Цезарь Солодарь
ДИКАЯ ПОЛЫНЬ
Москва
Издательство "Правда"
1986
======================================================================
Книга лауреата премии Ленинского комсомола, написанная в жанре
художественной публицистики, направлена против сионизма - одного из
головных отрядов антикоммунистических сил.
Личные впечатления, подлинные документы, конкретные имена - все
это дает право писателю вести с читателем живой и доказательный
разговор о зверином лике международного сионизма.
======================================================================
СОДЕРЖАНИЕ
Фанатики
Бывшие
Двойные
Лжецы
Террористы
Неонацисты
Расисты
Обреченные
======================================================================
Памяти моей матери
Автор
Ф А Н А Т И К И
ВЕСНОЙ 1919-го
Улица моего детства в Виннице.
Одним концом упиралась она в район бульвара и садов, где в
чистеньких двухэтажных домах в окружении модных врачей, нотариусов и
адвокатов проживал цвет еврейской буржуазии. Наиболее шикарные из этих
домов почтительно именовали у нас особняками. А особняком из особняков
заслуженно считался белоколонный трехэтажный дом на пригорке,
окруженный каменным забором с причудливыми, какими-то пузатыми
столбами.
Там жил один из самых крупных городских богачей по фамилии
Львович - акционер сахарозаводческих компаний, владелец паровых
мукомолен, известный хлеботорговец. Даже мы, мальчишки, пересказывая
друг дружке прочитанные "сыщицкие" романы, так описывали миллионеров
из натпинкертоновских небылиц: "Нью-йоркский банкир был набит золотом,
как Львович!"
Старшие, правда, чаще говорили: "Скуп, как Львович, - у него и
снега зимой не выпросишь". Говорили с оглядкой - уж очень многие
зависели от Львовича, как говорится, с потрохами, подрабатывая и
прирабатывая, но отнюдь не зарабатывая на сносную жизнь в
многочисленных владениях Львовича. А многие не имели права забывать,
что на деньги Львовича содержится духовная школа для бедняцких детей,
именуемая в городе "Талмудторой".
Подпевалы богача неустанно твердили: "А когда надо похоронить
нищего, разве не Львович подбрасывает пару-другую рублей людям из
"Хевре-кадишим"? А когда надо сколотить приданое бедной невесте, разве
не у Львовича берет пятерку "Гимнас коло"? Так по-еврейски назывались
"Братство религиозного погребения" и "Благотворительное общество
изыскания приданого для неимущих невест".
Бедняцкие семьи, испытавшие на себе покровительство филантропов
из этих, поддерживаемых местных раввинатом, учреждений, надолго
попадали к ним в кабалу.
Но об этом я узнал значительно позже. А в ту пору на меня
завораживающе действовало связанное с именем Львовича красивое и столь
ласковое на слух слово "благотворитель". В сочетании со знакомым нам
по книгам великосветским словом "вилла" - так называли у нас особняк
сахарозаводчика - слово "благотворитель" одурманивало винницких ребят.
Другой конец моей улицы приводил в квартал еврейской бедноты,
вернее, ужасающей нищеты. В незапамятные времена там ухитрились
налепить одноэтажные приземистые домишки так, что состояло они в
основном из одних подвалов. За подслеповатыми окнами ютились в них
многодетные семьи. И с первыми же лучами весеннего солнца жизнь
бедняков выплескивалась на замусоренные узенькие улочки, где с трудом
удавалось разъезжаться двум встречным повозкам, именовавшимся у нас
фурами.
В дореволюционное время этот район, называемый Иерусалимкой,
считался классическим образцом проклятой "черты" оседлости,
учрежденной царизмом для бесправной еврейской бедноты. "Черта"
представляла собой царский вариант разработанного монархическим
правительством Пруссии закона о лишении немецких евреев права
свободного передвижения из одного места страны в другое.
