М. Третьякову для его галереи.
Большую роль в творчестве Левитана играют музыкальные, поэтические и фи
лософские ассоциации (он любил учение А. Шопенгауэра), но все же главное зн
ачение имели его личностная чувственность, влюбчивость и склонность к п
риступам черной меланхолии. Левитан очень остро переживал и собственно
е нездоровье (у него был врожденный порок сердца), и весь драматизм положе
ния евреев в России. Поэтому, отчасти восприняв новации импрессионизма,
Левитан редко отдавался чистой, радостной игре света и цвета, пребывая в
кругу своих образов, овеянных мировой тоской.
Так, напоминая о бренности всего земного, внушает затаенную тревогу карт
ина «Над вечным покоем» (1893Ц 1894), которая была по духу особенна близка Левит
ану. «Над вечным покоем» заставляет задуматься над смыслом жизни и над е
е быстротечностью. Левитан писал в одном из писем: «Вечность, грозная веч
ность, в которой потонули поколения и потонут еще… Какой ужас, какой стра
х!» «В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием», Ц гово
рил об этой картине художник.
В картине «Над вечным покоем» с огромной силой выражена поэзия ненастно
го дня. Картина была написана на берегу озера Удомли в Тверской губернии.
С косогора, где темные березы гнутся под порывистым ветром и стоит среди
этих берез сгнившая бревенчатая церковь, открывается даль глухой реки, п
отемневшие от ненастья луга, громадное облачное небо. Тяжелые тучи висят
над землей. Косые холстины дождя закрывают просторы. Никто из художнико
в до Левитана не передавал с такой печальной силой бескрайние дали росси
йского ненастья и человеческой тоски.
Левитан не был женат, у него не было детей. Слишком часто он был очень безр
адостен, как безрадостна была история его народа и его предков. Иногда тя
желые мысли о своем народе целиком завладевали им, тогда у него наступал
и приступы болезненной депрессии Ц хандры, которая усиливалась от недо
вольства своими работами.
Во время хандры Левитан бежал от людей. Они все казались ему врагами. Леви
тан становился груб, дерзок, нетерпим. Он со злобой соскабливал краски со
своих картин, прятался, уходил с собакой Вестой на охоту, но не охотился, а
без цели бродил по лесам. В такие дни одна природа заменяла ему родного че
ловека.
Два раза во время припадков депрессии Левитан стрелялся, но остался жив.
Оба раза спасал его Чехов. Но хандра проходила, и Левитан возвращался к лю
дям, снова писал, любил, верил, запутывался в сложности человеческих отно
шений, пока не настигал его новый удар депрессии. Чехов временами считал,
что левитановская тоска была началом психической болезни, но он, конечно
, ошибался.
Жизнь Левитана была относительно небогата событиями; путешествовать з
а границей он не любил. Он любил только среднюю Россию. Поездки же за грани
цу, куда его отсылали врачи лечиться, Левитан считал напрасной тратой вр
емени. Жил Левитан преимущественно в Москве, работал также в Останкино (1880
Ц 1883), в различных местах Московской и Тверской губерний; в Крыму (1886, 1899), на Во
лге (1887Ц 1890), побывал в Италии, Франции, Швейцарии и Финляндии (1890-е гг.). Но грани
ты Финляндии, ее черная речная вода и мрачное море нагоняли на Левитана т
оску. «Вновь я захандрил без меры и границ, Ц писал Левитан Чехову из Фин
ляндии. Ц Здесь нет природы». В Швейцарии его поразили Альпы, но вид этих
гор для Левитана ничем не отличался от видов крикливо размалеванных кар
тонных макетов. В Италии ему понравилась только Венеция, где воздух поло
н серебристых оттенков, рожденных тусклыми лагунами. В Париже Левитан ув
идел картины Монэ, правда, не запомнил их. Только перед смертью он оценил ж
ивопись импрессионистов и понял, что он сам отчасти был их русским предш
ественником, и впервые с признанием упомянул их имена.
Бесправие преследовало Левитана всю жизнь. В 1892 г. его вторично выселили и
з Москвы, несмотря на то что он уже был художником со всероссийской славо
й. Ему пришлось скрываться во Владимирской губернии, пока друзья не доби
лись отмены высылки.
