Его тугоуздая буланая лошадка, оскалив желтые зубы, хрипя, прокладывала путь через живую человеческую массу. Вслед шалому всаднику неслись громкие крики, крепкая ругань. Он, не обращая внимания, привстав на стременах, искал глазами экипаж хозяина.
Волков изумился, увидев издали своего служащего. В эти утренние часы обычно шла самая горячая приемка хлопка. Минуту-две хозяин молча следил за бесцельным, казалось, катанием приказчика по базару, потом сердито окрикнул его.
Приказчик крепко стегнул лошадь нагайкой, подскакал к экипажу.
— С утра ищу тебя, хозяин,— взволнованно крикнул он.— К Кисляковым прискакал, его баба говорит, был и к жене директора ушел. Пошел к той, а прислуга говорит, хозяйка отдыхает, а Арсений Ефимович уже уехал. Я уж и не знал, у какой бабы тебя искать...
Волков заметил переводчика хакима, который с улыбкой прислушивался к разговору, грубо оборвал приказчика.
— Брось болтать! Твое дело у весов стоять, а не по базару, задрав хвост, бегать. Зачем приехал?
Приказчик оробел от грозного голоса хозяина, часто замигал глазами.
— Дехкане хлопка не сдают, хозяин...
Волков, взглянув в растерянное лицо своего служащего, не стал терять времени на расспросы, приказал кучеру ехать на завод Мешкова.
Приказчик, трясясь в седле, скакал рядом с быстро катящимся экипажем. Он надрывался, стараясь перекричать сочное постукивание колес, рассказывая хозяину об утреннем происшествии.
Волков хмуро слушал отрывистый, сбивчивый рассказ приказчика. Он без него знал все, что тот сообщал.
За последние дни дехкане стали злыми и придирчивыми. Они от кого-то узнали секреты десятичных весов и прежде чем вешать хлопок, проверяли правильность их установки, ставили рядом с приемщиками своих контролеров.
Приемщики и Мешкова и Волкова по распоряжению хозяев без спора выполняли их требование о перевесе; это делали на всех заводах после избиения Сыщерова. Потом дехкане стали отказываться давать бесплатно пробу хлопка, требовали обязательного взвешивания тары — порожних мешков.
Только одного они не могли добиться от промышленников— это правильной сортировки хлопка. Тут все хозяева решительно отстаивали установленные ими стандарты, и хлопок принимался ниже его действительного качества на один-два пункта. Напрасно дехкане возили сырец с завода на завод, от промышленника к промышленнику: качество хлопка определялось везде одинаково.
И вот сегодня, по словам приказчика, дехкане как один вдруг стали придираться к оценке качества сырца. Он едва сумел с утра принять хлопок от десяти арбакешей-комиссионеров. Не больше принял приемщик Мешкова. Часть дехкан отказалась сдавать хлопок и уехала на другие заводы, остальных приказчик уговорил обождать, пока он съездит за хозяином.
Волков ткнул кулаком в спину своего нарядного маленького кучера-казаха, приказал ехать быстрее.
Взмыленный рысак влетел в ворота и неожиданно остановился в проезде. У ворот сбилось больше сотни арб, груженных хлопком. Вооруженный штуцером сторож Мешкова спорил с ними, требуя обождать прихода хозяина.
Волков громким голосом потребовал освободить дорогу. Дехкане покорно осадили лошадей.
Приказчик возмущенно ахнул, увидев наполовину пустой двор. Волков не стал слушать его сетований и велел кучеру подъехать к конторе завода.
В конторе, темной сырой комнате, где стояли три старых конторских стола и громоздкий шкаф, сидели Сыщеров и Мешков. Возбужденный разговор их умолк при входе Волкова.
Мешков, потный, расстроенный, обрадовался Волкову.
— Голубчик, Арсений Ефимович, вот кстати пришел!— воскликнул он, придвигая к нему стул.— Мы тут ума лишились с этими проклятыми арбакешами.
Мешков, поминутно отирая большим клетчатым платком лоснящееся от пота и жира лицо, плаксиво жаловался Волкову на упрямых дехкан.
— Они говорят: ты наш хлопок как хочешь назы вай—первый сорт, второй сорт — это дело твое, а цену плати правильную. Мне ведь надо принять еще триста тысяч пудов, а это значит, выкинуть им лишних полтораста тысяч рублей.
Сыщеров, подперев голову рукой, угрюмо слушал жалобы тестя. Широкая красная полоса — след от удара нагайкой — пересекала и без того некрасивое лицо зятя Мешкова.
