А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Порой внутренняя борьба разгоралась в ней с такой силой, что Лила не могла спать, думала целые ночи, металась в поисках ответа, и в конце концов ничего не предпринимала. Но это-то бездействие как раз и встряхивало ее, заставляло прийти в себя и вернуться к прежним методам работы. И в этом заколдованном кругу противоречивых мыслей и чувств образ Павла становился для нее все более горько и страстно желанным.
Когда Лила вернулась домой, родители ее собирались в гости к Спасуне – работнице, которая жила по соседству и входила в их партийную тройку. По дорого со склада Шишко купил на только что полученные деньги полкило колбасы. Жена его отрезала кусок колбасы и завернула в бумагу – для Спасуны, которой жилось нелегко, как любой вдове рабочего. Два года назад муж ее бесследно исчез, осужденный за участие в конспиративной работе после провала, начавшегося где-то наверху. Теперь Спасуна летом работала на складах, а зимой стирала по богатым домам. Она героически растила двоих детей, которые уже ходили в школу.
– Ступайте, ступайте!.. Марш! – весело сказала Лила, наскоро закусывая колбасой.
Она предупредила отца, что у нее явка, и радовалась, что нынче вечером придет не хмурый Иосиф, а Варвара – новый для нее товарищ, с которой связь устанавливалась впервые.
– Лила! – озабоченно обратилась к ней мать. – В случае чего кричи, милая, чтобы услыхали соседи.
На ее продолговатом худом лице застыло выражение тревоги. Никто не говорил ей о явке, но она догадывалась обо всем, видя, как готовится Лила и нервничает Шишко.
– Какое еще «в случае чего»?… Ничего не будет, – поспешно оборвал ее Шишко. – Не лезь не в свое дело!
Но и он тревожился, так как знал, что за партийными активистами идут по пятам призраки ареста, пыток, смерти.
Шишко с женой ушли. Лила кинула в маленькую чугунную печку лопатку угля, постелила на стол чистую газету, умылась и надела единственное свое шерстяное платье, в котором ходила по воскресеньям в читальню слушать лекции. Все приготовив, она села за стол и попробовала читать, но не смогла. Ее возбуждение росло. Ей не терпелось поскорей увидеть Варвару, узнать новости. Стрелки будильника едва двигались, словно ожидание замедляло бег времени.
Наконец ровно в девять Лила услыхала быстрые шаги во дворе. Кто-то подошел к двери и, немного поколебавшись, постучал. Напряжение Лилы сразу перешло в спокойную решительность. Она вышла в маленькую прихожую и спросила немного раздраженным тоном:
– Кто там?
– Здесь живет столяр Милан?… – послышался женский голос.
Голос был певучий и удачно притворялся игривым и задорно кокетливым.
– Он жил рядом, но переехал, – негромко ответила Лила.
Она открыла дверь и увидела всю осыпанную снегом женщину в берете, старом пальто и с зонтом в руке.
– Вы не знаете теперешнего его адреса? – Тут голос незнакомки изменился, и она тоже стала говорить тихо: – У меня к нему письмо от брата, из Аргентины.
– Кажется, он работает где-то возле вокзала, – ответила Лила.
Она отступила внутрь. Незнакомка сразу, не ожидай приглашения, вошла в прихожую, стряхивая снег с пальто.
– Как вас зовут? – спросила вполголоса Лила.
– Варвара, – ответила гостья. – А вас?
– Роза, – ответила Лила.
– Так!.. Я узнала дом по высокой груше но дворе.
– Это единственное дерево во всем квартале, – сказала Лила.
Незнакомка торопилась и не стала снимать пальто. На вид ей было лет тридцать. Лицо приятное, высокий лоб, лучистые серые глаза. Она окинула комнатку испытующим взглядом, словно была чем-то недовольна. Села на табурет возле печки и, потирая руки, резко спросила:
– Вы тут одна живете?
– Нет, с родителями.
– Где они сейчас?
– Я услала их в гости, чтобы нам поговорить спокойно.
– Они тоже в партии?
– Да.
– И давно?
– С тех пор, как я их помню.
Варвара махнула рукой, словно все эти сведения ее огорчили.
– Меня заметил один агент, когда я выходила из гостиницы, – объяснила она. – Я его знаю но Софии. Высокий, с одутловатым лицом. Глаза светлые.
– Я догадываюсь, кто это. Его прозвали Длинным. Он выследил вас?