В Москве какое-то время Левитан жил в меблированных комнатах «Англия» н
а Тверской, опять, как в юности, ненадолго вернулась нужда. Хозяйке за комн
ату он иногда платил не деньгами, а этюдами. Хозяйке его пейзажи часто не н
равились. Ей хотелось увидеть на лугу породистую корову, а под липой паро
чку сидящих влюбленных, что было бы приятно для глаза. Некоторые критики
о Левитане писали примерно то же самое, требуя, чтобы художник оживил пей
заж стадами гусей, лошадьми, фигурами пастухов и женщин.
Последние годы жизни Левитан проводил много времени около Вышнего Воло
чка на берегах озера Удомли. Там, в семье помещиков Панафидиных, он опять п
опал в путаницу человеческих отношений, стрелялся, но остался жив.
Тяжелая сердечная болезнь Левитана из года в год все прогрессировала, но
ни он, ни близкие ему люди не знали об этом, пока она не дала первой бурной в
спышки. Левитан не хотел лечиться, боялся идти к врачам, чтобы не услышать
смертный приговор.
Незадолго до смерти он тосковал еще больше, чем в молодые годы. Все чаще он
уходил в леса Ц жил он в лето перед смертью около Звенигорода, Ц и там ег
о часто находили плачущим и растерянным. Он знал, что ни врачи, ни спокойна
я жизнь, ни исступленно любимая им природа уже не могли отдалить приближ
авшийся конец.
Однако приблизительно за пять лет до смерти у Левитана произошла вспышк
а радостного мироощущения. В дневнике А. Чехова есть запись, помеченная д
екабрем 1896 г.: «У Левитана расширены аорты. Носит на груди глину. Превосходн
ые этюды и страстная жажда жизни». В эти годы, нося на груди глину, Левитан
написал свои самые жизнеутверждающие вещи: «Март» (1895), «Весна, большая вод
а» (1897), достигая апогея жизнелюбия в предельно яркой и звучной картине «Зо
лотая осень» (1895). И последняя, неоконченная картина «Озеро. Русь» (1900) напере
кор смертельной болезни является едва ли не самым мажорным произведени
ем художника.
В 1898 г. Левитан начал преподавать в том самом училище, в котором учился сам.
Он мечтал создать Дом пейзажей Ц большую мастерскую, в которой могли бы
работать все русские пейзажисты. В его пейзажной мастерской почти полов
ина большой комнаты была отведена под уголок леса, в котором были ели, неб
ольшие деревья с желтыми листьями, зеленый мох, дерн, кадки с папоротника
ми. Свет из окна падал так, как на лесной поляне. Часто Левитан привозил в м
астерскую цветы. Он говорил своим ученикам, что цветы надо писать так, что
бы от них пахло не красками, а цветами.
Зимой 1899 г. врачи послали Левитана в Ялту. В то время в Ялте жил Чехов. Старые
друзья встретились постаревшими и отчужденными. Левитан ходил, тяжело о
пираясь на палку, задыхался, все говорил о своей близкой смерти. Он ее откр
овенно боялся и не скрывал этого, сердце болело уже почти непрерывно.
Ялта не помогла. Левитан вернулся в Москву и почти не выходил из своего до
ма в Трехсвятительском переулке. 22 июля (4 августа) 1900 г. Исаак Левитан умер.
Всего Левитан написал около 1000 картин и этюдов, лучшие из них находятся в Т
ретьяковской галерее и Русском музее. В Плесе открыт Дом-музей Левитана.
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
(1891Ц 1938)
Осип Эмильевич Мандельштам Ц один из самых крупных поэтов России XX века
Ц родился 3(15) января 1891 г. в Варшаве, в еврейской семье коммерсанта, впослед
ствии купца первой гильдии, промышлявшего обработкой кожи, Эмилия Вениа
миновича Мандельштама. Отец, в свое время учившийся в Высшей талмудическ
ой школе в Берлине, хорошо знал и чтил еврейские традиции. Мать Ц Флора Ос
иповна Ц была музыкантшей, родственницей известного историка русской
литературы С.А. Венгерова.
