Синяк на ее Щеке стал еще отвратительнее под желтоватым светом уличных фонарей.
– Не знаю, – наконец сказала она. – Правда, не знаю.
Снова молчание.
– По-моему, я просто утратила мужество. В воскресенье на Каталине я целый день думала – Господи, из этого ничего не выйдет, он никогда не даст мне уйти. Что бы ни говорил закон, какое бы решение суд ни вынес – он меня никогда не отпустит. Заплатит кому-нибудь, чтобы меня убили, чтобы убили нас обоих, именно так. – Я почувствовал на себе ее взгляд. – Я думала, если успею вернуться, он вообще не узнает, что я уходила Знаю, ты мне не поверишь, но я думала и о тебе. Поэтому и наговорила тебе по телефону таких гадостей. Чтобы ты понял, какое я никчемное существо и оставил меня. Потому что он сказал, если ты когда-нибудь…
– Оставь это, детка. Покупка не пройдет. Этот сюжет не работает со времен «Моей маленькой Марджи».
– Просто я не хотела, чтобы с тобой покончили, как с Бобби…
– Шар, – прервал я, не очень уверенный, что понял ее, но почувствовав увертку, – ты ведь рассказала обо мне все, как только вернулась к нему.
– Что?!
– Я чуть без члена не остался только потому, что ты все выложила.
– Да о чем ты говоришь?
– Ну хватит, девочка. Я говорю о выкидном ноже Большого Уилли и собственном члене.
– Господи Иисусе, – ее изумление было просто гениальным. – Он не…
– Нет. Промахнулся на миллиметр. Потом я проломился сквозь запертую дверь и смылся.
– И это ты именно тогда получил? – она тронула шрам над моей бровью. – Ох, милый…
– Засунь себе в жопу эти «ох, милый»! – Я оттолкнул ее руку. – Ты обдурила меня, Шарлен. И продала. Не строй из себя целку.
– Клянусь, я ему ничего не сказала. Даже не упоминала твоего имени. Скотт, он уже знал…
– Откуда?
– Нам не хватало выдержки. Большой Уилли видел нас вместе.
Да, она была права.
– Не знаю, Шар. Правда, не знаю.
– Ты что, считаешь, будто я вру? Господи, я только что спасла твою гребаную жизнь, не так? И что ты хочешь, чтобы я сделала еще – рассказывала тебе, какой оказалась дурой?
– Это я и без тебя знаю.
– А не пошел бы ты на хрен?
– Сама иди в жопу!
Воцарилась напряженная тишина; ни один из нас не решался выступать с еще какими-нибудь мудрыми наездами в духе Ноэля Коварда.
Она уставилась в боковое окно. Я знал, что не выдержу, если она начнет плакать.
– Шар, прости меня.
– Ты прав, – мрачно сказала она. – Я была дурой.
– Нет, не была, – я взял ее за руку. – Ну ладно тебе. Все в порядке.
– И ты прости меня, – она придвинулась ко мне. Я обнял ее за плечи. – За все прости. И за то, что втянула тебя во все это.
– Все хорошо, – я поцеловал ее в щеку.
– У меня был шанс с тобой, а я его запорола. Знаешь, высади-ка меня. Вот здесь, на автобусной остановке.
Я засмеялся:
– Шар, ну хватит уже.
– Нет, я серьезно.
– Шар, все хорошо. Все прошло. Кончено. С тобой все будет в порядке.
– Черта с два. Мне светит тюрьма по гроб жизни.
– Вот еще! Это была самозащита. Ты спасала свою и мою жизнь.
– Попаду в камеру с какой-нибудь девицей из мэнсоновской «семейки».
– Этого не будет.
– Не думаю, что я смогу выдержать тюрьму, правда, я не смогу. Скорее всего, у меня будет один мощнейший приступ агорафобии, и я просто умру.
– Шарлен, ты не попадешь в тюрьму. Ты невиновна. Блин, да если уж на то пошло, ты станешь чертовски знаменита. Времена уже другие. Бить жену давно уже не считается крутым. Посмотри на ту женщину, которая сожгла своего мужа…
– Что?
– Одна женщина. Ее муж терроризировал ее двадцать лет, и в конце концов она не выдержала, облила pro бензином, когда он спал, и бросила на него горящую спичку. Она теперь икона феминисток.
– Правда?
– Правда.
– Да уж, вот что-нибудь такое мне и надо было сделать. Еще в медовый месяц, – она рассмеялась. Это был не самый радостный смех из тех, что мне приходилось слышать.
– Где ты взяла пистолет?
