А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Прежний текст изменяется?
— Нет, нет! Остается без изменений. Кое-кто среди нас говорил: «Было бы неплохо смягчить некоторые пункты». Но после всестороннего обсуждения решено оставить все по-прежнему.
Затем генерал обратился к сидевшему рядом с ним полковнику Кирюхину:
- — Теперь, Дмитрий Андреевич, доложите вы сами оперативный план.
Кирюхин вынул из кармана карту, разложил на столе и, водя по ней карандашом, неторопливо заговорил:
— Вот Бухара, где мы сейчас находимся. А это—Чарджуй.. . Это — Самарканд... Это — Ташкент, логово большевиков. Сейчас все города вдоль железной дороги, начиная от Актюбинска вплоть до станции Каахка, что близ Асхабада, в том числе и Новая Бухара,— в руках большевиков. В результате фронт разбросан и растянут. Где же наносить удар? По этому вопросу шли горячие дебаты в штабе нашей организации. После длительного обсуждения пришли к следующему: первый удар, с помощью войск атамана Дутова, нанести под Актюбинском. Завладев им, устремиться на Ташкент. В удобный мо-
мент перейти в решительное наступление и на Закаспийском фронте. Большевики будут вынуждены направить свои главные силы на эти два фронта и ослабят таким образом свои тылы. В это время перейдут в наступление и силы в Фергане. Разделившись на две группы, они будут действовать в направлении Ташкента. Первая группа переходит через горную гряду и движется напрямик. Вторая, основная группа движется в обход гор и наступает на Чиназу. Овладевает мостом Чиназы через Сыр-дарью. А затем устремляется дальше, на Ташкент. Одновременно силы, расположенные вот здесь — на Аулия-Ата, наступают на Арысь, овладевают городом и также движутся на Ташкент. — Полковник снова указал карандашом на Бухару: — Отсюда войска бухарцев и отряд Джунаид-хана наступают на Чарджуй, захватывают мост через Амударью и наносят удар в затылок большевикам на Закаспийском фронте. Если бы еще удалось двинуть афганцев на Мерв через Кушку... Тогда большевиков можно было бы разгромить буквально в считанные дни...
Кирюхин замолчал, как бы еще что-то припоминая. Генерал посмотоел на него искоса и спросил:
— Все?
Кирюхин бросил карандаш на карту, давая понять, что он закончил доклад. Отвернувшись от него, генерал обратился к Арсланбекову, который сидел молча, погруженный в свои мысли:
— Григорий Арсеньевич! Ваша очередь... Арсланбеков заговорил явно неохотно:
— Одновременно с военными действиями развиваются также террор и диверсии. Для этого предлагается создать специальную оперативную группу человек в пятьдесят. Имеется в виду включить в эту группу закаленных В деле, опытных разведчиков, а также некоторых людей, работающих в большевистских учреждениях. Основная задача: с началом военных действий уничтожить видных руководителей большевиков, в первую очередь партийных и военных деятелей, вывести из строя важные стратегические объекты, и прежде всего военные арсеналы, распространять среди населения листовки, воззвания, наладить тесный контакт с политическими организациями, борющимися против большевизма, и привлечь их к активным действиям. Разрабатывается точный план всех
намечаемых мероприятий. В ближайшие дни мы сможем вручить его вам.
Генерал Боярский снова взял слово:
— Теперь о распределении обязанностей. Общее руководство военными действиями поручено мне. На каждом фронте будут наши опытные командиры. Например, Ферганским фронтом будет руководить полковник Кирю-хин. И на других намечается сделать то же. Террорист-ско-диверсионной группой будет руководить полковник Арсланбеков. На местах у него будут помощники. Два вопроса остались нерешенными. Первый — о дне перехода к общему наступлению. . . Второй — о средствах, необходимых для подготовки намеченных мер.
Я понял, что генерал подошел к самому основному, и постарался уточнить:
— О каких именно средствах?
Генерал некоторое время колебался, словно затрудняясь ответить. Затем медленно поднял голову и сказал:
— Прежде всего, конечно, о деньгах. Денег понадобится много. Мы составили примерно смету предстоящих расходов. Сумма оказалась больше, чем мы предварительно рассчитывали.
— Сколько получилось?
— Нужно будет около ста пятидесяти миллионов рублей.
— Сколько? Сто пятьдесят?
