А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

месяцем больше
или меньше Ц все равно. В конце концов он начинает относиться индиффере
нтно не только к вопросам своего непосредственного бытия и заработка, но
и к вопросам, связанным с уничтожением государственных, общественных и
общекультурных ценностей.
Ему уже ничего не стоит принимать участие в забастовках, но ничего не сто
ит относиться к забастовкам совершенно индифферентно. Этот процесс я им
ел возможность собственными глазами наблюдать на тысяче примеров. Чем б
ольше я наблюдал эту игру, тем больше во мне росло отвращение к миллионно
му городу, который сначала так жадно притягивает к себе людей, чтобы их по
том так жестоко оттолкнуть и уничтожить. Когда эти люди приходят в город,
их как бы с радостью причисляют к населению столицы, но стоит им подольше
остаться в этом городе, как он перестает интересоваться ими. Меня также ж
изнь в этом мировом городе изрядно потрепала, и на своей шкуре я должен бы
л испытать достаточное количество материальных и моральных ударов суд
ьбы. Еще в одном я убедился здесь: быстрые переходы от работы к безработиц
е и обратно, связанные с этим вечные колебания в твоем маленьком бюджете
разрушают чувство бережливости и вообще лишают вкуса к разумному устро
йству своей жизни. Человек постепенно приучается в хорошие времена жить
припеваючи, в плохие Ц голодать. Голод приучает человека к тому, что как т
олько в его руки попадают некоторые деньги, он обращается с ними соверше
нно нерасчетливо и теряет способность к самоограничению. Стоит ему толь
ко получить какую-нибудь работенку и заработать немного деньжонок, как
он самым легкомысленным образом тотчас же пускает свой заработок в труб
у. Это опрокидывает всякую возможность рассчитывать свой маленький бюд
жет хотя бы только на неделю. Заработанных денег сначала хватает на пять
дней из семи, затем только на три дня и, наконец, дело доходит до того, что сп
ускаешь свой недельный заработок в течение одного дня. А дома часто ждут
жена и дети. Иногда и они втягиваются в эту нездоровую жизнь, в особенност
и, если муж относится к ним по-хорошему и даже по-своему любит их. Тогда они
все вместе в течение одного, двух или трех дней спускают весь недельный з
аработок. Пока есть деньги, они едят и пьют, а затем вторую часть недели вм
есте голодают. В эту вторую часть недели жена бродит по соседям, чтобы зан
ять несколько грошей, делает небольшие долги у лавочника и всячески изво
рачивается, чтобы как-нибудь прожить последние дни недели. В обеденный ч
ас сидят за столом при полупустых тарелках, а часто голодают совершенно.
Ждут новой получки, о ней говорят, строят планы и, голодая, мечтают уже о то
м, когда наступит новый счастливый день и недельный заработок опять буде
т спущен в течение нескольких часов. Маленькие дети уже в самом раннем св
оем детстве знакомятся с этой нищетой. Но особенно плохо кончается дело,
если муж отрывается от семьи и если мать семейства ради своих детей начи
нает борьбу против мужа из-за этого образа жизни. Тогда начинаются споры
и раздоры. И чем больше муж отчуждается от жены, тем ближе он знакомится с
алкоголем. Каждую субботу он пьян. Из чувства самосохранения, из привяза
нности к своим детям мать семьи начинает вести бешеную борьбу за те жалк
ие гроши, которые ей приходится вырывать у мужа большей частью по пути с ф
абрики в трактир. В воскресенье или в понедельник ночью он, наконец, приде
т домой пьяный, ожесточенный, спустивший все до гроша. Тогда происходят с
цены, от которых упаси нас боже. На тысяче примеров мне самому приходилос
ь наблюдать все это. Сначала это меня злило и возмущало, потом я научился п
онимать тяжелую трагедию этих страданий и видеть более глубокие причин
ы, порождающие их. Несчастные жертвы плохих общественных условий! Еще ху
же были тогда жилищные условия. Жилищная нужда венского чернорабочего б
ыла просто ужасна. Еще и сейчас дрожь проходит по моей спине, когда я вспом
инаю о тех казармах, где массами жили эти несчастные, о тех тяжелых картин
ах нечистоты, грязи и еще много худшего, какие мне приходилось наблюдать.
