Бородатые туркмены, набросив на плечи разноцветные ковры, бродили по базару. Лавки тоже были полны. Теперь и там не было сколько-нибудь стоящего товара.
Элен еще, оказывается, не бывала на ковровом базаре. Пришлось объяснить ей, что базар почему-то совсем опустел. В это время медленными шагами к нам подошел мужчина в черном халате, с небольшой бородкой, и тихо спросил по-русски:
— Желаете купить ковер?
Я прекрасно понимал, что с полдюжиной бумажек английской миссии в кармане нечего ходить на ковровый базар. Все же спокойно ответил:
— Да, мы хотели бы купить ковры. Но я не вижу их.
— Ковров больше чем достаточно. — Приняв важный вид и медленно отсчитывая четки, короткобородый усмехнулся, затем он зорко, по-купечески, оглядел меня и спросил: — Какими деньгами думаете платить за ковры?
Я вынул из кармана бумажки с печатью миссии и показал ему:
— Вот этими.
— Хе-хе-хе! — засмеялся короткобородый, не скрывая досады. — За эти бумажки вам даже веника не продадут!
— Почему?
Короткобородый уже серьезно проговорил:
— Если вы действительно желаете купить ковер, вынимайте английские фунты. . . или доллары... Или по крайней мере персидские краны...
Откуда-то, запыхавшись, прибежал капитан Тиг-Джонс. Он отвел меня в сторону и сказал:
— Звонил генерал. Он хочет говорить с вами. Позвонит еще через полчаса.
Короткобородый, оказывается, знал капитана. Приветствовал его почтительным поклоном. Еще раз показав бумажки с печатью миссии, я шутливо спросил:
— Значит, на них ничего купить нельзя? Короткобородый сложил обе руки на груди и склонил голову:
— Можно! Вам — можно!
До сих пор мне не приходилось видеть генерала Мал-лесона в таком волнении. Его прямо трясло, даже его упрямый подбородок вздрагивал. Не успев войти в кабинет, он гневно заговорил:
— Помните, дорогой полковник, наш разговор в Мешхеде? Что я тогда говорил? «Не ожидайте наград. .. Если нам улыбнется счастье и операция закончится удачно, найдется достаточно людей,готовых разделить успех. Но если нам не повезет... Тогда все обрушатся на нас...» Вот что я сказал тогда. И вышло по-моему. Ну, что вы на это скажете?
Я знал, почему генерал так взволнован. Постарался успокоить его:
— Мне думается, вы беспокоитесь напрасно. Мы сделали все, что было в наших силах. Никто не смог бы сделать больше. В этом убежден и командующий, и другие.
— Другие! — Маллесон внимательно посмотрел на меня. — Нет, полковник. . . Вы ошибаетесь! Все, что вы сейчас услышите, это лишь часть веселой мелодии. Полностью вам дадут выслушать ее там, в Лондоне... Да, да... Не думайте, что дело окончится только упреками.
Вошла Элен. Она положила перед Маллесоном папку и сказала:
— Большевики заняли Оренбург!
Генералу словно иглу в бок вонзили. Он резко повернулся к Элен и переспросил:
— Что? Заняли Оренбург?
— Да. . . Верхняя телеграмма об этом.
Меня тоже, признаться, обдало холодом. Ликвидация «оренбургской пробки», соединение Туркестана с Россией было для нас сильнейшим ударом. О том, что большевики наступают на Оренбург с двух сторон, нам было известно. Но мы никак не предполагали, что он падет так быстро. Больше того, мы надеялись все же, что армия Дутова с помощью американских и японских штыков устремится к Москве. И вдруг такое сообщение! Это, конечно, было полной неожиданностью.
Осторожно приоткрыв дверь, вошел генерал Мильн, Мы все вскочили на ноги. Командующий пожал нам руки и обратился к Маллесону:
— Какие новости, господин генерал?
Маллесон молча протянул ему телеграмму. Командующий внимательно прочитал ее.
— Ну, приступим к разговору, — хладнокровно проговорил он и, пройдя к столу, сел.
Элен позвала ожидавших за дверью офицеров, и ровно в десять часов совещание началось.
Поначалу я предполагал, что генерал Мильн начнет с занятия большевиками Оренбурга. Но он этого не сделал. Он отложил телеграмму в сторону и обратился к генералу Битти:
— Генерал! Прежде всего я хотел бы выслушать вас. — Генерал Битти встал и вытянулся. Мильн внимательно оглядел его и продолжал: —Меня интересует один вопрос. По последнему оперативному плану общее решительное наступление против большевиков в Туркестане намечено на середину марта. Какая, по вашему мнению, существует на Закаспийском фронте возможность перейти в наступление? Можно ли добиться здесь ощутимых результатов?