— Да... Сейчас мы еще раз пересматриваем смету. Ищем внутренние резервы. Некоторые расходы думаем переложить на плечи местных курбашей. Но все равно, думаем, потребуется не меньше ста тридцати миллионов.
— Дальше? О каких еще средствах идет речь?
— Далее — оружие. Пока что мы имеем в виду только силы Ферганы. Для них необходимо двадцать пять тысяч винтовок, пятьдесят пулеметов, самое меньшее пятнадцать горных пушек. Нам неизвестно, что необходимо бухарцам, Джунаид-хану, Закаспийскому фронту. — Генерал остановился и затем добавил:—Да, еще один вопрос... О бухарцах. . . Эмир не хочет иметь дело с нашей организацией. Вернее сказать, не желает принять наше военное руководство. А сам не располагает возможностями создать армию, отвечающую современным требованиям. Хорошо было бы, если бы вы решили этот вопрос.
То, что сообщили генерал и его помощники, не было для меня новостью. Мы также обменивались мнениями по этому вопросу, в основном позиции совпадали. Я решил прежде всего еще раз остановиться на договоре. Было доподлинно известно, что о нем ведутся всякого рода закулисные разговоры, и надо положить им конец. Я заговорил намеренно резко:
— Вы, господин генерал, говорите, что не все пункты договора устраивают членов вашей организации. А вы думаете, нас они устраивают? Нет, имеются пункты, которые и нас не устраивают. Например, в первом пункте говорится: «Всеми вооруженными силами в Туркестане руководит «Туркестанская военная организация». Скажите сами: как организация, не располагающая боевыми силами, может руководить всеми военными действиями?
— Может! — вспыхнув, ответил Арсланбеков. — В распоряжении организации десятки боевых офицеров.
— Десятки? Сколько же всего у вас офицеров? Арсланбеков промолчал, вместо него ответил генерал:
— Всего около трехсот людей.
— Людей или офицеров? Генерал скривил губы в улыбке:
— Офицеры ведь тоже люди.
— Вы правы, офицеры — тоже люди. . . Но не каждый может быть офицером! А вы всех людей в вашем списке считаете офицерами. — Я вспомнил, что говорил по этому поводу капитан Кирсанов, и твердо повторил его слова: — Нет, многие из них только получают жалованье. Существуют за счет организации. Если вы не согласны, — принесите списки. . . Я докажу вам, что я прав.
Собеседники мои молчали как пришибленные. А генерал злобно посмотрел на Арсланбекова. Я продолжал:
— Вот и о концессиях среди вас идут всякие разговоры. Пока одному богу известно, какую пользу принесут нам эти концессии. Но все вы знаете простую истину: Лондон ежедневно тратит на Россию миллионы. Я не говорю уже о других фронтах. Но попытайтесь подсчитать наши расходы только в Средней Азии и на Кавказе,— это немыслимо огромная сумма. Вы думаете, эти деньги сыплются на нас с неба? Нет, мы даем их вам, отнимая у себя. Вы сами отлично знаете, сколько лет
идет война. Ресурсы почти исчерпаны. К тому же концессии нужны прежде всего вам, для развития вашего края, для его благоустройства...
Я передохнул и обвел взглядом своих собеседников. Все были расстроены, только капитан Дейли, довольно поглядывая на меня, улыбался одними глазами. Несколько смягчив тон, я добавил:
— У меня, господа, такое предложение: давайте прекратим всю эту закулисную болтовню о договоре. Сейчас не время тыкать друг в друга пальцами и подмигивать. Перед нами стоят более важные и притом неотложные задачи. Займемся ими!
Генерал заговорил взволнованно:
— Вы совершенно правы, господин полковник! Пора прекращать все эти разговорчики! Я заверяю вас от имени руководства нашей «Военной организации»: в дальнейшем болтовни о договоре не будет. Если найдется такой охотник. .. Будьте покойны: поставим на место, кто бы он ни был!
Я не ответил. Закурил, немного помолчал, затем обвел взглядом карту и продолжал:
— Теперь о стратегическом плане... По-моему, план в целом недурен. Мы о нем уже говорили. Видимо, нужно будет еще посоветоваться. Меня беспокоит одно обстоятельство: взятие Ташкента, по существу, поручается силам Ферганы. Все мы знаем, что они собой представляют. Допустим, мы пришлем опытных офицеров и предпримем еще кое-какие меры... Можно ли будет тогда усмирить Ташкент?
