И всенепременно ударюсь в загул с ними. Так бы оно и вышло, если
бы вдруг не вспомнил о сыноввем долге и не решил, что не по-Божески будет п
роехать мимо родного гнезда. И вот пожалуйста Ц и дома вроде побывал, а то
лку никакого. Так что надлежит, друзья мои, жизнь свою строить расчетливо
Ц так думал я тогда. Такова уж моя судьба…
Глупец, если бы только я знал, что за судьба у меня. И какой неожиданный пов
орот совершит она в тот ненастный и скучный день.
По молодости лет я, конечно, порой обольщался наивными мыслями о своей ис
ключительности, о том, какие блестящие перспективы откроются предо мной
. Но, будучи человеком не по годам рассудочным и здравомыслящим, в глубине
души я осознавал, что являюсь личностью вполне заурядной и вряд ли меня ж
дет нечто исключительное. Печать будущего, оттенок этой самой исключите
льности предначертанной мне судьбы, сумел разглядеть только мой уважае
мый товарищ Осиповский. С первой встречи он узрел во мне, по-моему, не совс
ем обоснованно, философский склад ума, в чем часто пытался убедить меня. Т
акже неоднократно высказывал он мысль, что жизнь моя будет далеко не гла
дкой и совершит она не один лихой и опасный зигзаг. Я считал эти слова за о
чередное чудачество, но не мог не признать, что Осиповский обладает каки
м-то сверхъестественным чутьем и действительно порой способен угадать,
что человеку предначертано и как у него все сложится.
Немного о себе. Выходец из семьи военного, по идее, я должен был продолжить
дело своего отца Ц отставного полковника. Однако сложилось все иначе, и
я избрал стезю инженера-изобретателя в области пионерных (новых видов) в
ооружений. Но все равно можно сказать, что все члены нашей семьи, не исключ
ая меня, родились под знаком бога войны Марса.
История знакомства моего отца и матери заслуживает отдельного повеств
ования. Скажу только, что познакомились они на Кавказе, где отец служил в п
ехотном полку. Мама же была татарской княжной из довольно знатного рода.
Их любовь оказалась сильнее сословных и религиозных предрассудков. Мам
а бежала из родного дома и приняла обряд крещения, навсегда связав свою ж
изнь с русским офицером. В наследство от нее мне досталась восточная вне
шность, от отца же я унаследовал бесстрашие и любвеобильность. А еще мама
привила мне любовь к иноземным языкам, и благодаря ей я довольно свободн
о владею немецким, французским, турецким и могу даже немного изъясняться
на хинди, вот только на нем не с кем у нас перемолвиться и словечком…
Вернемся, однако, к тому роковому дню. Более всего мне хотелось повидатьс
я с другом моей буйной молодости корнетом Запашным. Он как раз находился
на излечении после ранения в турецкой кампании. Его деревенька лежала на
пути в Тулу, и я приказал кучеру править туда. Однако коль невезение привя
жется, отвязаться от него не так легко. Не проехали мы и двадцати верст, ка
к у моего экипажа отвалилось заднее колесо. Коляска накренилась, ось чир
кнула по земле, и я едва не вылетел на землю. К счастью, я не пострадал. Больш
е пострадало мое настроение Ц и без того неважное в тот момент, оно было и
спорчено окончательно.
Ц Тьфу, нелегкая! Ц выругался я, сплюнув.
Мне было неведомо, что я приближаюсь к самому знаменательному рубежу в м
оей жизни, и судьба, о тайнах и сущности которой так любят спорить умные го
ловы, уже повлекла меня в безумный водоворот, навстречу опасностям, невз
годам, победам и поражениям Ц в общем, всему тому, чего пока в моей жизни б
ыло чрезвычайно мало. Да что там Ц не было совсем.
Неисправность оказалась серьезной, а быстрое ее устранение на месте вид
елось делом безнадежным. Темнело, погода становилась все хуже, а я, злой, п
о Щиколотки в грязи, стоял посередине дороги, ведущей через обширный лес,
зная, что вблизи нет ни усадеб, ни крестьянских дворов, и выслушивал причи
тания моего кучера, тщетно пытавшегося исправить повреждение. Поняв нак
онец, что дождаться здесь в это время можно, пожалуй, лишь волков да разбой
ников (правда, поговаривают, что лихой люд не шалил в этих местах уже полве
ка), я от души обругал кучера, велел распрягать пристяжную и отдать ее мне.

