— Я обещаю, — поклялся Жак, — как только у меня появится время, мы обязательно встретимся.Девушка презрительно фыркнула и даже не попрощавшись, пошла по мокрой мостовой, демонстративно не прикрываясь от дождя.Жак дождался, когда дом покинут и остальные слуги, потом отвязал лошадей и завел их в конюшню. Лошади жадно рванулись к еде и, утолив первый голод, принялись жевать овес. Таким спокойствием веяло от уставших животных, что Жак даже расчувствовался.Он подошел к лошади Анри и потрепал ее по гриве.— Ой, хитер наш хозяин, хитер! — сказал он, заглядывая в глаза лошади. — Всегда говорит:» Жак, сделай то, Жак, сделай другое «, но никогда не спросит:» А ел ли ты, Жак? А выспался ли ты?«Ой, хитрый наш хозяин, хитрый.Лошадь, словно понимая Жака, кивала головой и жевала овес. А слуга прислонился щекой к горячей шее лошади своего хозяина и запустил пальцы в ее жесткую гриву.— Тебе хорошо, о тебе позаботятся, а обо мне некому вспомнить. Нет у меня друзей, нет родителей, только я один на всем свете, — расчувствовавшийся Жак чуть было не заплакал.Но вскоре он снова стал прежним, ведь в кармане звенели монеты, данные виконтом, можно было запастись выпивкой. Жак, удостоверившись, что корма лошадям достаточно, задрал на голову ливрею и побежал к дому. Возле распахнутой двери гостиной он остановился и негромко кашлянул.Мадлен попыталась высвободиться из объятий Анри но тот ее не отпустил.— Чего тебе, Жак?— Что прикажете, хозяин?— Исчезни и не показывайся до завтрашнего утра. Если что-нибудь произойдет, предупредишь, а так, чтобы в доме я тебя больше не видел.Жак поклонился и с видом, полным достоинства спустился по лестнице на кухню. Догорали уголья, неприготовленный обед остывал в кладовой. Жак устроился за столом и, вытащив из-за пояса свой нож, начал резать кусок копченого мяса. Затем отыскалось и вино, и Жак, устроившись за столом как хозяин, пил кружку заКружкой. Время от времени он отставлял бутылку в сторону и прислушивался: что же там делается наверху. Но до его слуха доносились лишь неясные шорохи, тихие голоса.» Ну и проходимец же мой хозяин! — думал Жак. — И что только находят в нем женщины? Был бы он богат — понятно, а так, только сам вводит их в траты. А врочем, какое мне до этого дело? Разве есть разница, пью я вино, купленное за деньги хозяина или угощаюсь взятым взаймы в чужом доме?«— и Жак вновь наполнил кружку.Его нимало не интересовало то, как будет объяснять своему хозяину прислуга, куда подевалась бутылка вина. Ведь Жак пил не какую-то дешевку, а завладел самой лучшей бутылкой, явно предназначенной для хозяина.За окном не переставая лил дождь, капли чертили зигзаги на стекле, размывая погружавшийся в темноту городской пейзаж. В окнах домов зажглись огни, и даже ненастье не могло помешать жителям столицы веселиться. Откуда-то из соседнего дома доносился громкий женский смех и кто-то пытался уговорить даму вести себя поосмотрительнее. Но вскоре женский смех уже смешивался с мужским — и от этого Жаку становилось еще тоскливее.Его уже не радовали ни хорошее вино, ни вкусная еда ему хотелось чего-то большего. А чего, Жак и сам точностью не мог бы сказать. Он был из породы людей, никогда не удовлетворенных настоящим. Если у него в кармане было две монеты, он грустил, почему не три. Если же отыскивалось три, тут же Жаку хотелось получить и четвертую. Они были чем-то похожи — Жак и его хозяин. И тот и другой никогда не довольствовались достигнутым. Но если Анри делал все, чтобы продвинуться вперед и завладеть сердцем следующей женщины, то Жак отдавался в руки судьбы безропотно, ничего от нее не требуя. Даст сама — значит хорошо, а не даст — значит так и нужно.В кухне становилось все прохладнее, и Жак, недовольный тем, что ему приходится трудиться, принялся подбрасывать дрова в печь. Вскоре там разгорелся такой огонь, какой бывает только на пожаре. Зато Жак чувствовал себя хорошо как никогда. Вино согрело душу, а огонь тело. Он уже утешал себя мыслью, что в подвальной комнате, куда звала его горничная, скорее всего сыро и неуютно, а вино, припасенное для гостей, дешевое и мало чем отличается от уксуса.