гирляндами,
серпантинами и блестящей мишурой, на стене висела длинная газета, сверс-
танная по безотказно действующему шаблону - из рекламных картинок выкле-
ивались коллажи, к которым прилеплялись фотокарточки сотрудников
торгпредства. У всех одинаково официальные лица, потому что карточки
взяты из отдела кадров и сняты специально на визу или анкету. Дима Уша-
ков планировал на моноплане, который по карману разве что мультимиллио-
неру, Вася Кузнецов красовался на этикетке одного из лучших сортов кофе,
Женя Гуляев был вклеен в монитор компьютера, Арчил Сохадзе вылезал куд-
рявой стружкой из станка, Володя Айвазян получил фигуру манекенщицы, за-
кутанной в соболя и горностаи, а вот и я рядом с открытым футляром, в
котором лежали авторучка и автокарандаш из настоящего золота, такие, что
могут красоваться только на столе плей-боя. Под каждым коллажем несклад-
ные стихи с пожеланиями экспортировать, импортировать и всячески увели-
чивать товарооборот. Вот.
Рассматривание газеты заняло минут двадцать, а потом пришлось бес-
цельно слоняться по холлам - антиалкогольная кампания докатилась и до
заграницы. Проводилась она со все возрастающей инерцией огромного махо-
вика супердержавной госмашины, невидимыми идеологами через средства мас-
совой информации внедрялась мысль благородной внешности - плохо живем и
отстали от цивилизации не потому, что неверно управляем, а потому что
народ пьет. Если "на просторах Родины чудесной" рубили виноградную лозу,
закрывали магазины и ликеро-водочные заводы, то в системе МИДа и Минв-
нешторга просто запретили все официальные мероприятия, связанные с алко-
голем. Исчезли приемы и коктейли или остались такие, где на столы выс-
тавлялись лишь воды и соки. Итальянцы разорвали выгодный для нас конт-
ракт, обидевшись на то, что на приеме, который они устроили для советс-
кой стороны, наши, все до единого, наотрез отказались пригубить хотя бы
сухого вина. На официальном новогоднем приеме в совпосольстве, куда
съехались, правда, в основном, "демократы", царила та же трезвая скучи-
ща, поэтому иностранцы, отдав дань протоколу, под благовидными предлога-
ми вскоре разлетелись. Остались одни советские, человек сто. Тогда вы-
несли одну бутылку шампанского, налили послу, торгпреду, экономсоветнику
и еще одному, неприметному, но явно очень важному человеку, и посол
поздравил народ своей колонии и сказал, что он уполномочен выпить за
его, читайте, народа, здоровье. Народ сглотнул набежавшую слюну, бросил-
ся к машинам и, запершись по домам, срочно наверстал упущенное.
Мы повторяли пройденное и в пиджаках, при галстуках и со стаканами
сладкой воды, от которой слиплось нутро, бродили из угла в угол, стояли
группками, отчаянно дымили от безделья и томительно ждали двенадцати.
Минут сорок занял концерт художественной самодеятельности. Кто-то
прочитал стихи, кто-то спел, кто-то сыграл на рояле почему-то "Революци-
онный этюд" Шопена.
За несколько минут до двенадцати нас впустили в большой зал, где были
накрыты столы. Они ломились от заливного, жареных кур, салатов, овощей и
фруктов всех сортов, пирожных, тортов и... бутылок с фруктовой водой. Я
подумал, что впервые после окончания школы, да и до того родители не от-
казывали в глотке шампанского, без торжественного боя кремлевских куран-
тов, под речь торгпреда, похожую на обращение ЦК КПСС к советскому наро-
ду встречаю Новый Год. Даже в туберкулезном диспансере в женской палате
все было праздничней.
Наконец, мы негромко прокричали "ура!", поддержанное всем застольем,
и чокнулись осточертевшей кока-колой со льдом.