Он остановил поток сетований тестя.
— Арсений Ефимович, по-моему, все это дело не миновало рук Абдурахманбая. Он сорвался на скупке законтрактованного вами хлопка, а теперь и мутит дехкан.
Волков пренебрежительно отмахнулся рукой.
— Ты что ж это, Иван Иванович, хивинца-то за дурака считаешь? Твой тесть вон о полтораста тысячах рублей плачется, а Абдурахманбай свои триста тысяч дехканам даром отдаст?
Он тяжело поднялся со стула, пошел к выходу. У порога Волков оглянулся на Мешкова и Сыщерова, те поднялись, чтобы идти вслед за ним. Волков остановил их.
— Вы уж подождите. Я поговорю сначала сам.
На широком заводском дворе осталось мало дехкан, мимо конторы к воротам медленно проезжали арба за арбой, груженные хлопком. У весов Мешкова не было ни одного дехканина. Только у амбара, где принимал приказчик Волкова, сгрудилось много арб.
Плотно застегнув пальто, Волков быстро пошел к своему приемному пункту. Мимоходом он заглянул в темное машинное отделение завода. Машинист, заметив силуэт человека, двинулся к дверям. Тот поспешил отойти.
Большая толпа ожидала у весов прихода Волкова,Дехкане молча расступились перед ним. Он всмотрелся в их лица. Только двое показались ему знакомыми — старик, больной трахомой, в серой грязной папахе, и дехканин с широкой открытой грудью. Оба они работали арбакешами, и он не раз видел их в своей гужевой конторе.
— Хозяин, не задерживай!— нетерпеливо крикнул пожилой дехканин, сидевший на груде мешков, сваленных у весов.
Волков в недоумении развел руками.
— Разве я вас задерживаю? Вот весы, а вот приемщик, сдавайте хлопок, получайте деньги...
— Ты плати по совести, тогда и сдадим,— крикнул тот же дехканин.
— По чьей совести, по вашей или по моей? Если по вашей, то у вас ее нет. Весной вы плакали, денег просили, а урожай сняли, платить неохота. Нехорошо, дехкане...
— А разве у тебя совесть есть, хозяин?— спросил старик, больной трахомой.— Ты за хороший хлопок, как за плохой платишь. Мы ведь и без того тебе на тридцать копеек дешевле базара сдаем.
Дехкане заговорили, перебивая друг друга. Они торопились высказать хорошо одетому, сытому русскому баю все свои обиды. Они упрекали его в обвешивании, в обсчете; рассказывали о тех отчислениях с каждого пуда сырца, которые брали с них поручители. Волков терпеливо слушал их жалобы на ростовщиков и лавочников, которые заставляли дехкан бесплатно работать на своих полях, пользовались их арбами и лошадьми, брали высокие проценты за поручительство. По подсчетам дехкан выходило, что они не только не получат прибыли от хорошего урожая хлопка, но еще задолжают своим поручителям большие деньги.
— Лучше бы нам голодать, чем брать у тебя задатки на посев,— с горечью сказал пожилой дехканин.—. Мы теперь не знаем, как нам снять с себя цепи, которые ты на нас наложил.
— Я не могу вам платить дороже других,— возразил Волков,— как все, так и я.
Старик засмеялся.
— В компании воров будь и сам вором.
Пожилой дехканин в рыжей папахе Сунул руку в мешок, вынул горсть сырца, протянул ее Волкову, прося определить его качество.
Глаза приказчика беспокойно забегали. Дехканин с силой толкнул его.
— Молчи, пусть хозяин сам скажет!
Толпа тесно окружила Волкова, следила за его движениями. Он долго нерешительно мял хлопок в руках, потом отодрал волокно от семечка, положил на рукав своего черного пальто. Хлопок был отборный, сухой, длинноволокнистый. На рынках Москвы хивинский хлопок ценился выше ферганского и бухарского на один рубль в пуде. Но правильно оценить хлопок — значит, нарушить стандарт, принятый всеми коммерсантами, значит, переплатить им не одну сотню тысяч рублей.
Волков искоса взглянул на приказчика, оттертого от него толпой. Тот нервно переступал с ноги на ногу и, заметив взгляд хозяина, словно невзначай поднял к шапке руку с отогнутым указательным пальцем. Волков понял — хлопок должен быть оценен ниже его качества на один пункт.
И голосом, не допускающим возражения, хозяин определил сырец на сорок копеек ниже его настоящей стоимости. Он тотчас же убедился в своей ошибке и досадливо скрипнул зубами.