За окном уже совсем стемнело, и город напоминал о себе лишь точками фонарей и прямоугольниками окон, словно бы висевшими в пространстве без всякой опоры. Молнии больше не сверкали, лишь где-то вдалеке изредка раздавались приглушенные раскаты грома.Жак растянулся на широкой скамейке, положив под голову свою уже высохшую до хруста ливрею.» Ну вот и славно, теперь я смогу выспаться как следует и никто не потревожит меня до самого утра. Надеюсь, прокурору не придет в голову возвращаться домой ночью «.Жака мало беспокоило, что муж Мадлен может застать здесь в доме его хозяина. Больше всего слуге не хотелось покидать теплую, уже обжитую им кухню.» Хороший дом, — думал Жак, наслаждаясь теплом и уютом, — здесь все есть — и вино, и еда, и овес в конюшне в достатке, хорошие слуги и хозяин, наверное, не очень-то интересуется, что из кладовки попало на его стол, а что съели и выпили тайком от него. Жаль, что не удастся задержаться здесь подольше «.Жак хорошо знал привычки своего хозяина. Он никогда не задерживался у своих любовниц больше чем на одну ночь. А затем вновь шли поиски, упорные и всегда успешные. Жак уже сбился со счета, в каких только домах ему не пришлось побывать, каких только женщин под покровом темноты он ни приводил в дом своегоХозяина. Сперва слуга вел им счет так, словно бы считал свои собственные победы. Но постепенно такой образ жизни стал привычным и уже не вызывал сомнений в душе Жака. Ему казалось, только так и может существовать знатный дворянин, только так и могут себя вести светские дамы.Самое странное — усталость сегодняшнего дня не располагала ко сну. Лишь только Жак устроился поудобнее, как вновь ощутил голод. Благо, кладовка располагалась недалеко, а нож всегда был остро отточен.И вскоре на большом блюде красовались толсто порезанное холодное мясо и остатки хозяйского хлеба. Жак с аппетитом поужинал во второй раз, а поев, расчувствовался и вспомнил о лошадях. Правда, дальше сочувствия Жак не пошел. Ему не хотелось выходить на холод под дождь, тащиться в темноте в конюшню. Зато приятно было представлять себя эдаким благодетелем, не забывавшим в моменты благополучия и о судьбах других.То, что не ели ни Анри, ни Мадлен, Жака не занимало. Хозяева могли позаботиться о себе и сами, к тому же, им сейчас было доступно то, от чего был отлучен Жак, находясь в одиночестве. Он еще подбросил дров в очаг и подвинул скамейку поближе к плите, словно собирался изжариться. (?н лежал на боку, подложив под свою пухлую щеку кулак.» Это надо же, — изумлялся Жак, — полено такое крепкое, не уковыряешь, а смотри, не прошло и четверти часа, как оно уже разваливается на куски. А потом от него ничего не остается, кроме пепла «.Жак тяжело вздохнул так, словно речь шла не о полене, а о нем самом.» Вот умру, и никто не вспомнит обо мне, что жил на свете такой Жак, славный парень, верный слуга. И никто обо мне не заплачет, никто не придет на мою могилу «.Он еще раз вздохнул, потянулся пару раз, зевнул и уснул сладким сном человека, выпившего три кружки крепкого вина.Виконт Лабрюйер подхватил Мадлен Ламартин на руки и закружил по комнате. Сумочка на длинной серебряной цепочке выпала из ее руки, и Анри ногой отбросил ее под столик.— Боже, что ты делаешь, Анри! — восхищению Мадлен не было предела, она словно выплескивала из своей души все накопившееся там за последние дни.— Я так люблю тебя, ты пришел ко мне, ты понял, я тебя обманывала…— Молчи, молчи, Мадлен… И губы их вновь встречались в поцелуе. Мадам Ламартин указала рукой на дверь, ведущую из гостиной.— Там…— Я все знаю, я уже успел осмотреться в твоем доме, — АнриПлечом отворил дверь и понес Мадлен по гулкому коридору.Дверь спальни была приоткрыта и в темноте тускло мерцалаЗолоченая спинка большой кровати.— Я сейчас… — Анри бережно уложил Мадлен на простыни иСклонился перед камином.Ровно сложенные дрова и щепки под ними только и ждали огня.Анри выбежал и вернулся с зажженой свечой. Слегка потянуло дымом, а затем ровные языки пламени побежали по сухому дереву. И в дымоходе загудел ветер. Безжизненная до этого спальня наполнялась светом и теплом. Мадлен лежала, прикрыв глаза, с чувствительно приоткрытыми губами. Она так и ждала, чтобы Анри склонился над ней и поцеловал ее.— Ты ждешь меня? — спросил виконт.— Я не могу дождаться… И вновь их губы соприкоснулись.