И будут идти на протяжении нескольких дней машина за машиной, до тех пор, пока пространство угольного склада не будет заполнено под завязку и не потекут на улицу ручейки черных, горючих камней.
Эпопея с углем будет завершена, но это не значит, что разгрузочная компания на этом исчерпала себя. Она всего лишь достигла апогея. В это самое горячее на заставе время, и угораздило Лешку начать службу. Вливание в коллектив прошло на удивление быстро. Сноровисто работая лопатой, он легко нашел общий язык с сослуживцами, с которыми предстояло провести полтора года. С кем-то доведется служить меньше, с кем-то больше, но эти стены станут ему родными на весь отмеренный долгом срок.
Вслед за углем приходили машины с картошкой, морковью, капустой и свеклой, а также луком и всем тем, что необходимо для нормального питания солдат. Даже машина с мясом, под завязку набитая говяжьими и свиными тушами. Им место на пищевом складе, на крючьях, чтобы не добралась до них разная хвостатая нечисть.
Было и несколько машин со свежесобранным картофелем, прибывшим на заставу прямиком с полей. Шефский подарок киргизских студентов, - русским солдатам, охраняющим их покой. Подарок нужно рассортировать и перебрать, чтобы за месяцы хранения он не превратился в склизкую, дурно пахнущую, подгнившую субстанцию. Во избежание этого нужно отделить нормальную картошку от поврежденной при копке ножами маципуры. Картофель рассыпался на большой площадке, между боксами и конюшней. И теперь там, примостившись на корточки, в окружении ведер, пребывали свободные от несения службы бойцы, занимаясь общественно-полезным делом. Ведра наполнялись подрезанной, располовиненой картошкой, что не пригодна для длительного хранения, срок жизни которой несколько дней. После чего она не пригодна даже на корм скоту.
Прошедшая отбор картошка засыпалась в мешки, а затем грузилась в заставской ГАЗ-66, который и доставлял ее к воротам пищевого склада, где она высыпалась в специальные картофельные секции, рядом с заполненными секциями капусты, лука, моркови и свеклы. Картошка, не прошедшая конкурсный отбор, забракованная солдатами, ссыпалась в отдельную кучу у стен конюшни, и ей предстояла особая участь. Часть ее, самая незначительная, закончит земной путь достойно. Ее перечистят, и она уйдет на ужин, гарниром к жирной, аппетитно шкворчащей на сковороде котлете, гуляшу, или поджарке. На усмотрение главного человека на заставе, - повара, дружить с которым стремился каждый.
Основной массе отбракованной картошки уготована иная участь. В конце концов, она тоже окажется в желудках пограничников, но гораздо позднее, придя туда более извилистым путем. Основная масса забракованной картошки варилась другим поваром, - звериным. Несколько дней подряд, он мог побаловать вверенную на попечение живность вареной картошкой, которую та поедала с превеликим удовольствием, даже полусырую и с кожурой. На заставе, помимо лошадей и коров, имелось два десятков свиней, предназначенных на корм солдатам. И покуда они не дошли до кондиции, их нужно кормить и иногда баловать такими деликатесами, как картошка, или иной, забракованный овощ.
Когда подходил к завершению продуктовый сезон, приходящий на смену угольному, начинался третий этап заготовительных работ. Теперь он касался звериного поголовья, обитающего на заставе, и несущего службу. Приходили машины с овсом для лошадей. Овес сгружался в специальное хранилище, так называемый овсяник, откуда его потом черпал конюх.
Помимо лошадей, чьим основным кормом было сено и овес, от данного злака не отказывались и свиньи, тем более что выбора у них и не было. Раз в день их кормили деликатесами, когда приносили с кухни емкость с отходами, картофельными очистками, объедками и черствым хлебом. Это у них случалось, как правило, на обед. На завтрак и ужин, свинячьему племени была уготована похлебка из муки с овсом. В двухсотлитровую бочку, до половины заполненную водой, засыпалось несколько ведер муки низшего сорта и столько же ведер овса. Все это тщательно перемешивалось и этой бурдой кормилось вечно визжащее, и требующее пищи, свиное племя.
Выгружались машины с зерном и мукой, а затем наступал черед сенника. Сено, упакованное в брикеты, аккуратными штабелями укладывалось внутри вынесенного за пределы заставы, строения. Зимой сено пойдет в ход, причем не только на корм скотине.
