То, что совершается теперь в России,
особенно ясно выставляет всю не только бесцельность, но очевидную
зловредность употребления насилия как средства соединения людей.
В каждой газете последнего времени все реже и реже известия о том, где и
как ограблена касса, где убиты жандарм, офицер, городовые, где обнаружено
покушение, и в каждой газете все чаще и чаще известия о казнях и смертных
приговорах.
Застреливают и вешают не переставая уже год и два, и задавлены и застрелены
тысячи. Побито и разорвано революционными бомбами тоже тысячи; но так как в
последнее время убиваемых властвующими все больше и больше, убиваемых же
революционерами все меньше и меньше, то правящие классы торжествуют, и им
кажется, что они победили и что они теперь будут продолжать свою обычную
жизнь, насилием поддерживая обман и обманом поддерживая насилие.
Сущность заблуждения всех возможных политических учении, как самых
консервативных, так и самых передовых, приведшего людей к их бедственному
положению, в том, что люди этого мира считали и считают возможным
посредством насилия соединить людей так, чтобы они все, не противясь,
подчинялись одному и тому же устройству жизни и вытекающему из него
руководству в поведении. Понятно, что люди могут, подчиняясь страсти,
заставлять посредством насилия несогласных с ними людей исполнять свою
волю. Можно силою вытолкать человека или втащить его туда, куда он не хочет
идти. (Как животные, так и люди всегда и поступают так под влиянием
страсти.) И это понятно, но совершенно непонятно рассуждение о том, что
насилие может быть средством побуждения людей к совершению желательных нам
поступков.
Всякое насилие состоит в том, что одни люди под угрозой страданий или
смерти заставляют других людей делать то, чего не хотят насилуемые. И
потому насилуемые делают то, чего они не хотят, только до тех пор, пока они
слабее насилующих и не могут избавиться от того, что им угрожает за
неисполнение требуемого. Как только они сильнее, то они естественно не
только перестают делать то, чего не хотят, но, раздраженные борьбой с
насиловавшими и всем перенесенным от них, сначала освобождаются от
насилующих, а потом заставляют в свою очередь несогласных с ними делать то,
что они считают для себя хорошим и нужным. И потому казалось бы ясно, что
борьба насилующих с насилуемыми никак не может соединить людей, а,
напротив, чем дальше продолжается, тем больше разъединяет их. Казалось бы,
это так ясно, что не стоило бы говорить про это, если бы с давнего времени
обман о том, что насилие одних людей над другими может быть полезно людям и
соединять их, не был бы так распространен и принят молчаливым согласием,
как самая несомненная истина, не только теми, кому выгодно насилие, но и
большинством тех самых людей, которые более всего страдали и страдают от
насилия. Обман этот существует давно, и до христианства и после него, и
оставался и остается еще во всей силе и теперь во всем христианском мире.
Разница между тем, что было в старину, до появления христианства, и тем,
что есть теперь в христианском мире, только в том, что неосновательность
предположения о том, что насилие одних людей над другими может быть полезно
людям и соединять их, в старину была совершенно скрыта от людей, теперь же,
выраженная особенно ясно в учении Христа истина о том, что насилие одних
людей над другими не может соединять, а может только разъединять людей, все
более и более уясняется. А как только люди понимают, что насилие одних
людей над другими, кроме того что мучительно для них, еще и не разумно: как
тотчас же люди, прежде спокойно переносившие насилие, возмущаются и
озлобляются против него.
Это самое происходит теперь во всех народах среди насилуемых. Но мало того,
что истину эту все более и более сознают насилуемые, ее сознают в наше
время и насилующие. У самих насилующих в наше время уже нет уверенности в
том, что, насилуя людей, они поступают хорошо и справедливо. Заблуждение
это разрушается как для правителей, так и для борющихся с ними. Увлеченные
своим положением, как те, так и другие - хотя и стараются всякого рода
убеждениями, большей частью лживыми, убедить себя, что насилие полезно и
необходимо, - в глубине души уже знают, что делая свои жестокие дела, они
достигают только подобия того, чего желают, и то только временно, в
сущности же отдаляющего, а не приближающего их к цели.