Битти был генерал опытный, закаленный в боях. В За-каспий он прибыл в конце прошлого года. Не случайно Мильн обратился к нему первому. Закаспийским фронтом фактически ведал именно он.
В кабинете наступила тишина. Взгляды всех сидящих обратились на генерала Битти. Он довольно долго молчал. Затем смущенно посмотрел на Мильна:
— Сказать откровенно, я не в состоянии ответить определенно на этот вопрос!
Генерал Мильн усмехнулся:
— Вот тебе и на! Если вы не можете этого сделать, кто же тогда ответит? — Генерал Битти молчал. Мильн несколько повысил тон: — Здесь нечего раздумывать. Вопрос ясен. Первое: сможете вы перейти в наступление в назначенный срок или нет?
— Имеющимися силами?
— Разумеется... На дополнительные не надейтесь.
— Тогда мы не сможем не только перейти в наступление, а даже удержать позиции, которые сейчас занимаем.
— Почему?
— Потому что сил недостаточно.
— Как это — недостаточно? Наши части... Русские войска... Туркмены... Хива, Бухара, Фергана... И это — недостаточно?
Генерал Битти на этот раз заговорил уверенно:
— От наших частей остались только названия. Сейчас в Закаспии мы имеем около двух тысяч штыков пехоты и три эскадрона кавалерии. До пятисот солдат находятся в Асхабаде, триста в Мерве, остальные — на фронте.
— Сколько у русских?
— Более двух тысяч.
— А сколько туркмен?
— Их трудно учесть. То, смотришь, три-четыре тысячи всадников, то. . . нет и четырехсот.
— Почему?
— Нет дисциплины. Ездить верхом, рубить шашкой они умеют. Боевые люди. Но каждый — сам себе султан. Я впервые вижу такой неорганизованный народ. Даже Ораз-сердару не подчиняются. Словом, на русских и туркмен полагаться трудно. Последние бои между станциями Равнина и Анненково еще раз доказали, что если мы не возьмем на себя все бремя борьбы, то одними местными силами ничего не добьемся.
— Постойте, постойте, генерал! — Генерал Мильн поднялся, подошел к Битти, остановился перед ним и внимательно поглядел на него. — Значит, по вашему мнению, если мы не введем в Закаспии дополнительные силы и не примем на себя основную тяжесть боев, то не сможем справиться с врагом. . . Так?
— Да! — твердо ответил Битти.— Если обстановка не изменится, мы можем сами оказаться под ударом!
Генерал Мильн обратился к Маллесону:
— Вы разделяете мнение генерала Битти?
После продолжительного молчания Маллесон ответил:
— Очевидно, одними только местными силами справиться с большевиками не удастся. Но нельзя и сбрасывать эти силы со счетов. Ораз-сердар обещает набрать к весне по меньшей мере двадцать тысяч всадников. Можно укрепить и отряды меньшевиков.
— Чего же они дожидаются? — начиная раздражаться, спросил генерал Мильн.—По справке, которую мне представили, только в Асхабаде больше тридцати тысяч
жителей. А у меньшевиков нет даже двух тысяч солдат. Почему?
Маллесон промолчал. Вместо него ответил капитан Тиг-Джонс:
— Закаспийское правительство неоднократно объявляло всеобщую мобилизацию. Но на призывные пункты никто не идет. Предпочитают сесть в тюрьму, лишь бы не служить в армии. Не далее как вчера я беседовал по этому поводу с нашими друзьями. Они не могут сказать ничего конкретного.
Генерал Мшльн предоставил затем слово мне. Его интересовали реальные возможности бухарцев и хивинцев. Я коротко доложил о своей поездке. А под конец сказал, что ни от эмира Сеид Алим-хана, ни от Джунаида ожидать существенной помощи нельзя.
После меня говорил майор Лестер. Он сообщил, что среди индийских солдат растет брожение, а один индийский офицер, как выяснилось, даже был связан с большевиками. Капитан Кинг, ведающий железнодорожниками, доложил, что на железной дороге усилился саботаж, что авторитет меньшевиков и эсеров в рабочих массах все больше падает.