Когда запасы продуктов были сделаны, на заставу прибывал очередной караван машин, который опорожнялся без солдатского участия. Вереница бензовозов, каждую осень прибывала на заставу, чтобы слить содержимое, в ее бездонные емкости. Как пчела над цветком, крутился возле машин старшина заставы прапорщик Рева, блестя глазами и радостно потирая руки предвкушая навар, который после дележки с начальником, обещал быть отменным.
Осень, заполненная хозяйственными делами, отнимавшими все свободное от службы время, пролетела незаметно. Не успел Лешка толком осмотреться, как на заставу свалилась зима, со всеми полагающимися ей неприятностями, вроде пронизывающего ветра, мороза. Сама обстановка вокруг с наступлением зимы мало изменилась. Те же угрюмые скалы, редкая чахлая растительность в виде колючих кустов барбариса, жухлая рыжая трава.
Внешне изменилось только одно. Стало гораздо тише. Реки, сбегающие с горных круч и постоянно грохочущие, стихли. Стремительное безумство вод сковал толстый лед, через толщу которого наружу не доносилось ни единого звука. Отныне тишина будет царить над крохотным человеческим мирком, затерявшимся где-то в горах, до самой весны. А когда на улице станет тепло и воздух прогреется до определенных температур, в уснувшей под ледяным одеялом реке начнется движение. Река начнет взрываться, и вся округа оглохнет от грохота лопающегося под нажимом талых вод толстенного льда. Несколько дней и ночей будет грохотать над рекой канонада. С каждым новым днем, силы зимы, зажавшие реки в ледяные тиски, будут слабеть. И однажды ледяной панцирь не выдержит. Сначала треснет, зальется мутными речными потоками, а потом, взорвавшись, развалится на множество осколков. Освободившаяся от ледяных оков река, с радостным рокотом унесет обломки вниз по течению, к китайцам.
Но до весны еще далеко, а у наступивший зимы, свои правила и законы, по которым надлежало жить несколько бесконечно-долгих месяцев. Зима была скупа на снег. За полтора года, что провел Лешка на заставе, снега он так и не увидел, если не считать заснеженных горных пиков на сопредельной территории. Но горы слишком далеки и высоки, белоснежные снеговые шапки венчали их вершины даже летом. И хотя на снег зима была жадна, на все остальное, она не скупилась. Холодно было до жути. Но, если взглянуть зимой на термометр и на основании его показаний судить о том, что находится за пределами теплых стен казармы, то можно было решить, что на улице теплынь. Термометр редко пересекал отметку в 10 градусов ниже нуля, большую часть зимы, расположившись в пределах от 5 до 10 градусов мороза.
Но это, ровным счетом ничего не значило. Не зря по пути к заставе они преодолели несколько перевалов и бесчисленное множество горных круч. Теперь и застава, располагались на одной из таких круч. Застава «Узенгегуш» считалась высокогорной, располагаясь на отметке 3800 метров от уровня моря. А это значит разреженный воздух и недостаток кислорода. Присутствие двух речек, одной вблизи заставы, а второй вплотную граничащей с ней, делали воздух влажным и стылым.
Все эти компоненты прекрасно дополняли друг друга, формируя ни с чем не сравнимый климат. В горах при 5 градусах ниже нуля, легче обморозиться и замерзнуть насмерть, нежели в долине при минус 30. Прелесть горного климата Лешка ощутил на собственной шкуре, едва зима дошла до кондиции, сковав ледовым панцирем, бурные горные реки.
Если пеший наряд «дозор» можно было выдержать, без риска замерзнуть насмерть, то с другими видами нарядов, все было не так просто. Пеший «дозор» зимой, - милое дело. Пройтись пешочком по свежему воздуху 10, 15, а то и 25 километров в один конец, а затем вернуться обратно на заставу, что может быть полезнее для молодых организмов. Тем более что ветер не препятствовал прогулкам, потому как в ущельях его практически и не было, бродил он где-то высоко над горами. Гораздо хуже, если назначался конный наряд. То, что хорошо летом, зимой не вызывало восторга. Езда только шагом, при этом голова должна крутиться на 360 градусов, чтобы видеть все, что делается впереди, по бокам и сзади. Не потерялся ли ведомый, не подкрадывается ли с тыла коварный враг.
