Какова судьба этих людей, которых новая война застала на
захваченных арабских территориях, где происходили жестокие бои? Не
погребены ли эти люди под развалинами домов? Впрочем, не один только
господин редактор Амальрис считает их не столько людьми, сколько
человеческим материалом. А стоит ли израильским ястребам печалиться о
материале?
И хотя эшелолы новоприбывших, как известно, весьма редеют,
израильское правительство упорно продолжает заселять именно
новоиспеченными израильтянами поселки, наспех созданные близ самых
огнеопасных пограничных пунктов, на отторгнутых у арабских государств
землях. В декабре 1975 года израильское министерство информации
официально объявило о создании 22 новых поселений близ Голанских
высот, на сирийской земле. И четыре поселения целиком предназначены
для олим из Румынии и Бухары, хотя многие из них уже успели кое-как
обосноваться в Ашкелоне, Араде, Шхеме и других сравнительно обжитых
населенных пунктах. Даже в израильских газетах промелькнули сообщения
о том, что некоторые из "абсорбированных" семей отнеслись к этому
переселению как к ссылке и "переезжали с плачем и большими
сомнениями".
Что ж, все это закономерный результат продуманной политики
израильского правительства в вопросе расселения новоприбывших.
ВЫНУЖДЕННЫЕ ПРИЗНАНИЯ
У "абсорбированных" была одно время смутная надежда на второй
съезд олим из СССР, где, как трубила вовсю израильская печать, можно
будет откровенно поговорить об их бедах и перспективах. Что ж,
некоторым из моих собеседников довелось стать непосредственными
свидетелями попытки министерства абсорбции провести в Беэр-Шеве этот
съезд. Попытка эта безнадежно провалилась: начавшийся съезд пришлось
прекратить и отложить на неопределенный срок.
Только ли потому был изнутри торпедирован, как выразился министр
абсорбции, съезд, что на первых же минутах вспыхнули ожесточенные
споры и даже потасовки между теми, кто приехал к богатым
родственникам, и теми, кому приходится жить впроголодь? Только ли
потому возникли на съезде беспорядки, что делегатские мандаты
достались многим подставным лицам, считавшим, что убийство
религиозными фанатиками молодого выходца из Латвии - "мелочь", не
заслуживающая внимания делегатов? Только ли потому сорвался съезд, что
ему предшествовал "черный четверг" в Ашдоде, когда доведенные до
отчаяния сотни бывших граждан Советской Грузии воздвигли баррикады,
чтобы наконец был услышан их голос протеста против того, что самим
сионистским заправилам пришлось назвать "страшным результатом
этнической дискриминации"?
Конечно, все это сыграло свою роль. Но главное - это безнадежный
пессимизм, неверие в будущее, безысходное отчаяние, сразу же
определившие атмосферу съезда. Как раз накануне открытия съезда
руководящие сотрудники министерства абсорбции вынуждены были на
пресс-конференции признать, что значительное число олим из СССР
заражено желанием покинуть Израиль. Одновременно советнику
министерства Эфраиму Ахкраму пришлось признать: "Не менее 23 процентов
небольшого числа репатриантов из стран Западной Европы и Америки
спустя некоторое время покидают Израиль". Если бы не обтекаемая
формулировка, то цифру пришлось бы увеличить по крайней мере до 65
процентов - это было уже тогда широко известно[В восьмидесятых годах
эта цифра непрерывно увеличивается, и официальная израильская
статистика, попросту скрывает ее].
В такой безрадостной обстановке открылся, а затем быстро и
закрылся этот съезд. И те, кто действительно был делегировал бывшими
советскими гражданами, сразу же заговорили о презрительном отношении к
ним предпринимателей и унижающем человеческое достоинство отношении
чиновников, о трагическом положении детворы и отсутствии элементарно
пригодных под жилье домов. Даже израильская пресса вынуждена была
отметить "главенствующие в зале съезда пораженческие настроения"
людей, глубоко разочарованных жизнью в Израиле.