Командующий снова обратился к генералу Битти. О каких дополнительных силах может идти речь? Битти, видимо, заранее предвидел этот вопрос. Он коротко ответил:
— Для того чтобы выполнить оперативный план, необходимо увеличить наши войска и вооружение по крайней мере в пять раз. Придать им еще с десяток аэропланов, десятка два танков. Усилить артиллерию. Я не говорю о местных нуждах. Я говорю о наших войсках. И потом, многое зависит от Семиреченского фронта. Если войска атамана Дутова смогут быстро овладеть Ташкентом, нам сразу станет легче.
Генерал Мильн горько усмехнулся и, взяв лежавшую в стороне телеграмму, проговорил:
— Вот последнее сообщение... Большевики заняли Оренбург!
Офицеры зашептались. Генерал Битти изменился в лице, тяжело вздохнул:
— Если это сообщение верно, то обстановка в корне меняется. Мы составляли оперативный план в надежде на то, что атаман Дутов перейдет в решительное наступ-
ление против Ташкента, Осипов нанесет удар изнутри, Фергана, Бухара, Хива поднимутся одновременно. Если же Оренбург упущен. . . А начатый раньше срока мятеж Осипова подавлен. .. И если от Бухары и Хивы нельзя ждать существенной помощи... Тогда на кого же рассчитывать? Как нанести большевикам сокрушительный удар? Нет, такую ответственность я взять на себя не могу!
Медленно приподняв свинцовые веки, Маллесон обжег взглядом генерала Битти:
— Не слишком ли рано вы падаете духом, господин генерал?
Битти ответил решительно:
— Я считаю, что ненависть к большевикам не должна помешать нам трезво оценить обстановку. Допустим, Ораз-сердар соберет двадцать тысяч всадников... Можно ли с ними идти в наступление? Ведь это толпа неорганизованных дикарей! Понадобится самое меньшее полгода, чтобы установить у них дисциплину. А мы хотим перейти в решительное наступление через какие-нибудь полтора месяца. Мыслимо ли это?
Генерал Мильн, видимо, опасался, что дискуссия может выйти за рамки приличия. Он поднял руку:
— Все, кроме генерала Битти и полковника Форстера, свободны!
Мы остались. Лица у всех были хмуры, особенно мрачен был Маллесон. Недвусмысленный ответ генерала Битти, видимо, еще усилил накипавшее в нем раздражение. Он высокомерно начал:
— У арабов есть пословица: «Уйти от погони — тоже смелость». Я вижу, нам придется действовать по этой пословице.
Было понятно, в чей огород брошен камень. Маллесон был сторонником расширения Закаспийского фронта, войны до победного конца. Он жаждал славы. Конечно, не он один жаждал ее. Все мы мечтали об успешном завершении операции. Однако, кроме желания, существует еще неумолимая реальность, которую невозможно оседлать. Как перешагнуть через нее!
Реальная обстановка была против нас, мы оказывались в трудном положении. Об этом я уже говорил с командующим. Открыто заявил ему, что, если в бли-
жайшее время в Закаспий не будут подтянуты значительные силы, нам грозит серьезный провал.
Именно поэтому и генерал Битти выступил так определенно: он не хотел провалиться на первых же шагах, хотел обезопасить себя заранее, пока еще окончательно не завяз. А Маллесон по-своему оценивал его позицию. По мнению Маллесона, Битти хотел и капитал приобрести, и невинность соблюсти. . .
Командующий поддержал Битти:
— Генерал Битти прав: ненависть к большевикам не должна помешать нам трезво расценивать обстановку. А положение далеко не из лучших. Ветер переменился. Надеялись на «Туркестанскую военную организацию» — кончилось ничем. Надеялись, что Осипов изменит ситуацию. .. И он, как видите, бежал с позором. На какую же силу теперь можно опереться в Туркестане, если не считать ферганских басмачей? О положении в Бухаре и Хиве доложил полковник Форстер. На бухарцев и хивинцев тоже нельзя серьезно полагаться. Атаман Дутов должен был поддержать вас. Но сейчас, я думаю, его положение не лучше вашего. Местные друзья, честно говоря, мне не очень нравятся. Что же делать?
