– Не буду подписывать, – снова заявил Борис.
– Воля ваша, – спокойно отозвался грек. – Но машины в порядке.
– Мой инженер не может это установить.
– Тогда пусть примет их по инвентарю, а насчет их работы мы сделаем особую оговорку в договоре.
– Значит, вы хотите, чтобы я получил кучу железного лома? – Борис рассмеялся, но от смеха голова у него заболела невыносимо. Его вдруг бросило в жар, потом в холод.
Грек нахмурился.
– По-моему, эту фабрику нельзя назвать кучей железного лома, – сказал он.
– Мы приехали только затем, чтобы выяснить, так это или нет.
– Излишняя формальность! Промедление не в ваших интересах.
– Это не дает вам права заниматься вымогательством.
Грек злорадно смотрел на болезненно осунувшееся лицо Бориса. Он ничуть не сомневался, что Борис страдает малярией, которая здесь изматывала всех оккупантов. В этот критический момент болезнь, вероятно, сделает его более уступчивым, подумал грек. Но вскоре понял, что пока еще в этом нельзя быть уверенным. То же почувствовал и Малони, который знал по Софии, как напорист Борис. Иностранцы смотрели на генерального директора «Никотианы» напряженно и со злобой. В эту минуту ему сочувствовал только Костов. Борис казался ему сейчас больным, умирающим хищником, окруженным гиенами, которые жаждут его растерзать.
– Вы хотите, чтобы мы купили машины, не видя их в действии? – возмущенно спросил эксперт.
Борис сделал усилие и встал.
– Не будем ничего покупать и продавать, – сухо заявил он. – Говорить больше не о чем.
Ехидное выражение на лице Кондояниса сменилось кислой гримасой.
– Вы отказываетесь только из-за машины? – спросил он.
– Да, – ответил Борис.
– Но это же мелочь, согласитесь! – В голосе грека прозвучали гнев и тревога. – Вы хотите расстроить сделку, выгодную нам обоим.
– А вы хотите купить мой табак вдвое дешевле, чем он стоит.
По лицу грека снова промелькнула ехидная усмешка.
– При теперешних обстоятельствах даже это в ваших интересах, – дерзко заметил он.
Борис бросил на него презрительный взгляд:
– Позвольте мне самому знать, что в моих интересах, а что нет. Я не меньше вашего уверен, что англичане не допустят создания красных республик на Балканах. И кроме того, государство гарантировало стоимость моего табака в Беломорье. Следовательно, я ничего не потеряю, если не позволю вам обвести себя вокруг пальца.
Наступило молчание, и Кондоянис растерялся.
– Чего же вы, собственно, хотите? – спросил он немного погодя.
– Настоящей цены за мой табак.
– Фабрика уравновешивает его стоимость.
– Я не уверен в пригодности машин.
Кондоянис посмотрел в окно. Немецкая машина все еще стояла на шоссе, а урод с непомерно коротким носом по-прежнему возился с мотором. Альбинос с красными глазами сидел в машине и читал газету, время от времени посматривая в сторону фабрики. Все это показалось Кондоянису очень похожим на приемы агентов гестапо. Если они следят не за Борисом, а за ним, подумал он, надо ожидать неприятностей. Грек вдруг понял, что времени терять нельзя.
– Малони! – обернулся он к итальянцу. – У вас есть связи с немцами… Не смогли бы вы попросить у них трансформатор и несколько тюков табака?
– Не смешите меня, – сказал Малони. – Когда вы видели, чтобы немцы оказывали услуги?
Кондоянис посмотрел на Бориса, как бы желая сказать: «Вот видите? Ничего не поделаешь».
– В таком случае я не могу подписать договор, – повторил Борис.
Грек обернулся к окну и опять увидел немецкую машину. Немцы флегматично курили с видом людей, которым спешить некуда. К машине приблизился мотоциклист в военной форме и с пистолетом на поясе. Альбинос сделал ему знак рукой. Мотоциклист свернул на улицу, идущую от шоссе, очевидно, с намерением занять задний выход. Кондоянис не вытерпел и обратил внимание Бориса на маневры агентов.
– Торговый отдел гестапо напал на наш след, – заметил он угрюмо. – Если вы не поторопитесь, будет поздно.
– Немцев я не боюсь, – небрежно произнес Борис.
Грек промолчал и злобно подумал: «Естественно! Дела с ними улаживает твоя жена». Но его опасения, что сделка расстроится, все нарастали.