Любой уголок Иерусалимки был кричащим символом беспросветной
нищеты. Вот почему в послереволюционные годы каждый кинофильм,
обнажающий пресловутую "черту", обязательно снимали "на натуре" -
среди нищего хаоса Иерусалимки. Кому знакомы прекрасные улицы и парки
сегодняшней Винницы - цветущего областного центра Советской Украины,
живописного города, опоясанного затейливой лентой Южного Буга, - тем
трудно, просто невозможно даже представить себе, что такая чудовищная
"натура" могла в действительности существовать.
Самым близким мне человеком с Иерусалимки был словоохотливый и
неунывающий портной Хаим Пекер, подгонявший под меня саржевые
костюмчики, из которых вырастал мой старший брат. В наших краях
общительный голодранец Пекер был еще известен и тем, что четверо его
пошедших в мать детей были огненно-рыжими, а другая четверка, в
которой возобладали отцовские гены, отличалась смоляно-черными
волосами.
Не шибко имущие заказчики изредка доверяли Пекеру только
"перелицовку" и "штуковку", и неудивительно, что восемь детей
портного - мал мала меньше - питались впроголодь.
Сегодняшнему советскому читателю трудно поверить, что такие
бедняки вроде Хаима Пекера могли существовать. О нет, они были, они
существовали, они чахли от голода во многих городах и местечках до
установления на Украине Советской власти, раз и навсегда сломавшей
проклятую "черту". Настроения и миросозерцание этих несчастных людей
отражает протяжная грустная песня, не раз слышанная мною в детстве от
нищего портного. Вот она в моем точном переводе:
Ой, если еврей-бедняк имеет дочку -
Пусть она красавица на весь белый свет,
Никто не берет ее в невесты.
А почему?
Потому что у отца денежек нет.
А если еврей-богатей имеет дочку -
Пусть она косая и страшна на вид,
Сам раввин приходит к ней сватом.
А почему?
Потому что папаша деньгами набит.
Ой, если еврей-бедняк задолжает
Домовладельцу пару монет,
Его на улицу выбрасывает пристав.
А почему?
Потому что у бедняка денежек нет.
А если еврей-богатей не заплатит
В казначейство большой налог,
Присяжный поверенный его выручает.
А почему?
Потому что у богача денег мешок...
Львович и Пекер.
Сочетание имен высокомерного богача и горького бедняка казалось
на нашей улице совершенно противоестественным. И все же именно такое
сочетание привело к тому, что вместе со многими моими юными
сверстниками я впервые призадумался над словами "сионизм", "сионисты".
Призадумался в такие минуты и в такой обстановке, что эти, дотоле мне
неведомые слова вынужден был воспринять с недетской тревогой, как
смутное предвестье чего-то очень тяжкого и мрачного.
Это было весной 1919 года.
Части Красной Армии настойчиво очищали Украинскую землю от войск
Петлюры, одного из самых зловещих организаторов
буржуазно-националистического движения на Украине в 1918-1920 годах. В
предвидении своего бесславного конца петлюровцы жестоко и оголтело
расправлялись с трудовым людом, конечно, и с еврейским.
Из Каменец-Подольска приехал тогда в Винницу пожилой сотник по
прозвищу Герман. Несколько лет провел он в кайзеровской Германии и
императорской Австрии, где прочно связался с тамошними антисемитскими
кругами. Западноевропейское "реноме" сразу же подняло авторитет
господина сотника в петлюровских кругах. Подумать только, ведь он
познал азы антисемитизма не где-нибудь, а в самой кайзеровской
Германии, эксплуататорским классам которой принадлежит первооткрытие в
использовании антисемитизма как средства политического воздействия на
определенные слои общества. Там еще в 70-х годах XIX столетия
смекнули, что антисемитизм - действенная форма расизма, что он
является средством насаждения национальной розни и отвлечения
трудящихся масс от борьбы за свои жизненные интересы.
Вернувшись на Украину, Герман стал насаждать среди петлюровцев
практику молниеносных, но по-деловому, "на европейский лад"
организованных погромов с наименьшей затратой времени и с наибольшей
прибылью. Именно так он организовал массовый грабеж еврейского
населения в Каменец-Подольске.
