воспоминания снова нахлынули на него.
...Новое темно-синее кимоно с широкими рукавами! Это было в январе того самого года, когда началась война на Тихом океане... Дзиро сидел за маленьким обеденным столиком, он впервые надел кимоно с широкими и как будто неудобными рукавами.
— Что здесь смешного? Ведь ты теперь взрослый, самостоятельный человек! Не век же тебе ходить в куртке,— говорила мать, обращаясь к Дзиро, который при каждом движении беспокойно поглядывал на свои рукава. Она сидела напротив него, тоже одетая по-праздничному, с белым шарфом на шее.
— Нельзя ли их отрезать, мама?
— Что ты, конечно, нельзя. Сколько лет я ждала того дня, когда ты наденешь это кимоно!..
Широкие темно-синие рукава... Надежды матери и мечты Дзиро!.. Кимоно сгорело... И мать сгорела...
Война! Да что же это такое — война?!
Внезапно пробудилось какое-то сомнение, но потом снова нахлынули путаные, сложные воспоминания и образы. В ушах звенело. Пятна на обоях вдруг перестали походить на зонтики, всё исчезло. Опираясь щекой на руку, Дзиро долго пустыми глазами смотрел на застекленную дверь, на которой дрожали лучи вечернего солнца, и вдруг, весь подобравшись, поднял голову. Дверь, дребезжа, чуть приоткрылась, и в закусочную просунулась голова Икэнобэ.
«Наверное, за часами пришел...»
Дзиро со злобой уставился на Икэнобэ, откинувшись всем телом назад так резко, что едва не свалился с круглой табуретки.
— Нет их у меня... Вот! —он пошарил в кармане, вытащил закладную и швырнул ее к ногам Синъити. Потом попытался, шатаясь, приподняться и тяжело плюхнулся на земляной пол.
— Где ты был вчера? — спросил Икэнобэ, помогая ему встать.
Дзиро вырывался с таким отчаянным видом, как будто боялся, что Икэнобэ дотронется до него. Наконец, весь перепачкавшись о земляной пол, он снова кое-как уселся на табуретку и опустил голову на стол.
— Излишнее беспокойство! — пробормотал он. Некоторое время Икэнобэ, скрестив на груди руки,
молча стоял позади него. Шапки на Дзиро не было — должно быть, он где-то ее потерял. На плечах и на спине засохла грязь.
— Пойдем домой. Ляжешь, выспишься хорошенько... Ведь вредно так много пить...
Тогда Дзиро, сбросив со стола стаканы и тарелки, начал бушевать. Получив сильный удар в грудь, Икэнобэ отлетел к дощатой перегородке.
— Фурукава!
Оттолкнув Икэнобэ, Дзиро рывком поднялся. Пошатываясь, он направился к выходу и вдруг замер на месте: прислонившись спиной к стеклянной двери, перед ним стоял Араки, в теплой куртке, с полотенцем в руках.
Как всегда, первый рабочий день после Нового года заканчивался в полдень, и Араки приехал в Ками-Сува принять ванну.
— А ну-ка потише! Хватит буянить!
Несколько секунд Дзиро, выпятив вперед нижнюю губу, смотрел на Араки, потом вдруг резко отвернулся к стенке.
— Не одному тебе пришлось побывать на войне, — отчеканивая слова, заговорил Араки и сел на табуретку, с которой только что встал Дзиро. — Это не значит, конечно, что ты должен всё сносить молча, но такие дурацкие выходки...
Дзиро, чуть покачиваясь, продолжал стоять лицом к стене.
— У кого есть голова на плечах, тот старается разобраться в том, что произошло. Старается понять, почему возникают такие страшные войны. Вспомни, что, например, провозглашал император в своем манифесте, когда объявлял войну? А потом, когда война кончилась, с каким заявлением он тогда выступил?.. Одно здесь никак не вяжется с другим... Вот над чем сейчас люди думают. А не пьянствуют беспросыпу и не хулиганят...
Дзиро Фурукава злыми глазами рассматривал стену, но всякий раз, как слова Араки задевали, его за живое, лицо Дзиро судорожно подергивалось.
— Да как ты смеешь, на самом-то деле, так безобразничать! Война не одному тебе принесла горе,— продолжал отчитывать его Араки. Фурукава, точно боясь упасть, прислонился к стене. И вдруг, словно что-то прорвалось в нем, хлынули горькие слезы.
— Мама! Мама! — содрогаясь всем телом, рыдал Фурукава.
