Потом был Крым. Рай на земле, пропитанный солнцем на всю глубину плодород
ной почвы, уставленной ровными рядами виноградников, пронизанный искря
щейся водой сияющих рек. Амет, распахнувший руки навстречу солнцу, вдохн
овенно читал что-то напевное на гортанном и непонятном языке Крыма Ц ег
о слушали с восхищением и ощущением счастья. Море, золотой песок берега, в
етер, обдувающий нависающие над берегом обрывистые холмы, объект «Утес»
, выдающийся в море широким тупоконечным языком, полеты с утра до вечера и
вечером ждущие в освещенных изнутри белых домиках жены, дети, перекликаю
щиеся под окнами, и для холостых Ц горячие, так же пропитанные крымским с
олнцем девушки юга. Подавальщицы, связистки, укладчицы парашютов, зенитч
ицы, прачки и библиотекарши, медсестры лазарета и оружейницы, запертые н
а не таком уж большом куске граничащей с морем суши, затянутые в военную ф
орму, истосковавшиеся за военные годы по нормальной, красивой жизни, по в
еселым и сильным мужчинам Ц с ревом проносящимся над головой в плотном
строю как будто стянутых единой лентой боевых машин, крутящим над кромко
й горизонта безумную карусель истребительного боя, плетущимся от своих
остывающих самолетов в расстегнутых на груди гимнастерках. Крымская но
чь! Не родился еще, наверное, такой писатель, который мог бы достаточно пох
оже описать ее на русском языке. Амет, наверное, мог Ц но, начиная выражат
ь свои чувства вслух, волновался, сбивался в словах, пытаясь перевести св
ою душу на русский, и замолкал под смех рассевшихся вокруг святящегося а
лого пятна угасающего костра пар.
Короткие росчерки метеоров, похожих оттенками на осенние листья, пронза
ли небо, усыпанное огромными звездами. Ночные полеты происходили раз при
мерно в три дня, давая время для любви и для счастья.
Ц Олег, Олежек мой... Ц шептала в темноте задыхающемуся старлею коротко
стриженная девчонка, на счету которой было несколько человеческих жизн
ей Ц взятых в сорок первом, когда немцы пытались накрыть флот, и в сорок в
тором, когда они его чуть не прикончили, почти полностью выбив всю авиаци
ю и оставив зенитчиков единственной силой, противостоявшей их господст
ву в воздухе.
Господи, как им обоим хотелось жить! Как хотелось просто жить, не боясь воз
вращения к отодвинувшейся на время смерти, просто любить друг друга, име
ть ребенка, жить в этих чистых белых домиках в ста метрах от кромки обрыва
, слушать ночами, как тихое шуршание прибоя шевелит камни у берега. Зенитч
ице было двадцать два года, старлею Ц двадцать один. На двоих у них было п
очти пять полных лет войны. Обоим было по семнадцать-восемнадцать, когда
страшный день двадцать второго июня разрубил всю нормальную, юную жизнь
на две неравные половины: до Ц и после. У нее была школа, выпускная ночь с в
ином и поцелуями, и почти сразу, как будто вынырнув из разноцветного сна,
Ц тугие маховики зенитного орудия, натирающая шею тяжелая каска и стону
щий вой падающих на корабли в гавани бомб. У него Ц один последний год шко
лы, где преподавала мать, карта на стене с устремляющимися друг навстреч
у другу стрелами, модель МИГа на полке, брат, посмотревший перед уходом та
к, будто все уже знал наперед. А потом снова школа, азиатские степи, качающ
иеся носилки, которые они бегом, задыхаясь, волокут к рухнувшему истреби
телю, из которого уже поднимается первый, робкий еще дым. Оглушительно па
хнет бензином, и потом опять небо Ц облака распахивают себя, как ласковы
е руки этой девушки, и хочется петь, хочется стонать от ощущения чуда!
Ц Олежка мой...
Он попал на юг, степи были гладкие и выбеленные солнцем, их распределили п
о полкам и эскадрильям, повезло попасть сразу с двумя друзьями в одну час
ть. Полк, получивший короткую передышку, спешно пополняли людьми, перего
няли поштучно машины с тыловых заводов или восстановленные в армейских
мастерских. Ожидалась большая активность, лето только начиналось, и моло
дых сержантов гоняли, как Сидоровых коз. Еще слава Богу, что была такая воз
можность. Никому не приходило в голову жаловаться, в училище, несмотря на
плотную программу, всегда не хватало топлива, моторесурса, целых машин. Б
ились много, и бились страшно, уцелевшие учились и продолжали летать. «В ш
коле вас сделали пилотами. Полк вас сделает летчиками. Истребителями вы
можете стать только сами». Эти слова он услышал в полку в первый же день от
нового командира и принял их глубже, чем, наверное, кто-либо другой.