Она закурила еще одну:
– Забралась как-то утром в его комнату. Эта дверь стала последней каплей, – она выдохнула дым и вроде бы успокоилась. – Довольно забавно. Он действительно на какое-то время изменился. В тот понедельник, когда я вернулась домой, он там меня ждал; я думала, он меня убьет. Но он даже не бесился. Он был всего лишь ошарашен, просто размазан по стенке от того, что я и вправду уходила от него. Я никогда в жизни его таким не видела. Он сказал: «Слушай, не буду давать никаких обещаний – я и так много дров наломал в прошлом. Но это – поворотный момент в нашей жизни». Потом прошел курс детоксикации. Первый раз за многие годы действительно очистился. Это было просто какое-то чудо. Рождение заново. Он снова казался молодым. Я уж даже подумала, что это были только наркотики, из-за чего у него мозги клинило. Сессии, когда мы записывали сингл – это было что-то! – Теперь она говорила торопливо, как слегка помешанная. – Все стало как в самые первые дни. Он был спокойным – ну, насколько для Денниса это возможно. Держал себя в руках. Стал уверенным. Словно он заново нашел опору. Потом, после сингла, он согласился разразиться целым альбомом – и тут-то все беды и пошли. Я имею в виду, что он не мог проводить по пятнадцать лет над каждым кусочком. Он не мог выдержать этого напряжения, да еще в «завязке». Это было ужасно. Все эти люди, которые сжирали студийное время – а он понятия не имел, что делать. Тогда он отправил Большого Уилли раздобыть дозу «скоростняка». Метедрина. Он считал, что это ему поможет, поскольку все лучшие хиты были, когда он сидел на «скоростняке». Но он слетел с катушек практически сразу. В смысле, снова начался психоз. Ну прямо «Прилив волны огня» по новому кругу. Все его предавали. Он вышвыривал людей ни за что, ни про что; обвинял меня, что я отсосала в туалете у ударника, что я трахнулась с звуковиком. Я снова взялась за валиум – по-другому я бы не смогла выжить. На прошлой неделе он заказал эту дверь. Мы приехали утром – и вот она, уже стоит. Для моей личной безопасности, разумеется. Я не спорила. С прошлого четверга у меня уже был пистолет. Я просто никак не могла решить, кто из нас первым пустит его в ход.
– По-моему, ты сделала правильный выбор.
– Думаешь? – легкая улыбка. – Может, и так. Мне только ужасно не хочется рассказывать обо всем орде копов.
– Может, и не придется. Они найдут обугленное тело. Это вполне может выглядеть так, будто он оказался захвачен пожаром. Особенно вероятным это покажется, если дом сгорит дотла.
– Думаю, сгорит. Он намного дешевле, чем кажется там почти все – штукатурка и пластик. Деревяшка. Как декорация в кино, – снова возникло напряжение. – Жаль только, что не все огню достанется. «Стингрэй» этот. Дурацкий гребаный «стингрэй». Ненавижу эту машину. Весь этот гребаный дом ненавижу. И все это дерьмо. Меня от него тошнит, и всегда тошнило. Очень надеюсь, что со всем этим покончено. Надеюсь, все это сгорит на хрен дотла.
14
Пожары остались далеко, оранжевыми прожилками сверкая на склонах гор Санта– Моники; мы подъехали к гостинице «Серф-райдер» на Редондо-Бич. Это был приземистый футуристический комплекс начала шестидесятых, расположившийся в перекрестии между магазином «Самбо кофе» и павильоном «Туморроуленд».
Из углов выступали металлические спирали, вокруг окон лепились наборы полупрозрачной пластиковой мозаики, похожей на расплющенные мозги. Ветер трепал тонкие стволы пальм; я припарковался на свободном месте позади немецких тачек моих бывших одноклассников.
– Пойду вытащу его сюда. Давай ты подождешь в машине?
Она открыла свою дверь:
– Мне надо в комнату для девочек.
– Шарлен, думаю, будет разумнее, если мы с тобой не будем показываться вместе.
– Почему?
Хороший вопрос.
– Просто потому.
Пат. Я раздраженно вздохнул, и это не было актерством. Нервы были на пределе. Из-за жары, из-за ветра. Из-за того, что случилось. Из-за того, с чем мне предстояло столкнуться внутри.
– И что я, по-твоему, должна делать? Пописать в пепельницу?
– Ладно, пошли.
Согнувшись, мы пересекли парковку; ветер подгонял нас. Как только мы вошли в холл, я расслышал группу, игравшую в Орбитальном зале – женская группа исполняла кавер песни «Our Lips Are Sealed».
Свет в холле был ослепительным, повсюду – яркий оранжевый и желтый винил.
– Смотри, здесь внизу кофейный магазин. Уверен, там есть женский туалет, – я указал на коридор напротив Орбитального зала. – Я найду Нила, и мы встретимся с тобой. Ты подожди там.
