– Не-а. Кажется, Адольф Эйхманн.
На следующий день я прошерстил свою коллекцию «сорокапяток» и составил четырехчасовой сборник из лучших и худших рок-произведений начала шестидесятых. В сборнике лучших я отдал предпочтение ранним записям студии «Мотаун» и женским группам, а в худшие включил Фабиана и Бобби Риделла, например, знаменитая в свое время «Volare»заставила бы затрястись не одну пару толстых ляжек. Из Денниса Контрелла я не взял ничего – и это было как пытаться написать Новый Завет, не упоминая об Иисусе: целая толпа шлюх, убогих и алчных менял бредет через пустыню, не зная, есть ли конец у этого пути.
Я занимался и другими приготовлениями – смотался в магазин на Мелроуз, где продавали одежду, что была модной в шестидесятые (по их утверждениям, совершенно неношеную). Как это могло быть, я понять не мог – разве что они совершили множество набегов на кладовки скончавшихся трудяг из сервиса; но на вид подделкой все это не было. Там я купил белые «левисы» 1965 года выпуска, полосатую мадрасскую рубаху с короткими рукавами и темные очки с большими стеклами. Потом отправился в парикмахерскую и там почитал об отрядах смерти гологрудых амазонок в Центральной Америке, пока местный «Эрих фон Штрохайм» делал мне прическу «ежиком».
Я попросил Норрайн сходить на встречу выпускников со мной. Она согласилась и долго смеялась, когда я описал, что ей нужно надеть и как уложить волосы. Я поддерживал идею, что это будет маскарад под старомодность, просто веселая игра, как на прошлый Хэллоуин, когда я нацепил полосатый галстук и костюмчик «Лиги плюща», а она обрядилась в розовое платье «под Диора» и подходящую к нему шляпку-«таблетку», и в таком виде мы на моем президентском «линкольне» отправились играть в «угости, не то худо будет».
Если она и подозревала, что я затеял на самом деле, то ни словом об этом не обмолвилась.
В тот вечер, на который была назначена встреча выпускников, солнце село около семи, но спустя час небо все еще светилось оранжевым. Казалось, будто каждый каньон, каждая горная цепь, каждое выщербленное плато – словом, все, что в районе Лос-Анджелеса теоретически могло загораться, полыхало. По телику шел бесконечный поток сообщений об усилиях по борьбе с пожарами в Бель-Эйр и Топанге, каньонах Лорел и Мандевилл, Национальном лесном массиве, в каждом месте, которое только приходило на ум, включая иссохшие склоны Малибу и Агуры. Из-за ветра с Санта-Аны многие пожары выходили из-под контроля. Неожиданный порыв ветра мог унести искры за рубеж сдерживаемого огня, и вскоре милей ниже возникали новые очаги пожарища. Сила ветра прибивала тлеющие угольки к стенам деревянных домов и держала их там, пока пламя не охватывало все строение. К рассвету многим трехмиллионным «домам мечты» предстояло стать обгорелыми развалинами с торчащей каминной трубой.
– Ты уверен, что мы попадем туда? – уточнила Норрайн, пока мы одевались. Она была из Нью-Йорка и еще не прониклась тем, что эти сезонные бедствия – часть обаяния Лос-Анджелеса.
– Уверен-уверен. Это на Редондо-Бич. Там гореть нечему, разве что нескольким закусочным «Бургер Кинг». Впрочем, не думаю, что они сгорят, скорее уж оплавятся. Убивают газы и дым.
Она стояла позади меня; я воском ставил свой «ежик» торчком, смотрел на ее отражение в зеркале и улыбался. Она была великолепна. Даже стало страшно. Волосы она взбила в жуткий на вид пук, уложила его набок, почти перетянув его с затылка на сторону. Приколола к лифу букетик орхидей, который я подобрал к ее розовой хлопковой блузке – точно такой же букетик, какой был приколот к блузке Черил Рэмптон в ту ночь, когда она исчезла. Капри цвета морской волны – тоже точно такие же, и выглядит она в них очень сексуально, а талия ее стянута белым блестящим пластиковым ремешком. Она подошла к зеркалу рядом со мной, скрипя накрахмаленной блузкой, и проверила, как лежит на губах ярко-вишневая помада.
– И что, все будут одеты по моде шестидесятых, что ли?
– Нет, детка. Только мы. Остальные заявятся в сетчатых костюмах или уширенных слаксах.
Я стер со лба остатки воска, все еще обалдевший от того, как далеко назад отступила линия волос. Я хотел выглядеть, как юный Рики Нельсон, а получился ранний Джордж Гобел.
– Да, кстати, – сказал я как можно обыденнее, все еще изучая себя в зеркале, – если кто-нибудь будет спрашивать, было бы здорово, если б ты сказала, что твое имя – Черил.