– Говорите же, в конце концов, что нам делать? – спросил он нетерпеливо.
– Поскольку фабрику принять невозможно, я настаиваю па том, чтобы ее стоимость была выплачена в швейцарских франках.
– Это исключено! – Лицо грека перекосилось от злости и побагровело. – Абсолютно исключено!
Голова у Бориса болела все сильнее, тело обливалось холодным потом. Он едва держался на ногах, но все-таки спросил совершенно спокойным тоном:
– Мы можем рассчитывать на вашу машину для возвращения в Каваллу?
– Разумеется, – сказал грек. – Но вы требуете невозможного! Я не могу прибавить вам ни франка.
Борис равнодушно взглянул на него мутными глазами. Наступило молчание. Один Костов понимал эту драму. Больной, одряхлевший, стоящий перед крахом своего мира, генеральный директор «Никотианы» напрягался до предела и наносил удар, достойный поры его наивысшего могущества. Борис был близок к возможности выпутаться без потерь из авантюры в Беломорье. Другие фирмы не могли и мечтать об этом. Еще немного, думал Костов, и он получит за свой табак настоящую цену в швейцарских франках, неофициальный курс которых во много раз превосходит обесцененные бумажные марки. Даже в этот катастрофический момент, когда другие табачные фирмы погибают, «Никотиана» не упустит своего в Беломорье, успеет насосаться иностранной валюты. И все это зависело от одного мгновения, от последних остатков хладнокровия, от готовности идти на риск, от решения человека, который управлял «Никотианой» двенадцать лет. Итальянец и греки с натянутыми до предела нервами ждали этого решения. И дождались. Борис покачал головой и направился к выходу. Остальные молча последовали за ним.
Когда они шли по двору, Кондоянис приблизился к Борису и почти простонал:
– Я согласен. Приходите после обеда к нотариусу, подпишем договор.
У Бориса едва хватило сил добраться до машины Кондояниса, и он в изнеможении упал на сиденье. Безжалостное солнце и горячая морская влага были ему нестерпимы.
Грек остался на тротуаре.
– Его надо отвезти прямо в гостиницу и позвать врача, – сказал он Костову. – Я бы рад был предложить свою квартиру, да боюсь, что это вызовет подозрение у немцев.
– А вы? – спросил эксперт.
– Мы с Малони пойдем пешком. Я хочу узнать, за кем поедут эти собаки.
Кондоянис указал взглядом на агентов.
– Когда же мы подпишем договор?
– Мой адвокат приготовит его немедленно. Если здоровье вашего шефа ухудшится, найдите способ сообщить об этом мне на квартиру, тогда я приду с нотариусом в гостиницу. Дорога каждая минута.
Костов сел рядом с Борисом. Инженер отправился на склад болгарского интендантства спросить, не пойдет ли военная машина в Каваллу, – он хотел уехать в тот же день.
Шофер повел автомобиль к гостинице для болгарских офицеров, а Кондоянис, Малони и нотариус пошли по тротуару пешком.
Автомобиль с гестаповцами в штатском по-прежнему не двигался с места. Кондоянис, желая от них отделаться, наивно предложил направиться в верхнюю часть города, по узким и крутым уличкам которой нельзя было проехать на автомобиле. Минуту спустя нотариус оглянулся.
– Машина движется за нами, – сказал он встревоженно.
– Значит, опять придется раскрывать кошелек. – Грек презрительно усмехнулся. – Немцам приходится туго. Их тайная полиция превратилась в банду вымогателей, которые любой ценой стараются добыть иностранную валюту, чтобы обеспечить себе бегство в Южную Америку.
– Оно и понятно! – сказал Малони. – Эти субъекты могут найти убежище только там или в Швейцарии. Но, может быть, они хотят вас арестовать по другой причине.
– По какой? – нервно спросил Кондоянис.
– Просто чтобы прикарманить табак после ухода болгар. Сейчас они не могут конфисковать запасы «Никотианы». А если они конфискуют их у вас, им придется в случае поражения платить за табак вдвойне, в порядке репараций. Им выгоднее, если после эвакуации болгар табак «Никотианы» останется здесь, превратившись в имущество без хозяина, – тогда они постараются по мере сил нагреть на нем руки. Война между немцами и болгарами – вопрос часов.
Кондоянис не отозвался. Все трое шли молча под нещадно палящим солнцем.
– Вы сказали – «часов»? – рассеянно переспросил грек.
– Болгарская дивизия в Халкидике начала отходить по горам.