Толпа дехкан пришла в движение, послышался громкий смех, злые шутки по адресу подслеповатого хозяина.
— Эй, хозяин, может, тебе фонарь принести!— крикнул из толпы молодой дехканин.
— Фонарь не поможет,— усмехнулся старик,— хлопок белый, как день, а у хозяина глаза совиные.
— Хлопок мы знающим людям на проверку носили, ты нас обманываешь.
Волков растерялся от разноголосого крика. Он, стиснув зубы, следил, как дехкане, смеясь, помогали друг другу складывать на арбы хлопок, сваленный у весов, и неторопливо выезжали со двора.
Их смех и шутки казались ему страшнее их гнева. Так вести себя могли только те, кто был уверен в своей силе и в своем праве.
Волков задержал пожилого дехканина, собиравшегося отъезжать.
— Но ведь тебе все равно никто дороже не заплатит...
Пожилой дехканин снял его руку со своего плеча, вскочил на арбу.
— Значит, среди вас, баев, нет честных людей. Все обманщики!
Волков долго смотрел вслед отъезжающим арбам. Двор быстро опустел, обезлюдел. Только мерное дыхание завода оживляло обширную территорию. Ему вдруг показалось, что огромный завод десятком своих окон-глаз недоверчиво рассматривает его, одиноко стоявшего около пустых весов. Он вздрогнул от внезапно охватившего смущения и сейчас же с досадой крепко выругался. Надо было действовать быстро и беспощадно, а не поддаваться панике. Обычное настроение вернулось к нему. Разве у него теперь был недостаток в друзьях, в единомышленниках, одинаково заинтересованных в подавлении этой неожиданно вспыхнувшей стачки дехкан.
Он пошел к воротам завода, у которых его дожидался экипаж. Из конторы наперерез ему, переваливаясь с ноги на ногу, спешили Мешков и его зять.
— Ты что ж это, всех дехкан разогнал и сам уезжаешь?— издали крикнул Мешков.— Мы, может быть, с ними как-нибудь сговорились бы, поладили бы...
Волков насмешливо глядел на толстобрюхого коммерсанта. Мелкий лавочник, а не коммерсант, он не предвидел последствий от быстрого согласия на требования дехкан, зато ему, Волкову, были они Ясно видны. Это могло повести к открытому сопротивлению, а там, кто знает, далеко ли до восстания.
— Тебе объяснять долго, Егорушка,— сказал Волков добродушно.— Поедем-ка лучше с тобой к Абдурахманбаю, посмотрим, что у него делается...
Тучный хлопкозаводчик без возражения сел в экипаж Волкова. Всю длинную дорогу до завода Абдурахманбая он доверчиво рассказывал о положении своих дел, высказывал опасение за благополучное окончание сезона.
— Помощников у меня мало,— жаловался хлопкозаводчик.— Раньше на Андрея надеялся, учил его, а он в какую-то меланхолию впал, никакой помощи от него. Теперь все на Иван Ивановиче да Нате...
Ворота завода Абдурахманбая к удивлению коммерсантов оказались на запоре. У нар возле завода на серой пыльной кошме сидело за чайником чая несколько вооруженных полицейских. Волков выскочил из экипажа и подошел к ним.
— Что случилось?— спросил он ближайшего мир-шаба.
Тот выпустил изо рта на стену длинную, зеленую от табака, струю слюней, обтер безусый рот полой халата.
— Хозяин не велел выпускать со двора арбы с хлопком, а только порожние,— немного помолчав, добавил,— людей мы пускаем.
Оба коммерсанта, согнувшись, протиснулись во двор через крохотную калитку, вырезанную в высоких воротах.
Огромная территория заводского двора была плотно забита сотнями арб, груженных хлопком. Они в хаотическом беспорядке занимали всю свободную от построек площадь. Дехкан около арб было мало; шум их голосов доносился откуда-то из глубины двора.
Волков спросил первого встреченного им дехканина, чего они ждут.
Сухощавый дехканин с живыми веселыми глазами засмеялся:
— Бай не пускает. Он говорит: «С грузом тяжело ехать, вы его мне сдайте, уезжайте порожняком». А мы никак не соглашаемся без хлопка ехать. Вот и стоим.
Мешков всплеснул руками от досады.
— Как же это я, дурак, не догадался?! Мне бы тоже ворота на замок закрыть да миршабов вызвать.
Волков покачал головой.
— И верно, дурак ты, Егорушка. Умный был бы, сначала подумал. Сегодня ты насильно их задержишь, а завтра они твой завод за версту будут объезжать.