Что хорошего можно ждать от того момента, когда из этих казарм в один прек
расный день устремится безудержный поток обозленных рабов, о которых бе
ззаботный город даже не подумает?
Да, беззаботен этот мир богатых. Беззаботно предоставляет он ход вещей с
амому себе, не помыслив даже о том, что рано или поздно судьба принесет воз
мездие, если только люди вовремя не подумают о том, что нужно как-то ее уми
лостивить.
Как благодарен я теперь провидению за то, что оно дало мне возможность пр
ойти через эту школу! В этой школе мне не пришлось саботировать все то, что
было мне не по душе. Эта школа воспитала меня быстро и основательно. Если
я не хотел совершенно разочароваться в тех людях, которые меня тогда окр
ужали, я должен был начать различать между внешней обстановкой их жизни
и теми причинами, которые порождали эту обстановку. Только в этом случае
все это можно было перенести, не впав в отчаяние. Только так я мог видеть п
еред собою не только людей, тонущих в нищете и грязи, но и печальные резуль
таты печальных законов. А тяготы моей собственной жизни и собственной бо
рьбы за существование, которая также была нелегка, избавили меня от опас
ности впасть в простую сентиментальность по этому поводу. Я отнюдь не ка
питулировал и не опускал рук, видя неизбежные результаты определенного
общественного развития. Нет, так не следует понимать моих слов. Уже тогда
я убедился, что здесь к цели ведет только двойной путь: глубочайшее чувст
во социальной ответственности, направленное к созданию лучших условий
нашего общественного развития, в сочетании с суровой решительностью ун
ичтожать того горбатого, которого исправить может только могила. Ведь и
природа сосредоточивает все свое внимание не на том, чтобы поддержать су
ществующее, а на том, чтобы обеспечить ростки будущего. Так и в человеческ
ой жизни нам нужно меньше думать о том, чтобы искусственно облагораживат
ь существующее зло (что в 99 случаях из ста при нынешней человеческой натур
е невозможно), чем о том, чтобы расчистить путь для будущего более здорово
го развития. Уже во время моей венской борьбы за существование мне стало
ясно, что общественная деятельность никогда и ни при каких обстоятельст
вах не должна сводиться к смешной и бесцельной благотворительности, она
должна сосредоточиваться на устранении тех коренных недостатков в орг
анизации нашей хозяйственной и культурной жизни, которые неизбежно при
водят или, по крайней мере, могут приводить отдельных людей к вырождению.
Кто плохо понимает действительные причины этих общественных явлений, т
от именно поэтому и затрудняется или колеблется в необходимости примен
ить самые последние, самые жесткие средства для уничтожения этих опасны
х для государственной жизни явлений.
Эти колебания, эта неуверенность в себе, в сущности, вызваны чувством сво
ей собственной вины, собственной ответственности за то, что эти бедствия
и трагедии имеют место; эта неуверенность парализует волю и мешает прин
ять какое бы то ни было серьезное твердое решение, а слабость и неуверенн
ость в проведении необходимых мер только затягивают несчастье. Когда на
ступает эпоха, которая не чувствует себя самой виновной за все это зло, Ц
только тогда люди обретают необходимое внутреннее спокойствие и силу, ч
тобы жестоко и беспощадно вырвать всю худую траву из поля вон. У тогдашне
го же австрийского государства почти совершенно не было никакого социа
льного законодательства; его слабость в борьбе против всех этих процесс
ов вырождения прямо бросалась в глаза». (Выделено мной. Ц В.Т.)
Здесь налицо признание в необходимости отказа от миролюбивой благотво
рительной деятельности, уверование в то, что спасение скрыто в социально
м взрыве, способном сотрясти основы общества.