– Ага, знаю, – ответила она, и я понял, что она с самого начала знала, к чему я веду. Помрачнела. – И что, ты хочешь сказать, что я на нее похожа?
– Теперь да, – сказал я как мог весело и попытался обнять ее сзади.
Но она вырвалась и сорвала с лифа орхидеи:
– Знаешь, мне не хочется в этом участвовать.
– Почему это? – я старался, чтобы мой голос звучал невинно. Слишком старался.
– Поганая затея.
– Поганая? Ничего она не поганая. Это как было на прошлом Хэллоуине.
– И тогда было погано.
– Тогда если что и было поганым, так разве только потеки крови на твоем розовом платье. Но это же была твоя идея, Норрайн.
– Зато коровьи мозги на столбе – не моя. Вот это было и правда мерзко.
– Никто же не заставлял тебя лезть туда за ними, Норрайн. Ты же раз за разом пыталась, по всему Голливудскому бульвару, насколько я помню. Столько внимания привлекла!
– Ты меня напоил.
Зазвонил телефон. Я схватил трубку:
– Резиденция Освальда.
– Скотт?
Это была Шар. Я потерял дар речи.
– Послушай, Скотт, мне нужна твоя помощь, – голос был ясным, ни следа действия наркотиков; тон был до нелепого обычным, словно она звонила в автоклуб, чтобы заказать машину с водителем.
– Угу, знаешь ли, сейчас для этого не самое лучшее время, – ответил я самым ледяным тоном Клинта Иствуда.
– Такое дело, я оказалась в ловушке, – беспечно сказала она. – Я заперта в моей спальне, а огонь подобрался по-настоящему близко. Ты не мог бы приехать и помочь мне выбраться? Мне только нужно, чтобы кто-нибудь открыл дверь.
Я скептически рассмеялся и попытался собраться с мыслями. Гнала она туфту или нет? Я все еще страшно бесился, злился на нее. Я все еще любил ее так сильно.
– Скотт? Я не шучу. Если пламя еще немного поднимется по хайвею, оно захватит весь дом.
Ну так полей хорошенько из шланга свою прическу, сука, подумал я.
– Ладно, хорошо, – сказал я. – Еду.
Час спустя я подъехал к полицейскому блокпосту возле Транкаса на автостраде Тихоокеанского побережья; Норрайн была со мной. Ей не хотелось ехать, но она была нужна мне. Я знал, что у нее есть фальшивое водительское удостоверение штата Калифорния с адресом в Малибу. Его-то я и предъявил дежурному.
– Мне надо кошек своих забрать! – убедительно прокричала она, бросив на меня презрительный взгляд.
– Ладно, – ответил дежурный. – Но если увидите, что огонь приближается, валите оттуда ко всем чертям.
Мы с ревом вылетели на пустой хайвей; небо впереди было освещено так, словно вооруженная дивизия стирала городок Окснард с лица земли. Кое-кто из местных поливал из шланга плоскую крышу своего дома. Навстречу нам, в сторону Транкаса, пронесся «роллс-ройс», набитый домашними животными и какими-то картинами.
Мы въехали на подъем и увидели.
– Господи Боже мой, блин, – выдохнула Норрайн. Холмы были охвачены огнем. По ветру неслись искры. В нескольких местах пламя уже перешло хайвей. Жар стоял такой, что мы оба прикрыли лица, и я двинул машину вперед, с возвышенности, повел ее через клубы дыма к дому.
– Скотт, поворачивай назад!
– Мы уже почти приехали, – сказал я, проносясь сквозь стену огня. – Все круто.
На берегу океана перед нами вспыхнула пальма.
– Круто? Кру-уто? Ты что, совсем охренел, что ли?!
Она добавила что-то еще, но ее напрочь заглушил рев вертолета, пролетевшего над холмами, обдавая их водой из цистерн.
Я свернул к дому; в открытую машину порывом ветра внесло тлеющие угольки. Норрайн вскрикнула, стряхивая искры с волос.
– Норрайн, не закатывай истерику.
– Ты, придурок! Если я погибну, мои родители на тебя в суд подадут.
Мы подъехали к воротам. Они были открыты. Я остановил машину и выскочил:
– Я быстро.
– Пошел в жопу!
Я осторожно вошел в ворота, глаза слезились от дыма. Вспомнил было о собаках, но решил, что если они не на привязи, то наверняка уже удрали через ворота.
Подойдя к въездной дорожке, я остановился. Здесь стоял «кадиллак» с включенными фарами, мотор работал, внутри «вибра-соник» играл «Hello, Stranger».
Когда я подошел к открытой двери, сердце колотилось так, словно вот-вот сломает ребра.