Анри не был настойчив и нетерпелив. Он словно дразнил Мадлен. Лишь только коснувшись губами ее рта, он тут же отстранился и провел тыльной стороной ладони по ее еще немного влажным волосам.Женщина вздрогнула и напряглась. А рука Анри уже скользила по ее шее, нащупывая застежку ворота платья. Мадлен села и, придержав свои длинные волосы одной рукой, второй принялась расстегивать непослушный крючок.— У тебя такие холодные руки, — сказал Анри, прикасаясь губами к ее пальцам, — ты вся замерзла.— Сейчас, сейчас, — шептала женщина, освобождаясь от платья.Затем она принялась развязывать тесемки, стягивающие ворот рубахи Анри. Они медленно раздевали друг друга, словно оттягивая момент близости.Анри не отрываясь смотрел на Мадлен, а та не сводила взгляда отЕго отливавшего в блеске огня камина тела. Рука виконта медленно двигалась по плечу женщины, скользя к груди.Он несильно сжал свои пальцы на белоснежном холмике, увенчанном темно-коричневым соском. Мадлен запрокинула голову, ее волосы рассыпались и коснулись подушки.— Что ты делаешь, Анри? — прошептала она. Виконт, нагнувшись, поцеловал ее в ложбинку на груди, поймав губами изящный золотой крестик. Он потерся о ее шею шеей и легонько подул на самую мочку уха. Мадлен обхватила его голову руками и взъерошила мокрые волосы.— Виконт, я так люблю тебя, дорогой! Я не знаю, что бы делала, если бы ты не приехал.— Я не мог оставить тебя одну.— И я не могла остаться с тобой. Мы могли встретиться только здесь, у меня.— Но ты же не хотела этого. Мадлен горько улыбнулась.— Я не могла себе этого позволить, пойми.— Почему?Я связана обещанием.Но ведь ты была одна.Я не знаю, мне было тяжело переступить через себя.Но теперь-то, Мадлен, все хорошо.Сейчас так прекрасно, как никогда еще не было. Прижми меня покрепче, проведи своими холодными пуками по моим плечам, я вся горю.Женщина понемногу забывала о стыде, об осторожности. ОнаГромко стонала, смеялась, вскрикивала, а Анри ласкал ее и теперьУже казалось, не Мадлен удерживает его, а Анри не дает спешить.— Ну погоди, погоди, — шептал он, — дай мне насладиться твоимТелом, дай вдохнуть твой запах.— О боже, что ты делаешь, Анри? — Мадлен ловила его руку иСжимала в своей ладони, но мужчина упрямо высвобождал пальцы иУже вел ими, повторяя плавные изгибы бедра.— Сильнее! Сильней прижми меня, — повторяла Мадлен.Но Анри словно дразнил ее, то припадая к ней, то отстраняясь. ИЖенщина, словно ее влекло к мужчине какой-то невидимой силой, приподнималась на локтях, чтобы только оказаться поближе к своему любовнику. Ее колени дрожали, пальцы не слушались. Она путала слова и тут же смеялась.— Ну назови меня, назови меня, Мадлен, — говорил Анри, запуская руку в ее шелковистые густые волосы.— Ты дразнишь меня!Мадлен высвободилась от него, и повалив на кровать, склонилась над ним. Ее волосы упали, словно две занавески, загородив от Анри весь мир. Лишь только лицо мадам Ламартин сияло над ним счастьем.Мадлен слегка качнула головой и волосы, заскользив по лицу Анри, заставили его зажмуриться.— Ты ангел, — пробормотал он.— Но где же тогда мои крылья? — женщина острыми ногтями впилась в его плечи. — Я не могу больше терпеть, Анри, возьми меня, — и она уперлась в его плечи руками.Анри знал, ему предстоит еще несколько сладостных минут, а затем наступит безразличие ко всему — к себе, к Мадлен, и ему захочется покинуть этот дом. Поблекнут краски, и он станет противен самому себе. Но у Мадлен желание неИсчезнет, она будет его упрашивать, молить. Но если сейчас ее голос звенел для него серебряным колокольчиком, то потом он превратится в похоронный звон. Их любовь будет мертва.А Мадлен и не поймет этого, не захочет смириться и тогда ему придется как вору, прячась, покидать ее дом еще до того, как она проснется и не покинет мир своего счастливого неведения.» Но это будет потом, — подумал Анри, — а сейчас я люблю и хочу Мадлен, а она хочет принадлежать мне. Так почему я должен отказывать себе в этом миге короткого счастья, зная, чтс потом наступит отвращение? Ведь думая о смерти,Невозможно жить, мы счастливы, пока вместе, и пусть это счастье будет недолгим «.Он обнял Мадлен за талию и осторожно уложил на кровать.