Командующий перевел дыхание и продолжал:
— Дилемма такова: либо начать воевать по-настоящему, развернуть операции на широком фронте, либо немедленно отходить назад, пока мы не стали жертвами непредвиденных событий. Лучшим выходом из положения, конечно, было бы продолжение войны до победного конца. Сторонники этой концепции, то есть поборники продолжения войны, имеются не только среди вас, но и в Лондоне, среди лиц, определяющих нашу сегодняшнюю политику. — Хотя генерал не назвал Уинстона Черчилля, но мы все догадывались, что речь идет прежде всего о нем. — Но давайте трезво оценим обстановку. Для того чтобы воевать по-настоящему, необходима минимум полумиллионная армия. Иначе мы не смюжем не только организовать широкое наступление, но даже удержать местные антибольшевистские силы от окончательного распада. Где же взять такую армию? На кого надеяться? На наших друзей, союзников? На Францию? Америку? Скажу вам прямо — все они не хотят серьезно втягиваться в эту историю. Хотят толкнуть нас вперед, взвалить всю тяжесть на наши плечи. Друзья-то друзья..
Однако у всех у них свои расчеты, свои планы. Они хотят, чтобы мы тащили из огня каштаны! Такова одна сторона вопроса. Немаловажное значение имеет и тот факт, что русский народ не питает к нам симпатии, не встречает нас как освободителей. Наоборот, смотрит на нас с недоверием, видит в нас поборников старого, обанкротившегося режима. Это, в свою очередь, усиливает патриотические чувства не только у простолюдинов, но и у образованных людей. Ко всему этому надо добавить еще, что большевистский пожар распространяется и на Европу. Из Лондона, из Парижа, из Вены поступают тревожные вести. Не следует забывать, что подходящая почва для большевизма имеется и в Европе. Усталость от войны. .. Материальные трудности. . . Нищета. . . Голод. . . Все это облегчает распространение большевизма. Разлагает армию. Усиливает анархические настроения. Я уже не говорю о бурях, которые зреют в колониях. И вот сам собой возникает вопрос: как быть в этих условиях? Воевать или отступить назад?
— Отступление в нынешних условиях — это фактически благословение большевизма! — заметил генерал Мал-лесон с нескрываемым недовольством.
— Нет! — ответил командующий, несколько возвысив голос. — Большевизм рухнет, в этом нет сомнения! Он рухнет так же, как рухнул старый царский режим. В самом деле, где причина того, что старый режим в России обанкротился? Причина простая: он уже был нежизнеспособен. Ему не под силу было решить те сложные задачи, какие возникли на заключительном этапе войны. Аналогичная судьба ожидает и большевизм. Хаос. Голод. Холод. Было бы чудом, если бы Советы смогли выбраться из этой пагубной трясины благополучно. Сдержать большевизм в границах России. . . Уморить его голодом, холодом. . . Дать ему возможность самому окончательно обанкротиться. . . Вот где, на мой взгляд, единственный выход из создавшегося положения.
Генерал Маллесон иронически усмехнулся:
— Трудно поверить, что санитарными кордонами удастся преградить путь такой страшной эпидемии, как большевизм.
— Что же делать? — В голосе командующего теперь уже слышалось явное раздражение. — Воевать? Расширять интервенцию? Так могут думать только недалекие
люди. Мы можем субсидировать антибольшевистские силы. Оснастить современным вооружением их армии. Помочь опытными офицерами, как это делается в отношении Бухары и Хивы. Но стягивать сюда дополнительные части?.. Нет! И без того наши фронты слишком растянуты. Сейчас во всех уголках мира стоят британские солдаты. Трудно сказать, чем кончится такая распыленность. Но одно ясно: к хорошему это не приведет. Поэтому-то Лондон и требует, чтобы действующие войска были постепенно сосредоточены в центрах, имеющих преимущественное значение для наших интересов. Индия. .. Египет... Военные базы... Надо установить порядок в собственных владениях. Погнавшись за Туркестаном, как бы не потерять Индию!
Генерал Мильн пристально посмотрел на Маллесона и добавил:
— Нет, не может быть и речи о том, чтобы стягивать в Закаспий дополнительные войска. Наоборот, надо быстрее вывести и те части, которые сейчас находятся здесь!
Последние слова генерала Мильна прозвучали уже не как предположение, а как приказ. Должно быть, он и сам понял, что слишком повысил тон. Поспешно добавил:
— Это, конечно, мое личное мнение. Согласится ли с ним Лондон, этого я еще не могу сказать. Но, по моему глубокому убеждению, нужно, не теряя времени, поскорее уходить из Закаспия.