Грабили также и поляков, и русских.
С приездом Германа по еврейским кварталам Винницы поползли
леденящие сердце черные слухи: петлюровцы готовят погром. Их местное
командование поспешило официально опровергнуть эти слухи как заведомо
клеветнические.
А после ужасного погрома то же командование столь, же официально
сообщило, что громилами были не войска местного гарнизона, а
"нерегулярные" курени, тайком, дескать, ворвавшиеся в Винницу из
окрестных местечек.
Прибежав на Иерусалимку, я увидел разоренный дотла подвал Пекера.
Грабить в этом нищенском жилище было нечего, и погромщики, чтобы
отвести душу, в щепья изрубили жалкую мебель, распотрошили постели и
покалечили скудный портновский инвентарь. Семье портного удалось
спастись: как и многих жителей Иерусалимки, ее укрыли у себя крестьяне
пригородного села Пятничаны.
А как же белоколонный особняк Львовича? Погромщики старательно
обошли его. И мы, ребятишки, увидели, как через несколько часов после
погрома Львович важно выехал из своего двора в известной всему городу
лакированной коляске на резиновых шинах. Расхаживавший напротив, у
здания почты, петлюровский стражник поспешил откозырять почтенному
богачу.
Как же так?
Даже меня и моих беспечных и вихрастых партнеров по
"пряткам-жмуркам" удивила подобная, мягко говоря, странность.
Погромщики ведь искали золото, деньги, ценности. Всего этого было
вдосталь у Львовича. Ничего этого и в помине не было у Пекера. И все
же петлюровцы ворвались в сырой подвал портного и не рискнули даже
постучаться в резные двери сахарозаводчика.
Почему?
Первый правдивый ответ мы получили из уст четырнадцатилетнего
типографского ученика Гриши Каца, подростка с чахоточным румянцем на
щеках и огненными искорками в глазах, раз и навсегда зажегшимися в
дни, когда Гришин старший брат-рабочий обувной фабрики "Ястреб" -
участвовал в разгоне буржуазной городской думы. Накануне прихода
петлюровцев Яков привлек на сторону большевиков группу рабочих самой
крупной в городе типографии. И тайком от хозяев они выпустили листовки
с ленинскими декретами о национальной политике Советской власти. Это
вызвало яростный гнев украинских буржуазных националистов, богатой
части польского населения и, конечно, сионистов. Сейчас Якова Каца
ревностно разыскивали петлюровские ищейки.
Юный возраст Гриши не избавлял его от подозрений петлюровцев -
он это знал. И все же Гриша открыл глаза ребятам с нашей улицы на
"странное поведение" погромщиков. Ларчик раскрывался просто.
Богатейшие винницкие евреи через местных сионистских заправил
передали петлюровскому командованию крупную денежную сумму. Этак они
единым махом и выкупили себя, и запродали с потрохами еврейскую
бедноту погромщикам.
Немалую толику полученных у богачей денег сионистские лидеры
припрятали на нужды своей организации. Сделано это было с полного
согласия договаривающих сторон. Не возражал даже деловитый "европеец"
Герман.
Сперва мы не поверили Грише.
Да разве может это быть? Неужели петлюровцы, ярые антисемиты,
способны поддерживать евреев-сионистов, а те охотно дружат со злейшими
врагами евреев? Такое не укладывалось в нашем сознании. Но все было
именно так. И винничане смогли наглядно убедиться в этом через
несколько дней.
Пришло известие: Симон Петлюра, глава украинской директории,
созданной коалицией контрреволюционных партий, получил от Антанты
заверение в поддержке. Столь важное событие местные петлюровские
вожаки решили ознаменовать военным парадом.
Усыпив бдительность родителей, мы, мальчишки, сумели проникнуть
на главную Николаевскую улицу, где проходил парад. Неподалеку от
древних крепостных стен гимназического двора стояли деревянные
подмостки для почетных лиц.