Держась стены, они с трудом добрались до конторы завода. Около крыльца низенькой длинной постройки с плоской крышей, смазанной глиной, стояло много возбужденно гудевших дехкан. Двое здоровенных нукеров, вооруженных винтовками, стояли у входа в контору. Они поминутно сталкивали прикладами дехкан, пытавшихся подняться на крыльцо.
Нукеры расступились перед Волковым и Мешковым.
В конторе, куда вошли коммерсанты, было жарко и душно от множества людей. Абдурахманбай сидел за большим конторским столом. Он, разглаживая свою курчавую черную бороду пальцами, украшенными перстнями, что-то хладнокровно объяснял взволнованным дехканам.
Появление Волкова и Мешкова смутило его. Он, плохо скрывая тревогу, привстал, протянул им руку.
— У меня во дворе нет. дехкан, которым вы давали весной задатки, господин Волков,— растерянно сказал хивинец.
Волков усмехнулся, заметив смущение хлопкозавод-чика.
— А я не смотрел, есть они или нет. У вас во дворе, как на гауптвахте. Вы и всех и все арестовали: и лю-дей, и лошадей, и хлопок, и арбы. Разве можно так обижать дехкан?
Абдурахманбай оправился от первого смущения. Он заметил, что к громкому голосу Волкова со вниманием прислушиваются дехкане. Жестом руки остановил его, пригласил в свой кабинет.
— При дехканах не нужно много говорить. Они народ темный и могут неправильно понять ваши слова,— укоризненно сказал Абдурахманбай, вводя коммерсантов в кабинет.
— Чего ж тут понимать,-— засмеялся Волков.— Арестовал дехкан, хочет насильно отобрать хлопок и еще боится, что они его неправильно поймут.
Волков быстро узнал причину его решительных действий: дехкане отказались сдавать хлопок по стандартам, установленным коммерсантами:
— Это все с завода господина Мешкова идет,— сказал Абдурахманбай.—Он портит нам и рабочих и дехкан. Рабочим он предоставляет европейские комнаты, кровати, печки, умывальники. С дехкан, он перестал брать пробу, стал вешать мешки и нарушает наши стандарты.
Мешков умоляюще взглянул на Волкова.
— Арсений Ефимович, ты слышишь? Абдурахманбай меня скоро в революционеры запишет,
Волков добродушно улыбнулся,
— Разве с такими, как у тебя, брюхами революционеры бывают? Они больше поджарые, Егорушка.
Он перестал шутить и серьезно посоветовал Абду-рахманбаю не ссориться с дехканами, не задерживать их насильно во дворе.
— Вы только подумайте, Абдурахманбай, кому они кроме нас с вами повезут хлопок? Ну день поартачатся, ну два, а потом и сдадут, а ссориться с ними не надо — большие неприятности могут выйти.
Волков долго убеждал хлопкозаводчика отпустить дехкан, не задерживать насильно хлопка, пока, наконец, тот неохотно уступил ему.
— Господин Волков, на арбах больше пятидесяти тысяч пудов хлопка... Я опасаюсь за сроки. Наш хивинский дехканин очень упрямый. Он" может сжечь, сгноить хлопок, но не согласится на наши условия.
— Согласится, Абдурахманбай, ей-богу, согласится!— с жаром убеждал Волков.— Я уж сам меры приму...
Абдурахманбай вызвал своего управляющего, толстого коротконогого немца, и приказал открыть ворота.
Все трое вышли во двор и с крыльца наблюдали поспешное бегство дехкан. Огромный двор вдруг ожил, зашевелился, наполнился_ криками дехкан, ржанием взнуздываемых лошадей, сухим треском сталкивавшихся арб. Арбакеши нещадно колотили лошадей нагайками, торопясь выехать со двора. Они точно боялись, что хлопкозаводчик раздумает и вновь задержит их.
Двор опустел быстро.
Абдурахманбай проводил Волкова и Мешкова до экипажа и медленно возвратился в контору. Он удивлялся, никак не мог понять, что заставило его согласиться с мнением этого, еще так недавно презираемого им, мелкого и нечестного маклера.
Расчеты Волкова на скорое прекращение стачки дехкан не оправдались. Предложение хлопка слабело с каждым днем, запасы сырца на складах заводов истощались. К концу октября остановился большой завод Краффа, за ним Ярославской мануфактуры. Говорили о скорой остановке завода Мешкова.