– Ну так что же?
– Болгары не хотят идти через Салоники. В окрестностях города расположены сильные немецкие части, которые могут их окружить.
– Тут сам черт не разберет, – уныло проговорил грек. – Но договору, мне кажется, это не угрожает… Германский папиросный концерн получил указание из Америки не препятствовать сделке. Вы думаете, что, не будь этого, фон Гайер сидел бы до сих пор сложа руки?
– Боюсь, что бараньи головы в гестапо не всегда слушают фон Гайера, – возразил итальянец. – Вчера я встретил на главной улице Лихтенфельда…
– Барон не гестаповец, – заметил Кондоянис.
– Знаю, – продолжал Малони. – Но с ним была красавица Дитрих.
– Дитрих? Что за Дитрих?
– Особа, с которой не стал бы спать и последний солдат. Служит в Германском папиросном концерне. Я подозреваю, что она агент гестапо.
– Ага, вспомнил, – сказал грек. – Как-то барон распространялся насчет нее не в очень лестных выражениях.
– Однако это не помешало ему жениться па ней.
– Как?…
Лицо у Кондояниса задергалось от смеха, но он не издал ни звука. Он всегда смеялся беззвучно, сжав губы.
– Я сам чуть не лопнул со смеху, – сказал Малони. – Только Лихтенфельд мог жениться на подобной женщине. Когда я с ними заговорил, они сказали, что уезжают в свадебное путешествие в Афины. Было над чем посмеяться. Но есть основание и для тревоги: эта Дитрих, ныне баронесса Лихтенфельд, спросила меня между прочим, не встречал ли я здесь вас.
– А вы что ответили?
– Конечно, сказал, что нет.
– Да… – Голос Кондояниса прозвучал холодно. – Ну и что же?
– Ничего, – быстро ответил итальянец. – Но я невольно связываю ее вопрос с этими типами, что сейчас следуют за нами.
– Значит, гестапо хочет воспрепятствовать моей сделке с «Никотианой»?
– Или выжать из вас деньжонок.
– Но откуда они узнали о моих переговорах с «Никотианой»?
– Не будьте наивны, – проговорил Малони. – У них свои агенты в каждой болгарской фирме.
Кондоянис вытер вспотевший лоб. Малони, которого он считал своим человеком, внезапно вызвал у него страшное подозрение. Прошлое итальянца никому не было известно, а злые языки твердили, что его не раз изобличали в жульничестве во время игры в покер. Трудно было допустить, что слух о сделке дошел до гестапо через болгар. Борис был заинтересован в том, чтобы вести переговоры в полной тайне. И наконец, Кондояниса поразило, что немецкие агенты появились как раз в тот день и час, когда предстояло подписание договора. Грек неожиданно осознал все вероломство Малони. Понимая, что все потеряно, он успел шепнуть нотариусу:
– Если меня арестуют, немедленно телеграфируйте моему брату в Афины.
Все трое дошли до угла узкой и крутой улицы, ведущей к верхней части города. В это время немецкая машина ускорила ход, обогнала их и остановилась в десятке метров перед ними. Из машины вылез альбинос. Он отвернул лацкан своего пиджака, под которым был какой-то значок, затем указал на открытую дверцу машины и грубо скомандовал:
– Einsteigen!
– Что? Какое вы имеете право? – попытался протестовать Кондоянис.
– Sofort! – повторил альбинос.
Пальцы его точно клещами сжали греку плечо, и он втолкнул Кондояниса в машину. Кондоянис злобно взглянул на итальянца и прошипел по-гречески:
– Подлец! Мерзкий пес!
В гостинице для болгарских офицеров Борис и Костов занимали одну комнату. У них были документы, в которых командованию болгарского корпуса предписывалось оказывать им содействие, словно они разъезжали с какой-то тайной, общественно полезной целью и, чтобы достичь ее, нужна была помощь и болгарской армии. Впрочем, подобными документами располагали все крупные спекулянты, передвигавшиеся по Беломорыо. Это позволило эксперту немедленно связаться по телефону с Ириной и сообщить ей о внезапной болезни Бориса.
– Должно быть, малярия, – сказала она. – Мне необходимо приехать?
– Пока нет, – ответил Костов. – Сейчас пойду за врачом. Если состояние больного ухудшится, позвоню вам опять. Но имейте в виду, что путешествие теперь грозит неприятностями.
– Это не имеет значения. Я обязана приехать.