* * *

«Мне трудно сказать, что в те времена меня больше в
озмущало: экономические бедствия окружающей меня тогда среды, ее нравст
венно и морально низкий уровень или степень ее культурного падения. Как
часто наши буржуа впадают в моральное негодование, когда им из уст каког
о-либо несчастного бродяги приходится услышать заявление, что ему в кон
це концов безразлично, немец он или нет, что он везде чувствует себя одина
ково хорошо или плохо в зависимости от того, имеет ли он кусок хлеба. По по
воду этого недостатка «национальной гордости» в этих случаях много мор
ализируют, не щадя крепких выражений. Но много ли поразмыслили эти нацио
нально гордые люди над тем, чем, собственно, объясняется то обстоятельст
во, что сами они думают и чувствуют иначе.
Много ли поразмыслили они над тем, какое количество отдельных приятных в
оспоминаний во всех областях культурной и художественной жизни дало им
то впечатление о величии их родины, их нации, какое и создало для них прият
ное ощущение принадлежать именно к этому богом взысканному народу?
Подумали ли они о том, насколько эта гордость за свое отечество зависит о
т того, что они имели реальную возможность познакомиться с величием его
во всех областях?
Думают ли наши буржуазные слои о том, в каких до смешного малых размерах с
озданы эти реальные предпосылки для нашего «народа»?
Пусть не приводят нам того аргумента, что-де «и в других странах дело обст
оит так же», и «однако» там рабочий дорожит своей родиной. Если бы даже это
было так, это еще не служит оправданием нашей бездеятельности. Но это не т
ак, ибо то, что мы у французов, например, называем «шовинистическим» воспи
танием, на деле ведь является не чем другим как только чрезмерным подчер
киванием величия Франции во всех областях культуры или, как французы люб
ят говорить, «цивилизации». Молодого француза воспитывают не в «объекти
вности», а в самом субъективном отношении, какое только можно себе предс
тавить, ко всему тому, что должно подчеркнуть политическое или культурно
е величие его родины. Такое воспитание, конечно, должно относиться тольк
о к самым общим, большим вопросам и, если приходится, то память в этом отно
шении нужно непрерывно упражнять, дабы во что бы то ни стало вызвать соот
ветствующее чувство в народе. А у нас мы не только упускаем сделать необх
одимое, но мы еще разрушаем то немногое, что имеем счастье узнать в школе.
Если нужда и несчастья не вытравили из памяти народа все лучшие воспомин
ания о прошлом, то мы все равно постараемся политически отравить его нас
только, чтобы он позабыл о них. Представьте себе только конкретно: в подва
льном помещении, состоящем из двух полутемных комнат, живет рабочая семь
я из семи человек. Из пятерых детей младшему, скажем, три года. Это как раз т
от возраст, когда первые впечатления воспринимаются очень остро. У даров
итых людей воспоминания об этих годах живы до самой старости. Теснота по
мещения создает крайне неблагоприятную обстановку. Споры и ссоры возни
кают уже из-за одной этой тесноты. Эти люди не просто живут вместе, а они да
вят друг друга. Малейший спор, который в более свободной квартире разреш
ился бы просто тем, что люди разошлись бы в разные концы, при этой обстанов
ке зачастую приводит к бесконечной грызне. Дети еще кое-как переносят эт
у обстановку; они тоже спорят и дерутся в этой обстановке очень часто, но б
ыстро забывают эти ссоры. Когда же ссорятся и спорят старшие, когда это пр
оисходит изо дня в день, когда это принимает самые отвратительные формы,
тогда эти тяжкие методы наглядного обучения неизбежно сказываются и на
детях. Ну, а когда взаимная грызня между отцом и матерью доходит до того, ч
то отец в пьяном состоянии грубо обращается с матерью или даже бьет ее, то
гда люди, не жившие в такой обстановке, не могут даже представить себе, к к
аким все это приводит последствиям. Уже шестилетний ребенок в этой обста
новке узнает вещи, которые и взрослому могут внушить только ужас. Мораль
но отравленный, физически недоразвитый, зачастую вшивый такой молодой г
ражданин отправляется в школу. Кое-как он научается читать и писать, но эт
о Ц все. О том, чтобы учиться дома, в такой обстановке не может быть и речи.