Так плакал он, бывало, и звал мать в далекую пору детства у Порога маленького домика в районе Фука-гава...
Завыла сирена, возвещая начало обеденного перерыва. Синъити Икэнобэ обедал, стоя у своего рабочего места.
Он ел и одновременно читал лежавшую перед ним книгу «Развитие социализма от утопии к науке»; то и дело откладывая палочки для еды, он брал красный карандаш, чтобы подчеркнуть нужную строчку. Покончив с едой, он сунул книгу в карман и, всё еще думая о прочитанном, вышел из цеха. Икэнобэ перешел по мосту через реку Тэнрю и начал подниматься в горы.
«...При той форме товарного производства, которая развивалась в средние века, вопрос о том, кому должны принадлежать продукты труда, не мог даже и возникнуть. Они изготовлялись отдельным производителем обыкновенно из собственного сырья, часто им же самим произведенного, собственными орудиями и собственными руками или руками семьи... Следовательно, право собственности на продукты покоилось на собственном труде... Но вот началась концентрация средств производства в больших мастерских и мануфактурах, превращение их по сути дела в общественные средства производства».
Кругом, казалось, не было ни души — безлюдны были и мост, и тропинка, уходившая в горы, и поля, раскинувшиеся по горным склонам. Река у берега покрылась льдом; внизу, в долине, среди леса заводских труб, свистел ветер.
«Даже если поблизости никого не видно, — будь на чеку!» — предупреждал его Араки, но сейчас Синъити совсем позабыл об этом. Места были знакомые — сюда, к этому мостику, в солнечные дни часто приходила погулять заводская молодежь.
За этот месяц Синъити стал как-то необыкновенно серьезен и озабочен. Он чувствовал, что кругозор его с каждым днем расширяется. Ему казалось даже, будто наутро он встает не таким, каким лег накануне...
Книга была трудная. Сен-Симон, Томас Мор, Фурье, Оуэн и другие иностранные имена звучали непривычно. Синъити многого не понимал: что означает, например, слово «метафизика»? Или что это за период в истории европейских стран — «реформация»? Некоторые страницы были сплошь испещрены незнакомыми, сложными иероглифами.
Зато те места, которые были понятии, производили на Синъити неизгладимое впечатление.
«...теперь собственник средств труда продолжал присваивать себе продукты, хотя они производились уже не его трудом, а исключительно чужим трудом».
Какая это великая истина! Пусть еще не совсем понятны выражения «способы производства» или «средства труда», но сквозь них пробиваются и вдруг освещают всё вокруг ярким светом такие ясные и простые мысли. Они притягивают его, как магнит.
Эти последние прочитанные им строчки он понял без труда. Вся жизнь Синъити подтверждала эту истину. С ученических лет он только и делал, что изготовлял различные «продукты» — электросчетчики, счетчики оборотов, всевозможные приборы... Но разве случалось так, чтобы хоть одно-единственное зубчатое колесико принадлежало ему, а не компании? Разве был он собственником хотя бы одной вещи из всей производимой им «продукции»? Нет, собственниками всегда были хозяева, а он — он оказывался только поденно оплачиваемой частью этих самых «средств труда»! Он всегда был только рабом изготовляемой им же самим «продукции»...
— Собрание уже началось! — объявил дозорный Кискэ Яманака, внезапно появляясь из-за холма.— С тех пор как у Икэ-сан завелась милая, он вечно опаздывает... А? Разве не так?
— Что такое? — Всё еще занятый своими мыслями, Синъити сразу не понял, о чем говорит ему этот парнишка в красном кепи.
— Да и Оиоки-сан тоже говорит... — паренек, засунув руки в карманы, приплясывал от холода. — Теперь, говорит, когда на завод вернулась Рэн-тян, Икэнобэ совсем потерял голову...
— Не мели вздор! — Синъити щелкнул его по затылку.
Поля кончились, он углубился в кустарник.
Еще недавно все усилия Синъити были направлены только на то, чтобы работать как можно лучше и получать больше денег. Если бы ему повезло, он мог бы продвинуться до «младшего служащего компании». Теперь все его планы рухнули.
...А между тем, вокруг него по-прежнему такие же вот Синъити, каким он был еще несколько дней назад. Все, от императора до капиталистов, от помещиков до высших чиновников, от школы до полиции, стремятся скрыть, спрятать истину! Потому-то и существуют тысячи и тысячи людей, которым на глаза надели шоры.
— Об этом все уже знают... все уже.. — донесся до Синъити знакомый, пронзительный голос Оноки.