Холл был пуст. Я направился к лестнице. И тут на кухне раздался грохот, затем по плитке застучали шаги. Я юркнул в боковой коридор, в сторону от лестницы, а потом в первую же комнату, чтобы меня не было видно из холла.
Неплотно прикрыв дверь, я через щель наблюдал за холлом, но никто не появился. Я огляделся и понял, что попал в спальню Большого Уилли.
Бардак был жуткий. Двуспальная кровать с давно нестиранными красными простынями, старые постеры на стенах: Хендрикс, Элдридж Кливер, Айзек Хэйес.
Стопками лежали альбомы с соулом и R amp;B, среди них валялись одноразовые пластиковые шприцы – все столешницы были усеяны ими, словно окурками из переполненной пепельницы. Но самым неприятным было увидеть полный набор садомазохиста. Здесь были кнуты, намордники, палаческая маска из черной кожи, собачьи ошейники с клепками, кожаные петли для связывания рук, зажимы для сосков и стальной мундштук, а также черный двухфутовый фаллос – то ли шутка, то ли орудие убийства. Были наручники, цепи, самодельные колодки; к каждому из четырех столбиков кровати была привязана веревка. Были глянцевые порножурналы со связанными женщинами, с юными блондинками, по-видимому, кричащими от боли – чернокожие в вязаных масках насиловали их в задний проход. Были и детективные журналы – на обложках были привязанные к стульям девушки, их груди натягивали блузки так, что расстегивались пуговицы. «БЛОНДИНКУ ИЗНАСИЛОВАЛИ, НАД НЕЙ ИЗДЕВАЛИСЬ». Внутри – мерзкие черно-белые фотографии жертвы убийства. Были и журналы с пушками и мышцами – до блеска начищенные стволы и бицепсы, похожие на покрытые венами надувные шары. Как прострелить блок двигателя и добиться обхвата руки в двадцать два дюйма.
Ну и тип.
На кухне хлопнула дверь. Потом сверху донесся голос Шарлен:
– Скотт! Быстрей! Он вышел через заднюю дверь!
Должно быть, она видела в окно, как я входил в дом.
Я рванул вверх по ступенькам, усыпанным двухдюймовой магнитофонной лентой, сорванной с бобин, спутанной в клубки. Поднявшись наверх, я обнаружил новую дверь, установленную на полдороге к холлу – черную стальную решетку вроде той, что для безопасности ставят на ворота. За ней стояла Шарлен, в глазах был дикий ужас. Я потянулся к кнопке.
– Боже, нет! Она под током!
Я вовремя удержал руку.
– Выключатель в его комнате. В гардеробной.
Я отправился в его спальню. Там была круглая кровать, как в «Плейбое», с черными шелковыми простынями, и стены тоже были черные, а все окна плотно занавешены. Воняло табачными смолами и затхлой спермой, как в порнотеатре. Под единственным светильником, словно выставленный в витрине, красовался антикварный серебряный поднос, на котором были аккуратнейше разложены различные иглы, шприцы и антикварные же ложки. Я отыскал вход в гардеробную, нашел контрольную панель. Переключил рычажок, и красная лампочка погасла.
Выходя из гардеробной, я услышал Шарлен:
– Скотт, он идет сюда! С собаками!
Лестницу отсюда не было видно, но ее я видел. Она все еще стояла за дверью-решеткой, не зная, что я уже отключил запор. Я услышал хриплое дыхание собак, мчащихся вверх по лестнице, и захлопнул дверь спальни Денниса – как раз вовремя. В следующую секунду они уже яростно скребли дерево. Даже сквозь дверь я слышал влажный хлюпающий звук, с которым их верхние губы скользили по клыкам. В щель под дверью пытался просунуться влажный нос.
Подступила тень. Деннис. Он заговорил с Шар – так словно размышлял вслух:
– Блядь. Блядь. Дрянная блядь.
Я навалился на дверь, когда он попытался пинком открыть ее. Запереться я не мог. На двери стоял врезной замок, который с любой стороны запирался только ключом.
Звякнули ключи.
– Ну и ладно, – сказал он сам себе. – Можете сгореть вдвоем. Отлично. Превосходно.
Щелкнул замок, и я оказался заперт.
Дверь была слишком крепкой, чтобы ее выломать. На окнах, я знал, стояли решетки. Я оказался в западне. Мне предстояло умереть у подножия круглой «плейбойской» кровати, глядя, как вспыхивают черные шелковые простыни, задыхаясь в вони горящих пятен его спермы.
Я задергал ручку и заколотил в дверь:
– Деннис! Деннис!
Раздался выстрел. Пауза. Второй. Затем еще два подряд, один за другим. Я был уверен, что он убил ее. Прислушался. Ничего. Казалось, несколько часов не было ни звука.