Рядом с принимавшим парад петлюровским атаманом и его свитой,
щеголявшей желто-голубыми лампасами, винничане неожиданно увидели
шумливого и развязного франта лет сорока в штатском. Это был прибывший
в Винницу специально на парад сионистский деятель Пинхас Краснер.
Облеченный высоким титулом министра директории по еврейским
делам, он был командирован сюда петлюровской ставкой. Восторженно и
вместе с тем по-сановному снисходительно приветствовал Краснер
проходившие перед подмостками войска. А в их шеренгах среди насильно
мобилизованных рядовых браво маршировали вчерашние погромщики - палачи
еврейской бедноты, отданной сионистами им на расправу. Только много
лет спустя мы поняли, что тогда, подростками, впервые в жизни увидели
ядовитые плоды сионистской практики.
БЛИЗ ОРКЕСТРОВОЙ БЕСЕДКИ
В ту пору в городе действовали две соперничавшие между собой
сионистские группировки. Не помню уже, в чем заключались разногласия,
но названия я запомнил: "Цеире цион" и "Поалей цион". Яростно понося
одна другую, они всячески стремились привлечь на свою сторону
подростков, чтобы под своим попечительством создать скаутские отряды
националистического толка.
И вот цеиреционовцы пригласили еврейских ребят на торжественный
сбор в честь создания первого скаутского отряда. Тогда поалейционовцы
немедленно назначили свой сбор на тот же день и час, близ той же самой
оркестровой беседки на городском бульваре.
- Сами не пойдем и уговорим ребят из других дворов тоже не ходить
на скаутский сбор, - поспешили мы уверить Гришу Каца. К нашему
удивлению, услышали в ответ:
- Нет, вам надо послушать сионистских агитаторов. Тогда сами
увидите, правду я вам говорю про них или нет.
Когда только ребята столпились у оркестровой беседки, нас
строго-настрого предупредили:
- Если заметите, что нас слышит, не дай бог, не еврей, сразу же
крикните! Пусть он даже близко не подходит!
Можете представить себе, как после этого предупреждения учащенно
забились сердца ребят с нашего двора: ведь мы привели сюда украинского
парнишку Костика Березовского. Прослышав, что всем, кто придет на
бульвар, дадут подарок, мы уговорили Костика пойти с нами - недавно
умер от сыпняка его отец, и Костик больше других нуждался в подарке.
На бульваре многие еврейские ребята с других улиц узнали
украинского мальчика, но никто не раскрыл организаторам сбора нашей
тайны.
И вот начался торжественный сбор. Он, правда, сразу же
превратился в крикливый спор. Лидеры обеих группировок запальчиво
обрывали один другого, язвительно намекали на какие-то махинации с
денежными пожертвованиями, обменивались колкостями, а порой и
нецензурными ругательствами. Подогреваемые криками и вспышками,
приверженцы лидеров то и дело затевали потасовку.
Драки могли сорвать сбор. Испугавшись этого, взрослые кое-как
уняли драчунов. И самый главный цеиреционовец торжественно
провозгласил, что мы обязаны на всю жизнь запомнить этот происходящий
в 6579-м по священному летосчислению году сбор.
- И хотя собрались мы на чужой для нас земле, - тут же подхватил
поалейционовец, - вы, еврейские дети, здесь, наконец, услышите
праведное слово о священной земле предков.
Не дав нам опомниться, оба оратора, только несколько минут тому
назад визгливо нападавшие друг на друга, стали неожиданно для нас
выкрикивать одни и те же лозунги. Да, дословно одни и те же!
Перебивая один другого, они усердно старались внушить юным
слушателям, что петлюровская директория, деникинцы и даже наступавшие
на Украину белопольские оккупанты ближе и дороже евреям, нежели
безбожники-большевики. Деникинцев и петлюровцев еще можно, дескать,
понять: они стоят на национальных позициях, а для большевиков -
подумайте только! - национальность никакого значения не имеет, они
смеют приравнивать еврея-доктора с высшим образованием к неграмотному
мужику из Пятничан.
