В двери, ведущей на террасу, показались Колетта и ее мать Франсуаза.— Не беспокойтесь, мадемуазель Аламбер, я понимаю истинную причину ее отъезда и благодарна вам за то, что вы так тщательно ее от меня скрываете, — улыбнулась графиня и отдала Констанции розу на длинном стебле, которую до этого сжимала в руке.Констанция села по правую сторону от графини Лабрюйер и с невозмутимым видом принялась вертеть цветок в руках. Она то подносила его к лицу, вдыхая его аромат, то обмахивалась им как веером.— Доброе утро, графиня, — Колетта сделала реверанс и села в торце стола.Франсуаза устроилась слева от графини Лабрюйер.— А что же граф де Бодуэн? — поинтересовалась хозяйка дома. — Он не желает завтракать?— Он поехал по делам и скоро вернется, — сказала баронесса.— Граф де Бодуэн? — воскликнула Констанция. — Он здесь?— А что это вас так удивляет? — спросила баронесса. — Я даже не знала, что вы знакомы.— Нет, мы виделись всего один раз, поэтому я и спросила.Любопытство баронессы распалилось. Теперь-то она понимала, граф де Бодуэн напросился в спутники неспроста, скорее всего, у него были какие-то дела к Констанции. Ведь испуг на лице мадемуазель Аламбер выдал ее с головой.Но развить эту тему баронессе не дало появление виконта Лабрюйера. Он выбежал на террасу, по-шутовски поклонился всем и пожелал всем дамам доброго утра.Баронесса Дюамель посмотрела на него с нескрываемым отвращением, она столько слышала о похождениях Анри, что если бы не шляпка, ее волосы встали бы дыбом.— Какая честь, мадам!Баронесса подала руку для поцелуя, и Анри бережно принял ее.— Доброе утро, бабушка, — Анри наклонился и поцеловал старую графиню в щеку. Та успела шепнуть ему на ухо:— Мадлен уехала сегодня ночью.— Черт! — пробормотал виконт, но на его лице все равно продолжала сиять лучезарная улыбка.Затем уверенной походкой Анри направился к не помнившей себя от ужаса Колетте. Она смотрела на него округлившимися глазами, ей казалось, одно движение — и они выдадут себя пред всеми гостями.Девушка помнила эти руки, сжимавшие этой ночью ее тело, эти губы, целовавшие ее — и тут же с ужасом отметила, что ее губы опухли.Вся зардевшись, она протянула виконту свою дрожащую руку для поцелуя.— Нет-нет, — улыбнулся Анри, — дайте мне обе руки.Колетта беспомощно озирнулась, ища поддержки. Констанция только прикрыла веки, как бы давая ей знать: делай все, о чем просит виконт, он найдет способ успокоить твою мать, ведь баронесса Дюамель и в самом деле следила за каждым движением виконта, словно боялась, что тут же, не отходя от стола, он соблазнит ее дочь.— Обе руки, мадемуазель, обе, — тон виконта был строг.Колетта подала ему и вторую ладонь. Он внимательно осмотрел их и затем строго сказал:— По-моему, мадемуазель, вы не мыли руки перед завтраком.Колетта еще больше зарделась. Она и в самом деле забыла об этом.— Сейчас же ступайте прочь из-за стола, — виконт говорил так, словно был ее отцом, — и вымойте руки, тогда можете возвращаться.Констанция улыбалась.Виконт предусмотрел все. Теперь легко были объяснимы и румянец на щеках Колетты, и ее растерянность. Конечно, он выставлял себя в невыгодном для баронессы свете, но иметь о нем еще более худшее мнение, чем имелось, Франсуазе было невозможно.Придерживая подол платья, Колетта побрела в дом.А виконт уселся в ее кресло и развязно, закинув ногу за ногу, посмотрел на баронессу Дюамель.— Мадам, простите мне эту выходку, но ваша дочь вымыла руки не совсем чисто.— Она еще настоящий ребенок, и мы с Констанцией Аламбер опекаем ее здесь, — баронесса сверкнула глазами.— Да-да, — продолжал Анри, — вашу дочь нельзя не любить.Констанция, чтобы скрыть улыбку, приблизила огромную розу к своему лицу и сделала вид, что изучает хитросплетение лепестков.— Мадам Дюамель, вы должны гордиться своей Колеттой, она такая смышленная, такая красивая.— Я знаю об этом, — отрезала баронесса, ей явно был неприятен этот разговор, точнее то, что слова исходили от виконта Лабрюйера.Она бы могла сказать ему и что-нибудь порезче, но рядом была графиня Лабрюйер, а обижать ее баронессе не хотелось.— Да, вашей дочерью нельзя не гордиться, но она воспитана слишком романтично.— Что значит «слишком»? — холодно поинтересовалась баронесса.