Напротив. Отец и мать в присутствии детей ругают учителя и школу в таких в
ыражениях, которые и передать нельзя. Вместо того, чтобы помогать ребята
м учиться, родители склонны скорей поставить их на колени и высечь. Все, чт
о приходится несчастным детям слышать в такой обстановке, отнюдь не внуш
ает им уважения к окружающему миру. Ни одного доброго слова не услышат он
и здесь о человечестве вообще. Все учреждения, все власти здесь подверга
ются только самой жесткой и грубой критике, Ц начиная от учителя и конча
я главой государства.
Родители ругают всех и вся Ц религию и мораль, государство и общество Ц
и все это зачастую в самой грязной форме. Когда такой паренек достиг четы
рнадцати лет и кончил школу, то большей частью бывает трудно уже решить, ч
то в нем преобладает: невероятная глупость, так как ничему серьезному он
научиться в школе не мог, или грубость, часто связанная с такой безнравст
венностью уже в этом возрасте, что волосы становятся дыбом. У него уже сей
час нет ничего святого. Ничего великого в жизни он не видел, и он заранее з
нает, что в дальнейшем все пойдет еще хуже в той жизни, в которую он сейчас
вступает. Трехлетний ребенок превратился в пятнадцатилетнего подростк
а. Авторитетов для него нет никаких. Ничего кроме нищеты и грязи этот моло
дой человек не видел, ничего такого, что могло бы ему внушить энтузиазм и с
тремление к более высокому. Но теперь ему еще придется пройти через боле
е суровую школу жизни. Теперь для него начинаются те самые мучения, через
которые прошел его отец. Он шляется весь день, где попало. Поздно ночью он
возвращается домой. В виде развлечения он избивает то несчастное сущест
во, которое называется его матерью. Он разражается потоками грубейших ру
гательств. Наконец подвернулся «счастливый» случай, и он попал в тюрьму
для малолетних, где его «образование» получит полировку. А наши богобояз
ненные буржуа еще при этом удивляются, почему у этого «гражданина» нет д
остаточного национального энтузиазма. Наше буржуазное общество спокой
но смотрит на то, как в театре и в кино, в грязной литературе и в сенсационн
ых газетах изо дня в день отравляют народ. И после этого оно еще удивляетс
я, почему массы нашего народа недостаточно нравственны, почему проявляю
т они «национальное безразличие». Как будто в самом деле грязная литерат
ура, грубые сенсации, киноэкран могут заложить здоровые основы патриоти
ческого воспитания народной массы. Что мне раньше и не снилось, то я в те в
ремена понял быстро и основательно. Вопрос о здоровом национальном созн
ании народа есть в первую очередь вопрос о создании здоровых социальных
отношений как фундамента для правильного воспитания индивидуума. Ибо т
олько тот, кто через воспитание в школе познакомился с культурным, хозяй
ственным и прежде всего политическим величием собственного отечества,
сможет проникнуться внутренней гордостью по поводу того, что он принадл
ежит к данному народу. Бороться я могу лишь за то, что я люблю. Любить могу л
ишь то, что я уважаю, а уважать лишь то, что я по крайней мере знаю». (Выделен
о мной Ц В.Т.)
Настоящая проповедь! Так и представляешь молодого Адольфа, стоящего пер
ед толпой внимательно слушающего его народа и призывающего к социально
й справедливости. Нет, видимо Гитлеру не давали спать не только лавры Нап
олеона, но и самого Иисуса. Только незадачливый художник боялся в этом пр
изнаться даже самому себе!

* * *

«В своей ранней юности я слышал о социал-демократ
ии лишь очень немного, и то, что я слышал, было неправильно. То обстоятельс
тво, что социал-демократия вела борьбу за всеобщее, тайное избирательно
е право, меня внутренне радовало. Мой разум и тогда подсказывал мне, что эт
о должно повести к ослаблению габсбургского режима, который я так ненави
дел. Я был твердо уверен, что придунайская монархия не может держаться ин
аче, как жертвуя интересами австрийских немцев. Я знал, что даже ценой мед
ленной славянизации немцев Австрии все-таки еще не гарантировано созда
ние действительно жизнеспособного государства по той простой причине,
что сама государственность славянского элемента находится под большим
сомнением. Именно ввиду всего этого я и приветствовал все то, что по моему
мнению должно было вести к краху невозможного, попирающего интересы дес
яти миллионов немцев, обреченного на смерть государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33