Она кивнула и ушла.
Я собрал волю в кулак и направился в Орбитальный зал. На полпути оказался рядом с зеркальной колонной, мельком увидел свое отражение и внутренне похолодел. Рубашка была частично расстегнута, выставляя напоказ пистолет за поясом штанов. Боже, я совсем забыл про него. Похоже, я был не в себе намного больше, чем сам думал. Быстренько застегнул рубаху – Господи, а ведь в холле кто-нибудь мог увидеть пистолет – и тут заметил кровь на своих бежевых ботинках. Взгляд был остекленевший, воск с «ежика» размазался по лбу, по рукам стекали струйки пота. Я выглядел жутко, был похож на какого-то чертова психопата. Я не мог явиться в таком виде. Что обо мне подумают?
Иисусе, неужели и правда до такого дошло? Это дерьмо – к черту.
Я подошел к двери.
Освещение в зале было тусклым, как в баре. На большой танцплощадке двигались только несколько пар; я шагнул к столу с именными карточками, около которого уже никого не было. Карточек на нем оставалось не так много. Моя. И Нила. Черт, черт, черт.
– Скотт? Это ты?
Я поднял глаза и увидел приближающуюся Гейл Спайви. Она выглядела лучше, чем я представлял себе во время телефонного разговора. Она была стройной и сегодня вечером накрашенной до зубов, но видно было, что и завтра утром она не будет смотреться потрепанной.
– Привет, Гейл. Как дела?
Пока она подходила ко мне, выражение наигранного довольства на ее лице стремительно сменялось искренними опасениями. Она скатилась в нервозную изматывающую трескотню:
– Скотт, я так рада, что ты все сделал, как обещал, но честно говоря, я не была до конца уверена, что ты собираешься прийти. Поэтому в последнюю минуту мы пригласили группу, где играет дочка Бекки Мортон. Ты помнишь Бекки? Она играла с нами в спектаклях, вспомнил? В «Нашем городке» она играла Эмили, а потом вышла замуж за Боба Стабнера. Ты же помнишь Боба, да? Ну, конечно, надолго это все не затянулось, но…
– Гейл, погоди. Нил случайно не здесь, а? – я хватался за соломинку.
– Нет, но я с ним говорила на прошлой неделе. – Нервный смешок. Ну да, я в курсе, что ты говорила с ним, Гейл. Обо мне. – Уверена, он придет. Вот… – она взяла карточку с моим именем, расстегнула булавку: – Дай-ка я пристегну тебе карточку…
– Нет, ни к чему… – я оттолкнул ее руку, испугавшись, что она заметит пистолет, и выбил у нее карточку. Она отскочила назад, встревоженная, испуганная. Это было ужасно, мучительно. Мне надо было срочно уходить отсюда.
На мое плечо легла рука, и я резко развернулся. Это был Стив, один из моих прежних дружков, с широкой румяной физией, как у Франца Хальса, на которую мне было больно смотреть.
– Господи, глазам не верю! Да ты ничуть не изменился, дружище, – его голос дрожал от преувеличенной радости, но я чувствовал, что его глаза прощупывают меня – регистрируют настроение, оценивают мой взгляд. Он сделал жест, будто хотел обнять меня по-медвежьи, но этого я допустить не мог, он бы почувствовал пистолет за поясом, так что я сунул ему руку. Он крепко пожал ее, но я видел, что мою формальность он расценил как отталкивание и потому мгновенно остыл.
– Как дела, Стив?
– Отлично, просто отлично, лучше не бывает. Прикинь, мы с Бетти прилетели сюда аж из Талсы только на сегодняшний вечер, – он повел рукой в сторону грудастой блондинки в обтягивающем спортивном костюме жестом, каким ошалевшему от суеты бармену заказывают еще выпивки. – Съездил туда в семьдесят четвертом навестить брата, да так там и остался.
– Вроде я об этом что-то слышал, – отозвался я, вглядываясь в толпу. Было слишком темно, чтобы можно было узнавать людей, пока они не оказывались совсем рядом. А причудливо вращающийся агрегат в форме спутника над танцплощадкой ударил мне в глаза ярким светом.
– Самое лучшее место в стране, Скотт. Район открытых возможностей. Лос-Анджелес перехваливают, уж поверь мне.
– Верю, Стив. И уверен, что ты прав.
– А ты все еще ди-джей?
– Ага, так. – Все еще ди-джей – блин, это что значило? Твою мать, а что плохого в том, чтобы быть ди-джеем? Это лучше, чем продавать лицензии на производство гамбургеров с крысиным мясом – или какой там еще хренью он занимался в своей Талсе. – Это образ жизни, Стив.
Бетти к этому времени пробралась поближе, изгибаясь, как этакая сексуальная киска, сорвавшаяся с цепи.