Волков через хакима усилил нажим на поручителей. Они сами привезли ему весь собранный дехканами сырец и жаловались, что те перестали собирать хлопок. Волков вместе со своими комиссионерами объехал поля и убедился в правильности их сообщений,
Поля густо белели хлопком, но сборщиков—женщин и детей — на них не было видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Волков изумился, увидев издали своего служащего. В эти утренние часы обычно шла самая горячая приемка хлопка. Минуту-две хозяин молча следил за бесцельным, казалось, катанием приказчика по базару, потом сердито окрикнул его.
Приказчик крепко стегнул лошадь нагайкой, подскакал к экипажу.
— С утра ищу тебя, хозяин,— взволнованно крикнул он.— К Кисляковым прискакал, его баба говорит, был и к жене директора ушел. Пошел к той, а прислуга говорит, хозяйка отдыхает, а Арсений Ефимович уже уехал. Я уж и не знал, у какой бабы тебя искать...
Волков заметил переводчика хакима, который с улыбкой прислушивался к разговору, грубо оборвал приказчика.
— Брось болтать! Твое дело у весов стоять, а не по базару, задрав хвост, бегать. Зачем приехал?
Приказчик оробел от грозного голоса хозяина, часто замигал глазами.
— Дехкане хлопка не сдают, хозяин...
Волков, взглянув в растерянное лицо своего служащего, не стал терять времени на расспросы, приказал кучеру ехать на завод Мешкова.
Приказчик, трясясь в седле, скакал рядом с быстро катящимся экипажем. Он надрывался, стараясь перекричать сочное постукивание колес, рассказывая хозяину об утреннем происшествии.
Волков хмуро слушал отрывистый, сбивчивый рассказ приказчика. Он без него знал все, что тот сообщал.
За последние дни дехкане стали злыми и придирчивыми. Они от кого-то узнали секреты десятичных весов и прежде чем вешать хлопок, проверяли правильность их установки, ставили рядом с приемщиками своих контролеров.
Приемщики и Мешкова и Волкова по распоряжению хозяев без спора выполняли их требование о перевесе; это делали на всех заводах после избиения Сыщерова. Потом дехкане стали отказываться давать бесплатно пробу хлопка, требовали обязательного взвешивания тары — порожних мешков.
Только одного они не могли добиться от промышленников— это правильной сортировки хлопка. Тут все хозяева решительно отстаивали установленные ими стандарты, и хлопок принимался ниже его действительного качества на один-два пункта. Напрасно дехкане возили сырец с завода на завод, от промышленника к промышленнику: качество хлопка определялось везде одинаково.
И вот сегодня, по словам приказчика, дехкане как один вдруг стали придираться к оценке качества сырца. Он едва сумел с утра принять хлопок от десяти арбакешей-комиссионеров. Не больше принял приемщик Мешкова. Часть дехкан отказалась сдавать хлопок и уехала на другие заводы, остальных приказчик уговорил обождать, пока он съездит за хозяином.
Волков ткнул кулаком в спину своего нарядного маленького кучера-казаха, приказал ехать быстрее.
Взмыленный рысак влетел в ворота и неожиданно остановился в проезде. У ворот сбилось больше сотни арб, груженных хлопком. Вооруженный штуцером сторож Мешкова спорил с ними, требуя обождать прихода хозяина.
Волков громким голосом потребовал освободить дорогу. Дехкане покорно осадили лошадей.
Приказчик возмущенно ахнул, увидев наполовину пустой двор. Волков не стал слушать его сетований и велел кучеру подъехать к конторе завода.
В конторе, темной сырой комнате, где стояли три старых конторских стола и громоздкий шкаф, сидели Сыщеров и Мешков. Возбужденный разговор их умолк при входе Волкова.
Мешков, потный, расстроенный, обрадовался Волкову.
— Голубчик, Арсений Ефимович, вот кстати пришел!— воскликнул он, придвигая к нему стул.— Мы тут ума лишились с этими проклятыми арбакешами.
Мешков, поминутно отирая большим клетчатым платком лоснящееся от пота и жира лицо, плаксиво жаловался Волкову на упрямых дехкан.
— Они говорят: ты наш хлопок как хочешь назы вай—первый сорт, второй сорт — это дело твое, а цену плати правильную. Мне ведь надо принять еще триста тысяч пудов, а это значит, выкинуть им лишних полтораста тысяч рублей.
Сыщеров, подперев голову рукой, угрюмо слушал жалобы тестя. Широкая красная полоса — след от удара нагайкой — пересекала и без того некрасивое лицо зятя Мешкова.
Он остановил поток сетований тестя.
— Арсений Ефимович, по-моему, все это дело не миновало рук Абдурахманбая. Он сорвался на скупке законтрактованного вами хлопка, а теперь и мутит дехкан.