Вот это-то сознание, все яснее и яснее усваиваемое людьми христианского
мира, и приводит их неизбежно к тому выходу, который один может вывести их
из их бедственного настоящего положения. Выход этот в одном: в принятии
человечеством скрытого от людей учения Христа в его истинном значении,
неизвестного еще большинству людей и вытекающего из него руководства
поведения, исключающего насилие.
IV
Когда среди 100 человек один властвует над 99, это несправедливо, это
деспотизм; когда 10 властвует над 90,- это также несправедливо; это
олигархия; когда же 51 властвует над 49 (и то только в воображении - в
сущности же опять 10 или 11 из этих 51) - тогда это совершенно справедливо,
это свобода!
Может ли быть что-нибудь смешнее, по своей очевидной нелепости, такого
рассуждения, а между тем это самое рассуждение служит основой деятельности
всех улучшателей государственного устройства.
Народы земли трепещут и содрогаются. Всюду чувствуется какая-то работа сил,
как бы подготовляющая землетрясение. Никогда еще человек не имел за собой
такой огромной ответственности. Каждый момент приносит с собою все более и
более важные заботы. Чувствуется, что что-то великое должно совершиться. Но
перед явлением Христа мир ждал великих событий и, однако, не принял его,
когда он пришел. Так и теперь мир может испытывать муки родов перед его
новым пришествием и все не понимать того, что происходит.
Люси Малори.
И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более
того, кто может и душу и тело погубить.
Матф. X, 28.
Государства христианского мира не только дошли, но перешли в наше время тот
предел, до которого доходили перед своим распадением государства древнего
мира. Это особенно ясно видно из того, что в наше время всякий шаг вперед в
технических усовершенствованиях не только не содействует общему благу, но,
напротив, все с большей и большей очевидностью показывает, что все эти
усовершенствования могут только увеличить бедствия людей, но никак не
уменьшить их. Можно выдумать еще новые - подводные, подземные, воздушные,
надвоздушные снаряды для быстрейшего перенесения людей с места в место и
новые приспособления для распространения людских речей и мыслей, но так как
переносимые из места в место люди ничего другого, кроме зла, не хотят, не
умеют и не могут делать, то и распространяемые ими мысли и речи ни к чему
иному, как только к злу, не могут побуждать людей. Те же все
усовершенствующиеся и усовершенствующиеся средства истребления друг друга,
которые делают все более и более возможными убийства без подвержения себя
опасности, только все яснее и яснее показывают невозможность продолжения
деятельности христианских народов в том направлении, в котором она теперь
происходит.
Жизнь христианских народов теперь ужасна и в особенности по отсутствию
какого бы то ни было нравственного начала, соединяющего их, и по
неразумности своей, сводящей человека, несмотря на все его умственные
приобретения, в нравственном отношении на степень низшую, чем животные, и,
главное, по той сложности установившейся лжи, которая все более и более
скрывает от людей всю бедственность и жестокость их жизни.
Ложь поддерживает жестокость жизни, жестокость жизни требует все больше и
больше лжи, и, как ком снега, неудержимо растет и то и другое.
Но всему бывает конец. И я думаю, что конец этого бедственного положения
народов христианского мира наступил теперь.
Положение людей христианского мира ужасно, но вместе с тем оно - то самое,
которое не могло не быть, которое должно было быть и которое неизбежно
должно привести эти народы к избавлению. Страдания, испытываемые людьми
христианского мира, вытекающие из отсутствия свойственного нашему времени
религиозного миросозерцания, суть неизбежные условия роста и неизбежно
должны окончиться принятием людьми свойственного их времени религиозного
миросозерцания.