Детство и юность Осипа прошли в Петербурге, куда семья переехала в 1897 г. Поэ
т Георгий Иванов пишет о среде, формировавшей будущего поэта: «Отец Ц не
в духе. Он всегда не в духе, отец Мандельштама. Он Ц неудачник-коммерсант,
чахоточный, затравленный, вечно фантазирующий… Мрачная петербургская
квартира зимой, унылая дача летом… Тяжелая тишина… Из соседней комнаты х
риплый шепоток бабушки, сгорбленной над Библией: страшные, непонятные, д
ревнееврейские слова…»
Мандельштам был европейским, германоориентированным евреем первой тре
ти XX в. со всеми сложностями и изгибами духовной, религиозной, культурной
жизни этого важнейшего отрезка европейской культуры. В «Краткой еврейс
кой энциклопедии» мы читаем о поэте: «Хотя Мандельштам в отличие от ряда
русских писателей-евреев не пытался скрывать свою принадлежность к евр
ейскому народу, его отношение к еврейству было сложным и противоречивым
. С болезненной откровенностью в автобиографическом «Шуме времени» Ман
дельштам вспоминает о постоянном стыде ребенка из ассимилированной ев
рейской семьи за свое еврейство, за назойливое лицемерие в выполнении ев
рейского ритуала, за гипертрофию национальной памяти, за «хаос иудейски
й» («…не родина, не дом, не очаг, а именно хаос»), от которого он всегда бежал
».
Однако если мы внимательно перечтем автобиографическую повесть Мандел
ьштама, то увидим, что этот «хаос иудейский» (у Мандельштама выражение эт
о, кстати, не несет отрицательных смыслов) относится далеко не ко всему иу
действу. «Хаосом иудейским» назван не иудаизм в целом, а конкретная сцен
а, следующая за описанием синагоги, из которой 9Ц 10-летний Осип вернулся в
некотором «чаду».
В 1899Ц 1907 гг. Мандельштам учился в Тенишевском коммерческом училище, одном
из лучших учебных заведений Петербург того времени, увлекался эсеровск
им движением. 1907Ц 1910 гг. он провел в Европе: в Париже посещал лекции на слове
сном факультете Сорбонны, два семестра проучился в Гейдельбергском уни
верситете, жил в Швейцарии, совершил поездку в Италию.
Вернувшись в Петербург, в 1911 г. Мандельштам поступил на отделение романск
их языков историко-филологического факультета Петербургского универс
итета, но не окончил его.
В России Мандельштам интересуется религией (особенно напряженно в 1910 г.), п
осещает заседания Религиозно-философского общества. Но в стихах его рел
игиозные мотивы целомудренно-сдержанны («Неумолимые слова…» о Христе, к
оторый не назван). Из стихов этих лет Мандельштам включил в свои книги мен
ее трети. Но в 1911 г. он все же принимает крещение по методистскому обряду у п
ротестантского пастора, что было «уступкой обстоятельствам, связанным
с невозможностью из-за процентной нормы поступить в университет».
Первые его поэтические опыты Ц два стихотворения в традициях народнич
еской лирики Ц были опубликованы в студенческом журнале Тенишевского
училища «Пробужденная мысль» в 1907 г. Но подлинный его литературный дебют
состоялся в августе 1910-го, в девятом номере журнала «Аполлон», где была нап
ечатана подборка из пяти его стихотворений.
Поначалу Мандельштам примыкал к поэтическому течению «символизм», пос
ещал В.И. Иванова, посылал ему свои стихи. Но 1911 г. Мандельштам сблизился с Н.С
. Гумилевым и А.А. Ахматовой, и в 1913 г. его стихи «Notre dame», «Айя-София» печатаются
в программной подборке акмеистов.
Акмеизм для Мандельштама гораздо ближе символизма Ц это конкретность,
«посюсторонность», «сообщничество сущих в заговоре против пустоты и не
бытия», преодоление хрупкости человека и косности мироздания через тво
рчество («из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам»). Поэт у
подобляет себя зодчему, почему первую свою книгу Мандельштам и называет
«Камень» (1913, 2-е издание, значительно переработанное, 1916).
К Мандельштаму приходит известность в литературных кружках, он свой чел
овек в петербургской богеме, задорный, веселый до ребячливости и самозаб
венно-торжественный над стихами.
Раннее творчество Мандельштама неразрывно связано с акмеизмом, деятел
ьностью «Цеха поэтов» и литературной полемикой между акмеистами и симв
олистами. Ему принадлежит один из манифестов акмеизма Ц «Утро акмеизма
» (написанный в 1913 г., но опубликованный только в 1919-м), провозгласивший ценно
сть «слова, как такового» Ц в единстве всех его элементов Ц в противове
с футуристическому отказу от смысла слова во имя звука, Так и символистс
кому стремлению увидеть за конкретным образом его подлинную скрытую су
щность.