Я исподтишка наблюдал за Маллесоном. Именно наблюдал. Он просто не мог усидеть в кресле. То подавался всем телом вперед, то откидывался назад. По лицу было видно, что он не может сдержать раздражения, что сердцу его тесно в груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Элен еще, оказывается, не бывала на ковровом базаре. Пришлось объяснить ей, что базар почему-то совсем опустел. В это время медленными шагами к нам подошел мужчина в черном халате, с небольшой бородкой, и тихо спросил по-русски:
— Желаете купить ковер?
Я прекрасно понимал, что с полдюжиной бумажек английской миссии в кармане нечего ходить на ковровый базар. Все же спокойно ответил:
— Да, мы хотели бы купить ковры. Но я не вижу их.
— Ковров больше чем достаточно. — Приняв важный вид и медленно отсчитывая четки, короткобородый усмехнулся, затем он зорко, по-купечески, оглядел меня и спросил: — Какими деньгами думаете платить за ковры?
Я вынул из кармана бумажки с печатью миссии и показал ему:
— Вот этими.
— Хе-хе-хе! — засмеялся короткобородый, не скрывая досады. — За эти бумажки вам даже веника не продадут!
— Почему?
Короткобородый уже серьезно проговорил:
— Если вы действительно желаете купить ковер, вынимайте английские фунты. . . или доллары... Или по крайней мере персидские краны...
Откуда-то, запыхавшись, прибежал капитан Тиг-Джонс. Он отвел меня в сторону и сказал:
— Звонил генерал. Он хочет говорить с вами. Позвонит еще через полчаса.
Короткобородый, оказывается, знал капитана. Приветствовал его почтительным поклоном. Еще раз показав бумажки с печатью миссии, я шутливо спросил:
— Значит, на них ничего купить нельзя? Короткобородый сложил обе руки на груди и склонил голову:
— Можно! Вам — можно!
До сих пор мне не приходилось видеть генерала Мал-лесона в таком волнении. Его прямо трясло, даже его упрямый подбородок вздрагивал. Не успев войти в кабинет, он гневно заговорил:
— Помните, дорогой полковник, наш разговор в Мешхеде? Что я тогда говорил? «Не ожидайте наград. .. Если нам улыбнется счастье и операция закончится удачно, найдется достаточно людей,готовых разделить успех. Но если нам не повезет... Тогда все обрушатся на нас...» Вот что я сказал тогда. И вышло по-моему. Ну, что вы на это скажете?
Я знал, почему генерал так взволнован. Постарался успокоить его:
— Мне думается, вы беспокоитесь напрасно. Мы сделали все, что было в наших силах. Никто не смог бы сделать больше. В этом убежден и командующий, и другие.
— Другие! — Маллесон внимательно посмотрел на меня. — Нет, полковник. . . Вы ошибаетесь! Все, что вы сейчас услышите, это лишь часть веселой мелодии. Полностью вам дадут выслушать ее там, в Лондоне... Да, да... Не думайте, что дело окончится только упреками.
Вошла Элен. Она положила перед Маллесоном папку и сказала:
— Большевики заняли Оренбург!
Генералу словно иглу в бок вонзили. Он резко повернулся к Элен и переспросил:
— Что? Заняли Оренбург?
— Да. . . Верхняя телеграмма об этом.
Меня тоже, признаться, обдало холодом. Ликвидация «оренбургской пробки», соединение Туркестана с Россией было для нас сильнейшим ударом. О том, что большевики наступают на Оренбург с двух сторон, нам было известно. Но мы никак не предполагали, что он падет так быстро. Больше того, мы надеялись все же, что армия Дутова с помощью американских и японских штыков устремится к Москве. И вдруг такое сообщение! Это, конечно, было полной неожиданностью.
Осторожно приоткрыв дверь, вошел генерал Мильн, Мы все вскочили на ноги. Командующий пожал нам руки и обратился к Маллесону:
— Какие новости, господин генерал?
Маллесон молча протянул ему телеграмму. Командующий внимательно прочитал ее.
— Ну, приступим к разговору, — хладнокровно проговорил он и, пройдя к столу, сел.
Элен позвала ожидавших за дверью офицеров, и ровно в десять часов совещание началось.
Поначалу я предполагал, что генерал Мильн начнет с занятия большевиками Оренбурга. Но он этого не сделал. Он отложил телеграмму в сторону и обратился к генералу Битти:
— Генерал! Прежде всего я хотел бы выслушать вас. — Генерал Битти встал и вытянулся. Мильн внимательно оглядел его и продолжал: —Меня интересует один вопрос. По последнему оперативному плану общее решительное наступление против большевиков в Туркестане намечено на середину марта. Какая, по вашему мнению, существует на Закаспийском фронте возможность перейти в наступление? Можно ли добиться здесь ощутимых результатов?