Виконт улыбнулся немного язвительно.— Она видит людей не такими, какие они есть, а такими, как ей хотелось бы, — и он выразительно посмотрел на Констанцию.Констанция поглаживала бархатную обивку подлокотника, это единственное, чем она выдала свое волнение.— Виконт, я прошу прощения, но мне кажется, ваши слова могли бы прозвучать искренне, будь вы братом Колетты, но из уст постороннего мужчины, согласитесь, они звучат несколько странно.— Да, мадам, ее невозможно не любить, это чудесный ребенок.Слово ребенок не могло обмануть баронессу. Она знала, виконт не может равнодушно пройти мимо хорошенькой девушки и не преминет соблазнить ее.Виконт, вы говорили о слишком романтичном воспитании. Поверьте, я лучше вас знаю, что нужно моей дочери, а что нет.Продолжая разговор в таком тоне, нетрудно было довести его и до ссоры. Графиня Лабрюйер хотела остановить своего внука, но тот, прежде чем старая женщина успела вставить хоть слово, предупредительно поднял руку.— Я вижу, меня здесь не совсем правильно понимают , я всего лишь высказал восхищение вашей дочерью и не имел в виду ничего плохого.Но тут в разговор вмешалась молчавшая до этого Констанция Аламбер.— Вы говорите, виконт, об этом как наставник, — при этих словах уголки губ виконта чуть-чуть дрогнула, потому что он и в самом деле был наставником Колетты, только в очень специфических науках. — Я должна вас предупредить, виконт, что Колетта выходит замуж.Анри склонил голову и улыбнулся.— Да, я знаю об этом.— И может быть, вы знаете за кого?— Я как-то слышал, но не запомнил имени.— Эмиль де Мориво.— Ах, да, теперь я вспомнил.— Тогда вам должно быть известно, виконт, что это будет великолепная свадьба.— Да, все правильно, — вздохнул Анри. И Констанция обратилась к баронессе, уже ничего не скрывая.— Да посмотри же на него, Франсуаза, неужели у тебя могут быть еще какие-то сомнения! Неужели ты можешь думать, что в моем присутствии виконт мог польститься на ребенка?— Этот ребенок — моя дочь, и она выходит замуж, — сухо ответила баронесса. Анри рассмеялся.— Да я первый расправлюсь с обидчиком, способным оскорбить вашу дочь!— Вы же никогда не женитесь, виконт.— И почему же? — осведомился Анри.— Это для вас слишком сложно.Разговор оборвался, потому что возле стола уже стояла Колетта и показывала Анри свои до скрипа вымытые руки.Виконт рассмеялся.— Ах, да, Колетта, я занял твое место. Он галантно уступил кресло и стал за спиной у Колетты. Та чувствовала себя немного неуютно, но понимала, мать ее уже ни в чем не подозревает, а виконт оправдан.Колетта, ты что-нибудь слышала из нашего разговора? — поинтересовалась Франсуаза.Да, мама, я кое-что слышала, идя сюда, но не поняла ни слова.Старая графиня улыбнулась.Дитя, надеюсь, ты никогда не поймешь, о чем говорят эти люди. Они всегда, и я вместе с ними, привыкли думать худшее.Колетта поглядела на Констанцию.— Я..— Прости, — вновь заскрипела старая графиня, — но скажи мне, ты действительно собираешься выйти замуж за Эмиля де Мориво?— А что в этом странного? — спросила баронесса.— Нет-нет, дорогая, пусть ответит сама девочка. Виконт нагло улыбался, глядя на смущенную Колетту. Констанция кивнула головой, подавая знак своей воспитаннице. А Франсуаза неотрывно смотрела в лицо дочери, посмеет ли таОслушаться ее или нет. Колетта на всякий случай пожала плечами.— Здесь решаю не я.— Но ты, дорогая, надеешься на это? — настаивала графиня.Констанция вновь еле заметно кивнула. И тут Колетту осенило, какого ответа от нее ждут.— Я не могу вам ответить сама, мадам Лабрюйер, ведь мама сказала, что я должна выйти за него замуж, и я не собираюсь ослушаться ее.Лицо баронессы просияло.— Молодец, — прошептала она.Констанция улыбнулась своей подопечной и послала ей воздушный поцелуй. Торжествовал и виконт Лабрюйер, ведь Колетта была и его ученицей.Старая графиня довольно улыбалась.— Мадам, — обратилась она к баронессе Дюамель, — мне первый раз приходится видеть так хорошо воспитанную девушку.— Да, Колетта отличается послушанием и очень меня любит.Колетта улыбалась, но немного растерянно. Она еще не привыкла скрывать свои истинные чувства, и страх разоблачения светился в ее глазах. И Констанция пришла ей на помощь!