К октябрьской революции 1917 г. Мандельштам относился как к катастрофе (сти
хи «Кассандре», «Когда октябрьский нам готовил временщик…»), однако вско
ре у него возникает робкая надежда на то, что новое «жестоковыйное» госу
дарство может быть гуманизовано хранителями старой культуры, которые в
дохнут в его нищету домашнее, «эллинское» (но не римское) тепло человечес
кого слова. Об этом его лирические статьи 1921Ц 1922 гг.: «Слово и культура», «О п
рироде слова», «Гуманизм и современность», «Пшеница человеческая» и дру
гие.
В первые годы после революции 1917 г. Мандельштам работает в Наркомпросе. В 1919
Ц 1920 гг. (и позднее, в 1921Ц 1922 гг.) он уезжает из голодного Петербурга на юг Ц Ук
раину, Крым, Кавказ, Ц но от эмиграции отказывается.
В 1922 г. Мандельштам поселяется в Москве вместе с молодой женой Надеждой Ха
зиной (Н.Я. Мандельштам), с которой он познакомился 1 мая 1919 г. Она станет его о
порой на всю жизнь, а после гибели поэта сохранит его литературное насле
дие.
Мандельштам обожал жену, называя ее своим вторым «я». А. Ахматова вспомин
ает: «Осип любил Надю невероятно, неправдоподобно. Когда ей резали аппен
дикс в Киеве, он не выходил из больницы и все время жил в каморке у больнич
ного швейцара. Он не отпускал Надю от себя ни на шаг, не позволял ей работа
ть, бешено ревновал, просил ее советов в каждом слове в стихах. Вообще я ни
чего подобного в своей жизни не видела».
К 1923 г. надежды поэта на быструю гуманизацию нового общества иссякают. Ман
дельштам чувствует себя отзвуком старого вен в пустоте нового («Нашедши
й подкову», «1 января 1924»), и после 1925 г. на пять лет он вообще перестает писать
стихи. Только в 1928-м выходят итоговый его сборник «Стихотворения» и проза
ическая повесть «Египетская марка» (о судьбе маленького человека в пров
але двух эпох).
С 1924 г. Мандельштам живет в Ленинграде, а с 1928-го в Москве, он и жена практичес
ки бездомные, с вечно неустроенным бытом.
Начиная с середины 1924 г. Мандельштам, зарабатывая на жизнь, занимается пер
еводами; пишет автобиографическую прозу «Шум времени» (1925), «Четвертая пр
оза» (издана посмертно в 1966 году); выпускает сборник статей «О поэзии» (1928). И с
амого себя в те годы он так характеризует: «Чувствую себя должником рево
люции, но приношу ей дары, в которых она не нуждается».
Всего при жизни Мандельштама вышло шесть его поэтических книг: три издан
ия «Камня» (1913, 1916 и 1923); «Tristia» (1922 г., переводе с греческого это слово означает «печ
аль, скорбное песнопение»); «Вторая книга» (сборник был издан в 1923 году в Бе
рлине и был назван так М.А. Кузьминым) и «Стихотворения» (1928)». В 1931Ц 1932 гг. Манд
ельштам заключил договоры на сборники «Избранное» и «Новые стихи», а так
же на двухтомное собрание сочинений, но эти издания не состоялись.
После гибели поэта имя Мандельштама оставалось в СССР под запретом окол
о 20 лет. Первое в СССР посмертное издание стихов Мандельштама было анонси
ровано в 1958 г., но вышло только 1973-м Ц Мандельштам О. «Стихотворения», в больш
ой серии «Библиотека поэта». (Впервые же собрание сочинений поэта было и
здано в США в 1964 г.).
В начале 1930-х гг. Мандельштам уже вполне принимает идеалы революции, но кат
егорически отвергает власть, которая их фальсифицирует. В 1930-м он пишет св
ою «Четвертую прозу» Ц жесточайшее обличение нового режима, а в 1933-м Ц ст
ихотворную «эпиграмму» на Сталина «Мы живем, под собою не чуя страны…» В
нутренний разрыв с рабством официальной идеологии дает Мандельштаму с
илу вернуться к подлинному творчеству, которое у него шло, за редким искл
ючением, «в стол», не предназначаясь для сиюминутной печати.
14 мая 1934 г. за «эпиграмму» «Мы живем, под собою не чуя страны…» и другие стихи
Мандельштам был арестован в своей квартире.
Мы живем, под собою не чуя ст
раны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны.