Битти был генерал опытный, закаленный в боях. В За-каспий он прибыл в конце прошлого года. Не случайно Мильн обратился к нему первому. Закаспийским фронтом фактически ведал именно он.
В кабинете наступила тишина. Взгляды всех сидящих обратились на генерала Битти. Он довольно долго молчал. Затем смущенно посмотрел на Мильна:
— Сказать откровенно, я не в состоянии ответить определенно на этот вопрос!
Генерал Мильн усмехнулся:
— Вот тебе и на! Если вы не можете этого сделать, кто же тогда ответит? — Генерал Битти молчал. Мильн несколько повысил тон: — Здесь нечего раздумывать. Вопрос ясен. Первое: сможете вы перейти в наступление в назначенный срок или нет?
— Имеющимися силами?
— Разумеется... На дополнительные не надейтесь.
— Тогда мы не сможем не только перейти в наступление, а даже удержать позиции, которые сейчас занимаем.
— Почему?
— Потому что сил недостаточно.
— Как это — недостаточно? Наши части... Русские войска... Туркмены... Хива, Бухара, Фергана... И это — недостаточно?
Генерал Битти на этот раз заговорил уверенно:
— От наших частей остались только названия. Сейчас в Закаспии мы имеем около двух тысяч штыков пехоты и три эскадрона кавалерии. До пятисот солдат находятся в Асхабаде, триста в Мерве, остальные — на фронте.
— Сколько у русских?
— Более двух тысяч.
— А сколько туркмен?
— Их трудно учесть. То, смотришь, три-четыре тысячи всадников, то. . . нет и четырехсот.
— Почему?
— Нет дисциплины. Ездить верхом, рубить шашкой они умеют. Боевые люди. Но каждый — сам себе султан. Я впервые вижу такой неорганизованный народ. Даже Ораз-сердару не подчиняются. Словом, на русских и туркмен полагаться трудно. Последние бои между станциями Равнина и Анненково еще раз доказали, что если мы не возьмем на себя все бремя борьбы, то одними местными силами ничего не добьемся.
— Постойте, постойте, генерал! — Генерал Мильн поднялся, подошел к Битти, остановился перед ним и внимательно поглядел на него. — Значит, по вашему мнению, если мы не введем в Закаспии дополнительные силы и не примем на себя основную тяжесть боев, то не сможем справиться с врагом. . . Так?
— Да! — твердо ответил Битти.— Если обстановка не изменится, мы можем сами оказаться под ударом!
Генерал Мильн обратился к Маллесону:
— Вы разделяете мнение генерала Битти?
После продолжительного молчания Маллесон ответил:
— Очевидно, одними только местными силами справиться с большевиками не удастся. Но нельзя и сбрасывать эти силы со счетов. Ораз-сердар обещает набрать к весне по меньшей мере двадцать тысяч всадников. Можно укрепить и отряды меньшевиков.
— Чего же они дожидаются? — начиная раздражаться, спросил генерал Мильн.—По справке, которую мне представили, только в Асхабаде больше тридцати тысяч
жителей. А у меньшевиков нет даже двух тысяч солдат. Почему?
Маллесон промолчал. Вместо него ответил капитан Тиг-Джонс:
— Закаспийское правительство неоднократно объявляло всеобщую мобилизацию. Но на призывные пункты никто не идет. Предпочитают сесть в тюрьму, лишь бы не служить в армии. Не далее как вчера я беседовал по этому поводу с нашими друзьями. Они не могут сказать ничего конкретного.
Генерал Мшльн предоставил затем слово мне. Его интересовали реальные возможности бухарцев и хивинцев. Я коротко доложил о своей поездке. А под конец сказал, что ни от эмира Сеид Алим-хана, ни от Джунаида ожидать существенной помощи нельзя.
После меня говорил майор Лестер. Он сообщил, что среди индийских солдат растет брожение, а один индийский офицер, как выяснилось, даже был связан с большевиками. Капитан Кинг, ведающий железнодорожниками, доложил, что на железной дороге усилился саботаж, что авторитет меньшевиков и эсеров в рабочих массах все больше падает.