– Милая, – сказал Стив, – это мой старый боевой друг, – фигурально выражаясь, конечно, ха-ха, – Скотт Кокрэн. Уверен, я тебе о нем рассказывал…
– О да, – ответила она писклявым голоском Бетти Буп, и я едва не заржал ей в физиономию. Я хочу сказать, что только чудом удержался от того, чтобы не загоготать так, что это тут же оскорбило бы ее; я еле-еле контролировал себя.
Я услышал визгливый крик и увидел, что ко мне вышагивает Мэри-Энн Джеймс, похожая на разъяренного жирафа на высоких каблуках. Я чуть было не завизжал на нее в ответ, только для того, чтобы показать, как она только что проехалась по моим нервам.
Она подошла ко мне, сложив губки бантиком, широко разведенными руками, и прежде чем я сообразил, что происходит, она уже обняла меня и снова завизжала, теперь уже в самое ухо:
– Скотт, у-у-у-уй! Я этого не переживу!
И я тоже. Я отклячил зад, чтобы пистолет не прижимался к ее животу. Когда-то я пригласил ее как свою девушку на выпускной. Потом, после вечеринки, я бы попробовал ее соблазнить, но она заблевала абрикосовым бренди весь мой «так-энд-ролл».
– Скотт, ты так классно выглядишь, так классно, я этого не переживу! – Заклинило тебя, что ли, Мэри-Энн? – Так, а где же Чарли? – огляделась она. – Где мой муж? Я хочу сделать обмен! – Она дико захохотала, но я подумал, что это шутка не более, чем наполовину. Когда-то она была влюблена в меня, но, конечно, в те времена я все еще не оправился после исчезновения Черил.
– Ты тоже отлично выглядишь, Мэри-Энн. – Так и было. Ей не помешало бы только принять немного торазина.
– Жизнь прекрасна, – заявила она, сияя мне в лицо. – Жизнь всегда была отличной. – Но в ее глазах застыл крик: «Помоги мне, я гибну здесь, внутри!»
Потом приперся Джефф Ментон, красивый парень, евнух от рождения; пожал мне руку с придушенным негромким «Здорово, приятель», словно боялся выказать слишком много чувств к другому парню – как бы не подумали что-нибудь не то.
– Как дела, Джефф?
– Не могу пожаловаться, – он скромно рассмеялся. Кретин, помешанный на гольфе. Печально.
– Так-так-так…
Этот саркастичный голос я узнал сразу, я помнил его по физкультурной раздевалке, где наши шкафчики были рядом, где, пока я расшнуровывал кеды, он вытаскивал свой хер, зная, что его не подвергшееся обрезанию хозяйство окажется прямо перед моим лицом. Это был голос, сообщивший мне, что Черил дает всем, кто ходит на задних лапах, лишь бы захотели. Это был голос человека, который глубоко лез языком в ее рот, а я смотрел на это в зеркало заднего вида в тот день, когда она умерла.
– Привет, Билл.
Он дыхнул на меня парами виски – он уже выпил, и похоже, выпил немало. Светлые волосы по-прежнему были вьющимися и сальными, а вот фигура сильно изменилась. Не стало наглой угловатости; теперь он был раскачанным мастодонтом в обтягивающей полиэстеровой майке и серых лавсановых слаксах, таких же тугих.
Он медленно потряс мою руку, словно подтверждая, что когда-то мы были смертельными врагами, но все это осталось позади, в прошлом, как давний итоговый футбольный матч, результаты которого забыты и пылятся где-то в спортивных архивах.
– Парень, да ты, похоже, нашел секрет молодости, – сообщил он. – Потому что тебе ни за что не дашь больше сорока пяти, ни на день больше, – и загоготал. Все такой же остряк.
– Ну, ты сам знаешь, в чем секрет, Билл. Я стараюсь следить за диетой. Много времени – физическим упражнениям. Никогда не сплю с одной и той же больше четырех ночей подряд.
– Да-а? – похоже, он слегка растерялся. – Ну, это я слышал. Короткие пути, жизнь в темпе. Рок-н-ролльном, – он снова заржал. На его лицо упали неровные световые пятна от спутниковой конструкции под потолком. – Это вот как раз из той области, да? – он провел рукой по моему «ежику». Я напрягся. – Как это теперь называется? Какое-нибудь собачье дерьмо новой волны или еще как-то?
– Это ностальгия, Билл, – спокойно ответил я. Я и в самом деле чувствовал себя убийственно спокойно.
– Ностальгия? Бля, а я думал – новая волна, – он загоготал и огляделся в поисках поддержки, но люди вокруг расходились. Неподалеку оставалась только Мэри-Энн; она сейчас разговаривала с кем-то еще, но явно готова была снова подойти ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Не знаю, – наконец сказала она. – Правда, не знаю.