– Скотт? – раздался голос Шарлен.
– Да.
– Там переключатель в гардеробной…
– Выключен, – крикнул я ей. – Я его вырубил.
Спустя пару секунд снова щелкнул замок, и Шарлен распахнула дверь.
Ее всю трясло. Только сейчас я увидел красноватый синяк на ее щеке, следы пальцев на шее. В руке она все еще сжимала пистолет, прижимая его к себе – тот самый «магнум-357», из которого он стрелял в меня.
Деннис распластался на ковре, рядом с Бадди и Чаком; светлые волосы вымокли в крови. Собаки тоже были мертвы – на их шкуре блестела кровь. Кровь была везде: на двери, на обитых оранжевым флоком стенах. На собаках и ковре было еще что-то серое, вылетевшее из его головы через затылок. Меня едва не стошнило.
– Где Большой Уилли? – спросил я.
Она покачала головой:
– Уехал. Забрал «стингрэй».
Из холла поднимался дым. Я взял у нее пистолет, засунул его за пояс.
– Пошли на хрен отсюда, – сказал я.
Мы спустились вниз и вышли; пробежали мимо «кадиллака» – теперь «вибра-соник» играл «Be My Baby», голоса «Ronettes» штопором уходили в преисподнюю. На бегу к воротам я обернулся, бросил взгляд на гараж. Дверь была открыла, «стингрэя» не было; в верхней комнате горел свет. Может, Деннис возвращался за своими старыми «сорокапятками»? Я заметил под навесом «мустанг» Шарлен и подумал, не собирается ли Большой Уилли вернуться за ним.
Мы добрались до «линкольна», но Норрайн в нем не было.
– Блин.
Мы нагнали ее спустя несколько минут на автостраде Тихоокеанского побережья. Она даже не посмотрела на нас и продолжала идти. Я объехал ее, остановился, вылез и открыл заднюю дверь:
– Норрайн, садись.
– Ты чокнутый, – сказала она, но села в машину. – Я же чуть не сгорела заживо.
Сев за руль и трогаясь, я заметил оценивающие взгляды, которыми обменялись Шарлен и Норрайн. Шарлен, похоже, была озадачена появлением Норрайн, ее прикидом шестидесятых, а особенно – ее прической; по-видимому, она только сейчас задумалась, почему это я выгляжу точно так же, но ничего не сказала. Норрайн тоже хотела что-то сказать, но сдержалась.
Шарлен отвернулась к окну. На миг мне показалось, что она плачет. Но ее глаза были сухи.
Спустя час мы подкатили к клубу на бульваре Сансет в Голливуде, где Норрайн просила ее высадить. Я выскочил из машины и помог ей выйти.
– Слушай, я понимаю, ты не хочешь влипнуть в неприятности, – сказал я ей. – Особенно если они связаны с порнографией и сальвадорско-мафиозными отрядами смерти. Я прав?
– Скотт, какого черта там произошло?
– Норрайн…
– Ну все, все, ладно, – она глянула на силуэт Шарлен в автомобиле, формулируя следующий вопрос.
– Ты прости, что я тебя в это все втянул, – не дал я ей заговорить. – Сегодня вечер пошел не так, как я планировал.
– Ну да, но… – она все еще смотрела на Шарлен. – Но уверена, вышло ничуть не хуже.
– Ты классная, Норрайн, – сказал я и обнял ее.
– Да, в общем, а пошло оно все! – и она крепко поцеловала меня в губы. Потом развернулась и широкими шагами вошла в клуб – взбешенный фантом в капри цвета морской волны.
– И что теперь? – спросила Шарлен, когда я повернул налево, к Хайланду, направляясь на скоростную трассу.
– Думаю, это лучше обсудить с Нилом.
– У тебя есть сигареты? Я забыла свою сумочку.
Я дал ей свою пачку «Кэмел» и выудил спички, но они были слишком влажные от пота.
Ей пришлось воспользоваться прикуривателем.
– Он уничтожил записи, – спокойно сказала она. – Работу всех этих сессий. Все кончено.
Мимо нас с ревом пронеслась пожарная машина.
– Мне понравился сингл.
– Да?
– Очень. Он берет за душу.
– Ага.
– Грандиозный.
– Точно. Грандиозность. К этому мы и стремились.
– Местами несколько беспорядочный.
– Да уж, ну ты-то знаешь, как он работает.
– Но все же, с учетом всего, это классика. Тревожная – но классика.
– Ага. Именно так я ему и говорила, когда мы закончили. «Деннис, – сказала я, – по-моему, мы только что создали тревожащую классику».
– Почему ты вернулась к нему, Шар?
Она помолчала. Порывы ветра притормозили машину, когда мы пересекали Мелроуз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38