Свойственное же нашему времени миросозерцание есть то понимание смысла
человеческой жизни и вытекающее из него руководство поведения, которое было
открыто христианским учением в его истинном значении 1900 лет тому назад,
но было скрыто от людей искусственным и лживым церковным извращением.
V
С того часа, как первые члены соборов сказали: "изволися нам и святому
духу", то есть вознесли внешний авторитет выше внутреннего, признали
результат жалких человеческих рассуждении на соборах важнее и святее того
единого истинно святого, что есть в человеке,- его разума и совести,- с
того часа началась та ложь, убаюкивающая тела и души людей, которая
погубила миллионы человеческих существ и продолжает до сей поры свое
ужасное дело.
В 1682 году в Англии доктор Лейтон, почтенный человек, написавший книгу
против епископства, был судим и приговорен к следующим совершенным над ним
наказаниям. Его жестоко высекли, потом отрезали ухо и распороли одну
сторону носа, потом горячим железом выжгли на щеке буквы S.S.: сеятель
смут. После семи дней его опять высекли, несмотря на то. что рубцы на спине
еще не зажили, и распороли другую сторону носа, и отрезали другое ухо, и
выжгли клеймо на другой щеке. Все это было сделано во имя христианства.
Морисон Давидсон.
Христос не основывал никакой церкви, не устанавливал никакого государства,
не дал никаких законов, никакого правительства, ни внешнего авторитета, но
он старался написать закон бога в сердцах людей с тем, чтобы сделать их
самоуправляющимися.
Герберт Ньютон.
Особенность положения христианских народов нашего времени в том, что народы
эти основали свою жизнь на том учении, которое в своем истинном значении
разрушает эту жизнь, и это скрытое прежде значение начинает уясняться.
Христианские народы построили дом свой даже не на песке, а на тающем льду.
И лед начинает таять и уже растаял, и дом валится.
Пока большинство людей, обманутое церковным учением, имея самое смутное
понятие об истинном значении учения Христа, вместо прежних идолов,
обоготворяло Христа-бога, его мать, угодников, поклонялось мощам, иконам,
верило в чудеса, таинства, верило в искупление, в непогрешимость церковной
иерархии, - языческое устройство мира могло держаться и удовлетворять
людей. Люди одинаково верили и в то объяснение смысла жизни, которое давала
им церковь, и в вытекающее из него руководство поведения, и вера эта
сближала людей. И так это было, пока люди не видели того, что таилось за
этой церковной верой, которую им выдавали за истинную. Но несчастье
церковной веры состояло в том, что существовало евангелие, которое самими
же церквами было признано священным. Как ни старались церковники скрыть от
людей сущность этого учения, выраженного в евангелиях, - ни запрещения
переводов евангелия на всем понятный язык, ни лжетолкование их - ничто не
могло затушить свет, прорывающийся сквозь церковные обманы и освещающий
души людей, все более и более ясно сознающих великую истину, которая была в
этом учении.
Как только с распространением грамотности и печати люди стали узнавать
евангелие и понимать то, что в нем написано, люди не могли уже, несмотря на
все извороты церкви, не увидать того бьющего в глаза противоречия, которое
было между государственным устройством, поддерживаемым церковью, и учением
евангелия.
Евангелие прямо отрицало и церковь и государство с своими властями.
И противоречие это, становясь все более и более очевидным сделало наконец
то, что люди перестали верить в церковную веру, а в большинстве своем
продолжали, по преданию, ради приличия отчасти и страха перед властью,
держаться внешних форм церковной веры, одинаково, как католической,
православной, так и протестантской, не признавая уже ее внутреннего
религиозного значения.
Так это случилось с огромным большинством рабочего народа. (Я не говорю про
те небольшие общины людей, прямо отрицавших церковное учение и
устанавливающих свое более или менее близкое к христианскому, в его
истинном значении, учение, не говорю потому, что число таких людей слишком
ничтожно в сравнении с огромной массой людей, все больше и больше
освобождавшихся от всякого религиозного сознания.)