Снова молчание.
– По-моему, я просто утратила мужество. В воскресенье на Каталине я целый день думала – Господи, из этого ничего не выйдет, он никогда не даст мне уйти. Что бы ни говорил закон, какое бы решение суд ни вынес – он меня никогда не отпустит. Заплатит кому-нибудь, чтобы меня убили, чтобы убили нас обоих, именно так. – Я почувствовал на себе ее взгляд. – Я думала, если успею вернуться, он вообще не узнает, что я уходила Знаю, ты мне не поверишь, но я думала и о тебе. Поэтому и наговорила тебе по телефону таких гадостей. Чтобы ты понял, какое я никчемное существо и оставил меня. Потому что он сказал, если ты когда-нибудь…
– Оставь это, детка. Покупка не пройдет. Этот сюжет не работает со времен «Моей маленькой Марджи».
– Просто я не хотела, чтобы с тобой покончили, как с Бобби…
– Шар, – прервал я, не очень уверенный, что понял ее, но почувствовав увертку, – ты ведь рассказала обо мне все, как только вернулась к нему.
– Что?!
– Я чуть без члена не остался только потому, что ты все выложила.
– Да о чем ты говоришь?
– Ну хватит, девочка. Я говорю о выкидном ноже Большого Уилли и собственном члене.
– Господи Иисусе, – ее изумление было просто гениальным. – Он не…
– Нет. Промахнулся на миллиметр. Потом я проломился сквозь запертую дверь и смылся.
– И это ты именно тогда получил? – она тронула шрам над моей бровью. – Ох, милый…
– Засунь себе в жопу эти «ох, милый»! – Я оттолкнул ее руку. – Ты обдурила меня, Шарлен. И продала. Не строй из себя целку.
– Клянусь, я ему ничего не сказала. Даже не упоминала твоего имени. Скотт, он уже знал…
– Откуда?
– Нам не хватало выдержки. Большой Уилли видел нас вместе.
Да, она была права.
– Не знаю, Шар. Правда, не знаю.
– Ты что, считаешь, будто я вру? Господи, я только что спасла твою гребаную жизнь, не так? И что ты хочешь, чтобы я сделала еще – рассказывала тебе, какой оказалась дурой?
– Это я и без тебя знаю.
– А не пошел бы ты на хрен?
– Сама иди в жопу!
Воцарилась напряженная тишина; ни один из нас не решался выступать с еще какими-нибудь мудрыми наездами в духе Ноэля Коварда.
Она уставилась в боковое окно. Я знал, что не выдержу, если она начнет плакать.
– Шар, прости меня.
– Ты прав, – мрачно сказала она. – Я была дурой.
– Нет, не была, – я взял ее за руку. – Ну ладно тебе. Все в порядке.
– И ты прости меня, – она придвинулась ко мне. Я обнял ее за плечи. – За все прости. И за то, что втянула тебя во все это.
– Все хорошо, – я поцеловал ее в щеку.
– У меня был шанс с тобой, а я его запорола. Знаешь, высади-ка меня. Вот здесь, на автобусной остановке.
Я засмеялся:
– Шар, ну хватит уже.
– Нет, я серьезно.
– Шар, все хорошо. Все прошло. Кончено. С тобой все будет в порядке.
– Черта с два. Мне светит тюрьма по гроб жизни.
– Вот еще! Это была самозащита. Ты спасала свою и мою жизнь.
– Попаду в камеру с какой-нибудь девицей из мэнсоновской «семейки».
– Этого не будет.
– Не думаю, что я смогу выдержать тюрьму, правда, я не смогу. Скорее всего, у меня будет один мощнейший приступ агорафобии, и я просто умру.
– Шарлен, ты не попадешь в тюрьму. Ты невиновна. Блин, да если уж на то пошло, ты станешь чертовски знаменита. Времена уже другие. Бить жену давно уже не считается крутым. Посмотри на ту женщину, которая сожгла своего мужа…
– Что?
– Одна женщина. Ее муж терроризировал ее двадцать лет, и в конце концов она не выдержала, облила pro бензином, когда он спал, и бросила на него горящую спичку. Она теперь икона феминисток.
– Правда?
– Правда.
– Да уж, вот что-нибудь такое мне и надо было сделать. Еще в медовый месяц, – она рассмеялась. Это был не самый радостный смех из тех, что мне приходилось слышать.
– Где ты взяла пистолет?