Костову показалось, что в ее голосе прозвучала ирония.
– Как здоровье Аликс? – спросил эксперт.
– Все так же, но мы нашли новые лекарства.
– Очень вам благодарен… А настроение вообще?
– Довольно смутное, особенно среди военных.
Телефонная связь неожиданно прервалась, и Костов положил трубку. Он разговаривал из комнаты коменданта гостиницы – мобилизованного подпоручика запаса, который в это время закусывал хлебом и сыром.
– Я бы не советовал госпоже ехать сюда, – сказал подпоручик.
– Почему?
– Потому что ездить уже опасно. Вчера греческие партизаны совершили нападение па станцию Порой, и поезд пришел изрешеченный пулями. Два солдата и офицер из охраны поезда убиты.
– Госпожа может приехать в легковом автомобиле.
– И это опасно. На шоссе в горах могут разгореться бои между нашими и немецкими частями. А здесь положение особенно скверное.
Подпоручик, краснощекий молодой человек, с удовольствием уплетал сыр, и тревога не портила ему аппетита.
– Я ничего не знаю о последних событиях, – сказал Костов.
– Но могу взять в толк, как вы отважились приехать в Салоники, – продолжал подпоручик. – Если нас и завтра не выведут отсюда, будет одно из двух: нас или возьмут в плен немцы, или перережут греки.
Отправив в рот кусок сыра, подпоручик добавил с возмущением:
– Трудно представить более глупое командование.
– Почему? – спросил эксперт, пораженный развязностью, с какой подпоручик критиковал свое начальство.
– Потому, что я вчера был в Неа-Плайа и своими глазами видел, как солдаты выбросили в море несколько тонн сахара… а потом полили бензином семьсот противотанковых снарядов и взорвали их. Пустяки, а? Один такой снаряд обходится в пятьдесят тысяч левов! А ведь все это удалось бы вывезти вовремя, если бы в головах у наших министров и начальников вместо соломы были мозги.
– События развиваются слишком быстро, – сдержанно заметил эксперт.
– Быстро, говорите? Мы вот уже два месяца видим, как у нас в тылу немцы роют окопы рядом с шоссе. А теперь в штабе скулят, что, мол, трудно вывозить артиллерию по здешним козьим тропам. Хотите закусить?
– Нет, спасибо. Где мне найти врача?
Подпоручик отрезал себе еще ломоть сыра.
– Есть тут один в лазарете интендантства, только больно упрям.
– Я привозу его на машине.
– Это ваша машина?
– Нет. Одного грека.
Подпоручик перестал жевать и задумался. Его румяное лицо выражало и откровенное удивление, и недовольство.
– Вы, торговцы, недурно устраиваетесь! – заметил он немного погодя. – Мы тянем лямку, а вы братаетесь с греками и наживаете миллионы. Третьего дня осудили на смерть одного унтер-офицера за то, что он не сопротивлялся, когда партизаны обезоруживали его. Разве это справедливо?
Костов хмуро посмотрел на подпоручика и не ответил. Уж если этот человек, который, судя по всему, не коммунист, теперь рассуждает, как коммунисты, значит, надеяться не па что, подумал он. И тогда он понял, что хаос уже начался.
Спустя полчаса Костов разыскал врача, служившего при дивизионном складе интендантства, и попросил его поехать с ним на машине Кондояниса в гостиницу. Но врач категорически отказался. Он был слишком занят, чтобы в такое время возиться со штатскими. Это был нервный смуглолицый человек, явно встревоженный всей окружавшей его суматохой. В лазарете велись последние приготовления к эвакуации в Болгарию. У склада интендантства вытянулась длинная вереница грузовиков с материалами, которые не должны были попасть в руки греков или немцев. Все были крайне обеспокоены поспешным уходом дивизии из Халкидики – гарнизон Салоник она оставляла тем самым на произвол судьбы.
Отказ врача рассердил Костова, и он вынул документ, в котором военным властям предписывалось оказывать ему содействие. Врач прочел его и сказал раздраженным топом:
– Плевал я теперь па эти бумажки.
– Но вы не имеете права плевать на свой нравственный долг, – с горечью заметил эксперт.
– Это из Священного писания, – вспыхнул врач. – А мне вот дали год тюрьмы, когда один негодяй донес, что я перевязывал раненых партизан.
Костов на это не отозвался и снова почувствовал леденящее дыхание хаоса.
– Так вы поедете? – спросил он немного погодя.
– Поеду! – сердито проговорил врач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109