Волков пренебрежительно отмахнулся рукой.
— Ты что ж это, Иван Иванович, хивинца-то за дурака считаешь? Твой тесть вон о полтораста тысячах рублей плачется, а Абдурахманбай свои триста тысяч дехканам даром отдаст?
Он тяжело поднялся со стула, пошел к выходу. У порога Волков оглянулся на Мешкова и Сыщерова, те поднялись, чтобы идти вслед за ним. Волков остановил их.
— Вы уж подождите. Я поговорю сначала сам.
На широком заводском дворе осталось мало дехкан, мимо конторы к воротам медленно проезжали арба за арбой, груженные хлопком. У весов Мешкова не было ни одного дехканина. Только у амбара, где принимал приказчик Волкова, сгрудилось много арб.
Плотно застегнув пальто, Волков быстро пошел к своему приемному пункту. Мимоходом он заглянул в темное машинное отделение завода. Машинист, заметив силуэт человека, двинулся к дверям. Тот поспешил отойти.
Большая толпа ожидала у весов прихода Волкова,Дехкане молча расступились перед ним. Он всмотрелся в их лица. Только двое показались ему знакомыми — старик, больной трахомой, в серой грязной папахе, и дехканин с широкой открытой грудью. Оба они работали арбакешами, и он не раз видел их в своей гужевой конторе.
— Хозяин, не задерживай!— нетерпеливо крикнул пожилой дехканин, сидевший на груде мешков, сваленных у весов.
Волков в недоумении развел руками.
— Разве я вас задерживаю? Вот весы, а вот приемщик, сдавайте хлопок, получайте деньги...
— Ты плати по совести, тогда и сдадим,— крикнул тот же дехканин.
— По чьей совести, по вашей или по моей? Если по вашей, то у вас ее нет. Весной вы плакали, денег просили, а урожай сняли, платить неохота. Нехорошо, дехкане...
— А разве у тебя совесть есть, хозяин?— спросил старик, больной трахомой.— Ты за хороший хлопок, как за плохой платишь. Мы ведь и без того тебе на тридцать копеек дешевле базара сдаем.
Дехкане заговорили, перебивая друг друга. Они торопились высказать хорошо одетому, сытому русскому баю все свои обиды. Они упрекали его в обвешивании, в обсчете; рассказывали о тех отчислениях с каждого пуда сырца, которые брали с них поручители. Волков терпеливо слушал их жалобы на ростовщиков и лавочников, которые заставляли дехкан бесплатно работать на своих полях, пользовались их арбами и лошадьми, брали высокие проценты за поручительство. По подсчетам дехкан выходило, что они не только не получат прибыли от хорошего урожая хлопка, но еще задолжают своим поручителям большие деньги.
— Лучше бы нам голодать, чем брать у тебя задатки на посев,— с горечью сказал пожилой дехканин.—. Мы теперь не знаем, как нам снять с себя цепи, которые ты на нас наложил.
— Я не могу вам платить дороже других,— возразил Волков,— как все, так и я.
Старик засмеялся.
— В компании воров будь и сам вором.
Пожилой дехканин в рыжей папахе Сунул руку в мешок, вынул горсть сырца, протянул ее Волкову, прося определить его качество.
Глаза приказчика беспокойно забегали. Дехканин с силой толкнул его.
— Молчи, пусть хозяин сам скажет!
Толпа тесно окружила Волкова, следила за его движениями. Он долго нерешительно мял хлопок в руках, потом отодрал волокно от семечка, положил на рукав своего черного пальто. Хлопок был отборный, сухой, длинноволокнистый. На рынках Москвы хивинский хлопок ценился выше ферганского и бухарского на один рубль в пуде. Но правильно оценить хлопок — значит, нарушить стандарт, принятый всеми коммерсантами, значит, переплатить им не одну сотню тысяч рублей.
Волков искоса взглянул на приказчика, оттертого от него толпой. Тот нервно переступал с ноги на ногу и, заметив взгляд хозяина, словно невзначай поднял к шапке руку с отогнутым указательным пальцем. Волков понял — хлопок должен быть оценен ниже его качества на один пункт.
И голосом, не допускающим возражения, хозяин определил сырец на сорок копеек ниже его настоящей стоимости. Он тотчас же убедился в своей ошибке и досадливо скрипнул зубами.
Толпа дехкан пришла в движение, послышался громкий смех, злые шутки по адресу подслеповатого хозяина.
— Эй, хозяин, может, тебе фонарь принести!— крикнул из толпы молодой дехканин.
