Когда Кристалло привела ее, умытую и причесанную. Костов увидел, как нежна и красива эта девочка. В облике Аликс были те же краски, те же полутени, та же акварельная прозрачность, что и в пейзаже острова. Высокий лоб. прямой нос, длинноногое тонкое тельце уже позволяли предугадать пропорции ее фигуры в будущем, линии и формы античной статуи. Темно-синие ее глаза сияли природным умом, жизнерадостностью и бессознательным кокетством, а бронзово-рыжие волосы цветом своим напоминали золотую окраску милетской вазы. Костову казалось, что перед ним стоит дитя давно исчезнувшего народа и древней цивилизации, что Аликс похожа на маленькое бесценное произведение искусства, которое ему посчастливилось выкопать в царстве голода, невежества и дикой нищеты. Фантазия снова унесла его в будущее, и он представил себе двадцатилетнюю Аликс в расцвете юности, образованную и прекрасную, блистающую в том мире, который когда-то калечил ее. Но как долго надо будет ждать!.. Как трудно будет вернуть здоровье и силы этому тщедушному тельцу, этим впалым щечкам, этим распухшим от голода деснам и расшатанным зубкам!..
Кристалло подала обед – яичницу и жареную кефаль, а к ним – вкусный пшеничный хлеб. Оливковое масло и муку она покупала на черном рынке или доставала по знакомству у оккупантов, а у себя на заднем дворе разводила кур. Аликс удивленно смотрела на эти яства. Голод пробудил в ней желание схватить что-нибудь со стола и бежать, но она опомнилась и начала есть, робко и неумело. Непривычная чистота стесняла ее, она боялась, как бы чего-нибудь не испачкать. Кристалло дала ей первый урок хороших манер, показав, как нужно пользоваться столовым прибором. Понемногу Аликс осмелела и принялась болтать о своей козочке и соседском горбатом мальчишке Фемистокле, который хлестал ее прутом. Умственный кругозор девочки был очень ограничен. Она знала только окрестности Лимена, пьяницу Геракли, завистливого Фемистокла и болгарских солдат, которые иногда бросали ей объедки.
– Ты поедешь со мной? – спросил Костов за обедом.
– Куда? – спросила Аликс.
– В мою страну.
Девочка не ответила.
– Там много хлеба, – стала уговаривать ее Кристалло. – А господин купит тебе туфли и платья. Ты тоже будешь чистая и красивая, как дети, которые на лето приезжают сюда из Афин. Даже еще красивее.
– А куклу он мне купит? – внезапно спросила Аликс.
– И куклу и игрушки… Сколько хочешь!
Ресницы у Аликс задрожали. С тех пор как она себя помнила, она каждый вечер засыпала с мечтой о кукле. Эта мечта иногда бывала даже сильней и острей голода. И тогда вместо хлеба девочке снилась кукла.
– Правда? – с сомнением в голосе спросила она.
– Разве такой добрый господин будет тебя обманывать? – ответила Кристалло.
Аликс немного подумала и скапала с беззастенчивостью, которой ее научила жизнь:
– Ладно! Поеду, если купишь мне куклу.
– Нехорошо соглашаться только из-за куклы, – рассердилась Кристалло.
– А зачем еще мне ехать? – спросила девочка.
– Господин очень добрый и может взять тебя в дочки.
Аликс с недоверием посмотрела на доброго господина. Ей было неясно, как может произойти такое превращение. Жизнь обделила ее родственными чувствами. Матери она не помнила, а отец ее был моряк, и ему не хватало времени заботиться о дочери. Представления ее о «родных» ограничивались пьяницей Геракли. Но он часто бил ее, и поэтому она боялась и ненавидела его.
После обеда Кристалло вынесла во двор швейную машину и начала перекраивать для Аликс свое старое ситцевое платье, в котором по утрам делала в доме уборку. Она неохотно занялась этой работой, потому что была скуповата и знала, что платье еще можно было бы поносить. Но постепенно она примирилась с неизбежностью и начала ощущать какую-то доселе незнакомую радость от сознания, что она оденет голодную и полуголую девочку. Кроме того, Кристалло была религиозна и твердо верила, что доброта ее будет вознаграждена провидением. Недаром она каждый день зажигала лампадки перед иконами. И может быть, именно поэтому немцы не выслали ее с Тасоса в Самофракию, где можно было умереть от жары среди раскаленных скал. Но сейчас Кристалло старалась вовсе не потому, что хотела снискать милость провидения. Увидев, как обрадовалась Аликс новому платью, она так растрогалась, что решила подарить девочке и синюю шелковую лепту, которая должна была очень пойти к ее глазам.