Ц Ты мой Олежка-медвежка...
Оба его друга погибли в первую же неделю после того, как их бросили в бой. Н
емцы не считались с числом, четверка выкрашенных в желто-черные цвета «м
ессершмиттов» падала сверху на набирающие высоту ЯКи, сразу разбивая ст
рой. После этого каждый был сам за себя. Ему повезло пережить вынужденную
посадку с заклиненным мотором, оставшиеся позади самолеты исчезли навс
егда. Потом ему повезло понять, что если враг определит в группе дерущихс
я с ним истребителей слабака, то он убьет именно его. На фронте учатся быст
ро. Через две недели он имел первого сбитого Ц старый и тяжелый, как майск
ий жук, «Хеншель-123» из группы, которая осталась без прикрытия в многослой
ном, пронизанном самолетами небе Украины. Сержант научился управлять ма
шиной так, что прыгающие на них «худые» всегда сбивали кого-то другого, он
научился смотреть почти прямо на солнце, наклонив голову по-бычьи и крут
я шеей до самой последней секунды в воздухе. Его поставили ведомым к комэ
ску, и они дрались в паре все лето, пережив почти всех в полку. От комэска он
научился не бросаться, торопливо стреляя, на крупную группу истребителе
й, не атаковать девятку бомбардировщиков в плотном строю, не стремиться
увеличить свой счет. Олег сформулировал для себя принцип, в котором не пр
изнался ни одному живому человеку Ц уверенный в его целесообразности, н
о не уверенный в «правильности» с точки зрения газетных штампов. Важнее
всего в небе было выжить самому, затем Ц помочь выжить тем, кто дерется вм
есте с тобой, и только после этого Ц убить врага. Он знал лейтенантов, кот
орые с горящими глазами садились в ЯК, чтобы насладиться дрожью пулемето
в, поливая свинцом тяжелые крестоносные бомбовозы, чтобы крутиться в «со
бачьей свалке» с разъяренными шершнями угловатых «фридрихов» и «густа
вов», рисуя к вечеру по одной-две звездочки на борту и ослепляя среднячко
в, вроде него, блеском орденов. Все они сгорали через месяц-полтора. За два
года войны ему не встретилось ни одного исключения. Ни один из давно воюю
щих, с перевалившим за десятку счетом сбитых, летчиков, которых ему прихо
дилось знать, не был любителем воздушного боя. Гораздо вернее было вычле
нить отставшую от строя поврежденную машину, методично расстрелять стр
елков, сблизиться и зажечь поганящую небо летающую падаль, чтобы она вви
нтилась в землю, сотрясая Чернобыль и чахлые степные осины. Другое дело, ч
то часто приходилось поступать так, как поступать было нельзя: атаковать
без раздумий, драться в меньшинстве. Но на то она и война, что не всегда уда
ется делать то, что считаешь нужным.
К лету сорок четвертого он уже имел девятнадцать сбитых и неожиданно выш
ел на первое место в дивизии. Ни один человек не посмел бы обвинить его в и
збытке осторожности Ц все помнили, как на нулевой высоте он взял в лоб «х
удого», что навалился на машину комдива, перелетавшего без эскорта на их
поле Ц как раз в тот момент, когда звено Олега возвращалось из патруля. Ра
споротый «мессершмитт» рухнул на выжженную грунтовую полосу, завернув
лопасти винта под брюхо. Когда к нему подбежали и заглянули в кабину, кое-
кто в ужасе отполз на четвереньках, издавая «морской позывной» и пачкая
пылью колени. Да и для более подготовленных вид кабины вражеского самоле
та оказался не из приятных. От верхней половины туловища немецкого летчи
ка не осталось практически ничего, несколько пуль Олегова УБСа
Крупнокалиберный ав
иационный пулемет.
попали ему в грудь, и по крайней мере одна Ц в голову. Зрелище было ре
дкое даже для видавших виды летунов и аэродромщиков, и хотя было ясно, что
Олег, в принципе, здесь совершенно ни при чем, к нему плотно приклеилось ув
ажительным тоном произносившееся прозвище «Собака». Фотография любимо
й овчарки, когда-то выращенной для пограничных войск, давно была прочно п
риклеена мякишем в кабине, на месте, где обычно вешали фотографии любимы
х, поэтому Олег особо не возмущался.