Отсюда вытекала воинственная директива:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
ДИКАЯ ПОЛЫНЬ
Москва
Издательство "Правда"
1986
======================================================================
Книга лауреата премии Ленинского комсомола, написанная в жанре
художественной публицистики, направлена против сионизма - одного из
головных отрядов антикоммунистических сил.
Личные впечатления, подлинные документы, конкретные имена - все
это дает право писателю вести с читателем живой и доказательный
разговор о зверином лике международного сионизма.
======================================================================
СОДЕРЖАНИЕ
Фанатики
Бывшие
Двойные
Лжецы
Террористы
Неонацисты
Расисты
Обреченные
======================================================================
Памяти моей матери
Автор
Ф А Н А Т И К И
ВЕСНОЙ 1919-го
Улица моего детства в Виннице.
Одним концом упиралась она в район бульвара и садов, где в
чистеньких двухэтажных домах в окружении модных врачей, нотариусов и
адвокатов проживал цвет еврейской буржуазии. Наиболее шикарные из этих
домов почтительно именовали у нас особняками. А особняком из особняков
заслуженно считался белоколонный трехэтажный дом на пригорке,
окруженный каменным забором с причудливыми, какими-то пузатыми
столбами.
Там жил один из самых крупных городских богачей по фамилии
Львович - акционер сахарозаводческих компаний, владелец паровых
мукомолен, известный хлеботорговец. Даже мы, мальчишки, пересказывая
друг дружке прочитанные "сыщицкие" романы, так описывали миллионеров
из натпинкертоновских небылиц: "Нью-йоркский банкир был набит золотом,
как Львович!"
Старшие, правда, чаще говорили: "Скуп, как Львович, - у него и
снега зимой не выпросишь". Говорили с оглядкой - уж очень многие
зависели от Львовича, как говорится, с потрохами, подрабатывая и
прирабатывая, но отнюдь не зарабатывая на сносную жизнь в
многочисленных владениях Львовича. А многие не имели права забывать,
что на деньги Львовича содержится духовная школа для бедняцких детей,
именуемая в городе "Талмудторой".
Подпевалы богача неустанно твердили: "А когда надо похоронить
нищего, разве не Львович подбрасывает пару-другую рублей людям из
"Хевре-кадишим"? А когда надо сколотить приданое бедной невесте, разве
не у Львовича берет пятерку "Гимнас коло"? Так по-еврейски назывались
"Братство религиозного погребения" и "Благотворительное общество
изыскания приданого для неимущих невест".
Бедняцкие семьи, испытавшие на себе покровительство филантропов
из этих, поддерживаемых местных раввинатом, учреждений, надолго
попадали к ним в кабалу.
Но об этом я узнал значительно позже. А в ту пору на меня
завораживающе действовало связанное с именем Львовича красивое и столь
ласковое на слух слово "благотворитель". В сочетании со знакомым нам
по книгам великосветским словом "вилла" - так называли у нас особняк
сахарозаводчика - слово "благотворитель" одурманивало винницких ребят.
Другой конец моей улицы приводил в квартал еврейской бедноты,
вернее, ужасающей нищеты. В незапамятные времена там ухитрились
налепить одноэтажные приземистые домишки так, что состояло они в
основном из одних подвалов. За подслеповатыми окнами ютились в них
многодетные семьи. И с первыми же лучами весеннего солнца жизнь
бедняков выплескивалась на замусоренные узенькие улочки, где с трудом
удавалось разъезжаться двум встречным повозкам, именовавшимся у нас
фурами.
В дореволюционное время этот район, называемый Иерусалимкой,
считался классическим образцом проклятой "черты" оседлости,
учрежденной царизмом для бесправной еврейской бедноты. "Черта"
представляла собой царский вариант разработанного монархическим
правительством Пруссии закона о лишении немецких евреев права
свободного передвижения из одного места страны в другое.