Командующий снова обратился к генералу Битти. О каких дополнительных силах может идти речь? Битти, видимо, заранее предвидел этот вопрос. Он коротко ответил:
— Для того чтобы выполнить оперативный план, необходимо увеличить наши войска и вооружение по крайней мере в пять раз. Придать им еще с десяток аэропланов, десятка два танков. Усилить артиллерию. Я не говорю о местных нуждах. Я говорю о наших войсках. И потом, многое зависит от Семиреченского фронта. Если войска атамана Дутова смогут быстро овладеть Ташкентом, нам сразу станет легче.
Генерал Мильн горько усмехнулся и, взяв лежавшую в стороне телеграмму, проговорил:
— Вот последнее сообщение... Большевики заняли Оренбург!
Офицеры зашептались. Генерал Битти изменился в лице, тяжело вздохнул:
— Если это сообщение верно, то обстановка в корне меняется. Мы составляли оперативный план в надежде на то, что атаман Дутов перейдет в решительное наступ-
ление против Ташкента, Осипов нанесет удар изнутри, Фергана, Бухара, Хива поднимутся одновременно. Если же Оренбург упущен. . . А начатый раньше срока мятеж Осипова подавлен. .. И если от Бухары и Хивы нельзя ждать существенной помощи... Тогда на кого же рассчитывать? Как нанести большевикам сокрушительный удар? Нет, такую ответственность я взять на себя не могу!
Медленно приподняв свинцовые веки, Маллесон обжег взглядом генерала Битти:
— Не слишком ли рано вы падаете духом, господин генерал?
Битти ответил решительно:
— Я считаю, что ненависть к большевикам не должна помешать нам трезво оценить обстановку. Допустим, Ораз-сердар соберет двадцать тысяч всадников... Можно ли с ними идти в наступление? Ведь это толпа неорганизованных дикарей! Понадобится самое меньшее полгода, чтобы установить у них дисциплину. А мы хотим перейти в решительное наступление через какие-нибудь полтора месяца. Мыслимо ли это?
Генерал Мильн, видимо, опасался, что дискуссия может выйти за рамки приличия. Он поднял руку:
— Все, кроме генерала Битти и полковника Форстера, свободны!
Мы остались. Лица у всех были хмуры, особенно мрачен был Маллесон. Недвусмысленный ответ генерала Битти, видимо, еще усилил накипавшее в нем раздражение. Он высокомерно начал:
— У арабов есть пословица: «Уйти от погони — тоже смелость». Я вижу, нам придется действовать по этой пословице.
Было понятно, в чей огород брошен камень. Маллесон был сторонником расширения Закаспийского фронта, войны до победного конца. Он жаждал славы. Конечно, не он один жаждал ее. Все мы мечтали об успешном завершении операции. Однако, кроме желания, существует еще неумолимая реальность, которую невозможно оседлать. Как перешагнуть через нее!
Реальная обстановка была против нас, мы оказывались в трудном положении. Об этом я уже говорил с командующим. Открыто заявил ему, что, если в бли-
жайшее время в Закаспий не будут подтянуты значительные силы, нам грозит серьезный провал.
Именно поэтому и генерал Битти выступил так определенно: он не хотел провалиться на первых же шагах, хотел обезопасить себя заранее, пока еще окончательно не завяз. А Маллесон по-своему оценивал его позицию. По мнению Маллесона, Битти хотел и капитал приобрести, и невинность соблюсти. . .
Командующий поддержал Битти:
— Генерал Битти прав: ненависть к большевикам не должна помешать нам трезво расценивать обстановку. А положение далеко не из лучших. Ветер переменился. Надеялись на «Туркестанскую военную организацию» — кончилось ничем. Надеялись, что Осипов изменит ситуацию. .. И он, как видите, бежал с позором. На какую же силу теперь можно опереться в Туркестане, если не считать ферганских басмачей? О положении в Бухаре и Хиве доложил полковник Форстер. На бухарцев и хивинцев тоже нельзя серьезно полагаться. Атаман Дутов должен был поддержать вас. Но сейчас, я думаю, его положение не лучше вашего. Местные друзья, честно говоря, мне не очень нравятся. Что же делать?