— Фонарь не поможет,— усмехнулся старик,— хлопок белый, как день, а у хозяина глаза совиные.
— Хлопок мы знающим людям на проверку носили, ты нас обманываешь.
Волков растерялся от разноголосого крика. Он, стиснув зубы, следил, как дехкане, смеясь, помогали друг другу складывать на арбы хлопок, сваленный у весов, и неторопливо выезжали со двора.
Их смех и шутки казались ему страшнее их гнева. Так вести себя могли только те, кто был уверен в своей силе и в своем праве.
Волков задержал пожилого дехканина, собиравшегося отъезжать.
— Но ведь тебе все равно никто дороже не заплатит...
Пожилой дехканин снял его руку со своего плеча, вскочил на арбу.
— Значит, среди вас, баев, нет честных людей. Все обманщики!
Волков долго смотрел вслед отъезжающим арбам. Двор быстро опустел, обезлюдел. Только мерное дыхание завода оживляло обширную территорию. Ему вдруг показалось, что огромный завод десятком своих окон-глаз недоверчиво рассматривает его, одиноко стоявшего около пустых весов. Он вздрогнул от внезапно охватившего смущения и сейчас же с досадой крепко выругался. Надо было действовать быстро и беспощадно, а не поддаваться панике. Обычное настроение вернулось к нему. Разве у него теперь был недостаток в друзьях, в единомышленниках, одинаково заинтересованных в подавлении этой неожиданно вспыхнувшей стачки дехкан.
Он пошел к воротам завода, у которых его дожидался экипаж. Из конторы наперерез ему, переваливаясь с ноги на ногу, спешили Мешков и его зять.
— Ты что ж это, всех дехкан разогнал и сам уезжаешь?— издали крикнул Мешков.— Мы, может быть, с ними как-нибудь сговорились бы, поладили бы...
Волков насмешливо глядел на толстобрюхого коммерсанта. Мелкий лавочник, а не коммерсант, он не предвидел последствий от быстрого согласия на требования дехкан, зато ему, Волкову, были они Ясно видны. Это могло повести к открытому сопротивлению, а там, кто знает, далеко ли до восстания.
— Тебе объяснять долго, Егорушка,— сказал Волков добродушно.— Поедем-ка лучше с тобой к Абдурахманбаю, посмотрим, что у него делается...
Тучный хлопкозаводчик без возражения сел в экипаж Волкова. Всю длинную дорогу до завода Абдурахманбая он доверчиво рассказывал о положении своих дел, высказывал опасение за благополучное окончание сезона.
— Помощников у меня мало,— жаловался хлопкозаводчик.— Раньше на Андрея надеялся, учил его, а он в какую-то меланхолию впал, никакой помощи от него. Теперь все на Иван Ивановиче да Нате...
Ворота завода Абдурахманбая к удивлению коммерсантов оказались на запоре. У нар возле завода на серой пыльной кошме сидело за чайником чая несколько вооруженных полицейских. Волков выскочил из экипажа и подошел к ним.
— Что случилось?— спросил он ближайшего мир-шаба.
Тот выпустил изо рта на стену длинную, зеленую от табака, струю слюней, обтер безусый рот полой халата.
— Хозяин не велел выпускать со двора арбы с хлопком, а только порожние,— немного помолчав, добавил,— людей мы пускаем.
Оба коммерсанта, согнувшись, протиснулись во двор через крохотную калитку, вырезанную в высоких воротах.
Огромная территория заводского двора была плотно забита сотнями арб, груженных хлопком. Они в хаотическом беспорядке занимали всю свободную от построек площадь. Дехкан около арб было мало; шум их голосов доносился откуда-то из глубины двора.
Волков спросил первого встреченного им дехканина, чего они ждут.
Сухощавый дехканин с живыми веселыми глазами засмеялся:
— Бай не пускает. Он говорит: «С грузом тяжело ехать, вы его мне сдайте, уезжайте порожняком». А мы никак не соглашаемся без хлопка ехать. Вот и стоим.
Мешков всплеснул руками от досады.
— Как же это я, дурак, не догадался?! Мне бы тоже ворота на замок закрыть да миршабов вызвать.
Волков покачал головой.
— И верно, дурак ты, Егорушка. Умный был бы, сначала подумал. Сегодня ты насильно их задержишь, а завтра они твой завод за версту будут объезжать.