— Нет, нельзя! — категорически ответил Арсланбе-ков. — Я уже говорил об этом в штабе. Такой вариант имеет свою опасную сторону. Допустим, войска Ферганы овладели Ташкентом. .. Знаете, чем это кончится? Перебьют все европейское население! Сожгут город!
Как ни странно, генерал не проронил ни слова. Я думал, он снова взорвется. Куда там! Даже рта не раскрыл, сделал вид, что занят своими мыслями, начал усердно вытирать огромным носовым платком потное лицо и шею. Воспользовавшись наступившей паузой, полковник Кирюхин высказал свое мнение:
— Такая опасность несомненно существует. Но других сил, кроме ферганских, чтобы двинуть их на Таш-
кент,— нет. Хотим мы этого или не хотим, мы вынуждены будем направить туда именно эти войска.
Я ждал, когда выскажется генерал. Он понял, что все ждут его слов, и вяло, совсем другим тоном, заговорил:
— Конечно, иметь дело с такими головорезами не легко. Толпа фанатиков! Улемисты... пантюркисты.... просто смутьяны... В самый разгар военных действий может возникнуть вопрос о мусульманах и гяурах. Но, как уже сказал полковник Кирюхин, сейчас мы не располагаем никакими другими силами, чтобы двинуть их на Ташкент. Придется следить внимательнее и принять все меры предосторожности. Другого выхода нет!
И генерал, и его помощники, казалось, забыли о существе поднятого мною вопроса: возможно ли взять Ташкент с помощью басмачей? Я тоже не стал снова заострять на этом внимание. Более того, я понял: в этом важном пункте я кое-чего недоглядел. Было ясно, что представители «Туркестанской военной организации» не только не доверяют мусульманам, но серьезно опасаются их. Это обстоятельство имело для нас важное значение. В самом деле, вынудить русских к массовому уходу из Туркестана, создать для них невыносимую обстановку — ведь это одно из главных условий успешной колонизации края! И вот подворачивается удобный случай для этого. Панисламизм... Пантюркизм... В самом деле, нужно ли при положении, создавшемся в Туркестане, преследовать здесь турок? Разве их пропаганда не роет, прежде всего, лочву под ногами у русских?
Разные мысли приходили в голову. Я отложил дальнейшие размышления до более спокойного момента и заговорил, снова имея в виду полковника Арсланбекова:
— По-моему, вы напрасно опасаетесь мусульман. Если вы не будете доверять им, то и они не станут доверять вам. Не надо упускать из виду одно: они — реальная сила. Не используете их вы, тогда их используют другие. И потом, нельзя в политике идти напролом! Это — дело тонкое.
Вошел капитан Дэвид и сообщил, что ко мне явился посетитель. Извинившись перед моими гостями, я вышел. На веранде ждал скромно одетый, рослый мужчина. Поклонившись мне, он сказал:
— Меня послал его высокопревосходительство кушбеги. У него к вам срочное дело. Если вы не возражаете, он хотел бы прибыть к вам для личной беседы.
Кушбеги считался в Бухаре вторым лицом после эмира. В переводе на наш язык — это глава правительства, премьер-министр. Я сам собирался посетить его, но узнал, что сегодня он очень занят и вряд ли сможет уделить мне время. По-видимому, дело было действительно срочное.
— Передайте его высокопревосходительству: я сам намеревался явиться к нему и приветствовать его. И тут пришли вы. Пусть его высокопревосходительство не затрудняет себя. Я прибуду к нему не позже чем через час.
Посетитель сложил руки на груди и, пятясь, вышел. Я вернулся в комнаты и объявил о посланце кушбеги и о желании кушбеги увидеться со мной. Арсланбеков вынул из кармана часы и, посмотрев на них, сказал:
— Он приглашает вас на интересное зрелище, которое состоится на Регистане.
Мне, признаться, показалось, что полковник шутит, и я холодно глянул на него. Он совершенно серьезно добавил:
— Да, да... Вот увидите, так и будет. Вчера в Новой Бухаре произошли волнения. Составили петицию от имени населения с просьбой помиловать тех, кто должен быть сегодня повешен. Намеревались послать к эмиру представителей. Но бухарцы не пустили их сюда.
Я ничего не ответил, но про себя подумал: «Пожалуй, предположения полковника правильны».