– Не смог. Я скрылась от него в толпе на главной улице. Мне лучше не возвращаться в гостиницу, хотя у меня там остался чемоданчик.
– А удостоверение личности?
– При мне.
– Переночуйте у нас.
– Это уж глупей всего!.. Неужели вы думаете, что полиция не знает, у кого меня искать? Наоборот, мне надо сейчас же уходить. У меня только несколько минут для разговора. Слушайте!.. Передаю вам сообщение областного комитета.
Варвара на миг умолкла, как бы собираясь с мыслями, потом продолжала, понизив голос, но отчетливо:
– Первое: по решению Центрального Комитета, утвержденному Политбюро, товарищ Павел Морев навсегда исключается из партии… Мотивы – неподчинение решениям Центрального Комитета и подрывная деятельность в рядах партии. Второе: областной комитет предлагает отстранить товарищей Стефана Морева и Макса Эшкенази от партийной работы среди рабочих на табачных складах, поручив этим двум товарищам организацию партийных ячеек в сечах околии и руководство этими ячейками… Третье: областной комитет напоминает всем товарищам о необходимости крепить морально-политическое единство партии и немедленно исключить из своих рядов тех членов, которые заражены оппортунизмом Павла Морева и не подчиняются общим решениям.
Варвара замолчала. Лила сидела ошеломленная. Слова Варвары хлестали ее словно бичом.
– Вот и все, – сказала Варвара. – Вы запомнили?
– Да, – глухо ответила Лила.
– Повторите!
Лила машинально повторила все сообщение.
– Так.
– Можно задать вам один вопрос? – хриплым от волнения голосом произнесла Лила.
– Задавайте.
– В чем заключается оппортунизм и подрывная деятельность Павла Морева?
– Областной комитет вынес решение прекратить обсуждение этого вопроса… Теперь надо не спорить, а действовать.
Варвара быстро поднялась с места. Она явно нервничала – боялась полиции.
Лила печально молчала. Варвара не дала ей времени для размышлений и сразу же начала договариваться о дне, месте и пароле следующей явки. Выло решено, что приедет Иосиф, так как Варваре теперь слишком опасно снова показываться в городе. А Иосифа местные агенты еще не знают.
Кто-то постучал в окно. У Лилы и Варвары захватило дыхание. Они переглянулись и побледнели. Стук повторился.
– Посмотрите, кто это, черт бы его побрал! – нервно прошептала Варвара.
Лила подняла занавеску, открыла окно и выглянула наружу. На нее пахнуло морозным воздухом. Сначала она ничего не увидела, но потом вдруг рассмотрела упавшую на белый снег тень.
– Тетя Лила! – тревожно зашептал соседский парнишка. – Облава! Весь квартал оцепили!.. – И сейчас же побежал дальше – предупреждать других.
Лила закрыла окно и взглянула на Варвару. Та слышала, что сказал мальчик, и быстро застегивала пальто.
– Река глубокая? – вдруг спросила она.
– Что?… Уж не собираетесь ли вы вброд? И Лила, содрогаясь, посмотрела на Варвару.
– Ничего я не собираюсь! – сердито крикнула Варвара. – Я вас спрашиваю, глубокая река или нет.
– Глубокая, но у тополей есть брод.
Варвара уже кинулась к двери. Выбежав из дома, она исчезла в снежной ночи, словно лесной зверь, которого травят охотники.
Лила немного постояла во дворе.
Вскоре она услышала с детства знакомый шум – рычанье грузовиков, топот сапог, невнятный гомон голосов, угрожающих, ругающихся, протестующих, и ее охватила дрожь. Не обращая внимания на холод, Лила слушала затаив дыхание. В этой части усталого и рано засыпающего рабочего квартала тишина была полная, но где-то на его краях, на улицах, ведущих к центру города, к вокзалу или софийскому шоссе, шум возрастал. Соседи, очевидно, тоже услыхали его – темные окна рабочих жилищ вспыхивали одно за другим. Распахивались двери, по улицам сновали наскоро одевшиеся мужчины и женщины. Те, что уже проснулись, спешили предупредить спящих – рабочий квартал зашевелился, готовясь к отпору.