Держась стены, они с трудом добрались до конторы завода. Около крыльца низенькой длинной постройки с плоской крышей, смазанной глиной, стояло много возбужденно гудевших дехкан. Двое здоровенных нукеров, вооруженных винтовками, стояли у входа в контору. Они поминутно сталкивали прикладами дехкан, пытавшихся подняться на крыльцо.
Нукеры расступились перед Волковым и Мешковым.
В конторе, куда вошли коммерсанты, было жарко и душно от множества людей. Абдурахманбай сидел за большим конторским столом. Он, разглаживая свою курчавую черную бороду пальцами, украшенными перстнями, что-то хладнокровно объяснял взволнованным дехканам.
Появление Волкова и Мешкова смутило его. Он, плохо скрывая тревогу, привстал, протянул им руку.
— У меня во дворе нет. дехкан, которым вы давали весной задатки, господин Волков,— растерянно сказал хивинец.
Волков усмехнулся, заметив смущение хлопкозавод-чика.
— А я не смотрел, есть они или нет. У вас во дворе, как на гауптвахте. Вы и всех и все арестовали: и лю-дей, и лошадей, и хлопок, и арбы. Разве можно так обижать дехкан?
Абдурахманбай оправился от первого смущения. Он заметил, что к громкому голосу Волкова со вниманием прислушиваются дехкане. Жестом руки остановил его, пригласил в свой кабинет.
— При дехканах не нужно много говорить. Они народ темный и могут неправильно понять ваши слова,— укоризненно сказал Абдурахманбай, вводя коммерсантов в кабинет.
— Чего ж тут понимать,-— засмеялся Волков.— Арестовал дехкан, хочет насильно отобрать хлопок и еще боится, что они его неправильно поймут.
Волков быстро узнал причину его решительных действий: дехкане отказались сдавать хлопок по стандартам, установленным коммерсантами:
— Это все с завода господина Мешкова идет,— сказал Абдурахманбай.—Он портит нам и рабочих и дехкан. Рабочим он предоставляет европейские комнаты, кровати, печки, умывальники. С дехкан, он перестал брать пробу, стал вешать мешки и нарушает наши стандарты.
Мешков умоляюще взглянул на Волкова.
— Арсений Ефимович, ты слышишь? Абдурахманбай меня скоро в революционеры запишет,
Волков добродушно улыбнулся,
— Разве с такими, как у тебя, брюхами революционеры бывают? Они больше поджарые, Егорушка.
Он перестал шутить и серьезно посоветовал Абду-рахманбаю не ссориться с дехканами, не задерживать их насильно во дворе.
— Вы только подумайте, Абдурахманбай, кому они кроме нас с вами повезут хлопок? Ну день поартачатся, ну два, а потом и сдадут, а ссориться с ними не надо — большие неприятности могут выйти.
Волков долго убеждал хлопкозаводчика отпустить дехкан, не задерживать насильно хлопка, пока, наконец, тот неохотно уступил ему.
— Господин Волков, на арбах больше пятидесяти тысяч пудов хлопка... Я опасаюсь за сроки. Наш хивинский дехканин очень упрямый. Он" может сжечь, сгноить хлопок, но не согласится на наши условия.
— Согласится, Абдурахманбай, ей-богу, согласится!— с жаром убеждал Волков.— Я уж сам меры приму...
Абдурахманбай вызвал своего управляющего, толстого коротконогого немца, и приказал открыть ворота.
Все трое вышли во двор и с крыльца наблюдали поспешное бегство дехкан. Огромный двор вдруг ожил, зашевелился, наполнился_ криками дехкан, ржанием взнуздываемых лошадей, сухим треском сталкивавшихся арб. Арбакеши нещадно колотили лошадей нагайками, торопясь выехать со двора. Они точно боялись, что хлопкозаводчик раздумает и вновь задержит их.
Двор опустел быстро.
Абдурахманбай проводил Волкова и Мешкова до экипажа и медленно возвратился в контору. Он удивлялся, никак не мог понять, что заставило его согласиться с мнением этого, еще так недавно презираемого им, мелкого и нечестного маклера.
Расчеты Волкова на скорое прекращение стачки дехкан не оправдались. Предложение хлопка слабело с каждым днем, запасы сырца на складах заводов истощались. К концу октября остановился большой завод Краффа, за ним Ярославской мануфактуры. Говорили о скорой остановке завода Мешкова.
Волков через хакима усилил нажим на поручителей. Они сами привезли ему весь собранный дехканами сырец и жаловались, что те перестали собирать хлопок. Волков вместе со своими комиссионерами объехал поля и убедился в правильности их сообщений,
Поля густо белели хлопком, но сборщиков—женщин и детей — на них не было видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33