Я и прежде бывал в Бухаре, бывал во многих частях города, начиная с крытого базара до знаменитого медресе Мир-Араб, взбирался даже на высокий минарет возле медресе муллы Мехмет-Шерифа и с высоты шестидесяти метров обозревал этот бедный, унылый азиатский город. Поэтому у меня сейчас не было большого желания снова осматривать его. Одно и то же — те же узкие, пыльные улицы, обвалившиеся стены, грязные дворы, одинаковые, все на одно лицо, лавки торговцев... Здесь не было ничего нового; казалось, жизнь остановилась, замерла навеки.
Мы ехали в автомобиле кушбеги, поэтому все глазели
на нас. Как оказалось, специально расставленные на перекрестках люди очистили дорогу от повозок и арб. Никто не пересек нам пути до самой резиденции кушбеги.
Меня поразило одно обстоятельство: на улицах было много русских. Они ходили открыто, в европейской одежде. В Бухаре, считавшейся опорой религии в Средней Азии, столько «гяуров»! Это в самом деле удивительно. Кто же они такие? Я решил, что это беженцы, которым удалось вырваться из лап большевиков.
Резиденция кушбеги походила на военный штаб у самой линии фронта. Перед зданием стояли солдаты с винтовками наперевес. И сам кушбеги походил на командира, войско которого попало в окружение: в лице, в движениях чувствовалась какая-то озабоченность, если не растерянность. Он встретил меня на дворе и повел в знакомую мне комнату. Все там было по-прежнему. Те же стулья и кресла, тот же большой темноватый стол, те же выцветшие ковры... Даже халат на плечах у кушбеги был все тот же, какой мне уже приходилось видеть.
Я невольно подумал: «Может быть, застой, царящий кругом, — нечто привычное, впитавшееся в кровь и плоть бухарцев, неразрывно связанное с их национальным характером? Может быть, они находят блаженство именно в таком застое?»
Но сам кушбеги переменился: он заметно побледнел, в проницательных глазах его видна была долгодневная усталость. Мне показалось даже, что весь он, по сравнению с прошлой встречей, как-то сгорбился.
После взаимных приветствий кушбеги быстро перешел к делу:
— Ко мне только что обратился официальный представитель большевиков в Бухаре. Они знают о вашем Приезде. Знают даже, что в Карши вы встречались с Ишмет-баем. Знают, что вчера вечером была вечеринка в доме Яхневича, на которой вы присутствовали. Я сказал, что его сведения ни на чем не основаны, что в Бухаре нет никакого английского полковника. Он, разумеется, не поверил мне. Как бы там ни было, ясно одно: большевики установили за вами слежку. Возможно, даже не один человек, а много людей следят за вами. Я отнял у вас время, чтобы сообщить об этом.
То, что сказал кушбеги, искренне удивило меня. Да и как не удивляться. Бухара — самостоятельное государ-
ство. Какое дело большевикам до того, кто приезжает в Бухару? Или эмир повесил вместо портрета Николая Второго портрет Ленина? Согласился стать вассалом Москвы? Не думаю. .. Тогда по какому праву большевики вмешиваются во внутренние дела страны? Кушбеги понял, что я удивлен, и добавил:
— Как вам известно, в марте этого года мы были вынуждены подписать в Кызыл-Тепе крайне тягостное соглашение. В соответствии с ним мы не имеем права содержать больше двенадцати тысяч солдат, объявлять новый набор в войско, вооружать население. Вот почему большевики так подозрительно относятся к появлению на территории Бухары иностранных военных.
По тону кушбеги чувствовалось, что ему трудно говорить, что его гнетет сознание собственного бессилия. Он глубоко вздохнул.
— Тяжело... Безмерно тяжело... Невозможно понять что-нибудь в этих запутанных отношениях, то и дело грозящих взрывом, — проговорил он, отвернув лицо, словно я в чем-то упрекал его.
Я начал спокойно, но решительно:
— Я думал, что нахожусь на территории независимого государства, которое само распоряжается своей судьбой. Смею вас заверить, я собирался явиться к вам в мундире и при всех орденах. Но увидел, что в дороге погоны запачкались. Значит, если бы не эта случайность, я поставил бы вас в затруднительное положение? Ну что ж, хорошо, что погоны оказались не в порядке!
Кушбеги молчал. Опустил голову, словно ребенок, которого только что разбранили. Я еще больше насел на него:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43