Синъити вышел на небольшую поляну.
— Об этом все уже знают, и слухи об этом ходят... — повторил Оноки. — Но только... Как бы это сказать...— он запнулся, подбирая подходящее выражение. — Но только разве об этом скажешь открыто? Стоит заговорить, мастер сразу же так посмотрит, что...
Они собрались здесь, в горах, чтобы обсудить возможности создания профсоюза. Сейчас Оноки рассказал, что на главном заводе компании профсоюз уже создан и им выдвинуто требование увеличить заработную плату в пять раз. Слухи об этом распространились и на заводе Кавадзои, но люди, обескураженные результатами недавнего «сбора пожеланий», не решались теперь открыто заявлять о своем недовольстве.
— Иными словами, ты хочешь сказать, что было бы хорошо, если бы нашлась мышка, которая привязала бы колокольчик на шею кошке... — произнес Накатани, сидевший на траве, прислонясь спиной к стволу дерева.
Все засмеялись.
— А что если расклеить, по цехам воззвание? — оглядывая собравшихся, сказал Араки, когда снова установилась тишина. — Что если мы создадим «инициативную группу завода Кавадзои» и поведем агитацию за повышениеГзаработной платы и за создание профсоюза? Пусть на первых порах это будет всего лишь «инициативная группа», но если появится актив, то за ним и другие заговорят открыто...
— Правильно! — поддержал Касавара.
Он предложил, чтобы каждый вывесил воззвание в том цехе, где он работает.
— А кто же расклеит воззвания в контрольном, в гранильном, в первом сборочном цехах, где нет никого из наших? Ведь пока у нас не существует организации, в чужие цехи не пойдешь, хотя бы ты десять лет проработал на заводе!
«Я сделаю это», — подумал Синъити. Настроение у него было приподнятое. Теперь, когда перед ним открылась истина, он чувствовал себя способным пойти куда угодно, сделать что угодно. Но его неожиданно опередили.
— Я пойду...
Все посмотрели на Фурукава и невольно улыбнулись— таким унылым и безнадежным было выражение его лица и тон, которым он сказал это.
Фурукава сидел, обхватив колени руками и глядя куда-то в сторону. Из заднего кармана брюк у него торчала брошюра «Что надо знать о профсоюзах?» Волей-неволей пришлось взять Дзиро на это собрание—ведь он всё равно уже прочитал первый номер «Акахата»...
«Конечно, я ни на что другое не годен, ну а такая работа — это я могу», — казалось, говорила его унылая физиономия.
Даже Синъити, который жил в одной комнате с Фурукава, не мог бы сказать, прочел тот брошюру о профсоюзах или нет, и если прочел, то понял ли что-нибудь из того, что в ней написано. Синъити заметил только, что после того как Араки отчитал Фурукава, тот как-то притих, приуныл, точно больной зверек.
Пока товарищи спорили, Фурукава сидел, пристально глядя на скалы, туда, где виднелось покрытое льдом озеро Сува, похожее на серебряное блюдо. Но, казалось, он ничего не слышал и не замечал вокруг, не видел плывущих по небу радужных облаков, то и дело закрывавших солнце. У него был вид человека, целиком поглощенного своими думами.
— Первый сборочный цех — Хана Токи — «Наемный труд и капитал» и «Развитие социализма от утопии к науке», по одному экземпляру; в том же цехе — Хацуэ Яманака и Кику Яманака — брошюра «Что надо знать о профсоюзах?», по одному экземпляру; второй сбороч-
ный — Нобуко Кайсима — «Развитие социализма от утопии к науке», один экземпляр... — Касавара, глядя в блокнот, называл имена тех, кто получил книги.
— Нобуко Кайсима? Это конторщица из второго сборочного цеха? — спросил Араки. Он мысленно перебирал людей, которые будут читать книги. Мало, очень мало было среди них таких, что могут разобраться в содержании этих книг!
— Ко мне приходили от Тидзива-сан из гранильного цеха, просили дать для него «Развитие социализма от утопии к науке», но я отказал, — решительным тоном заявил Синъити. Он упомянул об этом вскользь, между прочим, просто для того, чтобы довести до сведения товарищей, но Накатани возразил ему:
— Напрасно. Можно было дать. Правда, Араки-кун? Тидзива ведь, кажется, человек смирный... — и тотчас же, насторожившись, добавил: — А откуда он узнал? Тидзива-кун сам приходил к тебе?