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, кует за указом указ Ц
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Большую роль в творчестве Левитана играют музыкальные, поэтические и фи
лософские ассоциации (он любил учение А. Шопенгауэра), но все же главное зн
ачение имели его личностная чувственность, влюбчивость и склонность к п
риступам черной меланхолии. Левитан очень остро переживал и собственно
е нездоровье (у него был врожденный порок сердца), и весь драматизм положе
ния евреев в России. Поэтому, отчасти восприняв новации импрессионизма,
Левитан редко отдавался чистой, радостной игре света и цвета, пребывая в
кругу своих образов, овеянных мировой тоской.
Так, напоминая о бренности всего земного, внушает затаенную тревогу карт
ина «Над вечным покоем» (1893Ц 1894), которая была по духу особенна близка Левит
ану. «Над вечным покоем» заставляет задуматься над смыслом жизни и над е
е быстротечностью. Левитан писал в одном из писем: «Вечность, грозная веч
ность, в которой потонули поколения и потонут еще… Какой ужас, какой стра
х!» «В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием», Ц гово
рил об этой картине художник.
В картине «Над вечным покоем» с огромной силой выражена поэзия ненастно
го дня. Картина была написана на берегу озера Удомли в Тверской губернии.
С косогора, где темные березы гнутся под порывистым ветром и стоит среди
этих берез сгнившая бревенчатая церковь, открывается даль глухой реки, п
отемневшие от ненастья луга, громадное облачное небо. Тяжелые тучи висят
над землей. Косые холстины дождя закрывают просторы. Никто из художнико
в до Левитана не передавал с такой печальной силой бескрайние дали росси
йского ненастья и человеческой тоски.
Левитан не был женат, у него не было детей. Слишком часто он был очень безр
адостен, как безрадостна была история его народа и его предков. Иногда тя
желые мысли о своем народе целиком завладевали им, тогда у него наступал
и приступы болезненной депрессии Ц хандры, которая усиливалась от недо
вольства своими работами.
Во время хандры Левитан бежал от людей. Они все казались ему врагами. Леви
тан становился груб, дерзок, нетерпим. Он со злобой соскабливал краски со
своих картин, прятался, уходил с собакой Вестой на охоту, но не охотился, а
без цели бродил по лесам. В такие дни одна природа заменяла ему родного че
ловека.
Два раза во время припадков депрессии Левитан стрелялся, но остался жив.
Оба раза спасал его Чехов. Но хандра проходила, и Левитан возвращался к лю
дям, снова писал, любил, верил, запутывался в сложности человеческих отно
шений, пока не настигал его новый удар депрессии. Чехов временами считал,
что левитановская тоска была началом психической болезни, но он, конечно
, ошибался.
Жизнь Левитана была относительно небогата событиями; путешествовать з
а границей он не любил. Он любил только среднюю Россию. Поездки же за грани
цу, куда его отсылали врачи лечиться, Левитан считал напрасной тратой вр
емени. Жил Левитан преимущественно в Москве, работал также в Останкино (1880
Ц 1883), в различных местах Московской и Тверской губерний; в Крыму (1886, 1899), на Во
лге (1887Ц 1890), побывал в Италии, Франции, Швейцарии и Финляндии (1890-е гг.). Но грани
ты Финляндии, ее черная речная вода и мрачное море нагоняли на Левитана т
оску. «Вновь я захандрил без меры и границ, Ц писал Левитан Чехову из Фин
ляндии. Ц Здесь нет природы». В Швейцарии его поразили Альпы, но вид этих
гор для Левитана ничем не отличался от видов крикливо размалеванных кар
тонных макетов. В Италии ему понравилась только Венеция, где воздух поло
н серебристых оттенков, рожденных тусклыми лагунами. В Париже Левитан ув
идел картины Монэ, правда, не запомнил их. Только перед смертью он оценил ж
ивопись импрессионистов и понял, что он сам отчасти был их русским предш
ественником, и впервые с признанием упомянул их имена.
Бесправие преследовало Левитана всю жизнь. В 1892 г. его вторично выселили и
з Москвы, несмотря на то что он уже был художником со всероссийской славо
й. Ему пришлось скрываться во Владимирской губернии, пока друзья не доби
лись отмены высылки.