То же самое случилось и с нерабочими, учеными людьми христианского мира.
Люди эти еще яснее, чем простые люди, увидали всю несостоятельность и
внутренние противоречия церковного учения и естественно откинули это
учение, но вместе с тем не могли признать и истинное учение Христа, так как
это учение было противно всему существующему строю и, главное, их
исключительно выгодному положению в нем.
Так что в наше время в нашем христианском мире одни люди, огромное
большинство людей, живут, внешним образом исполняя еще церковные обряды по
привычке, для приличия, удобства, из страха перед властями или даже
корыстных целей, но не верят и не могут верить в учение этой церкви, уже
ясно видя ее внутреннее противоречие; другая же, все увеличивающаяся часть
населения уже не только не признает существующей религии, но признает, под
влиянием того учения, которое называется "наукой", всякую религию остатком
суеверия и не руководится в жизни ничем иным, кроме своих личных побуждений.
С людьми, принявшими религиозное учение, превосходящее их силы,- а таково
было христианское учение для язычников, принявших его тогда, когда жизнь
общественная в форме государственного насильственного устройства уже
глубоко вкоренилась в нравы и привычки людей,- с людьми, принявшими
христианское учение, случилось нечто, кажущееся сначала противоречивым, а
вместе с тем такое, чего не могло не случиться. Именно то, что эти народы,
вследствие того, что приняли самую высокую для своего времени религию,
лишились всякой религии и пали в своем религиозном и нравственном состоянии
ниже людей, исповедующих гораздо более низкие или даже самые грубые
религиозные учения.
Церковное извращение христианства отдалило от нас осуществление царства
божия, но истина христианства, как огонь в сухом дереве, прожгла свою
оболочку и выбилась наружу. Значение христианства видно всем, и влияние его
уже сильнее того обмана, который скрывает его.
Я вижу новую религию, основанную на дочерни к человеку; призывающую к тем
нетронутым глубинам, которые живут в нас; верующую в то, что он может
любить добро без мысли о награде; в то, что божественное начало живет в
человеке.
Сольтер.
То, что нам нужно, что нужно народу, то, чего требует наш век для того,
чтобы найти выход из той грязи эгоизма, сомнения и отрицания, в которые он
погружен,- это вера, в которой наши души могли бы перестать блуждать в
отыскивании личных целей, могли бы все идти вместе, признавая одно
происхождение, один закон, одну цель. Всякая сильная вера, которая
возникает на развалинах старых, изжитых верований, изменяет существующий
общественный порядок, так как каждая сильная вера неизбежно прилагается ко
всякой отрасли человеческой деятельности.
Человечество повторяет в разных формулах и различных степенях слова молитвы
господней: "Да приидет царство твое на земле, как и на небе".
Мадзини.
Нельзя ни взвесить, ни измерить того вреда, который производила и производит
ложная вера.
Вера есть установление отношения человека к богу и миру и вытекающее из
этого отношения определение своего назначения. Какова же должна быть жизнь
человека, если это отношение и вытекающее из него определение назначения
ложны?
Недостаточно откинуть ложную веру, то есть ложное отношение к миру. Нужно
еще установить истинное.
Трагизм положения людей христианского мира в том, что, по неизбежному
недоразумению, христианскими народами принято было, как свойственное им
религиозное учение, такое учение, которое в своем истинном значении самым
определенным образом отрицало, разрушало весь тот строй общественной жизни,
которым жили уже эти народы и вне которого не могли себе представить жизни.
В этом и трагизм положения, в этом и великое, исключительное благо
христианских народов.
В том извращенном виде, в котором христианское учение было предложено
языческим народам, оно представлялось им только как некоторое смягчение
грубости понимания божества, как более высокое понимание назначения
человека и требований нравственности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
особенно ясно выставляет всю не только бесцельность, но очевидную
зловредность употребления насилия как средства соединения людей.