— Нет... — с некоторым замешательством начал Синъити, но его перебил громкий голос Оноки:
— Не иначе как Рэн-тян была тут посредницей. Все засмеялись, и Синъити густо покраснел, хотя
чувствовал, что стыдиться ему нечего. Рэн тоже читала «Развитие социализма от утопии к науке», и Синъити верил, что она сумеет разобраться в этой книге не хуже его самого.
Араки начал составлять текст воззвания, все молча следили за ним. Написав несколько строчек, он останавливался и, плотно сжав губы, пристально смотрел на бумагу...
«Товарищи!
Создадим профсоюз и добьемся прибавки заработной платы! На нашу заработную плату не купишь больше одного килограмма риса. На главном заводе компании рабочие уже...»
Араки уткнул подбородок в воротник синей рабочей куртки. Лицо его немного бледно, на лбу ясно обозначились две глубокие морщины. Синъити давно знакомо это лицо, но сейчас оно кажется ему каким-то необычным, он словно впервые заметил эти две складки.
Раньше эти морщины на лбу казались признаком постоянной грустной задумчивости, как будто воспоми-нание о покойном брате никогда не покидало Араки.
Но сейчас это лицо кажется иным. В нем ощущается сила, стремление совершить нечто большое, значительное.
— А только шум будет обязательно! — проговорил Касавара, подойдя к Накатани и присаживаясь рядом с ним на корточки. —И подпись «инициативная группа» не поможет... Ведь Жаба давно уже косится на нас...
Накатани, улыбнувшись, кивнул в ответ.
— И в первую очередь Жаба набросится на Араки-сан! «Ну-ка, Араки, поди сюда. Ты уволен!» — шутливо подхватил Оноки..
Араки кончил составлять текст воззвания и некоторое время смотрел, чуть прищурив глаза, на озеро, видневшееся между скалами. Он о чем-то размышлял.
— Воззвание нужно расклеить сегодня же, до окончания рабочего дня, — сказал он наконец, протянув Накатани блокнот с текстом воззвания; тот, прочитав, передал его дальше по кругу. Араки уселся поудобнее и обхватил колени руками. — И еще один вопрос — не привлечь ли нам членов «Комитета дружбы?» Из них можно будет сразу же создать подготовительный комитет по организации профсоюза.
— Так...
— Таким образом мы сумеем захватить инициативу и опередить Жабу.
Накатани кивнул в знак согласия, но, как человек осторожный, всё-таки задумался.
Синъити охватило нетерпение. Он снова вспомнил лицо директора, когда тот крикнул им «убирайтесь!» Теперь это лицо вызывало в нем уже не страх, а лишь ненависть.
Среди деревьев мелькнуло,красное кепи, и показался Кискэ Яманака. По лицу его было видно, что он явился с чрезвычайно важным сообщением. Подбежав к Араки, Кискэ зашептал ему что-то на ухо.
— Что такое? Такэноути? — закричал уловивший несколько слов Оноки. — Шпион проклятый! Надо его проучить!..
Касавара и Накатани поднялись. «Уж не я ли, зазевавшись, навел его на след?» — мелькнуло в голове Синъити. Но было поздно что-либо предпринимать — в кустарнике послышались шаги.
— Как быть? А что если мы перейдем в контратаку?
Как ни говорите, ведь Такэноути состоит в социалистической партии. У него, вероятно, имеются свои расчеты, и протестовать против профсоюза он не станет, — заговорил Араки.
На поляне появился Такэноути в черном пиджаке, который обычно носил на работе. Он шел, заложив руки за спину.
— О, да тут все в сборе! — воскликнул он, притворяясь удивленным; на его белом, как у женщины, лице играла улыбка. Маленькие глазки под набухшими веками шныряли по сторонам.
Араки бросил беглый взгляд на Такэноути.
— Я добьюсь от него согласия участвовать в профсоюзе и тем самым обезоружу его! — еще раз тихо повторил он, обращаясь к Накатани.
Когда после полудня во втором сборочном цехе на столбах, поддерживавших потолок, было расклеено воззвание, малорослая Кику Яманака, то и дело приподнимаясь на цыпочки и вытягивая шею, тщетно пыталась прочесть его со своего места у станка. Она никак не могла разобрать, что там было написано. Кику была близорука, и иероглифы расплывались у нее перед глазами. А кроме того, она злилась на работавшую за соседним станком Мицу Оикава.