Она закурила еще одну:
– Забралась как-то утром в его комнату. Эта дверь стала последней каплей, – она выдохнула дым и вроде бы успокоилась. – Довольно забавно. Он действительно на какое-то время изменился. В тот понедельник, когда я вернулась домой, он там меня ждал; я думала, он меня убьет. Но он даже не бесился. Он был всего лишь ошарашен, просто размазан по стенке от того, что я и вправду уходила от него. Я никогда в жизни его таким не видела. Он сказал: «Слушай, не буду давать никаких обещаний – я и так много дров наломал в прошлом. Но это – поворотный момент в нашей жизни». Потом прошел курс детоксикации. Первый раз за многие годы действительно очистился. Это было просто какое-то чудо. Рождение заново. Он снова казался молодым. Я уж даже подумала, что это были только наркотики, из-за чего у него мозги клинило. Сессии, когда мы записывали сингл – это было что-то! – Теперь она говорила торопливо, как слегка помешанная. – Все стало как в самые первые дни. Он был спокойным – ну, насколько для Денниса это возможно. Держал себя в руках. Стал уверенным. Словно он заново нашел опору. Потом, после сингла, он согласился разразиться целым альбомом – и тут-то все беды и пошли. Я имею в виду, что он не мог проводить по пятнадцать лет над каждым кусочком. Он не мог выдержать этого напряжения, да еще в «завязке». Это было ужасно. Все эти люди, которые сжирали студийное время – а он понятия не имел, что делать. Тогда он отправил Большого Уилли раздобыть дозу «скоростняка». Метедрина. Он считал, что это ему поможет, поскольку все лучшие хиты были, когда он сидел на «скоростняке». Но он слетел с катушек практически сразу. В смысле, снова начался психоз. Ну прямо «Прилив волны огня» по новому кругу. Все его предавали. Он вышвыривал людей ни за что, ни про что; обвинял меня, что я отсосала в туалете у ударника, что я трахнулась с звуковиком. Я снова взялась за валиум – по-другому я бы не смогла выжить. На прошлой неделе он заказал эту дверь. Мы приехали утром – и вот она, уже стоит. Для моей личной безопасности, разумеется. Я не спорила. С прошлого четверга у меня уже был пистолет. Я просто никак не могла решить, кто из нас первым пустит его в ход.
– По-моему, ты сделала правильный выбор.
– Думаешь? – легкая улыбка. – Может, и так. Мне только ужасно не хочется рассказывать обо всем орде копов.
– Может, и не придется. Они найдут обугленное тело. Это вполне может выглядеть так, будто он оказался захвачен пожаром. Особенно вероятным это покажется, если дом сгорит дотла.
– Думаю, сгорит. Он намного дешевле, чем кажется там почти все – штукатурка и пластик. Деревяшка. Как декорация в кино, – снова возникло напряжение. – Жаль только, что не все огню достанется. «Стингрэй» этот. Дурацкий гребаный «стингрэй». Ненавижу эту машину. Весь этот гребаный дом ненавижу. И все это дерьмо. Меня от него тошнит, и всегда тошнило. Очень надеюсь, что со всем этим покончено. Надеюсь, все это сгорит на хрен дотла.
14
Пожары остались далеко, оранжевыми прожилками сверкая на склонах гор Санта– Моники; мы подъехали к гостинице «Серф-райдер» на Редондо-Бич. Это был приземистый футуристический комплекс начала шестидесятых, расположившийся в перекрестии между магазином «Самбо кофе» и павильоном «Туморроуленд».
Из углов выступали металлические спирали, вокруг окон лепились наборы полупрозрачной пластиковой мозаики, похожей на расплющенные мозги. Ветер трепал тонкие стволы пальм; я припарковался на свободном месте позади немецких тачек моих бывших одноклассников.
– Пойду вытащу его сюда. Давай ты подождешь в машине?
Она открыла свою дверь:
– Мне надо в комнату для девочек.
– Шарлен, думаю, будет разумнее, если мы с тобой не будем показываться вместе.
– Почему?
Хороший вопрос.
– Просто потому.
Пат. Я раздраженно вздохнул, и это не было актерством. Нервы были на пределе. Из-за жары, из-за ветра. Из-за того, что случилось. Из-за того, с чем мне предстояло столкнуться внутри.
– И что я, по-твоему, должна делать? Пописать в пепельницу?
– Ладно, пошли.
Согнувшись, мы пересекли парковку; ветер подгонял нас. Как только мы вошли в холл, я расслышал группу, игравшую в Орбитальном зале – женская группа исполняла кавер песни «Our Lips Are Sealed».
Свет в холле был ослепительным, повсюду – яркий оранжевый и желтый винил.
– Смотри, здесь внизу кофейный магазин. Уверен, там есть женский туалет, – я указал на коридор напротив Орбитального зала. – Я найду Нила, и мы встретимся с тобой. Ты подожди там.
Она кивнула и ушла.