В каждой газете последнего времени все реже и реже известия о том, где и
как ограблена касса, где убиты жандарм, офицер, городовые, где обнаружено
покушение, и в каждой газете все чаще и чаще известия о казнях и смертных
приговорах.
Застреливают и вешают не переставая уже год и два, и задавлены и застрелены
тысячи. Побито и разорвано революционными бомбами тоже тысячи; но так как в
последнее время убиваемых властвующими все больше и больше, убиваемых же
революционерами все меньше и меньше, то правящие классы торжествуют, и им
кажется, что они победили и что они теперь будут продолжать свою обычную
жизнь, насилием поддерживая обман и обманом поддерживая насилие.
Сущность заблуждения всех возможных политических учении, как самых
консервативных, так и самых передовых, приведшего людей к их бедственному
положению, в том, что люди этого мира считали и считают возможным
посредством насилия соединить людей так, чтобы они все, не противясь,
подчинялись одному и тому же устройству жизни и вытекающему из него
руководству в поведении. Понятно, что люди могут, подчиняясь страсти,
заставлять посредством насилия несогласных с ними людей исполнять свою
волю. Можно силою вытолкать человека или втащить его туда, куда он не хочет
идти. (Как животные, так и люди всегда и поступают так под влиянием
страсти.) И это понятно, но совершенно непонятно рассуждение о том, что
насилие может быть средством побуждения людей к совершению желательных нам
поступков.
Всякое насилие состоит в том, что одни люди под угрозой страданий или
смерти заставляют других людей делать то, чего не хотят насилуемые. И
потому насилуемые делают то, чего они не хотят, только до тех пор, пока они
слабее насилующих и не могут избавиться от того, что им угрожает за
неисполнение требуемого. Как только они сильнее, то они естественно не
только перестают делать то, чего не хотят, но, раздраженные борьбой с
насиловавшими и всем перенесенным от них, сначала освобождаются от
насилующих, а потом заставляют в свою очередь несогласных с ними делать то,
что они считают для себя хорошим и нужным. И потому казалось бы ясно, что
борьба насилующих с насилуемыми никак не может соединить людей, а,
напротив, чем дальше продолжается, тем больше разъединяет их. Казалось бы,
это так ясно, что не стоило бы говорить про это, если бы с давнего времени
обман о том, что насилие одних людей над другими может быть полезно людям и
соединять их, не был бы так распространен и принят молчаливым согласием,
как самая несомненная истина, не только теми, кому выгодно насилие, но и
большинством тех самых людей, которые более всего страдали и страдают от
насилия. Обман этот существует давно, и до христианства и после него, и
оставался и остается еще во всей силе и теперь во всем христианском мире.
Разница между тем, что было в старину, до появления христианства, и тем,
что есть теперь в христианском мире, только в том, что неосновательность
предположения о том, что насилие одних людей над другими может быть полезно
людям и соединять их, в старину была совершенно скрыта от людей, теперь же,
выраженная особенно ясно в учении Христа истина о том, что насилие одних
людей над другими не может соединять, а может только разъединять людей, все
более и более уясняется. А как только люди понимают, что насилие одних
людей над другими, кроме того что мучительно для них, еще и не разумно: как
тотчас же люди, прежде спокойно переносившие насилие, возмущаются и
озлобляются против него.
Это самое происходит теперь во всех народах среди насилуемых. Но мало того,
что истину эту все более и более сознают насилуемые, ее сознают в наше
время и насилующие. У самих насилующих в наше время уже нет уверенности в
том, что, насилуя людей, они поступают хорошо и справедливо. Заблуждение
это разрушается как для правителей, так и для борющихся с ними. Увлеченные
своим положением, как те, так и другие - хотя и стараются всякого рода
убеждениями, большей частью лживыми, убедить себя, что насилие полезно и
необходимо, - в глубине души уже знают, что делая свои жестокие дела, они
достигают только подобия того, чего желают, и то только временно, в
сущности же отдаляющего, а не приближающего их к цели.