В Москве какое-то время Левитан жил в меблированных комнатах «Англия» н
а Тверской, опять, как в юности, ненадолго вернулась нужда. Хозяйке за комн
ату он иногда платил не деньгами, а этюдами. Хозяйке его пейзажи часто не н
равились. Ей хотелось увидеть на лугу породистую корову, а под липой паро
чку сидящих влюбленных, что было бы приятно для глаза. Некоторые критики
о Левитане писали примерно то же самое, требуя, чтобы художник оживил пей
заж стадами гусей, лошадьми, фигурами пастухов и женщин.
Последние годы жизни Левитан проводил много времени около Вышнего Воло
чка на берегах озера Удомли. Там, в семье помещиков Панафидиных, он опять п
опал в путаницу человеческих отношений, стрелялся, но остался жив.
Тяжелая сердечная болезнь Левитана из года в год все прогрессировала, но
ни он, ни близкие ему люди не знали об этом, пока она не дала первой бурной в
спышки. Левитан не хотел лечиться, боялся идти к врачам, чтобы не услышать
смертный приговор.
Незадолго до смерти он тосковал еще больше, чем в молодые годы. Все чаще он
уходил в леса Ц жил он в лето перед смертью около Звенигорода, Ц и там ег
о часто находили плачущим и растерянным. Он знал, что ни врачи, ни спокойна
я жизнь, ни исступленно любимая им природа уже не могли отдалить приближ
авшийся конец.
Однако приблизительно за пять лет до смерти у Левитана произошла вспышк
а радостного мироощущения. В дневнике А. Чехова есть запись, помеченная д
екабрем 1896 г.: «У Левитана расширены аорты. Носит на груди глину. Превосходн
ые этюды и страстная жажда жизни». В эти годы, нося на груди глину, Левитан
написал свои самые жизнеутверждающие вещи: «Март» (1895), «Весна, большая вод
а» (1897), достигая апогея жизнелюбия в предельно яркой и звучной картине «Зо
лотая осень» (1895). И последняя, неоконченная картина «Озеро. Русь» (1900) напере
кор смертельной болезни является едва ли не самым мажорным произведени
ем художника.
В 1898 г. Левитан начал преподавать в том самом училище, в котором учился сам.
Он мечтал создать Дом пейзажей Ц большую мастерскую, в которой могли бы
работать все русские пейзажисты. В его пейзажной мастерской почти полов
ина большой комнаты была отведена под уголок леса, в котором были ели, неб
ольшие деревья с желтыми листьями, зеленый мох, дерн, кадки с папоротника
ми. Свет из окна падал так, как на лесной поляне. Часто Левитан привозил в м
астерскую цветы. Он говорил своим ученикам, что цветы надо писать так, что
бы от них пахло не красками, а цветами.
Зимой 1899 г. врачи послали Левитана в Ялту. В то время в Ялте жил Чехов. Старые
друзья встретились постаревшими и отчужденными. Левитан ходил, тяжело о
пираясь на палку, задыхался, все говорил о своей близкой смерти. Он ее откр
овенно боялся и не скрывал этого, сердце болело уже почти непрерывно.
Ялта не помогла. Левитан вернулся в Москву и почти не выходил из своего до
ма в Трехсвятительском переулке. 22 июля (4 августа) 1900 г. Исаак Левитан умер.
Всего Левитан написал около 1000 картин и этюдов, лучшие из них находятся в Т
ретьяковской галерее и Русском музее. В Плесе открыт Дом-музей Левитана.
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
(1891Ц 1938)
Осип Эмильевич Мандельштам Ц один из самых крупных поэтов России XX века
Ц родился 3(15) января 1891 г. в Варшаве, в еврейской семье коммерсанта, впослед
ствии купца первой гильдии, промышлявшего обработкой кожи, Эмилия Вениа
миновича Мандельштама. Отец, в свое время учившийся в Высшей талмудическ
ой школе в Берлине, хорошо знал и чтил еврейские традиции. Мать Ц Флора Ос
иповна Ц была музыкантшей, родственницей известного историка русской
литературы С.А. Венгерова.