Ц Да как же можно, барин? Ц захныкал рябой детина. Ц Возьмите лучше Мурм
уля али Черкаса, а Катюха-то еще никогда под седлом не хаживала…
Ц Какого дьявола? Сам же знаешь, с этими живоглотами мне не совладать. Чи
стые звери! А Катюха посмирней будет. Распрягай, тебе говорят! И не бойся
Ц доскачу до ближайшего постоялого двора и пришлю подмогу.
Катюха, жеребая кобыла с раздутыми боками, седока приняла беспокойно, за
крутилась на месте, норовя укусить меня за колено, но не на того напала. Да
в шенкеля, я правой рукой хорошенько саданул ее по крупу, и пошла, родимая,
только грязь из-под копыт…
Мерная рысь лошади, покачивание в седле навели меня на успокоительную мы
сль: все, что ни делается, Ц к лучшему. На самом деле, попади я теперь же к др
угу корнету, так не избежать грандиозной попойки, а там ветреный приятел
ь потащит меня к соседям, у которых славные дочки на выданье. И уж конечно,
не обойдется без того, что я опять влипну в какую-нибудь любовную историю
Ц мне слишком везло на подобные дела. Только, к сожалению, не будет рядом
лучшего советника и «лекаря души» профессора Осиповского. Только он, ста
рый ворчун, властен надо мной, ибо еще со студенческой скамьи я уяснил для
себя непреложную истину: мой учитель Тимофей Федорович Ц подлинный ген
ий, и необходимо почаще прислушиваться к нему, делая все, что он скажет. По
мог же он мне избавиться от любовного недуга к Флоре Коровьевой, а это дор
огого стоит. Очарованный прелестями этой дамы, я совсем потерял голову и
был уверен, что нашел свой идеал. Однако Осиповский холодно и бесстрастн
о разложил все по полочкам и неопровержимо доказал, что Флора не только м
ало подходит для идеала, но и вполне может называться дурной женщиной. Пр
едставьте, что это такое Ц доказать влюбленному молодому повесе несост
оятельность предмета его восхищения!
Ц Редукция, Ц снисходительно пояснил Осиповский. Ц Сведение высших я
влений к низшим, основополагающим. Проще говоря, приведение сложного к п
ростому. Я взял ваше увлечение, разобрал его по косточкам и привел к общем
у знаменателю. В результате вы убедились, насколько мелок предмет вашей
страсти.
Тогда я был даже зол на моего друга и учителя, но потом ясно понял, от какой
глупости он меня уберег. Да, таков был мой добрый Осиповский. Профессором
математики он стал позднее, да и все свои философские труды завершил уже
после изгнания Наполеона из России. Потом он со смехом говорил, что вывел
многие положения своих трактатов благодаря мне Ц мои житейские ошибки
послужили толчком к их анализу и переосмыслению. А я тоже со смехом отвеч
ал: что вы бы без нас делали, теоретики, затворники-мыслители…
Но, впрочем, речь не об этом, а о вещах более прозаических: о премерзкой око
льной дороге, об осеннем вечере, неприятности которого только начиналис
ь для меня, и обо мне, молодом, несмышленом и полном сил. О Господи, когда это
было!
Погода испортилась окончательно, злой ветер продирал насквозь, косой до
ждь хлестал в лицо и иголками впивался в кожу, я дрожал от холода, и казало
сь мне в тот час, что не будет той дороге конца, суждено мне веки вечные, как
неприкаянной душе, скитаться здесь, голодному и холодному. Я понимал, что
эти мысли неуместны, что дороги здесь, в центре России, далеко не бесконеч
ны и вскоре я должен наткнуться на какое-нибудь жилье, так что никакой угр
озы нет. Но разум и чувства порой живут вне зависимости друг от друга. Стыд
но признаться, но я даже готов был в отчаянии потерять голову, настолько м
не было тоскливо и неуютно, настолько далекими казались перспективы сыт
ного ужина и пылающего очага.
Смешно, но я вполне мог проехать мимо долгожданного постоялого двора, по
лностью растворившегося в чернильной тьме. Огней я не видел, поскольку о
кна выходили на другую сторону дороги, а сам я настолько устал, что находи
лся в состоянии некоторого оцепенения и не способен был внимательно сле
дить за окружающей обстановкой. Вывел меня из прострации истошный лай дв
орняги, бросившейся прямо под копыта моей лошади. Катька испуганно шарах
нулась в сторону, и я едва усидел в седле.
Ц Ктой-то там? Ц послышался грозный бас. Ориентируясь на огонь фонаря, з
ажегшегося в дверях дома, я подъехал ближе.
Ц Это, что ли, постоялый двор? Ц спросил я в свою очередь.