Я смотрел на Аленку, свою жену, она - на меня, мы поцеловались, и я
стал вспоминать про себя, чем же для нас был год ушедший. Главное собы-
тие - отъезд и все связанное с ним: оформление, полугодовое ожидание,
расставание, перелет, переезд - неужели все это в прошлом? И будет новая
жизнь? И как там наши родные?
- Давай за родителей и детей, - словно прочитала мои мысли Елена.
Мы пригубили и опять поцеловались.
- У них там еще половина десятого, старый год даже не проводили. - Я
повернулся к рядом стоящим Веховым. - Кстати, о детях... Как ваш Денис-
ка?
- Как, как... Дома торчит, телевизор смотрит.
- Как же так?! Единственный всенародный семейный... и врозь. Весь мир
собирается вместе, только мы, советские, врозь.
- Почему только советские? - усмехнулся Виталий. - И китайские, и ку-
бинские, все "демократы" торгпредские и посольские сейчас - единый кол-
лектив, точнее лагерь. А насчет семьи...
Мы обвели взглядом толпу нарядных, внешне веселых мужчин и женщин.
- ... почти у всех здесь дети и все они без праздника, - закончила
Любаша.
Я тоже смотрел на окружающих и думал, насколько же неестественна эта
ситуация. Весь цивилизованный мир служил торжественные мессы во славу
родившегося Бога, клал в полосатые чулки рождественские подарки детям и
карнавально радовался жизни, а мы, затянутые под горло галстуками, раз-
деленные с детьми, под проповедь начальника, и впрямь чем-то смахивающе-
го на худого дьяка, пьем газировку и тужимся веселиться.
- И сколько же времени будет продолжаться эта вакханалия? - спросил я
у Виталия.
- Не знаю. Раньше обязательно ждали трех часов ночи и опять поднимали
тосты, но уже вместе с Москвой.
- Что же нам так и ждать до утра?
- Любаш, а может и впрямь, ну их, перестройка все-таки? - почесал в
затылке Виталий.
- Сейчас узнаю. Торгпред ко мне неравнодушен.
Люба пробралась через толпу во главу стола.
- Разрешил, - сообщила она нам по возвращении. - Только незаметно,
говорит, по-английски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Джентльменом и Саабом. Получалось что-то около моей месячной зарплаты. Я
отказался, также как и с подложной квитанцией Попова, но сделать это с
Джентльменом мне было гораздо легче, чем с Поповым, нет и все, не хочу,
не нутру.
Джентльмен усмехнулся и уверил, что вернет машину через два дня -
придется отогнать ее в Старый Город, где народные умельцы-чеканщики ве-
ками стучат молоточками по наковаленкам, они идеально выправляют кузов.
Кроме того, нужно отыскать новую дверь, эта совсем никуда не годится, и
покрасить.
Уехал Джентльмен и снова... сыт я по горло, до подбородка. Настроение
было паршивое, я бесцельно пришел в офис и остро ощутил, что будь я дома
по-настоящему, в Москве, то врубил бы своих любимых Саймона и Гарфанкля
или Моцарта, "Дайр Стрейтс" или "Би Джиз", "Свинглов Сингерс" или Окуд-
жаву, взял бы альбом живописи или томик Джека Лондона. Вспомнилось, как
я спасался после смерти Наташи, как выживал... музыкой, картинами, сти-
хами, прозой, кино, театром и... друзьями. Все равно это были годы оди-
ночества... Беда. Не то, чтобы живая и горькая, как лебеда. Нет. Просто
ежедневная беда. Когда в бегах, когда с утра рукой в рукав, и впопыхах
еда, и чередой труды, то пропадает страх и нет беды. Как будто нет беды.
Так день летел. И ночь - в дорогу. Но на рассвете тревожно сердце в бок
толкнет и будит смутную тревогу - так мать на вскрик проснется к детям.
Что жизнь прошла, что мозг склерозом изувечен и организма грязь и шлак
не успевает чистить печень, и все яснее ощущенье пустоты, и все страш-
ней, все выше круча, и вот уже как будто не жил ты - лишь ночью звезды
заслонила туча...