— Там написано: «Товарищи! Создадим профсоюз и добьемся прибавки заработной платы!» — не отходя от станка, вслух прочла воззвание Мицу Оикава, бледная, тоненькая, высокая девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
...Новое темно-синее кимоно с широкими рукавами! Это было в январе того самого года, когда началась война на Тихом океане... Дзиро сидел за маленьким обеденным столиком, он впервые надел кимоно с широкими и как будто неудобными рукавами.
— Что здесь смешного? Ведь ты теперь взрослый, самостоятельный человек! Не век же тебе ходить в куртке,— говорила мать, обращаясь к Дзиро, который при каждом движении беспокойно поглядывал на свои рукава. Она сидела напротив него, тоже одетая по-праздничному, с белым шарфом на шее.
— Нельзя ли их отрезать, мама?
— Что ты, конечно, нельзя. Сколько лет я ждала того дня, когда ты наденешь это кимоно!..
Широкие темно-синие рукава... Надежды матери и мечты Дзиро!.. Кимоно сгорело... И мать сгорела...
Война! Да что же это такое — война?!
Внезапно пробудилось какое-то сомнение, но потом снова нахлынули путаные, сложные воспоминания и образы. В ушах звенело. Пятна на обоях вдруг перестали походить на зонтики, всё исчезло. Опираясь щекой на руку, Дзиро долго пустыми глазами смотрел на застекленную дверь, на которой дрожали лучи вечернего солнца, и вдруг, весь подобравшись, поднял голову. Дверь, дребезжа, чуть приоткрылась, и в закусочную просунулась голова Икэнобэ.
«Наверное, за часами пришел...»
Дзиро со злобой уставился на Икэнобэ, откинувшись всем телом назад так резко, что едва не свалился с круглой табуретки.
— Нет их у меня... Вот! —он пошарил в кармане, вытащил закладную и швырнул ее к ногам Синъити. Потом попытался, шатаясь, приподняться и тяжело плюхнулся на земляной пол.
— Где ты был вчера? — спросил Икэнобэ, помогая ему встать.
Дзиро вырывался с таким отчаянным видом, как будто боялся, что Икэнобэ дотронется до него. Наконец, весь перепачкавшись о земляной пол, он снова кое-как уселся на табуретку и опустил голову на стол.
— Излишнее беспокойство! — пробормотал он. Некоторое время Икэнобэ, скрестив на груди руки,
молча стоял позади него. Шапки на Дзиро не было — должно быть, он где-то ее потерял. На плечах и на спине засохла грязь.
— Пойдем домой. Ляжешь, выспишься хорошенько... Ведь вредно так много пить...
Тогда Дзиро, сбросив со стола стаканы и тарелки, начал бушевать. Получив сильный удар в грудь, Икэнобэ отлетел к дощатой перегородке.
— Фурукава!
Оттолкнув Икэнобэ, Дзиро рывком поднялся. Пошатываясь, он направился к выходу и вдруг замер на месте: прислонившись спиной к стеклянной двери, перед ним стоял Араки, в теплой куртке, с полотенцем в руках.
Как всегда, первый рабочий день после Нового года заканчивался в полдень, и Араки приехал в Ками-Сува принять ванну.
— А ну-ка потише! Хватит буянить!
Несколько секунд Дзиро, выпятив вперед нижнюю губу, смотрел на Араки, потом вдруг резко отвернулся к стенке.
— Не одному тебе пришлось побывать на войне, — отчеканивая слова, заговорил Араки и сел на табуретку, с которой только что встал Дзиро. — Это не значит, конечно, что ты должен всё сносить молча, но такие дурацкие выходки...
Дзиро, чуть покачиваясь, продолжал стоять лицом к стене.
— У кого есть голова на плечах, тот старается разобраться в том, что произошло. Старается понять, почему возникают такие страшные войны. Вспомни, что, например, провозглашал император в своем манифесте, когда объявлял войну? А потом, когда война кончилась, с каким заявлением он тогда выступил?.. Одно здесь никак не вяжется с другим... Вот над чем сейчас люди думают. А не пьянствуют беспросыпу и не хулиганят...
Дзиро Фурукава злыми глазами рассматривал стену, но всякий раз, как слова Араки задевали, его за живое, лицо Дзиро судорожно подергивалось.
— Да как ты смеешь, на самом-то деле, так безобразничать! Война не одному тебе принесла горе,— продолжал отчитывать его Араки. Фурукава, точно боясь упасть, прислонился к стене. И вдруг, словно что-то прорвалось в нем, хлынули горькие слезы.
— Мама! Мама! — содрогаясь всем телом, рыдал Фурукава.