Лила вернулась в комнату, вытащила из соломенных тюфяков десяток книг, отпечатанных на тонкой рисовой бумаге без заглавий на обложках, завернула их, связала и спрятала в угольную кучу под навесом во дворе. Все это она проделала со стесненным сердцем, но быстро и хладнокровно, без паники. Потом, не заперев двери, села к печке и принялась вязать. Для нее было ясно одно: настало первое в ее жизни тяжкое испытание. Все сильней пробирала ее дрожь ледяного ужаса. Она ощущала его, как нечто материальное – в груди, в руках и ногах. И то был не страх смерти; пугало нечто другое, еще более страшное – холодный оцементированный подвал без окон в участке околийского управления и громадные, хищные, костлявые руки агента с одутловатым лицом.
Между тем кольцо полицейских сжималось, и шум на улице нарастал. Первым из соседей возмутился депутат Народного собрания от рабочих Блаже.
– Как вам не стыдно, господин инспектор! – крикнул он. – Терроризируете граждан ночью!..
– Замолчать! – послышался голос полицейского инспектора.
– Не замолчу!.. Я депутат Народного собрания и буду протестовать против вашего самоуправства.
– Завтра мы эту вывеску с тебя сорвем!
– Попробуйте!.. Есть общественное мнение, есть парламент!
– Кто это орет? – спросил рассерженный инспектор.
– Пустой человек, господин инспектор!.. Неужто не знаете? – ответил полицейский, – Не обращайте на него внимания.
– Подумаешь, депутат! – угрожающе буркнул инспектор. – И на таких управа найдется.
Но Блаже услыхал угрозу и, пользуясь своей депутатской неприкосновенностью, закричал еще громче:
– Инспектор!.. Этими словами вы компрометируете полицию в глазах гражданского населения! С вас надо снять погоны!.. Позор!.. Я завтра же потребую вашего увольнения!
Лила слушала перебранку, продолжая вязать и одобрительно кивая после каждой удачной реплики Блаже. Партия не разрешала ему участвовать в нелегальной работе, но при удобном случае старалась использовать его ораторский талант. Его не раз привлекали к суду за публичное оскорбление власти, но смелость и остроумие помогали ему избегать кары. Находились еще судьи, которые выносили оправдательные приговоры по мелким политическим делам, тем самым кое-как поддерживая достоинство Фемиды. Сейчас в поведении Блаже была какая-то бодрая, обнадеживающая смелость, и ото вернуло «Пиле хладнокровие. Ее дыхание стало ровнее, сердцебиение прекратилось, руки перестали дрожать. Ей уже начинало казаться, что положение хоть и опасно, по не безнадежно. Может быть, Варвара сумеет вырваться из кольца!.. А если даже ее поймают, провала, может быть, все-таки не произойдет!..
Пока она об этом думала, кто-то пинком распахнул дверь. В комнату ввалилось трое полицейских. За ними шел толстый полицейский агент в штатском – руку он держал в кармане, видимо сжимая пистолет; последним вошел худощавый русый инспектор, молодой человек с юридическим образованием.
– Кто тут живет? – спросил один из вошедших.
– Шишко, – ответил агент в штатском.
Полицейские окинули взглядом маленькую убогую комнатушку, спрятаться в которой было невозможно. Тем не менее один полицейский нагнулся и заглянул под кровати, потом открыл сундук и покопался в сложенной там одежде, проверяя, не спрятался ли кто под ней. Это было глупо, и Лила засмеялась.
– Чего смеешься? – строго спросил агент в штатском.
– Весело, вот и смеюсь, – ответила она.
– Оно и видно, – промолвил инспектор. – Другие встречают нас бранью, а ты – улыбкой.
– А вы все недовольны, инспектор! – Лила спокойно подняла глаза от вязанья. – Трудненько на вас угодить.
– Девушка ты хорошенькая, а в голове у тебя не все ладно, – поучительным тоном заметил толстый агент.
– Как это?
Лила с невозмутимым видом продолжала вязать.
– А так, что рабочих с толку сбиваешь… Кабы не это, твой отец давно бы мастером был, десять тысяч в месяц получал бы и не жили бы вы в этом хлеву.
– Давай удостоверение личности! – грубо потребовал один из полицейских.
– Не надо!.. Мы ее знаем, – махнул рукой инспектор. В комнату вошел еще один полицейский.
– Во дворе и в сарае никого нет, – доложил он.
– Ладно! Продолжайте в направлении к реке! – приказал инспектор.
Он закурил сигарету и сделал легкий насмешливый поклон:
– До свидания, Лила!
– До свидания, инспектор! – Лила опять улыбнулась. – В устах полицейского «до свидания» звучит не очень приятно!.. Как мне вас понимать? Вы это из вежливости или угрожаете?