Сидеть два, а то и три часа в седле неподвижным истуканом, у которого движется только голова, удовольствие не из приятных. И хоть одет ты в шубу и валенки, в утепленный зимний комбинезон, но холод всегда находит лазейку. Проскальзывает сквозь нагромождение свитеров и начинает свое пакостное дело. К тому времени, как конный наряд прибывает к конечной точке маршрута, нет у бойца более заветного желания, как спрыгнуть на землю и побегать, или упасть и отжаться, сделать кучу нелепых на первых взгляд телодвижений, призванных разогреть застывшую кровь.
Лошади прячутся в специально приспособленное для них укрытие, в то время как наряд приступает к несению службы непосредственно на месте. И выглядывают из каменных капониров внимательные и сосредоточенные лица солдат, наблюдающих за сопредельной стороной, откуда в любую минуту может появиться враг. А враг все медлит, не желая показаться на глаза, предпочитая стылой зимой отсиживаться дома в тепле, нежели шастать по горам, с намерением пересечь границы Советского Союза. И время тянется мучительно долго. Хотя и здесь, ноги и руки, немилосердно мерзли, но на земле холод переносить было гораздо легче, чем верхом на коне. Можно приседать и отжиматься сколько угодно, выполнять любые упражнения, лишь бы согреться.
Команда старшего наряда о возвращении, воспринимается как райская музыка. Мгновение и все в седле, и начинается обратная дорога, в 2-3 часа длиной, но теперь на заставу, где их накормят и обогреют. И даже ветер становится уже не таким пронизывающим, и холод без прежней жадности лапает молодые тела. С каждым пройденным метром, уменьшавшим оставшееся до заставы расстояние, поднималось настроение бойцов. И грезилась им столовая с чаем обжигающим ладони, и сушилка, в которой тепло, как в бане. И когда, вынырнув из-за очередного поворота дороги, они оказывались в пределах видимости заставы, им стоило большого труда сохранять прежний темп, а лицам придать напускное безразличие.
Последние метры позади, и застава радушно встречает своих обитателей. С лошадей снимается сбруя, они водворяются на конюшню, где конюх Сайко, казах по национальности, задает им приличную порцию овса, вполне заслуженную. Лошади замирают в стойлах, лишь изредка поводя ушами, с удовольствием жуя угощение. А парни мчатся на перегонки в казарму, чтобы поскорее сдать дежурному оружие и боеприпасы, специальное снаряжение, что брали в наряд. Поскорее отчитаться о наряде и нырнуть на кухню, где их ждет горячий обед, вдвойне вкусный, после длительной прогулки по морозу.
После непродолжительного отдыха, начинались будничные дела. «Узенгегуш» застава приличная, в два этажа, а здешний старшина, прапорщик Рева, мастер придумывать бойцам задания, чтобы те не слонялись без дела. И «шуршали» солдатики день-деньской, выполняя бесконечные распоряжения прапорщика Ревы, а скорее делали вид, что выполняют. Торопиться что-то делать, не было резона. Не успеешь закончить одно дело, как неугомонный прапорщик найдет иное занятие, ничуть не лучше прежнего. Главное, как хорошо усвоил Лешка, откозырять начальству и с бравым видом приступить к выполнению поставленной задачи. Далее, в полную силу работает фантазия, чтобы выполнять порученное, как можно дольше и с наименьшими усилиями.
Нужно создавать рабочий вид, чтобы не вызвать неудовольствие старшины и тянуть до конца.
В 18.45, никакой прапорщик не вправе приказывать. Время для хозяйственных нужд истекло. Недоделанное сегодня, перейдет на следующий день, тем более что всех дел, никогда не переделать. Эти 15 минут предназначались для того, чтобы солдат привел себя в порядок, побрился, пришил свежий подворотничок, надраил до блеска сапоги. Ровно в 19.00 в фойе на первом этаже, происходило построение личного состава заставы, не занятого в данный момент несением службы. Зачитывались поступившие на заставу сообщения, подводились итоги дня, ставились задачи на день грядущий. А затем, начальник заставы капитан Бурдин, зачитывал лист нарядов на завтра. Но больше всего ожидалось, когда прозвучат номера счастливчиков, кому выпал на завтра выходной.