Так плакал он, бывало, и звал мать в далекую пору детства у Порога маленького домика в районе Фука-гава...
Завыла сирена, возвещая начало обеденного перерыва. Синъити Икэнобэ обедал, стоя у своего рабочего места.
Он ел и одновременно читал лежавшую перед ним книгу «Развитие социализма от утопии к науке»; то и дело откладывая палочки для еды, он брал красный карандаш, чтобы подчеркнуть нужную строчку. Покончив с едой, он сунул книгу в карман и, всё еще думая о прочитанном, вышел из цеха. Икэнобэ перешел по мосту через реку Тэнрю и начал подниматься в горы.
«...При той форме товарного производства, которая развивалась в средние века, вопрос о том, кому должны принадлежать продукты труда, не мог даже и возникнуть. Они изготовлялись отдельным производителем обыкновенно из собственного сырья, часто им же самим произведенного, собственными орудиями и собственными руками или руками семьи... Следовательно, право собственности на продукты покоилось на собственном труде... Но вот началась концентрация средств производства в больших мастерских и мануфактурах, превращение их по сути дела в общественные средства производства».
Кругом, казалось, не было ни души — безлюдны были и мост, и тропинка, уходившая в горы, и поля, раскинувшиеся по горным склонам. Река у берега покрылась льдом; внизу, в долине, среди леса заводских труб, свистел ветер.
«Даже если поблизости никого не видно, — будь на чеку!» — предупреждал его Араки, но сейчас Синъити совсем позабыл об этом. Места были знакомые — сюда, к этому мостику, в солнечные дни часто приходила погулять заводская молодежь.
За этот месяц Синъити стал как-то необыкновенно серьезен и озабочен. Он чувствовал, что кругозор его с каждым днем расширяется. Ему казалось даже, будто наутро он встает не таким, каким лег накануне...
Книга была трудная. Сен-Симон, Томас Мор, Фурье, Оуэн и другие иностранные имена звучали непривычно. Синъити многого не понимал: что означает, например, слово «метафизика»? Или что это за период в истории европейских стран — «реформация»? Некоторые страницы были сплошь испещрены незнакомыми, сложными иероглифами.
Зато те места, которые были понятии, производили на Синъити неизгладимое впечатление.
«...теперь собственник средств труда продолжал присваивать себе продукты, хотя они производились уже не его трудом, а исключительно чужим трудом».
Какая это великая истина! Пусть еще не совсем понятны выражения «способы производства» или «средства труда», но сквозь них пробиваются и вдруг освещают всё вокруг ярким светом такие ясные и простые мысли. Они притягивают его, как магнит.
Эти последние прочитанные им строчки он понял без труда. Вся жизнь Синъити подтверждала эту истину. С ученических лет он только и делал, что изготовлял различные «продукты» — электросчетчики, счетчики оборотов, всевозможные приборы... Но разве случалось так, чтобы хоть одно-единственное зубчатое колесико принадлежало ему, а не компании? Разве был он собственником хотя бы одной вещи из всей производимой им «продукции»? Нет, собственниками всегда были хозяева, а он — он оказывался только поденно оплачиваемой частью этих самых «средств труда»! Он всегда был только рабом изготовляемой им же самим «продукции»...
— Собрание уже началось! — объявил дозорный Кискэ Яманака, внезапно появляясь из-за холма.— С тех пор как у Икэ-сан завелась милая, он вечно опаздывает... А? Разве не так?
— Что такое? — Всё еще занятый своими мыслями, Синъити сразу не понял, о чем говорит ему этот парнишка в красном кепи.
— Да и Оиоки-сан тоже говорит... — паренек, засунув руки в карманы, приплясывал от холода. — Теперь, говорит, когда на завод вернулась Рэн-тян, Икэнобэ совсем потерял голову...
— Не мели вздор! — Синъити щелкнул его по затылку.
Поля кончились, он углубился в кустарник.
Еще недавно все усилия Синъити были направлены только на то, чтобы работать как можно лучше и получать больше денег. Если бы ему повезло, он мог бы продвинуться до «младшего служащего компании». Теперь все его планы рухнули.
...А между тем, вокруг него по-прежнему такие же вот Синъити, каким он был еще несколько дней назад. Все, от императора до капиталистов, от помещиков до высших чиновников, от школы до полиции, стремятся скрыть, спрятать истину! Потому-то и существуют тысячи и тысячи людей, которым на глаза надели шоры.
— Об этом все уже знают... все уже.. — донесся до Синъити знакомый, пронзительный голос Оноки.