Детство и юность Осипа прошли в Петербурге, куда семья переехала в 1897 г. Поэ
т Георгий Иванов пишет о среде, формировавшей будущего поэта: «Отец Ц не
в духе. Он всегда не в духе, отец Мандельштама. Он Ц неудачник-коммерсант,
чахоточный, затравленный, вечно фантазирующий… Мрачная петербургская
квартира зимой, унылая дача летом… Тяжелая тишина… Из соседней комнаты х
риплый шепоток бабушки, сгорбленной над Библией: страшные, непонятные, д
ревнееврейские слова…»
Мандельштам был европейским, германоориентированным евреем первой тре
ти XX в. со всеми сложностями и изгибами духовной, религиозной, культурной
жизни этого важнейшего отрезка европейской культуры. В «Краткой еврейс
кой энциклопедии» мы читаем о поэте: «Хотя Мандельштам в отличие от ряда
русских писателей-евреев не пытался скрывать свою принадлежность к евр
ейскому народу, его отношение к еврейству было сложным и противоречивым
. С болезненной откровенностью в автобиографическом «Шуме времени» Ман
дельштам вспоминает о постоянном стыде ребенка из ассимилированной ев
рейской семьи за свое еврейство, за назойливое лицемерие в выполнении ев
рейского ритуала, за гипертрофию национальной памяти, за «хаос иудейски
й» («…не родина, не дом, не очаг, а именно хаос»), от которого он всегда бежал
».
Однако если мы внимательно перечтем автобиографическую повесть Мандел
ьштама, то увидим, что этот «хаос иудейский» (у Мандельштама выражение эт
о, кстати, не несет отрицательных смыслов) относится далеко не ко всему иу
действу. «Хаосом иудейским» назван не иудаизм в целом, а конкретная сцен
а, следующая за описанием синагоги, из которой 9Ц 10-летний Осип вернулся в
некотором «чаду».
В 1899Ц 1907 гг. Мандельштам учился в Тенишевском коммерческом училище, одном
из лучших учебных заведений Петербург того времени, увлекался эсеровск
им движением. 1907Ц 1910 гг. он провел в Европе: в Париже посещал лекции на слове
сном факультете Сорбонны, два семестра проучился в Гейдельбергском уни
верситете, жил в Швейцарии, совершил поездку в Италию.
Вернувшись в Петербург, в 1911 г. Мандельштам поступил на отделение романск
их языков историко-филологического факультета Петербургского универс
итета, но не окончил его.
В России Мандельштам интересуется религией (особенно напряженно в 1910 г.), п
осещает заседания Религиозно-философского общества. Но в стихах его рел
игиозные мотивы целомудренно-сдержанны («Неумолимые слова…» о Христе, к
оторый не назван). Из стихов этих лет Мандельштам включил в свои книги мен
ее трети. Но в 1911 г. он все же принимает крещение по методистскому обряду у п
ротестантского пастора, что было «уступкой обстоятельствам, связанным
с невозможностью из-за процентной нормы поступить в университет».
Первые его поэтические опыты Ц два стихотворения в традициях народнич
еской лирики Ц были опубликованы в студенческом журнале Тенишевского
училища «Пробужденная мысль» в 1907 г. Но подлинный его литературный дебют
состоялся в августе 1910-го, в девятом номере журнала «Аполлон», где была нап
ечатана подборка из пяти его стихотворений.
Поначалу Мандельштам примыкал к поэтическому течению «символизм», пос
ещал В.И. Иванова, посылал ему свои стихи. Но 1911 г. Мандельштам сблизился с Н.С
. Гумилевым и А.А. Ахматовой, и в 1913 г. его стихи «Notre dame», «Айя-София» печатаются
в программной подборке акмеистов.
Акмеизм для Мандельштама гораздо ближе символизма Ц это конкретность,
«посюсторонность», «сообщничество сущих в заговоре против пустоты и не
бытия», преодоление хрупкости человека и косности мироздания через тво
рчество («из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам»). Поэт у
подобляет себя зодчему, почему первую свою книгу Мандельштам и называет
«Камень» (1913, 2-е издание, значительно переработанное, 1916).
К Мандельштаму приходит известность в литературных кружках, он свой чел
овек в петербургской богеме, задорный, веселый до ребячливости и самозаб
венно-торжественный над стихами.
Раннее творчество Мандельштама неразрывно связано с акмеизмом, деятел
ьностью «Цеха поэтов» и литературной полемикой между акмеистами и симв
олистами. Ему принадлежит один из манифестов акмеизма Ц «Утро акмеизма
» (написанный в 1913 г., но опубликованный только в 1919-м), провозгласивший ценно
сть «слова, как такового» Ц в единстве всех его элементов Ц в противове
с футуристическому отказу от смысла слова во имя звука, Так и символистс
кому стремлению увидеть за конкретным образом его подлинную скрытую су
щность.