Он был очень осторожным. Каждую секунду. Олег чувствовал состояние проти
востоящего ему пилота по малейшим деталям поведения его машины в воздух
е. Он почти всегда молчал, руководя своим звеном в бою короткими отрывист
ыми словами и обходясь совсем без слов во всех остальных ситуациях.
Ц Олег, ты скоро сбесишься, Ц сказал ему уходящий на полк его бывший ком
эск. Они обнялись, положив головы друг другу на плечи, постояли молча и обн
ялись снова.
Ц Береги себя, парень, Ц комэск смотрел на него с болью в глазах. Ц Ты од
ин у меня остался, со всего лета...
Ц А как будто десять лет прошло...
Ц Верно. И не связывайся ты ни с кем, я прошу.
Олег только усмехнулся: на земле он не связывался вообще ни с кем. Потому и
был до сих пор командиром звена, малозаметным старлеем с парой орденов.

Ц Будем живы.
Ц Будем живы, Антон.
Они в последний раз ткнули друг друга кулаками в плечи и разошлись; новои
спеченного подполковника ждал разъездной армейский У-2 с лихой надписью
«Що не зъим, то надкусаю» на борту, старлея Ц выгоревший до уже розоватог
о оттенка ЯК с фотографией овчарки под рамкой прицела. И одиночество.
Если бы его не выдернули в новый полк приказом самого главмаршала, он бы, п
ожалуй, и действительно взбесился. За неделю он два раза с трудом удержал
свою тянущуюся к пистолету руку, внутренне наливаясь смертью, Ц новый к
омандир полка находил весьма смешной его манеру делать все молча и блист
ал ироничностью, высмеивая его при всех. В последний раз его спас ведомый,
спокойно положивший руку сзади на его правое плечо. Олег обернулся и вст
ретился с ним взглядом.
Ц Не надо, Ц одними губами сказал лейтенант. Ц Не надо, командир, не сто
ит, право...
Вторая пара тихо подошла сбоку и заняла место по правую руку, как в воздух
е. Командир полка замолчал на полуслове. Вся четверка совершенно спокойн
о и в полном молчании смотрела на него. Постепенно замолчали и остальные,
только что вовсю смеявшиеся. Пронесшаяся в воздухе пара ЯКов ударила, кр
якнув, по полосе и, гася скорость, ушла вперед.
Ц Олег, ты чего? Ц удивленным и тихим голосом спросил полковник. Ц Я ж ш
утя, чего ты?
Тот, не ответив, отвернулся и пошел прочь, тройка закрыла его спинами.
Ц Обиделся, что ли? Ц голос полковника повеселел.
Шедший позади ведомый второй пары обернулся и, встретившись с уже улыбаю
щимся полковником глазами, молча чуть приподнял верхнюю губу.
С лица командира полка сошла вся краска.
Ц С-с-с... Ц попытался сказать он, но голос сорвался. Другого же шанса сказ
ать что-нибудь у него не оказалось Ц троица «спиногрызов»
Напарник, тот, кто защищ
ает спину.
с этого момента не оставляла своего командира ни на секунду.
Через неделю пришел приказ, и старший лейтенант, собрав немудреные манат
ки и обнявшись с немногочисленными друзьями среди летчиков и техников, п
обрел к выруливающему «Що не зъим». На его единственную просьбу не разби
вать слетанное звено командир полка послал его на хер.
Теперь он подумал, что все это было к лучшему. В новом «полку специального
назначения» имелся народ разного склада, но никто не лез к нему в душу и не
стремился продемонстрировать избыток образованности на безответном л
етуне с одним просветом на погонах. Среди украшенных геройскими звездам
и и полковничьими погонами мужиков он не встретил ни одной суки. В полку б
ыли любители подраться, были любители побалагурить, были такие, кто не мо
г обходиться без подколок, Ц но не нашлось никого, кто мог бы обидеть неу
мной насмешкой взрослого человека. К своему удивлению, Олег понял, что ег
о имя достаточно известно среди воевавших на южном направлении. Иван Кож
едуб, с которым они, возможно, не раз встречались в воздухе, собирал вокруг
себя команду кубанцев, но стремительный и отточенный пилотаж старлея гл
янулся самому Покрышеву, и он забрал Олега к себе в эскадрилью «девятых».