В выходной можно просидеть за экраном телевизора не до 22.00, времени официального отбоя, а значительно дольше, хоть всю ночь. И спать будешь не столько, сколько отведет назначенный наряд, или прихоть прапорщика Ревы, а сколько заблагорассудится. И после подъема не нужно прятаться от старшины, стараясь не попадать ему на глаза, что чревато получением работы. В выходной человек действительно отдыхал. От всего. От службы и от хозяйственных дел. Целые сутки можно было бездельничать и отлеживать бока.
Единственная обязанность выходных, в качестве общественной нагрузки, чистка картофеля. Целый мешок предстояло почистить выходным, с помощью ночного повара. Засиживаются они на кухне далеко за полночь, за чисткой картошки и неспешными разговорами, перемежающимися традиционными чаепитиями. Ночной повар выставлял на стол все вкусности, которые только могут быть в солдатской столовой. А это масло, сгущенка и джем, что так легко уходили с чаем. Для гурманов типа Лешки, у повара, рядового Давиденко, всегда был припасен продукт иного рода, без которого Халявин не мыслил своего существования. Сало! Его он мог, есть и днем, и ночью, и даже без хлеба.
Засиживались на кухне далеко за полночь. Сперва ночной повар помогал им бороться с картошкой, затем они, помогали ему управляться с тестом, замешанным в начале дежурства. Заполняли тестом многочисленные формы и ставили в печь, где им надлежало превратиться в хлеб, которого должно хватить на ближайшие сутки. На следующую ночь все повторялось. В этом заключалась важнейшая часть работы ночного повара. Еще на утро он должен приготовить завтрак для офицеров, которые питались здесь же, в отдельном кабинете. Завтрак на 5 офицеров, побольше чаю и хлеба с маслом бойцам, кто заглянет на кухню с утра, чтобы перекусить.
Как такового завтрака на заставе не было, как и специального времени для него. Не было общего подъема, солдаты вставали и ложились в соответствии с полученными нарядами. Кто-то приходил за завтраком ночью, кто-то утром, а кто-то вообще не заглядывал на кухню. Единственные, кто обязательно посещал столовую утром, это дежурная смена. Дежурный по заставе, связист, связист - секретчик, дизелист, кочегар, конюх.
Что касается последнего, он посещал кухню с черного входа, а на заставе появлялся только на вечернем построении. Хотя, по мнению большинства, его отсутствие было предпочтительнее присутствия. Слишком товарищ был вонюч. Он не был грязнулей и замарашкой. Его мундир, надеваемый раз в сутки на15 минут, что длился боевой расчет, был просто идеальным, даже для придирчивого взгляда прапорщика Ревы. Дело в другом. Уж слишком специфичен был контингент тех, с кем по долгу службы приходилось общаться Сайко, здоровенному, добродушному, не очень умному, но исполнительному казаху. «Глуп, но предан», - не раз говорил о нем капитан Бурдин, начальник заставы. И Сайко оправдывал эти слова, содержа свое непростое, а для городского человека и вовсе непосильное хозяйство, в идеальном состоянии.
У него во всем был порядок. Конюшня подметена, у свиней убрано. Лошадиные кормушки заполнены овсом, не привлеченные в наряд лошади, неторопливо жевали в стойлах, предложенное угощение. Пришедшим с наряда лошадям, полагалась двойная порция, которую они в полной мере и незамедлительно получали. Даже свинтусы, ненасытные хрюкающие и постоянно гадящие создания, были накормлены и напоены, и полеживали, похрюкивали в тепле.
В пристрое к конюшне, где располагался свинарник, отопления не было. Чтобы свиньи не замерзли зимой, в отведенных им помещениях были установлены печки-буржуйки, которые не требовали большого количества дров, чтобы в помещении было тепло. Главное вовремя растопить печурки и не забывать время от времени подбрасывать очередную порцию дров. У Сайко с этим был полный порядок. Живность, вверенная на его попечение, находилась в тепле, чистоте и сытости, благодаря неустанным стараниям конюха.
Каждый день он вывозил из конюшни и свинарника полную телегу навоза и свинячьего дерьма, что щедро выделяли за ночь его питомцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143