— Смотри на меня, смотри, иначе мне будет казаться, что ты думаешь о ком-то другом.— Это все равно, — усмехнулась Мадлен, — закрыты у меня глаза или нет, я вижу перед собой тебя. И я знаю, твой образ никогда не исчезнет, будешь ты рядом или нет.— Я не хочу тебя обманывать, Мадлен. Ты любишь меня?— Да.— Тогда молчи. Не говори о расставании, когда мы вместе, ведь лучше всего умирать, когда ты счастлив — и пусть расставание наступит внезапно.Анри, стараясь не причинить Мадлен боли, нежно погладил ее.— Ты мой, — прошептала Мадлен.— И ты моя. А теперь не говори ничего, давай молчать. Ты права, Мадлен, что может быть прекраснее близости?Когда Мадлен, глубого вздохнув, замерла, Анри обессиленный лег рядом с ней.А теперь спи, — прошептал он своей любовнице, ни о чем не думай и спи. Я рядом с тобой, ничего не бойся.Теперь я ничего не боюсь, — Мадлен осторожно поцеловала его в плечо и взяла за руку.Анри, чувствуя, как восхищение женщиной, ее стройным телом, красотой ее лица безвозвратно исчезают, закрыл глаза и тут же провалился в черноту сна.Виконт проснулся, когда уже первые лучи солнца проникли в комнату. Еще не открывая глаз, он повел рукой и не нашел Мадлен. Он тут же открыл глаза я увидел, что женщина стоит на коленях возле кровати и сложив руки, словно молится, глядя на него с восхищением и нежностью.— Что ты, Мадлен?— Спи, спи.— Что ты делаешь?Женщина протянула руку и прикоснулась пальцами к векам Анри.— Спи, продолжай спать, дай мне полюбоваться тобой.— Что ты задумала, Мадлен?— Не мешай, молчи, я буду стоять на коленях и сторожить твой сон.Анри недовольно поморщился.» Только этого еще недоставало, чтобы она сошла с ума!«— Нет-нет, — улыбнулась Мадлен, — не беспокойся, со мной все в порядке. Я просто очень сильно люблю тебя и не могу позволить себе терять мгновения, когда мы рядом.Анри попробовал уснуть, но понял, что это ему не удастся. Он немного схитрил и приоткрыл веки, стал следить за Мадлен. Та смотрела на него, склонив голову, то и дело отбрасывая непослушные волосы со лба. Она счастливо улыбалась, и от этой улыбки виконту делалось не по себе. Он понимал, насколько сильныЧувства Мадлен и каким ударом для нее будет расставание.— Спи, дорогой, спи любимый. Вот так, ночь за ночью я буду стоять возле тебя на коленях и любоваться твоей красотой.— Не говори такого, — прошептал Анри.— Почему? Я говорю то, что думаю, я говорю то, что будет.— Но ведь ты сама знаешь, это не так.— Дай мне помечтать, Анри. Да, ночь за ночью я буду проводить подле тебя, а ты даже во сне не сможешь избавиться от моей любви.Анри открыл глаза.— Ты обманщик. Говоришь, что спишь, а сам слушаешь, что я говорю сама себе.— Ты сошла с ума!— Ничуть. Ты говоришь, не может быть. Но ведь, Анри, могло не быть и этой ночи.— Ты понимаешь, Мадлен, что ты делаешь?— Я люблю тебя, — женщина провела ладонью по волосам Анри и склонившись, поцеловала его в щеку. — Я хочу, Анри, чтобы ты спал.— Мои глаза закрыты, — сказал Анри, в упор глядя на Мадлен.— Но ведь ты обманываешь меня.— Все на свете обман, и если ты хочешь, чтобы мои глаза были закрыты — думай так.— Хорошо, ты спишь? Я стою подле тебя на коленях и молюсь за нашу любовь.» Нашу? — подумал Анри. — Моей любви уже нет, есть только злость на себя и досада. И сколько ты, милая, ни будешь повторять слово «любовь», она не воскреснет. Ей нужно поставить памятник и больше не вспоминать о ней. Как жаль, что ты проснулась раньше меня, и мне не удалось уйти незамеченным! Теперь вновь будут слезы, вновь мне придется утешать тебя, а самое главное — мне придется обмануть тебя, Мадлен. Я скажу, что мы встретимся вновь, а потом ты получишь письмо, где я напомню, что никогда и ничего не обещал тебе вместо любви — ни верности, ни постоянства, лишь только одну любовь. А она уже мертва, ты получила ее «.Виконт облизнул пересохшие губы.— Ты хочешь пить? — забеспокоилась Мадлен.— Нет.Но не нужно меня обманывать.Говорю тебе — нет, — уже немного раздраженно восликнул Анри.Нет, я не вижу, — женщина провела пальцами по пересохшим губам Анри. — Я принесу тебе попить.— Не надо.Но женщина словно и не слышала его голоса.— Тебе принести вина или молока?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24