— Но, полноте же, хватит смущать девушку.— Нет-нет, я хотела бы узнать еще кое-что, — настаивала графиня Лабрюйер, — скажи мне, дитя, а если бы не мать, ты бы вышла замуж за Эмиля де Мориво?Колетта уже еле владела собой от волнения.— Я не понимаю, мадам, чего вы от меня добиваетесь. Неужели вы хотите, чтобы я предала свою мать? Виконт хлопнул себя ладонью по ноге.— Вот это достойный ответ! Всегда следует ссылаться на что-нибудь святое и тогда тебе обязательно поверят. Вы, мадам, воспитали чудесную дочь, жаль что я не получил такого воспитания.— Ну что же, дорогая, — баронесса еще пуще прежнего возгордилась такой послушной дочерью, которая и не помышляет о других мужчинах, кроме как о своем женихе, а о недоразумении с учителем музыки баронесса почти что забыла, во всяком случае, старалась не вспоминать о нем. — Дорогая моя, ты в самом деле очень послушная дочь.— Я думаю, следует начинать завтрак, — спохватилась графиня Лабрюйер и подала знак разливать кофе.Виконт хотел уже было присесть к столу, как бабушка подозвала его к себе.— Наклонись-ка, я должна тебе кое-что сказать по секрету, — и она прошептала ему. — Мадлен, уехала.— Куда? — прошептал свой вопрос Анри.— В Париж, к мужу.— Нет, бабушка, она уехала от меня. Но я на это и рассчитывал.— Ты негодник.— Нет, я всего лишь хочу сделать ее счастливой.— Так что ты предпримешь?— Я сейчас же отправлюсь следом за ней.— Но ведь ты опоздаешь, дорогой мой.— Нет, мы с Жаком поедем верхом и сможем срезать дорогу. Я буду в Париже раньше ее.Смотри, одевайся потеплее, ведь утро прохладное и ты можешь простыть.Виконт улыбнулся. В глазах своей бабушки он все еще оставался ребенком, о котором следует заботиться.— Простите, я должен идти, — громко сказал Анри, поклонился и быстро двинулся прочь, чтобы не отвечать на вопросы.Констанция приблизительно догадывалась, о чем идет разговор, зато баронесса Дюамель решила узнать об этом у графини.— О чем это вы секретничали, мадам? Графиня пожала плечами.— Я уже немного глуховата и, наверное, не расслышала то, что хотел сказать мне Анри. Да, мадам, вы воспитали чудесную дочь, — и графиня принялась завтракать.Колетта то и дело посматривала на Констанцию, как бы ища у нее подтверждения: правильно ли она все делала, правильно ли поступала. Единственное, в чем теперь уже не сомневалась Колетта, так это в правильности своего поведения этой ночью. Она поняла, не обязательно любить человека, чтобы находиться с ним в одной постели, не обязательно назавтра вновь говорить те же самые слова, что звучали ночью. Анри был отличным учителем, почти таким же,Как и Александр Шенье, с той только разницей, что Александр учил ее музыке, а Анри любви.— Так что же привело с тобой, Франсуаза, в эти края графа де Бодуэна? — поинтересовалась Констанция, когда интерес к предыдущему разговору иссяк.— Он очень милый человек, — сказала баронесса.— Но это еще не повод, чтобы приезжать сюда, — улыбнулась Констанция Аламбер.— Честно говоря, — призналась баронесса, — я и сама не знаю, все получилось так скоро. У него здесь какие-то дела, а я волновалась за Колетту. И вот мы приехали вместе. Надеюсь, граф еще осчастливит нас своим присутствием.— Да, он осчастливит, — рассмеялась Констанция, вспоминая его немного странное предложение.Баронесса вдруг поняла, что ее могут заподозрить в любовной связи с графом де Бодуэном. Нужно было срочно оправдываться, ведь тут сидела ее дочь, такая смышленая.— У него очень важные дела, — добавила баронесса.— Да-да, — улыбка не сходила с губ Констанции и поэтому баронесса добавила:— Я не понимаю причины твоего веселья, Констанция.— Я просто радуюсь хорошему дню, пусть еще немного прохладно, но к полудню солнце нагреет воздух, землю, и мы отправимся гулять.— Нет, дорогая, мы отправимся в Париж.— Зачем же, дорогая, — принялась уговаривать графиня Лабрюйер свою гостью, — девочке тут так хорошо, и мадемуазель Аламбер постоянно находится при ней.— Нет, графиня, я не могу быть подолгу без своей дочери.— Тогда оставайтесь и вы.— Нет, вы же сами понимаете, приготовления к свадьбе… все это требует моего присутствия в Париже.Констанция в душе рассмеялась.