Ц Да, ваша милость, Ц сбавив тон, поклонился хозяин, одетый в цветную бле
клую рубаху навыпуск.
Ц Ну так принимай лошадь и пошли кого-нибудь на дорогу, там моему челове
ку помочь надо. У экипажа колесо отвалилось. И не мешкай! Я хорошо заплачу.

Ц Не извольте беспокоиться, барин, Ц опять поклонился хозяин, Ц все бу
дет сполнено. А покамест прошу в дом Ц отведайте, что Бог послал.
Убранство постоялого двора было бедно и убого. Скамьи, длинный стол, зако
пченные стены, крохотные, прикрытые ставнями окошки. Не было никаких укр
ашений, которые обычно имеются в подобных местах, Ц ни резных деревянны
х безделушек, ни грубо намалеванных картинок. Похоже, хозяин был скуп и не
слишком заботился о присутствии красоты в своем заведении. Может быть, о
н даже не ведал о подобном слове. Но какое это имело значение? Ведь здесь б
ыло главное Ц крепкие стены, укрывающие от непогоды, горячая печь, от кот
орой шло так желанное мной тепло.
В помещении царила полутьма. Тусклый огонек масляной лампы не мог совлад
ать с тьмой и лишь робко отвоевывал у нее небольшое пространство, но я впо
лне мог рассмотреть в слабом свете пляшущего огонька присутствующих.
За столом о чем-то спорили красавец офицер с грозно закрученными набрио
линенными усами и высокий, длиннорукий священник с окладистой рыжей бор
одой. Позже, присмотревшись к этим людям, я отметил, что офицер как-то не в м
еру суетлив и вертляв, говорит немного картавя, но речь его плавна и убеди
тельна, он умеет увлечь собеседника. Священник же, как и подобает по сану,
спокоен, рассудителен, кажется, ничто не может вывести его из равновесия,
а речь его так же гладка и убедительна. Природа наградила батюшку больши
м, горбатым носом, который в жизни светской навряд ли содействовал бы усп
еху его у дам. Но принято считать, что лицам духовного звания подобные уте
хи не к лицу, хотя, поговаривают, и среди них встречаются большие любители
сладких запретных плодов.
Ц О, нашего полку прибыло, Ц осклабился офицер, увидев меня. Ц За это ст
оит выпить.
Ц Да, да, Ц встряхнул бородой батюшка. Ц Самое времечко причаститься…

Ц Позвольте представиться, господа. Инженер Курнаков Иван Алексеевич.
Еду по служебным делам.
Ц Поручик гусарского полка Федор Васильевич Никитин. Ц Офицер встал и
з-за стола и учтиво поклонился.
Ц Ну а я отец Пафнутий. В миру Секретарев Василий Петрович.
Ц Очень, очень приятно.
Мне на самом деле было приятно застать в этом медвежьем углу образованны
х собеседников, с коими можно поболтать о том о сем и тем самым скрасить то
ску ненастного вечера.
Ц Давайте-ка, Иван Алексеевич, к столу. Тут на удивление хорошо угощают, х
отя в это и трудно поверить, глядя на угрюмое лицо здешнего хозяина.
Утолив голод сытной кулебякой, действительно приготовленной недурно, я
расслабился и, намереваясь со временем присоединиться к возобновленно
му спору, пока что стал прислушиваться. Ну конечно же, мои сотрапезники бы
ли заняты такой привычной мне забавой Ц беседой о вещах возвышенных и к
повседневным заботам отношения не имеющих. Безобидная болтовня Ц как р
аз то, что нужно, дабы приятно провести время и укрепиться в сознании собс
твенных умственных достоинств.
Ц Мир безумно стар и дрябл, Ц разглагольствовал офицер, горячо размахи
вая руками, будто стремясь поймать назойливую муху. Ц Для высоких порыв
ов истинной, всепоглощающей ненависти или любви в нем не остается места
Ц просто не хватает сил и энергии. Его устои и заветы обветшали, его запов
еди смешны, и лишь их отрицание способно привести к подлинному освобожде
нию духа.
Ц Вы рискуете освободить не дух, но страсти, Ц улыбнулся, отхлебнув вин
а, священник.
Ц А разве высокая страсть не духовна?
Ц Какая же такая страсть? Ненависть, как вы только что изволили сказать?
Ненависть… Та самая змея, которая способна погубить солнце жизни-После
этих слов священника офицер хрипло рассмеялся и, как мне показалось (хот
я я вполне мог и ошибиться в полутьме), на миг изменился в лице, по которому
пробежала судорога.