Авиагруппу готовили зверски. Впрочем, другого обращения оторванные от в
ойны в самое страдное время боевые летчики и не допустили бы. Летали днем,
летали ночью, поэскадрильно, звеньями, парами и поодиночке. Отрабатывали
навигацию без наземных ориентиров, каторжную для истребителей фронтов
ой авиации, привыкших, в случае нужды, ориентироваться по сети дорог и нас
еленных пунктов. Летали на максимальный радиус, практикуясь в перехвата
х на предельной высоте и предельной дальности, с наведением по радио. Учи
лись друг у друга трюкам и приемам воздушного боя, выстраданным и отточе
нным за годы. Слетывались друг с другом и с бомберами первой эскадрильи, д
оминировавшими на тактических занятиях по боевому применению морской
авиации.
Очень много было занятий по морской тактике и технике. Конечно, прожженн
ые фронтовики знали наизусть характеристики и силуэты двух-трех десятк
ов немецких машин, применяемых на Восточном фронте, из которых только шт
ук десять могло реально встретиться им в воздухе, остальное же было экзо
тикой. Теперь приходилось учить морские и сухопутные машины самых разны
х видов и классов, принадлежащие Италии, Франции, Японии, американцам и ан
гличанам. Четкое разделение японских и американских машин на морские и а
рмейские было, по сложившемуся в спорах мнению, большой глупостью и лишн
ей тратой ресурсов и времени. Англичане, согласно разведданным, изложенн
ым на специальной лекции чином из разведуправления флота, приняли в этом
смысле промежуточный вариант, который был так же далек от идеала. Если, в
отношении пикировщиков и торпедоносцев, с такими решениями еще можно бы
ло согласиться, то концепция специального палубного истребителя была, п
ожалуй, стратегической ошибкой. Совсем другим делом был на сто процентов
проверенный в деле и изученный до упора ЯК Ц специально приспособленны
й для палубы, но отличающийся от базовых моделей не более, чем его тяжелый
или бомбардировочный варианты. Большинство летчиков знало ЯК по крайне
й мере свободно, а тем, кто переучивался на него с других типов Ц как Коже
дуб с «Лавочкина» или Покрышкин с «аэрокобры», Ц тоже особо сложно не бы
ло, ЯК был прост и доступен даже среднего класса пилотам.
Конечно, чрезвычайно повысило бы боевые возможности авиагруппы включе
ние в ее состав торпедоносцев. К сожалению, небольшая длина взлетной пал
убы «Чапаева» не давала возможности взлетать тяжелым самолетам, а для пр
испособленного к действиям с авианосца ближнего бомбардировщика СУ-6 от
ечественная 935-килограммовая авиационная торпеда 45-36АН, принятая на воору
жение только в 1939 году, была слишком тяжела, другой же в стране не было. Так ч
то единственной ударной силой авиагруппы стала эскадрилья «Сухих». В гр
андиозных битвах на Тихом океане участвовали сотни бомбардировщиков и
торпедоносцев, а тут Ц всего одна эскадрилья из восьми бомбардировщико
в... Но для авиагруппы «Чапаева» главной задачей была защита линкоров, а ка
ждый дополнительный бомбардировщик на борту уменьшал количество истре
бителей, которых мог нести «Чапаев». На это пойти было нельзя, и первая эск
адрилья осталось единственной бомбардировочной. Опять же важнейшее вн
имание было обращено на подбор летчиков. На этот раз почти все они принад
лежали к флотской авиации Ц слишком большая разница была между бомбовы
ми ударами по неподвижной цели на суше и маневрирующему на полной скорос
ти кораблю противника. Никому из них дотоле не приходилось летать на СУ
Ц на флоте основными типами бомбардировщиков были ПЕ-2, «бостоны» и ИЛ-4, а
для ближних полетов Ц ИЛ-2. Но переучивание на новую машину пилотам-бомб
ардировщикам доставило еще меньше хлопот, чем истребительным эскадрил
ьям. За свою жизнь летчикам первой приходилось летать на разных машинах,
а «сухого» отличала чрезвычайная простота в управлении.
Командиром эскадрильи был назначен Василий Иванович Раков. Уже полковн
ик, к приказу о своем назначении фактически с понижением Ц комэском он о
тнесся с пониманием, сразу включившись в работу по подготовке сформиров
анной эскадрильи к работе с авианосца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72