Синъити вышел на небольшую поляну.
— Об этом все уже знают, и слухи об этом ходят... — повторил Оноки. — Но только... Как бы это сказать...— он запнулся, подбирая подходящее выражение. — Но только разве об этом скажешь открыто? Стоит заговорить, мастер сразу же так посмотрит, что...
Они собрались здесь, в горах, чтобы обсудить возможности создания профсоюза. Сейчас Оноки рассказал, что на главном заводе компании профсоюз уже создан и им выдвинуто требование увеличить заработную плату в пять раз. Слухи об этом распространились и на заводе Кавадзои, но люди, обескураженные результатами недавнего «сбора пожеланий», не решались теперь открыто заявлять о своем недовольстве.
— Иными словами, ты хочешь сказать, что было бы хорошо, если бы нашлась мышка, которая привязала бы колокольчик на шею кошке... — произнес Накатани, сидевший на траве, прислонясь спиной к стволу дерева.
Все засмеялись.
— А что если расклеить, по цехам воззвание? — оглядывая собравшихся, сказал Араки, когда снова установилась тишина. — Что если мы создадим «инициативную группу завода Кавадзои» и поведем агитацию за повышениеГзаработной платы и за создание профсоюза? Пусть на первых порах это будет всего лишь «инициативная группа», но если появится актив, то за ним и другие заговорят открыто...
— Правильно! — поддержал Касавара.
Он предложил, чтобы каждый вывесил воззвание в том цехе, где он работает.
— А кто же расклеит воззвания в контрольном, в гранильном, в первом сборочном цехах, где нет никого из наших? Ведь пока у нас не существует организации, в чужие цехи не пойдешь, хотя бы ты десять лет проработал на заводе!
«Я сделаю это», — подумал Синъити. Настроение у него было приподнятое. Теперь, когда перед ним открылась истина, он чувствовал себя способным пойти куда угодно, сделать что угодно. Но его неожиданно опередили.
— Я пойду...
Все посмотрели на Фурукава и невольно улыбнулись— таким унылым и безнадежным было выражение его лица и тон, которым он сказал это.
Фурукава сидел, обхватив колени руками и глядя куда-то в сторону. Из заднего кармана брюк у него торчала брошюра «Что надо знать о профсоюзах?» Волей-неволей пришлось взять Дзиро на это собрание—ведь он всё равно уже прочитал первый номер «Акахата»...
«Конечно, я ни на что другое не годен, ну а такая работа — это я могу», — казалось, говорила его унылая физиономия.
Даже Синъити, который жил в одной комнате с Фурукава, не мог бы сказать, прочел тот брошюру о профсоюзах или нет, и если прочел, то понял ли что-нибудь из того, что в ней написано. Синъити заметил только, что после того как Араки отчитал Фурукава, тот как-то притих, приуныл, точно больной зверек.
Пока товарищи спорили, Фурукава сидел, пристально глядя на скалы, туда, где виднелось покрытое льдом озеро Сува, похожее на серебряное блюдо. Но, казалось, он ничего не слышал и не замечал вокруг, не видел плывущих по небу радужных облаков, то и дело закрывавших солнце. У него был вид человека, целиком поглощенного своими думами.
— Первый сборочный цех — Хана Токи — «Наемный труд и капитал» и «Развитие социализма от утопии к науке», по одному экземпляру; в том же цехе — Хацуэ Яманака и Кику Яманака — брошюра «Что надо знать о профсоюзах?», по одному экземпляру; второй сбороч-
ный — Нобуко Кайсима — «Развитие социализма от утопии к науке», один экземпляр... — Касавара, глядя в блокнот, называл имена тех, кто получил книги.
— Нобуко Кайсима? Это конторщица из второго сборочного цеха? — спросил Араки. Он мысленно перебирал людей, которые будут читать книги. Мало, очень мало было среди них таких, что могут разобраться в содержании этих книг!
— Ко мне приходили от Тидзива-сан из гранильного цеха, просили дать для него «Развитие социализма от утопии к науке», но я отказал, — решительным тоном заявил Синъити. Он упомянул об этом вскользь, между прочим, просто для того, чтобы довести до сведения товарищей, но Накатани возразил ему:
— Напрасно. Можно было дать. Правда, Араки-кун? Тидзива ведь, кажется, человек смирный... — и тотчас же, насторожившись, добавил: — А откуда он узнал? Тидзива-кун сам приходил к тебе?