Ц Почему же? Может, освободиться любовь… Бросил он эти слова невпопад, но
в его голосе, который сейчас дрожал, теперь ощущалось нешуточное напряж
ение, будто разговор вовсе не был банально пуст, а шел о вещах важных и име
ющих для него большое значение.
Ц А я иногда думаю: чем плоха ненависть? Ц ухмыльнулся батюшка в бороду.
Ц Она тоже может быть прекрасна, если достигла таких же высот, как истинн
ая любовь. Ведь не только Бог, но и дьявол может быть прекрасен и притягате
лен…
Ц Несколько странные рассуждения для слуги Господа, Ц прожевав кусок,
вмешался я.
Офицер, поддерживая мои слова, развел руками и рассмеялся.
Ц Вот и я говорю, Ц сказал он, Ц напоминаете вы мне, батюшка, приснопамя
тного монаха-атеиста, не верившего в то, что так горячо проповедовал.
Ц Как такое возможно Ц скромно потупился священник, и выражение его ли
ца при этом было столь кротко и благостно, что устыдиться бы должен тот, кт
о заподозрит его хоть в малейшей неискренности.
Ц Представьте себе, возможно, Ц махнул рукой офицер. Ц Того монаха-бен
едиктинца звали Леже Мари Деган. В своем письменном труде он осмелился у
тверждать, что понятие Бог создано людьми, а гнусное неверие в Господа сч
итал достоянием узкого круга людей, которых цинично именовал просветит
елями. По нему мир есть сверхчувственная сущность, и познание его доступ
но лишь разуму, но не чувствам. Разум…
Ц Разум Ц великая сила, Ц зевнув, прервал его священник. Ц Поручик, вы
довольно неплохо образованы для офицера. Ваш ум занят вопросами, которые
не часто посещают умы людей военных.
Ц Но ведь и ваш ум, батюшка, занят мыслями, особам духовного звания не сов
сем долженствующими, Ц с каким-то вызовом, по-моему, совсем неуместным, п
роизнес гусар.
Ц Ох, сын мой, вы просто не представляете, чем только не бывает занята гол
ова лица духовного, какие только вопросы не мучат нас. Иногда Ц на какие д
еньги отремонтировать купол храма или как устроить церковное хозяйств
о? А иногда, гораздо реже, это вопросы вселенские, важные. Например, что так
ое черное и белое? Свет и Тьма! Луна и солнце!
Ц Луна и солнце… Ц задумчиво протянул офицер. Ц Вы, святые отцы, горазд
ы все усложнять, А ответ прост, он лежит на поверхности.
Ц Так дайте мне его.
Ц Дам. Не сейчас. Может, позднее. Я устал и должен оставить вас. Спокойной н
очи.
Разговор, особенно его окончание, весьма озадачил меня. Он был полон наме
ков и недоговоренностей, в которых я ничего не понял. Насколько я уяснил, э
ти двое познакомились только здесь. Неужели какие-то сложные отношения,
даже некоторая скрываемая неприязнь, возникла за один вечер? Как-то все э
то загадочно.
Ц Странный человек, Ц покачал я головой, пытаясь вызвать священника на
разговор. Меня разбирало любопытство. Ц Он будто хотел сказать что-то…
Ц Разве? По-моему, что хотел Ц он сказал. Эти люди вообще любят поговорит
ь. Они опутывают словами как паутиной.
Ц Свет и Тьма. Луна и солнце. В этом есть что-то поэтическое. Кстати, на рук
е гусара я увидел необычный браслет. На нем изображены луна и змея.
Священник улыбнулся.
Ц Не луна, а солнце… Наверное, мой взгляд упал на его руку, и я невольно под
обрал противопоставление в пылу спора. Вы правы, оно довольно поэтично и
красиво. По-моему, подошло к теме.
Ц В этом видится нечто забавное, Ц сказал я, пытаясь продлить, разжечь з
атухающий разговор, но мне это не удалось.
Ц Даже чересчур забавное, Ц произнес батюшка, прикрывая зевок ладонью
…
Ворочаясь в постели, я никак не мог заснуть. Справедливости ради надо отм
етить, что священник казался мне личностью не менее странной, чем гусар. Н
еожиданно меня осенило, я понял, что мне напоминает состоявшийся, безоби
дный на первый взгляд разговор. Он походил на сложную карточную партию, а
повисшее напряжение говорило об одном: ставки высоки!
Ближе к полуночи, когда я уже стал подремывать, мне послышался шум в сосед
ней комнате. Вскоре неясный силуэт промелькнул в проеме окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38