«Ну конечно же, баронесса боится, как бы Эмиль де Мориво в ее отсутствие перед самой свадьбой не наделал глупостей».— А где же маркиз и маркиза? Почему они не вышли к завтраку? — и графиня строго посмотрела на дворецкого.Тот кивнул и отправился в дом, а затем вернулся в сопровождении улыбающихся маркиза и маркизы.— Дорогие мои, — обратилась графиня к своим гостям, — почему же вы не спустились к завтраку?— Это нескромный вопрос, — отвечала маркиза Лагранж.— Но я уже начинала волноваться за вас.— Что вы, графиня, волноваться за нас не стоит, с нами никогда ничего не может случиться, ведь мы любим друг друга.Маркиз взял свою жену за руку и усадил за стол. Баронесса Дюамель вздохнула немного спокойнее, когда виконт исчез. Теперь-то ее дочери ничего не угрожало, и она даже подумывала, не стоит ли отложить отъезд в Париж.Да-да, оставайтесь, — сказала старая графиня, — здесь так чудесно! А дела подождут.— Нет, благодарю вас, — сказала баронесса, — мы еще немного побудем, но сегодня же уедем. Нам нужно дождаться графа де Бодуэна, и мы все вместе вернемся.— И вы, дорогая? — спросила графиня, обращаясь к Констанции.Та задумалась.«В общем-то можно было бы и остаться… Но что здесь делать? Виконт, скорее всего, уедет, — рассуждала Констанция, — а в Париже можно было бы найти себе занятие».— Да, я тоже поеду, ведь не могу же я оставить Колетту одну.— Вы так беспокоитесь о мадемуазель…— Да, ведь она мне словно дочь.Франсуаза с благодарностью посмотрела на мадемуазель Аламбер.А та лишь мысленно улыбнулась.«Знала бы Франсуаза, что произошло этой ночью, и знала бы она, что все это было бы невозможно, если бы не мои усилия».Яркое сиявшее вначале солнце постепенно стало меркнуть. Легкие облака набежали на него, а из-за горизонта уже двигались темные низкие тучи. Весь воздух дышал прохладой и сыростью.«Наверное, будет гроза»— подумала Констанция и предложила:— Франсуаза, еще немного мы побудем здесь, но нужно выехать так, чтобы засветло вернуться домой.Старой графине сделалось немного грустно, потому что она оставалась в обществе маркиза и маркизы Лагранж и ничего интересного больше не ожидалось.«Доведется ли мне еще увидеть моего Анри? — подумала графиня Лабрюйер, — ведь я так стара и каждый мой день может стать последним. Анри так беспечен, он, слава богу, хоть изредка вспоминает обо мне, наведываясь сюда. А теперь ему здесь больше нечего делать»Вскоре вернулся граф де Бодуэн и, попросив у Франсуазы извинения, предложил Констанции Аламбер прогуляться с ним по парку.Они шли рядом на расстоянии вытянутой руки друг от друга и молчали. Предгрозовой ветер шумел в кронах старых деревьев, но здесь, у земли, было тихо. Лишь только изредка там, где сходились аллеи, ветер поднимал клубы пыли, гнал песок и редкие желтые листья.— Я восхищаюсь вами, мадемуазель, — внезапно проговорил Арман.— Я сама собой иногда восхищаюсь, — улыбнулась Констанция.— Нет, вы не правильно меня поняли, мадемуазель, мои восхищения совсем другого рода. Я восхищаюсь не вашей красотой, хотя и этого у вас не отнимешь, ни вашим умом — я восхищен вашей выдержкой.— Что же я сделала такого необычного?— Вы умеете молчать, мадемуазель, и при этом молчание не становится тягостным.— Это все ваши выдумки, граф, не более.— Я боюсь, мадемуазель, вы посчитали, что я пошутил, предложив вам стать моей женой.— Да нет, что вы, граф, я отнеслась к этому совершенно серьезно.— Но до сих пор не приняли никакого решения?— Я его не приму в обозримом будущем, но и отказывать вам не собираюсь.— Хоть в этом, мадемуазель, вы похожи на всех женщин.— Неприятно слышать, когда тебя сравнивают с другими.— Во всяком случае, мадемуазель, мне не приходилось видеть женщин, способных навсегда поставить точку в отношениях с мужчинами. Они всегда оставляют былых любовников и даже друзей про запас, чтобы всегда можно было к ним вернуться.— По-моему, и мужчины таковы, — улыбнулась Констанция.Граф задумался.— Нет, мужчины всегда решают окончательно расстаться или нет, оставаться друзьями или врагами.Такова ваша природа. Мужчины слишком прагматичны, — Констанция остановилась, — они делят мир лишь только на друзей и врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24