Лет до двадцати я был одинок естественно, неощутимо, жил по течению -
куда прибьет, там и мой круг, потому что не знал, кто и зачем я. Влюбил-
ся в кино и первую свою женщину, ставшую моей женой, - получил в подарок
единомышленников по киностудии и любовь Тома, а попав в туберкулезную
больницу, потерял Тамару, и не хватило сил на кино. В санатории встретил
Наташу и всех тех, кто боролся с недугом за свою жизнь.
Ушла из жизни Наташа, и я остался совсем один...
Спасали не только книги и музыка, спасала яхта - как бы случайно, но
на всю жизнь свела меня судьба с братством беззаветно влюбленных в па-
рус, солнце и ветер.
От каждого периода моей жизни кто-то остался в сердце моем. Но они
далеко.
Никому не верь. Ни-ко-му, убежденно сказал Гусаров. Одинок и пьян был
с тоски, весельчак, балагур, умница, красавец. Ни-ко-му, это он про
минвнешторг, и я про свое заведение то же скажу, но я верю и буду верить
до конца дней своих тем, кто верил вместе со мной в шестидесятые годы,
тем, кто останется вечно молодым в памяти моей. Виталька Вехов, напри-
мер... или его тоже изуродовала Система?
Внутренний звонок.
- Сааб, мистер Веков из каминг, - известил Ганеш.
Виталий уже входил в офис.
- Цел? Без травм? Ну, с боевым крещением! Гусаров мне все рассказал,
но я, как освободился, все равно сразу к тебе. Чем помочь? Говори.
- Да вроде нечем, спасибо тебе. И рад, что ты здесь. Не поверишь, я
только что вспоминал наших.
- Они тебя тоже не забывают, - Виталий выложил передо мной на стол
пачку писем. - Пляши, сааб.
Виталий подробно расспросил меня о происшедшем, о Джентльмене от Гу-
сарова, о сумме за ремонт, в принципе все одобрил, подтвердил, что в
этой ситуации лучшего не придумаешь, и сообщил ворох новостей.
Во-первых, Алена должна послезавтра попасть на женский предновогодний
чай, Любаша сегодня после обеда заедет за ней, заберет, они подберут из
Любиных арсеналов украшения и, может быть, какой-нибудь наряд. Во-вто-
рых, Новый Год будем справлять обязательно вместе. В-третьих, я - как
иностранец, только что приехавший в страну на окраине Азии, не должен
чувствовать себя дискомфортно, а жить, как и подобает белому человеку в
привычной для него обстановке, и потому имею полное право за твердые,
как алмаз, доллары в течение первых четырех месяцев выписать видеомагни-
тофон, морозильную камеру, стереосистему, китайскую ширму или систему
для очистки воды... в общем, вот толстенный каталог, открывай наугад,
ткни, и палец сааба станет волшебной палочкой, по мановению которой
явится желанное. В-четвертых, все мужики передают приветы и готовы на-
вестить товарища в беде, лишь бы вырваться из городка, где все они - ра-
бы советской колонии и своих благоверных. Говорят, Айвазян от тоски так
устал, что дуэтом с Гусаровым выступил на главной площади городка. В-пя-
тых, сказал Виталий, я полетел дальше, кстати, по выписке совграждане
обязательно будут проситься в соучастники, учти, что выписать можешь,
что угодно, но по одному экземпляру, никому не верь, никому ничего не
обещай.
Опять ни-ко-му...
Я предложил Виталию, как и Гусарову, по граммульке, но он замахал ру-
ками и уехал.
Проводив его, я вернулся в офис и сел за стол.
Письма и красочный каталог. Духовное и материальное, причем в данном
случае и материальное - духовно, могу выписать, например, пластинки или
компакт-кассеты того же Моцарта или "Би Джиз". Нет, сначала письма.
От Алениных родителей.
От сына... Вот неожиданность.
От Александра Грабовского.