Предполагалось, что Голда Меир выступит "под занавес". Но,
пытаясь предотвратить провал съезда, она поспешила произнести речь
сразу же после того, как в кулуарах случилось несколько инфарктов с
особенно отчаявшимися олим. Именно там скончался приехавший из Риги
Александр Друз, над которым "за строптивость" долго и методично
издевались сохнутовцы.
Слова госпожи премьер-министра нелегко было расслышать из-за
непрестанных выкриков из зала. Вот почему, не полагаясь на память моих
собеседников, я воспользуюсь выдержкой из официального отчета:
"Мне очень больно слышать, с каким упоением и энтузиазмом здесь
говорят, что все у нас плохо. Сердце мое переполняется болью, когда я
думаю, что в России узнают, что происходит здесь".
Требуется ли лучшее доказательство неизбывной ненависти к
печальной израильской действительности, которую принесли с собой на
съезд обманутые люди, только еще начавшие вкушать прелести "рая на
земле предков"? И требуется ли лучшее доказательство того, на какие
ухищрения и провокации идут сионисты - только бы скрыть от
человечества и прежде всего от народов социалистических стран истинное
положение вещей.
Просматривая израильскую прессу, я вначале поражался странной
легкости, с какой самые высокопоставленные лица, вплоть до министров,
спешат после провалившегося съезда признать и даже осудить грубость,
черствость и изощренный бюрократизм чиновников по отношению к олим из
социалистических стран. Своими недоумениями я поделился с известным
австрийским публицистом Гансом Волькером, глубоко изучившим
трагические проблемы, порожденные пресловутой абсорбцией.
- Самих олим тоже вначале поражает и подкупает подобная
самокритика израильских заправил, - услышал я в ответ. - Но потом олим
начинают понимать, где тут, как говорится, собака зарыта. Начинают
догадываться, что эта "самокритика" - обдуманный коварный прием.
Израильским руководителям больше всего на свете не хочется признать
перед всем миром, что бывших граждан социалистических стран в Израиле
катастрофически разочаровывает сама суть, сама природа израильского
образа жизни - и в целом и в мельчайших деталях. Сионистские идеологи
ведь прекрасно знают: когда олим начинают вспоминать, что они
потеряли, и осознавать, что приобрели, настоящее представляется им
мрачным, а на фоне воспоминаний о потерянном - совсем беспросветным.
Поэтому сионизм готов свалить все на бюрократизм своих чиновников, на
отсутствие жилья, на невозможность получить работу по специальности,
словом, на что угодно, только бы не признать своего морального,
нравственного поражения, не признать, что для тех, кто жил в
социалистической стране, израильская жизнь невмоготу! И еще до смерти
не хочется израильским руководителям признать одно - особенно
убийственное для их государства - обстоятельство: некоторые профессии,
нужные и распространенные во всем мире, даже в так называемых
развивающихся странах, отданы в Израиле на откуп людям без должной
подготовки и квалификации - таким, кому можно платить жалкие гроши,
кто согласен выполнять свою работу, как говорится, между прочим...
Точность этого замечания Ганса Волькера я оценил после того, как
выслушал грустный рассказ бывшего румынского гражданина Рахмиеля
Константиновского:
- В Лоде, только мы вышли из самолета, нас подвергли положенному
допросу сохнутовцы. Я - портной, жена никакой специальности не имеет,
и поэтому, когда нас спросили о профессиях, я поспешил не без гордости
ответить, что дочь у нас библиотекарь со специальным образованием.
Сохнутовец посмотрел на меня так, словно я свалился с луны: "Я вас
спрашиваю о настоящей профессии, а вы мне морочите голову каким-то
библиотекарем! Скажите лучше, умеет ли ваша дочь делать что-нибудь
такое, за что полагается получать жалованье?" Я повторил: дочка имеет
диплом библиотекаря и по этой специальности работала десять месяцев до
того самого дня, как мы ее заставили поехать с нами на "родину отцов".