— Нет... — с некоторым замешательством начал Синъити, но его перебил громкий голос Оноки:
— Не иначе как Рэн-тян была тут посредницей. Все засмеялись, и Синъити густо покраснел, хотя
чувствовал, что стыдиться ему нечего. Рэн тоже читала «Развитие социализма от утопии к науке», и Синъити верил, что она сумеет разобраться в этой книге не хуже его самого.
Араки начал составлять текст воззвания, все молча следили за ним. Написав несколько строчек, он останавливался и, плотно сжав губы, пристально смотрел на бумагу...
«Товарищи!
Создадим профсоюз и добьемся прибавки заработной платы! На нашу заработную плату не купишь больше одного килограмма риса. На главном заводе компании рабочие уже...»
Араки уткнул подбородок в воротник синей рабочей куртки. Лицо его немного бледно, на лбу ясно обозначились две глубокие морщины. Синъити давно знакомо это лицо, но сейчас оно кажется ему каким-то необычным, он словно впервые заметил эти две складки.
Раньше эти морщины на лбу казались признаком постоянной грустной задумчивости, как будто воспоми-нание о покойном брате никогда не покидало Араки.
Но сейчас это лицо кажется иным. В нем ощущается сила, стремление совершить нечто большое, значительное.
— А только шум будет обязательно! — проговорил Касавара, подойдя к Накатани и присаживаясь рядом с ним на корточки. —И подпись «инициативная группа» не поможет... Ведь Жаба давно уже косится на нас...
Накатани, улыбнувшись, кивнул в ответ.
— И в первую очередь Жаба набросится на Араки-сан! «Ну-ка, Араки, поди сюда. Ты уволен!» — шутливо подхватил Оноки..
Араки кончил составлять текст воззвания и некоторое время смотрел, чуть прищурив глаза, на озеро, видневшееся между скалами. Он о чем-то размышлял.
— Воззвание нужно расклеить сегодня же, до окончания рабочего дня, — сказал он наконец, протянув Накатани блокнот с текстом воззвания; тот, прочитав, передал его дальше по кругу. Араки уселся поудобнее и обхватил колени руками. — И еще один вопрос — не привлечь ли нам членов «Комитета дружбы?» Из них можно будет сразу же создать подготовительный комитет по организации профсоюза.
— Так...
— Таким образом мы сумеем захватить инициативу и опередить Жабу.
Накатани кивнул в знак согласия, но, как человек осторожный, всё-таки задумался.
Синъити охватило нетерпение. Он снова вспомнил лицо директора, когда тот крикнул им «убирайтесь!» Теперь это лицо вызывало в нем уже не страх, а лишь ненависть.
Среди деревьев мелькнуло,красное кепи, и показался Кискэ Яманака. По лицу его было видно, что он явился с чрезвычайно важным сообщением. Подбежав к Араки, Кискэ зашептал ему что-то на ухо.
— Что такое? Такэноути? — закричал уловивший несколько слов Оноки. — Шпион проклятый! Надо его проучить!..
Касавара и Накатани поднялись. «Уж не я ли, зазевавшись, навел его на след?» — мелькнуло в голове Синъити. Но было поздно что-либо предпринимать — в кустарнике послышались шаги.
— Как быть? А что если мы перейдем в контратаку?
Как ни говорите, ведь Такэноути состоит в социалистической партии. У него, вероятно, имеются свои расчеты, и протестовать против профсоюза он не станет, — заговорил Араки.
На поляне появился Такэноути в черном пиджаке, который обычно носил на работе. Он шел, заложив руки за спину.
— О, да тут все в сборе! — воскликнул он, притворяясь удивленным; на его белом, как у женщины, лице играла улыбка. Маленькие глазки под набухшими веками шныряли по сторонам.
Араки бросил беглый взгляд на Такэноути.
— Я добьюсь от него согласия участвовать в профсоюзе и тем самым обезоружу его! — еще раз тихо повторил он, обращаясь к Накатани.
Когда после полудня во втором сборочном цехе на столбах, поддерживавших потолок, было расклеено воззвание, малорослая Кику Яманака, то и дело приподнимаясь на цыпочки и вытягивая шею, тщетно пыталась прочесть его со своего места у станка. Она никак не могла разобрать, что там было написано. Кику была близорука, и иероглифы расплывались у нее перед глазами. А кроме того, она злилась на работавшую за соседним станком Мицу Оикава.
— Там написано: «Товарищи! Создадим профсоюз и добьемся прибавки заработной платы!» — не отходя от станка, вслух прочла воззвание Мицу Оикава, бледная, тоненькая, высокая девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38