Командующий перевел дыхание и продолжал:
— Дилемма такова: либо начать воевать по-настоящему, развернуть операции на широком фронте, либо немедленно отходить назад, пока мы не стали жертвами непредвиденных событий. Лучшим выходом из положения, конечно, было бы продолжение войны до победного конца. Сторонники этой концепции, то есть поборники продолжения войны, имеются не только среди вас, но и в Лондоне, среди лиц, определяющих нашу сегодняшнюю политику. — Хотя генерал не назвал Уинстона Черчилля, но мы все догадывались, что речь идет прежде всего о нем. — Но давайте трезво оценим обстановку. Для того чтобы воевать по-настоящему, необходима минимум полумиллионная армия. Иначе мы не смюжем не только организовать широкое наступление, но даже удержать местные антибольшевистские силы от окончательного распада. Где же взять такую армию? На кого надеяться? На наших друзей, союзников? На Францию? Америку? Скажу вам прямо — все они не хотят серьезно втягиваться в эту историю. Хотят толкнуть нас вперед, взвалить всю тяжесть на наши плечи. Друзья-то друзья..
Однако у всех у них свои расчеты, свои планы. Они хотят, чтобы мы тащили из огня каштаны! Такова одна сторона вопроса. Немаловажное значение имеет и тот факт, что русский народ не питает к нам симпатии, не встречает нас как освободителей. Наоборот, смотрит на нас с недоверием, видит в нас поборников старого, обанкротившегося режима. Это, в свою очередь, усиливает патриотические чувства не только у простолюдинов, но и у образованных людей. Ко всему этому надо добавить еще, что большевистский пожар распространяется и на Европу. Из Лондона, из Парижа, из Вены поступают тревожные вести. Не следует забывать, что подходящая почва для большевизма имеется и в Европе. Усталость от войны. .. Материальные трудности. . . Нищета. . . Голод. . . Все это облегчает распространение большевизма. Разлагает армию. Усиливает анархические настроения. Я уже не говорю о бурях, которые зреют в колониях. И вот сам собой возникает вопрос: как быть в этих условиях? Воевать или отступить назад?
— Отступление в нынешних условиях — это фактически благословение большевизма! — заметил генерал Мал-лесон с нескрываемым недовольством.
— Нет! — ответил командующий, несколько возвысив голос. — Большевизм рухнет, в этом нет сомнения! Он рухнет так же, как рухнул старый царский режим. В самом деле, где причина того, что старый режим в России обанкротился? Причина простая: он уже был нежизнеспособен. Ему не под силу было решить те сложные задачи, какие возникли на заключительном этапе войны. Аналогичная судьба ожидает и большевизм. Хаос. Голод. Холод. Было бы чудом, если бы Советы смогли выбраться из этой пагубной трясины благополучно. Сдержать большевизм в границах России. . . Уморить его голодом, холодом. . . Дать ему возможность самому окончательно обанкротиться. . . Вот где, на мой взгляд, единственный выход из создавшегося положения.
Генерал Маллесон иронически усмехнулся:
— Трудно поверить, что санитарными кордонами удастся преградить путь такой страшной эпидемии, как большевизм.
— Что же делать? — В голосе командующего теперь уже слышалось явное раздражение. — Воевать? Расширять интервенцию? Так могут думать только недалекие
люди. Мы можем субсидировать антибольшевистские силы. Оснастить современным вооружением их армии. Помочь опытными офицерами, как это делается в отношении Бухары и Хивы. Но стягивать сюда дополнительные части?.. Нет! И без того наши фронты слишком растянуты. Сейчас во всех уголках мира стоят британские солдаты. Трудно сказать, чем кончится такая распыленность. Но одно ясно: к хорошему это не приведет. Поэтому-то Лондон и требует, чтобы действующие войска были постепенно сосредоточены в центрах, имеющих преимущественное значение для наших интересов. Индия. .. Египет... Военные базы... Надо установить порядок в собственных владениях. Погнавшись за Туркестаном, как бы не потерять Индию!
Генерал Мильн пристально посмотрел на Маллесона и добавил:
— Нет, не может быть и речи о том, чтобы стягивать в Закаспий дополнительные войска. Наоборот, надо быстрее вывести и те части, которые сейчас находятся здесь!
Последние слова генерала Мильна прозвучали уже не как предположение, а как приказ. Должно быть, он и сам понял, что слишком повысил тон. Поспешно добавил:
— Это, конечно, мое личное мнение. Согласится ли с ним Лондон, этого я еще не могу сказать. Но, по моему глубокому убеждению, нужно, не теряя времени, поскорее уходить из Закаспия.
Я исподтишка наблюдал за Маллесоном. Именно наблюдал. Он просто не мог усидеть в кресле. То подавался всем телом вперед, то откидывался назад. По лицу было видно, что он не может сдержать раздражения, что сердцу его тесно в груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43