Но пока Кристалло шила, силы покидали маленькую Аликс. У нее начался приступ лихорадки, и по телу стала пробегать холодная дрожь. Как больная собачонка, которая инстинктивно ищет тепла, она уселась па солнцепеке, съежившись и сжав кулачки.
– Тебя каждый день трясет? – спросила Кристалло.
Аликс не могла вымолвить ни слова. В ее синих глазах застыл страх, она вся дрожала, и зубы ее стучали от озноба. Голову уже словно стянуло железным обручем. Она крепилась из последних сил, стараясь сохранить сознание, чтобы не осрамиться и не рассердить Кристалло и старого господина. Тогда не видать ей обещанной куклы! Однажды ее начало трясти, когда она вместе с Фемистоклом наела козочку. Когда приступ прошел, горбун стал потешаться над нею, рассказывая, что она в бреду размахивала кулаками и сквернословила, как солдаты, когда они отгоняли ее от столовой. И вот теперь она боялась, что опять начнет ругаться, и в отчаянии стискивала зубы.
Костов сейчас же отнес ее в комнату, которую приготовила для него Кристалло. Но в прохладной комнате озноб у Аликс усилился. Эксперт уложил ее в кровать и укутал одеялом, в то время как Кристалло оплакивала свои белоснежные простыни. Она была очень чистоплотна, а ноги у Аликс были покрыты пылью и царапинами. Но, несмотря на это, суматоха и беспорядок, вызванные появлением девочки, доставляли гречанке удовлетворение.
Озноб у Аликс усилился. Синие ее глаза помутнели, личико пылало, тщедушное тельце горело в сухом жару. Вскоре она начала метаться, бормотать несвязные слова и болезненно вскрикивать, как будто ее били.
– Это тропическая малярия, – озабоченно промолвила Кристалло.
– Почему ты так думаешь?
– Обыкновенная не трясет так сильно.
Костов торопливо накинул пиджак и бросил тревожно:
– Пойду за врачом!
Только сейчас, сбегая по деревянной лесенке, он вспомнил, что обещал Ирине и фон Гайеру пообедать с ними вместе в таверне Аристидеса у пристани.
Он быстро прошел по сонным уличкам на пристань и увидел своих спутников за столом под сенью раскидистой чинары. Они уже заканчивали обед, раздосадованные, а может быть довольные, отсутствием Костова. На столе стояли тарелки с сардинами и телятиной. Вдобавок Аристидес приготовил гарнир в греческом вкусе и рыбные деликатесы. Ирина и фон Гайер уже начали вторую бутылку вина и потому были в приподнятом настроении. За соседним столиком сдержанно и чинно обедали немецкие матросы с катера. Глаза у Ирины искрились от крепкого вина, а слегка раскрасневшийся фон Гайер уже думал о том, как они уйдут в прохладную, хоть и не особенно опрятную гостиницу. Костова они встретили смехом и шутливыми намеками по адресу Кристалле, но он пропустил все это мимо ушей и, наклонившись к Ирине, тихо сказал ей:
– Я прошу вас пойти осмотреть одного греческого ребенка.
Ирина поморщилась и спросила с досадой:
– Какого еще ребенка?
– Одного больного и голодного ребенка.
– Сейчас не могу, – ответила она. – Жарко.
Эксперт понял, что она опьянела. Ей, как и фон Гайеру. хотелось скорее добраться до прохладною номера в гостинице.
– Я очень прошу вас! – настаивал Костов.
– Опять филантропия! – Она с раздражением взглянула на него. – Удивительно, откуда у вас берется эта нелепая чувствительность?
Когда-то долг врача был для нее превыше всего, и она вставала по первому зову, но сейчас ее сковала тягучая лень. Ей не хотелось сдвинуться с места даже ради больного ребенка. Она сделала гримасу, которая показалась Костову омерзительной. В этой гримасе скучающей красивой женщины отразилось все, что яд «Никотианы» двенадцать лет откладывал в ее душе: эгоизм светской дамы, холодность бездетной жены и презрение сытого к состраданию и милосердию.
– Разве тут нет других врачей?
– Есть, наверное, – удрученно ответил эксперт. – Пойду поищу.