Вот это-то сознание, все яснее и яснее усваиваемое людьми христианского
мира, и приводит их неизбежно к тому выходу, который один может вывести их
из их бедственного настоящего положения. Выход этот в одном: в принятии
человечеством скрытого от людей учения Христа в его истинном значении,
неизвестного еще большинству людей и вытекающего из него руководства
поведения, исключающего насилие.
IV
Когда среди 100 человек один властвует над 99, это несправедливо, это
деспотизм; когда 10 властвует над 90,- это также несправедливо; это
олигархия; когда же 51 властвует над 49 (и то только в воображении - в
сущности же опять 10 или 11 из этих 51) - тогда это совершенно справедливо,
это свобода!
Может ли быть что-нибудь смешнее, по своей очевидной нелепости, такого
рассуждения, а между тем это самое рассуждение служит основой деятельности
всех улучшателей государственного устройства.
Народы земли трепещут и содрогаются. Всюду чувствуется какая-то работа сил,
как бы подготовляющая землетрясение. Никогда еще человек не имел за собой
такой огромной ответственности. Каждый момент приносит с собою все более и
более важные заботы. Чувствуется, что что-то великое должно совершиться. Но
перед явлением Христа мир ждал великих событий и, однако, не принял его,
когда он пришел. Так и теперь мир может испытывать муки родов перед его
новым пришествием и все не понимать того, что происходит.
Люси Малори.
И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более
того, кто может и душу и тело погубить.
Матф. X, 28.
Государства христианского мира не только дошли, но перешли в наше время тот
предел, до которого доходили перед своим распадением государства древнего
мира. Это особенно ясно видно из того, что в наше время всякий шаг вперед в
технических усовершенствованиях не только не содействует общему благу, но,
напротив, все с большей и большей очевидностью показывает, что все эти
усовершенствования могут только увеличить бедствия людей, но никак не
уменьшить их. Можно выдумать еще новые - подводные, подземные, воздушные,
надвоздушные снаряды для быстрейшего перенесения людей с места в место и
новые приспособления для распространения людских речей и мыслей, но так как
переносимые из места в место люди ничего другого, кроме зла, не хотят, не
умеют и не могут делать, то и распространяемые ими мысли и речи ни к чему
иному, как только к злу, не могут побуждать людей. Те же все
усовершенствующиеся и усовершенствующиеся средства истребления друг друга,
которые делают все более и более возможными убийства без подвержения себя
опасности, только все яснее и яснее показывают невозможность продолжения
деятельности христианских народов в том направлении, в котором она теперь
происходит.
Жизнь христианских народов теперь ужасна и в особенности по отсутствию
какого бы то ни было нравственного начала, соединяющего их, и по
неразумности своей, сводящей человека, несмотря на все его умственные
приобретения, в нравственном отношении на степень низшую, чем животные, и,
главное, по той сложности установившейся лжи, которая все более и более
скрывает от людей всю бедственность и жестокость их жизни.
Ложь поддерживает жестокость жизни, жестокость жизни требует все больше и
больше лжи, и, как ком снега, неудержимо растет и то и другое.
Но всему бывает конец. И я думаю, что конец этого бедственного положения
народов христианского мира наступил теперь.
Положение людей христианского мира ужасно, но вместе с тем оно - то самое,
которое не могло не быть, которое должно было быть и которое неизбежно
должно привести эти народы к избавлению. Страдания, испытываемые людьми
христианского мира, вытекающие из отсутствия свойственного нашему времени
религиозного миросозерцания, суть неизбежные условия роста и неизбежно
должны окончиться принятием людьми свойственного их времени религиозного
миросозерцания.