И тогда другой сохнутовец, видимо, чином постарше, сказал мне: "Если
бы она имела даже пять дипломов и работала библиотекарем хоть тридцать
лет, такой специальности у нас не существует, зарубите это у себя на
носу! Следить за тем, чтобы читатели не воровала книги, и записывать,
кто какую книгу на сколько дней берет, - для этого никакого диплома не
требуется, на это годится любая девчонка, и не прядется платить
настоящее жалованье". Дочь пыталась возразить сохнутовцу. Она говорила
о рекомендательных списках, об умении составлять аннотации, но
сохнутовец ее не слушал. "Раз больше ничего делать не умеешь, -
прикрикнул он на нее, - мы запишем в регистрационном бланке
"неквалифицированная чернорабочая". Дочка расплакалась, и после долгих
уговоров сохнутовец согласился зарегистрировать ее ночной сиделкой.
Это была первая из многих горьких пилюль, которые мне пришлось
проглотить в Израиле.
В разговор вмешивается жена Константиновского:
- Вскоре мы узнали, что в Израиле не регистрируют новоприбывших и
с другими специальностями. Мы встретили там своего бывшего земляка, он
в Яссах несколько лет работал киномехаником. Закончил специальные
курсы, а потом еще учился для повышения квалификации. А в Ашкелоне на
бирже труда ему сказали: "Не хитри, найдется немало умненьких, чтобы
получить такую чистенькую работу. Вот если бы ты сказал, что привез
достаточно деньжат, чтобы купить собственный кинотеатр, это другое
дело. В кинобудке надо не работать, а только подрабатывать. И никаким
киномехаником мы тебя не зарегистрируем. Мы видим тебя насквозь: ты
хочешь с этой специальностью числиться вечным безработным, а потом
потребовать, чтобы тебя обучили настоящей профессии за казенный счет.
Нет тут таких дурачков!" И этот молодой человек кем, вы думаете,
работает? Грузчиком в порту.
КТО УБИЛ МИРОНА ГЕНДЛЕРОВА
Стремление во что бы то ни стало разъединить семью приводит
иногда к чудовищным последствиям.
Мне довелось ознакомиться с показательным в этом смысле
документом - собственноручным письмом израильского публициста А.И.
Клейнера, по настойчивым вызовам которого с Украины приехало более
двадцати совершенно незнакомых ему людей. В нарушение установленного
порядка Клейлер позволил себе написать письмо министру абсорбции
по-русски, ибо сей сионистский деятель за многие годы пребывания в
Израиле писать на иврите так и не научился. Дословно, не меняя ни
одной запятой и сохраняя все подчеркивания отправителя, привожу
отрывки из этого письма:
"Посылая тысячи вызовов евреям в СССР, мы в каждом из них
повторяем, что надеемся на гуманность советских властей, которую-де
они обязаны проявить, понимая, насколько человеколюбие обязывает
сделать все для объединения разрозненных семей".
Так пишет израильский публицист, но я не могу не
проиллюстрировать точной цифровой справкой истинную подоплеку этого
"человеколюбия по-израильски". Из 72 беженцев, с которыми я беседовал
на эту тему в Вене, только 19 выехали в Израиль по вызову известных им
родственников. 28 человек до получения вызова ничего не знали о своих
израильских родственниках, а для всех остальных вызовы были
сфабрикованы от придуманных родственников.
Оттолкнувшись от фарисейских рассуждений о человеколюбии,
раскаявшийся "вызывала" Клейнер переходит к фактам:
"А вы, господин министр, и руководимый вами аппарат, думаете ли
об объединении семей? _Стыдно и душевно больно видеть_, что о той
гуманности, которую мы справедливо требуем от советских властей, здесь
_никто и не помышляет_. Более того, прибывающие сюда семьи здесь часто
_разъединяют_. Это звучит дико, но, к великому сожалению, _это так_.
Приведу примеры: из Киева прибыла семья Аранович - отца и мать
отправили в Нагарию, а сына с невесткой - в Ашдод: надо добавить, что
невестка в последних месяцах беременности и особо нуждается в
материнском взоре. Что же получилось? Вместо того чтобы осваивать
жизнь в Израиле (а вам известно, как это нелегко), семья вынуждена
обивать всевозможные пороги (а аппарат абсорбции в совершенстве усвоил
метод отсылки от одного ко второму), чтобы добиться обратного
воссоединения.