Он выпрямился с озабоченным лицом, но даже не рассердился. Мысль об Аликс завладела всем его существом. Он рассеянно кивнул фон Гайеру и отошел от столика, решив узнать адрес какого-нибудь врача в уездном управлении. Ирина почувствовала, что поступила нехорошо. Ведь Костов только ради нее принял на себя унизительную роль ширмы.
– Подождите! – крикнула она ему вслед. – Я пойду с вамп.
Потом взглянула на фон Гайера, словно желая сказать: «Надо же потешить этого чудака… Ведь он ради нашей репутации поехал на остров». Не выпуская трубки изо рта, немец кивнул ей, окутанный клубами табачного дыма. А Ирина заметила, что лицо его обрюзгло и лоснится от пота.
Эксперт вернулся к столику.
– Уж не собираетесь ли вы усыновить этого ребенка? – насмешливо спросил его фон Гайер.
Костов ответил серьезно:
– Да, если выживет.
Немец усмехнулся. Он решил, что эксперт шутит.
По дороге Костов стал рассказывать Ирине об Аликс. Она слушала его рассеянно, подавленная неприятною мыслью о том, что на острове негде принять ванну. Единственной возможностью было под вечер выкупаться в море, но от морской воды на теле остается налет соли и кожа портится. Ирина была зла и на остров и на греков. И вдруг она заметила, что Костов умолк. Эксперт понял, что она его не слушает, и молча шагал, понурив голову. Но он не возмущался ее эгоизмом, холодностью и бездушием. Чувства, волновавшие его сейчас, были выше мелочного желания укорить Ирину. Он думал только об Аликс.
Навстречу но улице гнали стадо коз, которые подняли облако ныли. Стадо прошло мимо, и густая пыль осела на платье, лицо и волосы Ирины. Тогда она снова вспомнила, что в гостинице нет ванны, и решила излить гнев на Костова.
– Вам не кажется, что вы смешны? – спросила она.
– Что тут смешного?
– Да вся эта история! Вы себя компрометируете. Найдутся люди, которые бог знает что могут подумать.
Костов понял, что она сама из таких людей, но и на этот раз не рассердился, а только произнес с грустью:
– Аликс совсем маленькая… Я всегда любил детей… Вы не понимаете… вы никогда не поймете, что у меня на душе.
Он говорил медленно, глухим голосом, не поднимая головы и словно обращаясь к самому себе. Шел он не разбирая дороги, и его белые легкие туфли зарывались в пыль; пыль взлетала тучей и набивалась в отвороты брюк. Шелковая рубашка некрасиво облепила его вспотевшую грудь, волосы были всклокочены, а ввалившиеся глаза уставились в одну точку, словно в забытьи. Неужели это Костов?… Всего три часа назад этот пожилой человек был образцом изысканности и приходил в ужас, увидев пятнышко или смятую складку на своем костюме. Ирине в превращении Костова почудилось что-то надрывное. Она подумала, что это вовсе не нравственный перелом, а просто начало старческого слабоумия. Но, поразмыслив, решила, что ее предположение только медицинская схема.
Когда они пришли к Кристалло, Аликс стало немного лучше, приступ лихорадки прошел, по она лежала сердитая и в слезах. Возле нее со стаканом воды в руке сидела гречанка и старалась ее успокоить, подыскивая нежные, материнские слова, которые ей раньше никогда не приходилось говорить. Страдания девочки так растрогали Кристалло, что она решилась дать больной хинина из своего запаса, а это было драгоценное лекарство, которое болгары продавали на черном рынке в обмен на анетол, золотые лиры и шелковые ткани. Но хинин был в порошках, каким его обычно давали военные врачи солдатам, симулирующим малярию, а Кристалло не догадалась хотя бы завернуть порошок в папиросную бумажку. Девочка обливалась потом и жалобно повторяла упавшим голосом:
– Горько! Горько!
– Ничего, милочка! – утешала ее гречанка. – Зато лихорадка пройдет.
Хинин показался девочке более противным, чем даже водка Геракли. В приступе злости она укусила Кристалло за палец, когда та попыталась ее погладить.
– Ох, какой ты звереныш! – вскрикнула гречанка. – А этот добрый господин еще хотел сделать тебя барышней.
Ирина холодно и с недовольством смотрела на эту сцену. Лицо Кристалло ей не понравилось, ее хриплый голос резал уши. Ирина подозревала, что Костов нашел Аликс не без содействия гречанки.
– Мне кажется, что ваша приятельница сделала большую ошибку, – сказала она Костову. – Девочка крайне истощена, и хинин может вызвать у нее черную лихорадку.
– Что это за болезнь?