Свойственное же нашему времени миросозерцание есть то понимание смысла
человеческой жизни и вытекающее из него руководство поведения, которое было
открыто христианским учением в его истинном значении 1900 лет тому назад,
но было скрыто от людей искусственным и лживым церковным извращением.
V
С того часа, как первые члены соборов сказали: "изволися нам и святому
духу", то есть вознесли внешний авторитет выше внутреннего, признали
результат жалких человеческих рассуждении на соборах важнее и святее того
единого истинно святого, что есть в человеке,- его разума и совести,- с
того часа началась та ложь, убаюкивающая тела и души людей, которая
погубила миллионы человеческих существ и продолжает до сей поры свое
ужасное дело.
В 1682 году в Англии доктор Лейтон, почтенный человек, написавший книгу
против епископства, был судим и приговорен к следующим совершенным над ним
наказаниям. Его жестоко высекли, потом отрезали ухо и распороли одну
сторону носа, потом горячим железом выжгли на щеке буквы S.S.: сеятель
смут. После семи дней его опять высекли, несмотря на то. что рубцы на спине
еще не зажили, и распороли другую сторону носа, и отрезали другое ухо, и
выжгли клеймо на другой щеке. Все это было сделано во имя христианства.
Морисон Давидсон.
Христос не основывал никакой церкви, не устанавливал никакого государства,
не дал никаких законов, никакого правительства, ни внешнего авторитета, но
он старался написать закон бога в сердцах людей с тем, чтобы сделать их
самоуправляющимися.
Герберт Ньютон.
Особенность положения христианских народов нашего времени в том, что народы
эти основали свою жизнь на том учении, которое в своем истинном значении
разрушает эту жизнь, и это скрытое прежде значение начинает уясняться.
Христианские народы построили дом свой даже не на песке, а на тающем льду.
И лед начинает таять и уже растаял, и дом валится.
Пока большинство людей, обманутое церковным учением, имея самое смутное
понятие об истинном значении учения Христа, вместо прежних идолов,
обоготворяло Христа-бога, его мать, угодников, поклонялось мощам, иконам,
верило в чудеса, таинства, верило в искупление, в непогрешимость церковной
иерархии, - языческое устройство мира могло держаться и удовлетворять
людей. Люди одинаково верили и в то объяснение смысла жизни, которое давала
им церковь, и в вытекающее из него руководство поведения, и вера эта
сближала людей. И так это было, пока люди не видели того, что таилось за
этой церковной верой, которую им выдавали за истинную. Но несчастье
церковной веры состояло в том, что существовало евангелие, которое самими
же церквами было признано священным. Как ни старались церковники скрыть от
людей сущность этого учения, выраженного в евангелиях, - ни запрещения
переводов евангелия на всем понятный язык, ни лжетолкование их - ничто не
могло затушить свет, прорывающийся сквозь церковные обманы и освещающий
души людей, все более и более ясно сознающих великую истину, которая была в
этом учении.
Как только с распространением грамотности и печати люди стали узнавать
евангелие и понимать то, что в нем написано, люди не могли уже, несмотря на
все извороты церкви, не увидать того бьющего в глаза противоречия, которое
было между государственным устройством, поддерживаемым церковью, и учением
евангелия.
Евангелие прямо отрицало и церковь и государство с своими властями.
И противоречие это, становясь все более и более очевидным сделало наконец
то, что люди перестали верить в церковную веру, а в большинстве своем
продолжали, по преданию, ради приличия отчасти и страха перед властью,
держаться внешних форм церковной веры, одинаково, как католической,
православной, так и протестантской, не признавая уже ее внутреннего
религиозного значения.
Так это случилось с огромным большинством рабочего народа. (Я не говорю про
те небольшие общины людей, прямо отрицавших церковное учение и
устанавливающих свое более или менее близкое к христианскому, в его
истинном значении, учение, не говорю потому, что число таких людей слишком
ничтожно в сравнении с огромной массой людей, все больше и больше
освобождавшихся от всякого религиозного сознания.)