Еще пример - пример классической алии[Модное в израильской
пропаганде словечко, которым обозначают "возвращение" евреев всего
мира "к Сиону". - Ц.С.]. Из Украины выехала в Израиль семья, состоящая
из четырех поколений: прабабушка, возраст - 82 года, правнучка -
возраст 3 года, 2 человека второго поколения. Что здесь с ними
сделали? Прабабушку Миндлю Иделевну Хазине и внука инженера Гильбурда
Моше отправили в Цефат, остальных трех членов семьи третьего поколения
отправили в Ашкелон. Не знаю, куда точно отправили дочь Миндли с
мужем, но знаю, что они не вместе. Теперь они все заняты _помыслами_ о
воссоединении. Боюсь, что они _не особенно благодарны мне_ за
посланные им вызовы.
Третий случай - это уже трагедия, которая и заставила написать
меня это письмо..."
Нет, об этом "случае" - о трагедии Мирона и Брони Гендлеровых - я
не вправе рассказывать словами Клейнера, это было бы кощунством! Ведь
в письме министру абсорбции Клейнер выгораживает себя и умалчивает о
том, что сам он не мог не предвидеть страшный и бесчеловечный финал
этой трагедии.
Родственники Мирона Гендлерова переехали на территорию нынешнего
израильского государства еще задолго до второй мировой войны. И поныне
им живется не очень сладко. Потому-то и не решались они вызвать к себе
Мирона и его жену Броню. Эту миссию охотно взял на себя "сердобольный"
Клейнер, хотя прекрасно знал, что Мирону при его тяжкой инвалидности
требуются особые условия, особый уход.
Проживая перед гитлеровским нашествием на Польшу в Белосгоке,
Мирон был схвачен оккупантами и брошен в Освенцим. Чудом бежав из
нацистского лагеря смерти, он в рядах польский воинов сражался против
фашистов. Долго пролечившись в нашем прифронтовом госпитале, остался в
Советском Союзе.
"Там, - с деланным изумлением признает Клейнер, - все же Мирону
дали хорошую квартиру, автомашину с ручным управлением, большую
пенсию, кроме того, его обучили специальности ротаторщика, он прилично
зарабатывал (сверх пенсии) до момента вызова в Израиль".
В Израиле Гендлеровы соглашались на самое неприхотливое жилище -
только бы в Иерусалиме или Тель-Авиве, где проживают их родственники.
Но сохнутовцы и чиновники мисрад аклита (местного отделения
министерства абсорбции) решили, что поселить малоценный "человеческий
материал" в крупном городе - это слишком дорогая роскошь. Они
заставили Гендлеровых уехать в неблагоустроенный еще городок
Тират-Кармель. Там, не имея подле себя ни одного близкого человека, не
зная ни единого слова на иврите, вынужденный экономить каждую монетку,
безработный Гендлеров впал в депрессивное состояние.
Родственники пытались разжалобить чиновников министерства
абсорбции. Пытался протестовать и Клейнер, припертый к стене укорами
Гендлеровых, которым он обещал в Израиле жизнь, "подобную жизни в
эдемском саду". Он пытался убедить чиновников министерства, что
Гендлеровых "в виде исключения" надо действительно воссоединить хоть с
кем-нибудь из семьи.
"Но, - вынужден сейчас признать Клейнер, - стальную стену
бюрократизма и равнодушия нам пробить не удалось. Один из руководящих
работников министерства, которого я лично (по-видимому, незаслуженно)
уважал, когда я ему выразил свое возмущение этим твердокаменным
равнодушием к судьбе несчастного еврея, мне ответил: "Ну что же, если
он хочет жить вместе с родственниками, пусть они купят ему квартиру".
Клейнер умалчивает, как одна из его бурных размолвок с
Гендлеровым довела того до нервного припадка. Он был глубоко потрясен,
узнав, как эмиссары израильского сионизма в западноевропейских странах
охотно блокируются с теми, в чьем идеологическом арсенале не последнее
место занимает антисемитизм. Клейнер, однако, злобно и упорно отрицал
это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72