От Мазурова Бориса.
От Седова Димки, Седого.
От Алениных подруг.
От Никитенко Николая.
От моих родителей.
Поздравления с Новым Годом. Мы им тоже писали, но главное, что отк-
ликнулись все мои друзья. Настоящие. Нет, естественно, писем от моих
подруг, с которыми я встречался до Алены, - синеглазых, черноглазых, ка-
реглазых, сероглазых... от тех, кто меня тоже спасал, к кому ответно
вспыхивало чувство или гасло безответно, но это уже личное, об этом ни с
кем...
Позвонил Алене, отдал ей письма, сказал про Любашу Вехову, которая
заедет за ней после обеда. Ленка, обрадованная, убежала, а я первым де-
лом распечатал письмо отца.
Эпистолярный жанр родителя строг и официален, он, работая в оборонной
промышленности, знал, что переписку нашу читает цензура, и поэтому,
поздравляя с Новым Годом, желал успехов и благополучия всему местному
народу от нашей дружественной страны.
Письма от Сережки, от сына своего, я не ждал. Уж так сложилось, что
после развода с Тамарой наши встречи с сыном происходили только в те мо-
менты его жизни, когда он срочно нуждался в моей помощи - больница и
операция на желчном пузыре еще в детстве, первый привод в милицию с са-
модельным самопалом, поругался с матерью, убежал из дома, эпопея с пос-
туплением в институт, неудачная первая сессия, исключение из института и
армия.
Поздравлял, как всегда, с юмором, желал мне, как отцу, чтобы сын мой
почаще писал и не забывал предка, а уж сын обещал не забывать деда и ба-
бушку.
Саша Грабовский - мой товарищ по киностудии, ставший профессионалом,
кинокритиком, кандидатом искусствоведения, с которым мы встречались от
случая к случаю, писал, что может быть поедет на кинофестиваль в Индию,
а по пути или обратно заглянет ко мне.
Мой яхтенный капитан Боря Мазуров желал, чтобы корма не зарастала ра-
кушками и пусть мне постоянно дует бакштаг, а галс всегда будет правый.
Еще вложил в конверт ксерокопию руководства по определению и оценке дра-
гоценных и полудрагоценных камней.
Дима Седов - единственный друг детства, школьный товарищ размашистым
почерком, словно сильно торопясь, коротко извещал, что не забыл и что
подробно еще пообщаемся, если сможет передать весточку с оказией. Это
значит, с кем-то лично, минуя официальные каналы. Это Дима привел меня
на яхту, благодаря ему я перечитал почти весь "самиздат", Александра
Солженицына, Владимира Набокова, Льва Копелева, книги-притчи Александра
Зиновьева.
Последнее письмо было от Коли Никитенко. Поэт и редактор сделал мне
новогодний подарок - вставил мои стихи в сборник "Сердце России".
Вот и размышляй о дружбе, оценивай и переоценивай ее деликатные при-
чуды, верь или не верь, но одиноким я уже себя не чувствовал, больше не
хотелось ни удавиться, ни напиться и не вертелось в голове "сыт я по
горло..."
Глава двадцать вторая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава двадцать вторая
Мир праздновал приход Нового Года двадцатого века, готовился к ожидаемому
целый год мгновению, когда можно себе сказать - пусть останутся в прошлом все
беды и болезни и будут только мир, радость и благополучие. И да будет на то
воля Божия.
В нашей атеистической, бросившей пить державе пошел отсчет новой эпо-
хи, прозванной позже Смутным Временем.
Здесь же не ощущалось праздника, хотя официально не работали госчи-
новники. По местным обычаям Новый Год, как и в соседней Индии, справлял-
ся по лунному календарю в тот день октября, когда бог Рама вернулся с
острова Цейлон после победы над злыми духами.
В советской колонии ритуал новогоднего торжества отрабатывался поко-
лениями загранруководителей и под неусыпным оком профкома-парткома соб-
людался в соответствии с рекомендациями и устными пожеланиями сверху.