То же самое случилось и с нерабочими, учеными людьми христианского мира.
Люди эти еще яснее, чем простые люди, увидали всю несостоятельность и
внутренние противоречия церковного учения и естественно откинули это
учение, но вместе с тем не могли признать и истинное учение Христа, так как
это учение было противно всему существующему строю и, главное, их
исключительно выгодному положению в нем.
Так что в наше время в нашем христианском мире одни люди, огромное
большинство людей, живут, внешним образом исполняя еще церковные обряды по
привычке, для приличия, удобства, из страха перед властями или даже
корыстных целей, но не верят и не могут верить в учение этой церкви, уже
ясно видя ее внутреннее противоречие; другая же, все увеличивающаяся часть
населения уже не только не признает существующей религии, но признает, под
влиянием того учения, которое называется "наукой", всякую религию остатком
суеверия и не руководится в жизни ничем иным, кроме своих личных побуждений.
С людьми, принявшими религиозное учение, превосходящее их силы,- а таково
было христианское учение для язычников, принявших его тогда, когда жизнь
общественная в форме государственного насильственного устройства уже
глубоко вкоренилась в нравы и привычки людей,- с людьми, принявшими
христианское учение, случилось нечто, кажущееся сначала противоречивым, а
вместе с тем такое, чего не могло не случиться. Именно то, что эти народы,
вследствие того, что приняли самую высокую для своего времени религию,
лишились всякой религии и пали в своем религиозном и нравственном состоянии
ниже людей, исповедующих гораздо более низкие или даже самые грубые
религиозные учения.
Церковное извращение христианства отдалило от нас осуществление царства
божия, но истина христианства, как огонь в сухом дереве, прожгла свою
оболочку и выбилась наружу. Значение христианства видно всем, и влияние его
уже сильнее того обмана, который скрывает его.
Я вижу новую религию, основанную на дочерни к человеку; призывающую к тем
нетронутым глубинам, которые живут в нас; верующую в то, что он может
любить добро без мысли о награде; в то, что божественное начало живет в
человеке.
Сольтер.
То, что нам нужно, что нужно народу, то, чего требует наш век для того,
чтобы найти выход из той грязи эгоизма, сомнения и отрицания, в которые он
погружен,- это вера, в которой наши души могли бы перестать блуждать в
отыскивании личных целей, могли бы все идти вместе, признавая одно
происхождение, один закон, одну цель. Всякая сильная вера, которая
возникает на развалинах старых, изжитых верований, изменяет существующий
общественный порядок, так как каждая сильная вера неизбежно прилагается ко
всякой отрасли человеческой деятельности.
Человечество повторяет в разных формулах и различных степенях слова молитвы
господней: "Да приидет царство твое на земле, как и на небе".
Мадзини.
Нельзя ни взвесить, ни измерить того вреда, который производила и производит
ложная вера.
Вера есть установление отношения человека к богу и миру и вытекающее из
этого отношения определение своего назначения. Какова же должна быть жизнь
человека, если это отношение и вытекающее из него определение назначения
ложны?
Недостаточно откинуть ложную веру, то есть ложное отношение к миру. Нужно
еще установить истинное.
Трагизм положения людей христианского мира в том, что, по неизбежному
недоразумению, христианскими народами принято было, как свойственное им
религиозное учение, такое учение, которое в своем истинном значении самым
определенным образом отрицало, разрушало весь тот строй общественной жизни,
которым жили уже эти народы и вне которого не могли себе представить жизни.
В этом и трагизм положения, в этом и великое, исключительное благо
христианских народов.
В том извращенном виде, в котором христианское учение было предложено
языческим народам, оно представлялось им только как некоторое смягчение
грубости понимания божества, как более высокое понимание назначения
человека и требований нравственности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72