К октябрьской революции 1917 г. Мандельштам относился как к катастрофе (сти
хи «Кассандре», «Когда октябрьский нам готовил временщик…»), однако вско
ре у него возникает робкая надежда на то, что новое «жестоковыйное» госу
дарство может быть гуманизовано хранителями старой культуры, которые в
дохнут в его нищету домашнее, «эллинское» (но не римское) тепло человечес
кого слова. Об этом его лирические статьи 1921Ц 1922 гг.: «Слово и культура», «О п
рироде слова», «Гуманизм и современность», «Пшеница человеческая» и дру
гие.
В первые годы после революции 1917 г. Мандельштам работает в Наркомпросе. В 1919
Ц 1920 гг. (и позднее, в 1921Ц 1922 гг.) он уезжает из голодного Петербурга на юг Ц Ук
раину, Крым, Кавказ, Ц но от эмиграции отказывается.
В 1922 г. Мандельштам поселяется в Москве вместе с молодой женой Надеждой Ха
зиной (Н.Я. Мандельштам), с которой он познакомился 1 мая 1919 г. Она станет его о
порой на всю жизнь, а после гибели поэта сохранит его литературное насле
дие.
Мандельштам обожал жену, называя ее своим вторым «я». А. Ахматова вспомин
ает: «Осип любил Надю невероятно, неправдоподобно. Когда ей резали аппен
дикс в Киеве, он не выходил из больницы и все время жил в каморке у больнич
ного швейцара. Он не отпускал Надю от себя ни на шаг, не позволял ей работа
ть, бешено ревновал, просил ее советов в каждом слове в стихах. Вообще я ни
чего подобного в своей жизни не видела».
К 1923 г. надежды поэта на быструю гуманизацию нового общества иссякают. Ман
дельштам чувствует себя отзвуком старого вен в пустоте нового («Нашедши
й подкову», «1 января 1924»), и после 1925 г. на пять лет он вообще перестает писать
стихи. Только в 1928-м выходят итоговый его сборник «Стихотворения» и проза
ическая повесть «Египетская марка» (о судьбе маленького человека в пров
але двух эпох).
С 1924 г. Мандельштам живет в Ленинграде, а с 1928-го в Москве, он и жена практичес
ки бездомные, с вечно неустроенным бытом.
Начиная с середины 1924 г. Мандельштам, зарабатывая на жизнь, занимается пер
еводами; пишет автобиографическую прозу «Шум времени» (1925), «Четвертая пр
оза» (издана посмертно в 1966 году); выпускает сборник статей «О поэзии» (1928). И с
амого себя в те годы он так характеризует: «Чувствую себя должником рево
люции, но приношу ей дары, в которых она не нуждается».
Всего при жизни Мандельштама вышло шесть его поэтических книг: три издан
ия «Камня» (1913, 1916 и 1923); «Tristia» (1922 г., переводе с греческого это слово означает «печ
аль, скорбное песнопение»); «Вторая книга» (сборник был издан в 1923 году в Бе
рлине и был назван так М.А. Кузьминым) и «Стихотворения» (1928)». В 1931Ц 1932 гг. Манд
ельштам заключил договоры на сборники «Избранное» и «Новые стихи», а так
же на двухтомное собрание сочинений, но эти издания не состоялись.
После гибели поэта имя Мандельштама оставалось в СССР под запретом окол
о 20 лет. Первое в СССР посмертное издание стихов Мандельштама было анонси
ровано в 1958 г., но вышло только 1973-м Ц Мандельштам О. «Стихотворения», в больш
ой серии «Библиотека поэта». (Впервые же собрание сочинений поэта было и
здано в США в 1964 г.).
В начале 1930-х гг. Мандельштам уже вполне принимает идеалы революции, но кат
егорически отвергает власть, которая их фальсифицирует. В 1930-м он пишет св
ою «Четвертую прозу» Ц жесточайшее обличение нового режима, а в 1933-м Ц ст
ихотворную «эпиграмму» на Сталина «Мы живем, под собою не чуя страны…» В
нутренний разрыв с рабством официальной идеологии дает Мандельштаму с
илу вернуться к подлинному творчеству, которое у него шло, за редким искл
ючением, «в стол», не предназначаясь для сиюминутной печати.
14 мая 1934 г. за «эпиграмму» «Мы живем, под собою не чуя страны…» и другие стихи
Мандельштам был арестован в своей квартире.
Мы живем, под собою не чуя ст
раны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны.
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, кует за указом указ Ц
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43