Любой уголок Иерусалимки был кричащим символом беспросветной
нищеты. Вот почему в послереволюционные годы каждый кинофильм,
обнажающий пресловутую "черту", обязательно снимали "на натуре" -
среди нищего хаоса Иерусалимки. Кому знакомы прекрасные улицы и парки
сегодняшней Винницы - цветущего областного центра Советской Украины,
живописного города, опоясанного затейливой лентой Южного Буга, - тем
трудно, просто невозможно даже представить себе, что такая чудовищная
"натура" могла в действительности существовать.
Самым близким мне человеком с Иерусалимки был словоохотливый и
неунывающий портной Хаим Пекер, подгонявший под меня саржевые
костюмчики, из которых вырастал мой старший брат. В наших краях
общительный голодранец Пекер был еще известен и тем, что четверо его
пошедших в мать детей были огненно-рыжими, а другая четверка, в
которой возобладали отцовские гены, отличалась смоляно-черными
волосами.
Не шибко имущие заказчики изредка доверяли Пекеру только
"перелицовку" и "штуковку", и неудивительно, что восемь детей
портного - мал мала меньше - питались впроголодь.
Сегодняшнему советскому читателю трудно поверить, что такие
бедняки вроде Хаима Пекера могли существовать. О нет, они были, они
существовали, они чахли от голода во многих городах и местечках до
установления на Украине Советской власти, раз и навсегда сломавшей
проклятую "черту". Настроения и миросозерцание этих несчастных людей
отражает протяжная грустная песня, не раз слышанная мною в детстве от
нищего портного. Вот она в моем точном переводе:
Ой, если еврей-бедняк имеет дочку -
Пусть она красавица на весь белый свет,
Никто не берет ее в невесты.
А почему?
Потому что у отца денежек нет.
А если еврей-богатей имеет дочку -
Пусть она косая и страшна на вид,
Сам раввин приходит к ней сватом.
А почему?
Потому что папаша деньгами набит.
Ой, если еврей-бедняк задолжает
Домовладельцу пару монет,
Его на улицу выбрасывает пристав.
А почему?
Потому что у бедняка денежек нет.
А если еврей-богатей не заплатит
В казначейство большой налог,
Присяжный поверенный его выручает.
А почему?
Потому что у богача денег мешок...
Львович и Пекер.
Сочетание имен высокомерного богача и горького бедняка казалось
на нашей улице совершенно противоестественным. И все же именно такое
сочетание привело к тому, что вместе со многими моими юными
сверстниками я впервые призадумался над словами "сионизм", "сионисты".
Призадумался в такие минуты и в такой обстановке, что эти, дотоле мне
неведомые слова вынужден был воспринять с недетской тревогой, как
смутное предвестье чего-то очень тяжкого и мрачного.
Это было весной 1919 года.
Части Красной Армии настойчиво очищали Украинскую землю от войск
Петлюры, одного из самых зловещих организаторов
буржуазно-националистического движения на Украине в 1918-1920 годах. В
предвидении своего бесславного конца петлюровцы жестоко и оголтело
расправлялись с трудовым людом, конечно, и с еврейским.
Из Каменец-Подольска приехал тогда в Винницу пожилой сотник по
прозвищу Герман. Несколько лет провел он в кайзеровской Германии и
императорской Австрии, где прочно связался с тамошними антисемитскими
кругами. Западноевропейское "реноме" сразу же подняло авторитет
господина сотника в петлюровских кругах. Подумать только, ведь он
познал азы антисемитизма не где-нибудь, а в самой кайзеровской
Германии, эксплуататорским классам которой принадлежит первооткрытие в
использовании антисемитизма как средства политического воздействия на
определенные слои общества. Там еще в 70-х годах XIX столетия
смекнули, что антисемитизм - действенная форма расизма, что он
является средством насаждения национальной розни и отвлечения
трудящихся масс от борьбы за свои жизненные интересы.
Вернувшись на Украину, Герман стал насаждать среди петлюровцев
практику молниеносных, но по-деловому, "на европейский лад"
организованных погромов с наименьшей затратой времени и с наибольшей
прибылью. Именно так он организовал массовый грабеж еврейского
населения в Каменец-Подольске.