– Очень тяжелое осложнение малярии.
Костов беспомощно заморгал, на виске у пего беспокойно забилась жилка.
– Что же теперь делать? – глухо спросил он.
– Ничего, – равнодушно ответила Ирина.
– Как «ничего»? Неужели бросить ее в таком состоянии?
– Надо поддерживать сердце. Но здесь не найти даже самых простых лекарств.
– Тогда я попрошу фон Гайера немедленно перевезти ее на катере в Каваллу.
– Ваше дело. Но мне кажется, не следует злоупотреблять любезностью немцев.
Ирина закурила сигарету и не без любопытства стала разглядывать залитое потом лицо Аликс. Девочка была в самом деле необыкновенно красива, но заботы Костова о ней по-прежнему вызывали у Ирины отвращение. Она снова подумала, что в его поступке проявляется болезненная чувствительность дряхлеющего, больного атеросклерозом старого холостяка. Она взглянула еще раз на прелестное личико девочки и спросила раздраженно:
– Кто ее родители?
– У нее нет родителей, – ответил Костов.
– Но зато, наверное, есть опекун. Надо сообщить ему, что ребенку плохо.
– Да, опекун есть! – Костов только сейчас вспомнил о существовании Геракли. – Вечером надо будет сходить к нему… Вы не пойдете со мной? – спросил он с мольбой в голосе.
– Зачем вам мое присутствие?
– Ее опекун – старый пьяница, – устало промолвил Костов. – Мне хочется отвезти Аликс в Каваллу, Если пойду я один, негодяй бог знает что подумает, а мне это будет очень тяжело. Вы понимаете, что я хочу сказать? Голод, видимо, разрушил все моральные устои в сознании здешних людей.
– Я подумаю, – отозвалась Ирина. Она подсела к Аликс и взяла ее за руку. Потом обернулась к эксперту и сказала с усмешкой: – Значит, вы хотите, чтобы нас с вами приняли за бездетных, но сердобольных супругов?
– Только на четверть часа, – ответил Костов. – Может быть, когда-нибудь и вам захочется иметь ребенка.
Ирина поморщилась, так как этот вопрос был для нее решен уже давно. Любовные излишества лишили ее возможности иметь детей. Она стала бесплодной, как камень, – грустное ощущение, которое иногда особенно угнетало ее и наводило на мысль о долгих днях одинокой старости. Замечание Костова – он не знал, до чего растратила себя Ирина, – пробудило в ней тайную тоску по своим нерожденным детям. Она подержала худую, влажную от пота ручонку Аликс, совсем забыв, что собиралась пощупать ей пульс. Это прикосновение вызвало в Ирине какое-то совсем особенное, доселе не изведанное чувство. То была пронизанная нежностью душевная боль, которую она испытывала десять лет назад в детской клинике, всякий раз как обходила ряды кроваток с больными ребятами. Но она тут же поняла, что это лишь проявление неудовлетворенного и подавленного материнского инстинкта, сознательно принесенного ею в жертву наслаждениям. Потом она пощупала пульс девочки, слабый и учащенный, и сказала глухим голосом:
– Девочка плоха.
– От хинина? – спросил Костов.
– Нет, хинин пока еще не начал действовать. Она вообще очень плоха. – Ирина оглядела тщедушное тельце, отмеченное явными признаками хронического голодания. – Если у нее тропическая малярия, то вредное действие хинина скажется только завтра.
– Как его предотвратить?
– Не знаю, возможно ли это. Девочка крайне истощена, а в таких случаях хинин приводит к распаду красных кровяных телец.
– Значит, сейчас ничего нельзя сделать? – В голосе эксперта звучало отчаяние.
– Можно только попытаться поддерживать сердечную деятельность. Надо бы найти какого-нибудь военного врача и попросить у него шприц и ампулы кардиазола.
– Тогда я отправляюсь на поиски!
– Я пойду с вами, – сказала Ирина.
Фон Гайер ждал их под чинарой перед таверной Аристидеса, скучающий и хмурый, но Ирине быстро удалось поднять его настроение и уговорить перебраться из гостиницы к Кристалло, у которой все в доме блестело чистотой. Ирине понравился ее тенистый сад, натертые толченой черепицей дощатые полы, выкрашенные в голубую краску стены и маленькие окошки, задернутые накрахмаленными кружевными занавесками. В доме была и примитивная турецкая баня, которую хозяйка обещала истопить для гостей. Сама Кристалло уже не казалась Ирине такой неприятной, как в первые минуты их знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109