Я собрал волю в кулак и направился в Орбитальный зал. На полпути оказался рядом с зеркальной колонной, мельком увидел свое отражение и внутренне похолодел. Рубашка была частично расстегнута, выставляя напоказ пистолет за поясом штанов. Боже, я совсем забыл про него. Похоже, я был не в себе намного больше, чем сам думал. Быстренько застегнул рубаху – Господи, а ведь в холле кто-нибудь мог увидеть пистолет – и тут заметил кровь на своих бежевых ботинках. Взгляд был остекленевший, воск с «ежика» размазался по лбу, по рукам стекали струйки пота. Я выглядел жутко, был похож на какого-то чертова психопата. Я не мог явиться в таком виде. Что обо мне подумают?
Иисусе, неужели и правда до такого дошло? Это дерьмо – к черту.
Я подошел к двери.
Освещение в зале было тусклым, как в баре. На большой танцплощадке двигались только несколько пар; я шагнул к столу с именными карточками, около которого уже никого не было. Карточек на нем оставалось не так много. Моя. И Нила. Черт, черт, черт.
– Скотт? Это ты?
Я поднял глаза и увидел приближающуюся Гейл Спайви. Она выглядела лучше, чем я представлял себе во время телефонного разговора. Она была стройной и сегодня вечером накрашенной до зубов, но видно было, что и завтра утром она не будет смотреться потрепанной.
– Привет, Гейл. Как дела?
Пока она подходила ко мне, выражение наигранного довольства на ее лице стремительно сменялось искренними опасениями. Она скатилась в нервозную изматывающую трескотню:
– Скотт, я так рада, что ты все сделал, как обещал, но честно говоря, я не была до конца уверена, что ты собираешься прийти. Поэтому в последнюю минуту мы пригласили группу, где играет дочка Бекки Мортон. Ты помнишь Бекки? Она играла с нами в спектаклях, вспомнил? В «Нашем городке» она играла Эмили, а потом вышла замуж за Боба Стабнера. Ты же помнишь Боба, да? Ну, конечно, надолго это все не затянулось, но…
– Гейл, погоди. Нил случайно не здесь, а? – я хватался за соломинку.
– Нет, но я с ним говорила на прошлой неделе. – Нервный смешок. Ну да, я в курсе, что ты говорила с ним, Гейл. Обо мне. – Уверена, он придет. Вот… – она взяла карточку с моим именем, расстегнула булавку: – Дай-ка я пристегну тебе карточку…
– Нет, ни к чему… – я оттолкнул ее руку, испугавшись, что она заметит пистолет, и выбил у нее карточку. Она отскочила назад, встревоженная, испуганная. Это было ужасно, мучительно. Мне надо было срочно уходить отсюда.
На мое плечо легла рука, и я резко развернулся. Это был Стив, один из моих прежних дружков, с широкой румяной физией, как у Франца Хальса, на которую мне было больно смотреть.
– Господи, глазам не верю! Да ты ничуть не изменился, дружище, – его голос дрожал от преувеличенной радости, но я чувствовал, что его глаза прощупывают меня – регистрируют настроение, оценивают мой взгляд. Он сделал жест, будто хотел обнять меня по-медвежьи, но этого я допустить не мог, он бы почувствовал пистолет за поясом, так что я сунул ему руку. Он крепко пожал ее, но я видел, что мою формальность он расценил как отталкивание и потому мгновенно остыл.
– Как дела, Стив?
– Отлично, просто отлично, лучше не бывает. Прикинь, мы с Бетти прилетели сюда аж из Талсы только на сегодняшний вечер, – он повел рукой в сторону грудастой блондинки в обтягивающем спортивном костюме жестом, каким ошалевшему от суеты бармену заказывают еще выпивки. – Съездил туда в семьдесят четвертом навестить брата, да так там и остался.
– Вроде я об этом что-то слышал, – отозвался я, вглядываясь в толпу. Было слишком темно, чтобы можно было узнавать людей, пока они не оказывались совсем рядом. А причудливо вращающийся агрегат в форме спутника над танцплощадкой ударил мне в глаза ярким светом.
– Самое лучшее место в стране, Скотт. Район открытых возможностей. Лос-Анджелес перехваливают, уж поверь мне.
– Верю, Стив. И уверен, что ты прав.
– А ты все еще ди-джей?
– Ага, так. – Все еще ди-джей – блин, это что значило? Твою мать, а что плохого в том, чтобы быть ди-джеем? Это лучше, чем продавать лицензии на производство гамбургеров с крысиным мясом – или какой там еще хренью он занимался в своей Талсе. – Это образ жизни, Стив.
Бетти к этому времени пробралась поближе, изгибаясь, как этакая сексуальная киска, сорвавшаяся с цепи.