Состоялся обязательный предновогодний женский чай. Легкий грипп жены
торгпреда чуть не испортил все дело, а без первой дамы чай был невкусен
и терял всякий смысл. Но слабый пол на выдумки весьма горазд, и вот
электрики протянули провода и установили в зале микрофон, а в спальной -
динамики. Как рассказывала Ленка, поток лести в "прямом эфире" был неу-
держим, потому что в глаза жену торгпреда еще как-то стеснялись воспе-
вать, тут же обратной связи не было, никто не перебивал, и к микрофону
одна за другой, строго по иерархии, подходили сначала жены заместителей
торгпреда, потом жены начальников отделов, затем любимицы и, наконец,
те, кто приготовил поздравления в стихах, прозе или в виде тоста. Текс-
ты, конечно, заранее были отредактированы строгим цензором - всем соста-
вом женсовета. В конце вечера небольшая делегация была допущена в опочи-
вальню и вернулась с радостным известием, что радиопередача удалась и
театр одного слушателя создал удачную премьеру, но уж слишком много сла-
вословий, нехорошо так, девочки...
На официальный прием в посольстве мы не были приглашены - зелены еще
для встреч на столь высоком уровне.
Тридцать первого декабря часов в девять вечера за нами заехали Вехо-
вы. На одной машине ехать было удобнее и безопаснее - на три предпразд-
ничных дня город для жителей совколонии был закрыт. Как всегда в это
время ожидались выступления местных экстремистов, устраивающий беспоряд-
ки в связи с вводом ограниченного контингента советских войск в Афганис-
тан. Действительно, на базарах на стенах общественных сортиров появились
черные размашистые надписи "Долой СССР" и "Русские вон из Афганистана!"
В остальном проявлений экстремизма не чувствовалось.
В торгпредстве празднично сиял вход, холлы были украшены гирляндами,
серпантинами и блестящей мишурой, на стене висела длинная газета, сверс-
танная по безотказно действующему шаблону - из рекламных картинок выкле-
ивались коллажи, к которым прилеплялись фотокарточки сотрудников
торгпредства. У всех одинаково официальные лица, потому что карточки
взяты из отдела кадров и сняты специально на визу или анкету. Дима Уша-
ков планировал на моноплане, который по карману разве что мультимиллио-
неру, Вася Кузнецов красовался на этикетке одного из лучших сортов кофе,
Женя Гуляев был вклеен в монитор компьютера, Арчил Сохадзе вылезал куд-
рявой стружкой из станка, Володя Айвазян получил фигуру манекенщицы, за-
кутанной в соболя и горностаи, а вот и я рядом с открытым футляром, в
котором лежали авторучка и автокарандаш из настоящего золота, такие, что
могут красоваться только на столе плей-боя. Под каждым коллажем несклад-
ные стихи с пожеланиями экспортировать, импортировать и всячески увели-
чивать товарооборот. Вот.
Рассматривание газеты заняло минут двадцать, а потом пришлось бес-
цельно слоняться по холлам - антиалкогольная кампания докатилась и до
заграницы. Проводилась она со все возрастающей инерцией огромного махо-
вика супердержавной госмашины, невидимыми идеологами через средства мас-
совой информации внедрялась мысль благородной внешности - плохо живем и
отстали от цивилизации не потому, что неверно управляем, а потому что
народ пьет. Если "на просторах Родины чудесной" рубили виноградную лозу,
закрывали магазины и ликеро-водочные заводы, то в системе МИДа и Минв-
нешторга просто запретили все официальные мероприятия, связанные с алко-
голем. Исчезли приемы и коктейли или остались такие, где на столы выс-
тавлялись лишь воды и соки. Итальянцы разорвали выгодный для нас конт-
ракт, обидевшись на то, что на приеме, который они устроили для советс-
кой стороны, наши, все до единого, наотрез отказались пригубить хотя бы
сухого вина. На официальном новогоднем приеме в совпосольстве, куда
съехались, правда, в основном, "демократы", царила та же трезвая скучи-
ща, поэтому иностранцы, отдав дань протоколу, под благовидными предлога-
ми вскоре разлетелись. Остались одни советские, человек сто. Тогда вы-
несли одну бутылку шампанского, налили послу, торгпреду, экономсоветнику
и еще одному, неприметному, но явно очень важному человеку, и посол
поздравил народ своей колонии и сказал, что он уполномочен выпить за
его, читайте, народа, здоровье. Народ сглотнул набежавшую слюну, бросил-
ся к машинам и, запершись по домам, срочно наверстал упущенное.