Инспектор, уже направлявшийся к двери, обернулся и ответил с улыбкой:
– Конечно, из вежливости… У тебя неправильное представление о полиции.
– Простите, но в этом вы сами виноваты.
– Общими усилиями исправим ошибку.
Он захохотал громко и снисходительно. Но, выйдя на крыльцо, шепнул на ухо агенту:
– Видал, какая лисица?… Самая умная и самая опасная из всех! Скажи Длинному, чтобы он с нее глаз не спускал.
Если человек происходит из бедной чиновничьей семьи, но не лишен способностей и получил высшее образование, выдвинуться он может, только женившись на богатой. Отлично это понимая, полицейский инспектор аккуратно посещал чаепития с танцами, которые офицеры местного гарнизона каждую субботу устраивали в военном клубе. У него были виды, хоть и очень шаткие, на дочь первого здешнего адвоката, подругу Марии по стамбульскому колледжу, считавшуюся самой завидной невестой в городе. И хотя все знали, что воспитанница аристократического колледжа никогда не пойдет за полицейского, кое-какие признаки позволяли инспектору надеяться.
Как-то раз, в субботу – это было спустя несколько дней после облавы в рабочем квартале, – инспектор, выйдя из дому днем, по дороге в военный клуб зашел в околийское управление. Он был в парадной форме, которую всегда надевал, отправляясь на офицерские чаепития, – темно-синем кителе с маленькими серебряными погонами, в брюках навыпуск, при коротенькой изящной шпаге – символе подтянутой, культурной полиции. Только что помывшись, он благоухал одеколоном. Настроение у него было прекрасное. Компания, с которой дружила дочь первого адвоката, собиралась после чая ехать на санях в охотничий домик, где подавали красное вино и отбивные котлеты; а потом предстояло приятное волнение игры в покер на одной холостяцкой квартире.
Инспектор вошел в участок. В коридоре, освещенном слабой электрической лампочкой, противно пахло потом, ваксой и карболкой, которой дезинфицировали арестантскую.
– Позови Длинного! – приказал инспектор полицейскому.
Он прошел в кабинет, не снимая шинели и перчаток, и сел за письменный стол, напевая мотив модного танго. Воображение понесло его с дочерью адвоката в плавном ритме танца. Она была мягкая, полненькая и позволяла прижимать ее к себе – один из признаков, на которых основывались его надежды.
Немного погодя в коридоре послышались тяжелые шаги Длинного, которому инспектор всегда передоверял выполнение самых неприятных своих служебных обязанностей. Изо рта его несло запахом ракии и нечищеных зубов.
– Опять напился как свинья!.. – сердито проговорил инспектор, глядя на его опухшую физиономию. – Разве так ведут допрос?… Когда допрашиваешь, голова должна быть ясная, чтобы охватывать все поведение обвиняемого и улавливать малейшие признаки колебания в его ответах…
– Тогда сами допрашивайте!.. – дерзко отозвался агент.
Он мрачно уставился мутными красными глазами на тщательно выбритого, надушенного, приготовившегося к танцам инспектора.
– Без возражений! – сердито оборвал его инспектор. – Просишь повышения, а не можешь справиться с простым заданием… Что она там? – спросил он немного погодя.
– Ничего. Молчит как рыба.
– Ты применил все, что полагается?
– Все… Которые на другой день не проговорятся, те уж до конца ничего не скажут.
– Приведи ее ко мне.
Агент посмотрел на него смущенно.
– Она не может ходить, – виновато признался он.
«Скотина, – подумал инспектор, – Опять скомпрометирует меня на суде». Он вспомнил, что у одного из членов областного суда было не совсем чистое прошлое – якшался с левыми элементами, а теперь нередко задавал каверзные вопросы.
Инспектор не любил сам бить. Более того, он не любил даже смотреть на избитых, так как это вносило какую-то особенную, неприятно-унизительную ноту в его дружбу с компанией, принадлежащей к местному светскому обществу. Он старался заглушить эту нотку, читая книги, в которых ученые – экономисты и правоведы – доказывали, что коммунизм – это идеология группы шарлатанов и авантюристов, которые нагло обманывают легковерных. Таким способом инспектору удавалось убедить себя, что в Детском обществе он не лакей, но защитник справедливости и правопорядка. И теперь он не без насилия над собой примирился с необходимостью видеть избитого человека и – что еще неприятней – допрашивать измученную пытками женщину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109