– Милая, – сказал Стив, – это мой старый боевой друг, – фигурально выражаясь, конечно, ха-ха, – Скотт Кокрэн. Уверен, я тебе о нем рассказывал…
– О да, – ответила она писклявым голоском Бетти Буп, и я едва не заржал ей в физиономию. Я хочу сказать, что только чудом удержался от того, чтобы не загоготать так, что это тут же оскорбило бы ее; я еле-еле контролировал себя.
Я услышал визгливый крик и увидел, что ко мне вышагивает Мэри-Энн Джеймс, похожая на разъяренного жирафа на высоких каблуках. Я чуть было не завизжал на нее в ответ, только для того, чтобы показать, как она только что проехалась по моим нервам.
Она подошла ко мне, сложив губки бантиком, широко разведенными руками, и прежде чем я сообразил, что происходит, она уже обняла меня и снова завизжала, теперь уже в самое ухо:
– Скотт, у-у-у-уй! Я этого не переживу!
И я тоже. Я отклячил зад, чтобы пистолет не прижимался к ее животу. Когда-то я пригласил ее как свою девушку на выпускной. Потом, после вечеринки, я бы попробовал ее соблазнить, но она заблевала абрикосовым бренди весь мой «так-энд-ролл».
– Скотт, ты так классно выглядишь, так классно, я этого не переживу! – Заклинило тебя, что ли, Мэри-Энн? – Так, а где же Чарли? – огляделась она. – Где мой муж? Я хочу сделать обмен! – Она дико захохотала, но я подумал, что это шутка не более, чем наполовину. Когда-то она была влюблена в меня, но, конечно, в те времена я все еще не оправился после исчезновения Черил.
– Ты тоже отлично выглядишь, Мэри-Энн. – Так и было. Ей не помешало бы только принять немного торазина.
– Жизнь прекрасна, – заявила она, сияя мне в лицо. – Жизнь всегда была отличной. – Но в ее глазах застыл крик: «Помоги мне, я гибну здесь, внутри!»
Потом приперся Джефф Ментон, красивый парень, евнух от рождения; пожал мне руку с придушенным негромким «Здорово, приятель», словно боялся выказать слишком много чувств к другому парню – как бы не подумали что-нибудь не то.
– Как дела, Джефф?
– Не могу пожаловаться, – он скромно рассмеялся. Кретин, помешанный на гольфе. Печально.
– Так-так-так…
Этот саркастичный голос я узнал сразу, я помнил его по физкультурной раздевалке, где наши шкафчики были рядом, где, пока я расшнуровывал кеды, он вытаскивал свой хер, зная, что его не подвергшееся обрезанию хозяйство окажется прямо перед моим лицом. Это был голос, сообщивший мне, что Черил дает всем, кто ходит на задних лапах, лишь бы захотели. Это был голос человека, который глубоко лез языком в ее рот, а я смотрел на это в зеркало заднего вида в тот день, когда она умерла.
– Привет, Билл.
Он дыхнул на меня парами виски – он уже выпил, и похоже, выпил немало. Светлые волосы по-прежнему были вьющимися и сальными, а вот фигура сильно изменилась. Не стало наглой угловатости; теперь он был раскачанным мастодонтом в обтягивающей полиэстеровой майке и серых лавсановых слаксах, таких же тугих.
Он медленно потряс мою руку, словно подтверждая, что когда-то мы были смертельными врагами, но все это осталось позади, в прошлом, как давний итоговый футбольный матч, результаты которого забыты и пылятся где-то в спортивных архивах.
– Парень, да ты, похоже, нашел секрет молодости, – сообщил он. – Потому что тебе ни за что не дашь больше сорока пяти, ни на день больше, – и загоготал. Все такой же остряк.
– Ну, ты сам знаешь, в чем секрет, Билл. Я стараюсь следить за диетой. Много времени – физическим упражнениям. Никогда не сплю с одной и той же больше четырех ночей подряд.
– Да-а? – похоже, он слегка растерялся. – Ну, это я слышал. Короткие пути, жизнь в темпе. Рок-н-ролльном, – он снова заржал. На его лицо упали неровные световые пятна от спутниковой конструкции под потолком. – Это вот как раз из той области, да? – он провел рукой по моему «ежику». Я напрягся. – Как это теперь называется? Какое-нибудь собачье дерьмо новой волны или еще как-то?
– Это ностальгия, Билл, – спокойно ответил я. Я и в самом деле чувствовал себя убийственно спокойно.
– Ностальгия? Бля, а я думал – новая волна, – он загоготал и огляделся в поисках поддержки, но люди вокруг расходились. Неподалеку оставалась только Мэри-Энн; она сейчас разговаривала с кем-то еще, но явно готова была снова подойти ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38