Мы повторяли пройденное и в пиджаках, при галстуках и со стаканами
сладкой воды, от которой слиплось нутро, бродили из угла в угол, стояли
группками, отчаянно дымили от безделья и томительно ждали двенадцати.
Минут сорок занял концерт художественной самодеятельности. Кто-то
прочитал стихи, кто-то спел, кто-то сыграл на рояле почему-то "Революци-
онный этюд" Шопена.
За несколько минут до двенадцати нас впустили в большой зал, где были
накрыты столы. Они ломились от заливного, жареных кур, салатов, овощей и
фруктов всех сортов, пирожных, тортов и... бутылок с фруктовой водой. Я
подумал, что впервые после окончания школы, да и до того родители не от-
казывали в глотке шампанского, без торжественного боя кремлевских куран-
тов, под речь торгпреда, похожую на обращение ЦК КПСС к советскому наро-
ду встречаю Новый Год. Даже в туберкулезном диспансере в женской палате
все было праздничней.
Наконец, мы негромко прокричали "ура!", поддержанное всем застольем,
и чокнулись осточертевшей кока-колой со льдом.
Я смотрел на Аленку, свою жену, она - на меня, мы поцеловались, и я
стал вспоминать про себя, чем же для нас был год ушедший. Главное собы-
тие - отъезд и все связанное с ним: оформление, полугодовое ожидание,
расставание, перелет, переезд - неужели все это в прошлом? И будет новая
жизнь? И как там наши родные?
- Давай за родителей и детей, - словно прочитала мои мысли Елена.
Мы пригубили и опять поцеловались.
- У них там еще половина десятого, старый год даже не проводили. - Я
повернулся к рядом стоящим Веховым. - Кстати, о детях... Как ваш Денис-
ка?
- Как, как... Дома торчит, телевизор смотрит.
- Как же так?! Единственный всенародный семейный... и врозь. Весь мир
собирается вместе, только мы, советские, врозь.
- Почему только советские? - усмехнулся Виталий. - И китайские, и ку-
бинские, все "демократы" торгпредские и посольские сейчас - единый кол-
лектив, точнее лагерь. А насчет семьи...
Мы обвели взглядом толпу нарядных, внешне веселых мужчин и женщин.
- ... почти у всех здесь дети и все они без праздника, - закончила
Любаша.
Я тоже смотрел на окружающих и думал, насколько же неестественна эта
ситуация. Весь цивилизованный мир служил торжественные мессы во славу
родившегося Бога, клал в полосатые чулки рождественские подарки детям и
карнавально радовался жизни, а мы, затянутые под горло галстуками, раз-
деленные с детьми, под проповедь начальника, и впрямь чем-то смахивающе-
го на худого дьяка, пьем газировку и тужимся веселиться.
- И сколько же времени будет продолжаться эта вакханалия? - спросил я
у Виталия.
- Не знаю. Раньше обязательно ждали трех часов ночи и опять поднимали
тосты, но уже вместе с Москвой.
- Что же нам так и ждать до утра?
- Любаш, а может и впрямь, ну их, перестройка все-таки? - почесал в
затылке Виталий.
- Сейчас узнаю. Торгпред ко мне неравнодушен.
Люба пробралась через толпу во главу стола.
- Разрешил, - сообщила она нам по возвращении. - Только незаметно,
говорит, по-английски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37