Грабили также и поляков, и русских.
С приездом Германа по еврейским кварталам Винницы поползли
леденящие сердце черные слухи: петлюровцы готовят погром. Их местное
командование поспешило официально опровергнуть эти слухи как заведомо
клеветнические.
А после ужасного погрома то же командование столь, же официально
сообщило, что громилами были не войска местного гарнизона, а
"нерегулярные" курени, тайком, дескать, ворвавшиеся в Винницу из
окрестных местечек.
Прибежав на Иерусалимку, я увидел разоренный дотла подвал Пекера.
Грабить в этом нищенском жилище было нечего, и погромщики, чтобы
отвести душу, в щепья изрубили жалкую мебель, распотрошили постели и
покалечили скудный портновский инвентарь. Семье портного удалось
спастись: как и многих жителей Иерусалимки, ее укрыли у себя крестьяне
пригородного села Пятничаны.
А как же белоколонный особняк Львовича? Погромщики старательно
обошли его. И мы, ребятишки, увидели, как через несколько часов после
погрома Львович важно выехал из своего двора в известной всему городу
лакированной коляске на резиновых шинах. Расхаживавший напротив, у
здания почты, петлюровский стражник поспешил откозырять почтенному
богачу.
Как же так?
Даже меня и моих беспечных и вихрастых партнеров по
"пряткам-жмуркам" удивила подобная, мягко говоря, странность.
Погромщики ведь искали золото, деньги, ценности. Всего этого было
вдосталь у Львовича. Ничего этого и в помине не было у Пекера. И все
же петлюровцы ворвались в сырой подвал портного и не рискнули даже
постучаться в резные двери сахарозаводчика.
Почему?
Первый правдивый ответ мы получили из уст четырнадцатилетнего
типографского ученика Гриши Каца, подростка с чахоточным румянцем на
щеках и огненными искорками в глазах, раз и навсегда зажегшимися в
дни, когда Гришин старший брат-рабочий обувной фабрики "Ястреб" -
участвовал в разгоне буржуазной городской думы. Накануне прихода
петлюровцев Яков привлек на сторону большевиков группу рабочих самой
крупной в городе типографии. И тайком от хозяев они выпустили листовки
с ленинскими декретами о национальной политике Советской власти. Это
вызвало яростный гнев украинских буржуазных националистов, богатой
части польского населения и, конечно, сионистов. Сейчас Якова Каца
ревностно разыскивали петлюровские ищейки.
Юный возраст Гриши не избавлял его от подозрений петлюровцев -
он это знал. И все же Гриша открыл глаза ребятам с нашей улицы на
"странное поведение" погромщиков. Ларчик раскрывался просто.
Богатейшие винницкие евреи через местных сионистских заправил
передали петлюровскому командованию крупную денежную сумму. Этак они
единым махом и выкупили себя, и запродали с потрохами еврейскую
бедноту погромщикам.
Немалую толику полученных у богачей денег сионистские лидеры
припрятали на нужды своей организации. Сделано это было с полного
согласия договаривающих сторон. Не возражал даже деловитый "европеец"
Герман.
Сперва мы не поверили Грише.
Да разве может это быть? Неужели петлюровцы, ярые антисемиты,
способны поддерживать евреев-сионистов, а те охотно дружат со злейшими
врагами евреев? Такое не укладывалось в нашем сознании. Но все было
именно так. И винничане смогли наглядно убедиться в этом через
несколько дней.
Пришло известие: Симон Петлюра, глава украинской директории,
созданной коалицией контрреволюционных партий, получил от Антанты
заверение в поддержке. Столь важное событие местные петлюровские
вожаки решили ознаменовать военным парадом.
Усыпив бдительность родителей, мы, мальчишки, сумели проникнуть
на главную Николаевскую улицу, где проходил парад. Неподалеку от
древних крепостных стен гимназического двора стояли деревянные
подмостки для почетных лиц.
Рядом с принимавшим парад петлюровским атаманом и его свитой,
щеголявшей желто-голубыми лампасами, винничане неожиданно увидели
шумливого и развязного франта лет сорока в штатском. Это был прибывший
в Винницу специально на парад сионистский деятель Пинхас Краснер.
Облеченный высоким титулом министра директории по еврейским
делам, он был командирован сюда петлюровской ставкой. Восторженно и
вместе с тем по-сановному снисходительно приветствовал Краснер
проходившие перед подмостками войска. А в их шеренгах среди насильно
мобилизованных рядовых браво маршировали вчерашние погромщики - палачи
еврейской бедноты, отданной сионистами им на расправу. Только много
лет спустя мы поняли, что тогда, подростками, впервые в жизни увидели
ядовитые плоды сионистской практики.
БЛИЗ ОРКЕСТРОВОЙ БЕСЕДКИ
В ту пору в городе действовали две соперничавшие между собой
сионистские группировки. Не помню уже, в чем заключались разногласия,
но названия я запомнил: "Цеире цион" и "Поалей цион". Яростно понося
одна другую, они всячески стремились привлечь на свою сторону
подростков, чтобы под своим попечительством создать скаутские отряды
националистического толка.
И вот цеиреционовцы пригласили еврейских ребят на торжественный
сбор в честь создания первого скаутского отряда. Тогда поалейционовцы
немедленно назначили свой сбор на тот же день и час, близ той же самой
оркестровой беседки на городском бульваре.
- Сами не пойдем и уговорим ребят из других дворов тоже не ходить
на скаутский сбор, - поспешили мы уверить Гришу Каца. К нашему
удивлению, услышали в ответ:
- Нет, вам надо послушать сионистских агитаторов. Тогда сами
увидите, правду я вам говорю про них или нет.
Когда только ребята столпились у оркестровой беседки, нас
строго-настрого предупредили:
- Если заметите, что нас слышит, не дай бог, не еврей, сразу же
крикните! Пусть он даже близко не подходит!
Можете представить себе, как после этого предупреждения учащенно
забились сердца ребят с нашего двора: ведь мы привели сюда украинского
парнишку Костика Березовского. Прослышав, что всем, кто придет на
бульвар, дадут подарок, мы уговорили Костика пойти с нами - недавно
умер от сыпняка его отец, и Костик больше других нуждался в подарке.
На бульваре многие еврейские ребята с других улиц узнали
украинского мальчика, но никто не раскрыл организаторам сбора нашей
тайны.
И вот начался торжественный сбор. Он, правда, сразу же
превратился в крикливый спор. Лидеры обеих группировок запальчиво
обрывали один другого, язвительно намекали на какие-то махинации с
денежными пожертвованиями, обменивались колкостями, а порой и
нецензурными ругательствами. Подогреваемые криками и вспышками,
приверженцы лидеров то и дело затевали потасовку.
Драки могли сорвать сбор. Испугавшись этого, взрослые кое-как
уняли драчунов. И самый главный цеиреционовец торжественно
провозгласил, что мы обязаны на всю жизнь запомнить этот происходящий
в 6579-м по священному летосчислению году сбор.
- И хотя собрались мы на чужой для нас земле, - тут же подхватил
поалейционовец, - вы, еврейские дети, здесь, наконец, услышите
праведное слово о священной земле предков.
Не дав нам опомниться, оба оратора, только несколько минут тому
назад визгливо нападавшие друг на друга, стали неожиданно для нас
выкрикивать одни и те же лозунги. Да, дословно одни и те же!
Перебивая один другого, они усердно старались внушить юным
слушателям, что петлюровская директория, деникинцы и даже наступавшие
на Украину белопольские оккупанты ближе и дороже евреям, нежели
безбожники-большевики. Деникинцев и петлюровцев еще можно, дескать,
понять: они стоят на национальных позициях, а для большевиков -
подумайте только! - национальность никакого значения не имеет, они
смеют приравнивать еврея-доктора с высшим образованием к неграмотному
мужику из Пятничан.
Отсюда вытекала воинственная директива:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72