А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он был уверен в этом. Его мысли занимало другое. Спеша в составе возглавляемой им группы по следам беглеца, он мысленно перебирал в уме тысячу способов мучительной смерти, которой он предаст сбежавшего преступника. Заставит его заплатить сполна за то, что он, выпускник военного училища с красным дипломом, вынужден сейчас, бросив уютный кабинет, ломиться сквозь лесной бурелом, в поисках бежавшего зэка. Его он обязательно поймает. Всего несколько часов и беглец будет в его руках. Он наверняка, заблудившись в лесу, плутает где-нибудь неподалеку.
Подобными мыслями успокаивал себя капитан Шалмин, ломясь сквозь бурелом дремучего и нехоженого человеком, леса. Но не проходило чувство тревоги, более того, оно нарастало с каждой минутой. И этому была причина, благодаря которой лицо капитана становилось все более сумрачным с каждой пройденной милей. Причина эта заключалась в тонкой стопке бумаг, подшитой в пронумерованную папку. За то время, что потребовалось поисковой группе, чтобы собраться и экипироваться должным образом, он успел прогуляться в оперативную часть и ознакомиться с личным делом строптивого зэка.
Его никогда не интересовала судьба конкретного зэка, кто он, откуда, за что сидит. Ему было достаточно того, что перед ним нарушитель советских законов, с которым он должен бороться самым решительным образом, чтобы годы, назначенные зэку для исправления, не показались раем. И он делал все для того, чтобы превратить жизнь вверенного контингента в ад, многолетний срок в бесконечную, мучительную вечность. И нужно признать, что он весьма в этом преуспел. Это во многом благодаря именно его стараниям, гремела по стране слава об этой тюрьме, как одном из самых строгих учреждений исправительной системы, попасть в пределы которой, страшились даже закоренелые рецидивисты.
До сих пор, все у него получалось. Даже самые отъявленные мерзавцы и негодяи, ломались как спички, под его чутким руководством. Не было у него серьезных ошибок и осечек вплоть до этого дня. Хотя он и раньше допускал ошибки, но они сходили ему с рук. Главной ошибкой было то, что он ненавидел и презирал вверенных на исправление, людей в арестантских робах. Считал их ни на что не годным быдлом. И в этом жестоко просчитался. Понимание роковой ошибки пришло сегодня, за несколько минут до начала погони, когда он листал личное дело беглого заключенного Халявина, уроженца села Шишигино.
Мужичок то оказался не так прост, как он думал. И что хуже всего, настоящий лес он видел не на картинке в книжке, как большинство осужденных. Самое поганое в том, что он родился, и прожил всю жизнь в лесу, знал все лесные тропки-дорожки, зверье, обитающее там, опасности могущие поджидать в лесу одинокого путника. И поэтому надеяться на то, что он заплутает в лесу, и будет ходить кругами, не стоило. Беглец прекрасно ориентируется в лесу, и будет придерживаться выбранного направления. Не грозит его здоровью и встреча с диким зверем. Исходя из данных досье на данного субъекта, тот в бытностью свою на свободе, был отличным охотником и следопытом, лучшим в районе. Сложно было ожидать от человека, прекрасно знающего лес и населяющее его зверье, что он совершит какую-нибудь глупость, что позволит лесу убить его.
А это значит, что погоня не обещает стать легкой прогулкой, на которую, судя по выражению на лицах, настроились возглавляемые им люди. Поэтому с каждым пройденным километром, все сумрачнее и неприветливее становилась рожа тюремного начальника, на фоне довольных физиономий подчиненных.
Собаки резво взяли след и уверенно шли по нему, не петляя и не отклоняясь в сторону. В этом были, как положительные, так и отрицательные моменты. Положительный был в том, что беглец оставляет четкий, уверенный след, по которому они рано, или поздно, но обязательно на него выйдут. Отрицательный в том, что беглый заключенный прекрасно ориентируется в лесу. Поимка беглеца, если таковая случится, не станет легкой и увеселительной прогулкой, на которую настроились его люди. И что даже при благоприятном для них исходе, идти придется по следам не час, и не два, а гораздо больше. Не стоит забывать и о том, что в запасе у беглеца четыре часа, которые он явно не намерен тратить на разные глупости, вроде бесцельного блуждания по лесу. Человек он привычный и многокилометровые переходы по таежному бурелому, для него не в диковинку.
Сориентировавшись по компасу и карте, капитан Шалмин пришел к выводу, что путь заключенного пролегает в направлении Шишигино, до которого по прямой, немногим более 300 миль. От мысли о том, сколько предстоит ломиться сквозь бурелом, сводило скулы, а ноги начинало ломить в предчувствии изнурительного марша.
По прошествии нескольких часов, они уже не мчались по лесу, подобно своре гончих псов, взявших след красного зверя. Сперва их бег перешел на быстрый шаг, затем уменьшился до уровня нормального, а к вечеру они плелись, с трудом переставляя ноги, проклиная проклятый бурелом, и беглого зэка. Теперь уже не только капитан Шалмин, но и вся команда, поминала беглеца последними словами, и каждый придумывал пытку, достойную бежавшего зэка. Объяви сейчас капитан Шалмин конкурс на самую изощренную и мучительную для беглеца смерть, он был бы приятно удивлен многообразию фантазии подчиненных ему людей.
Сам он, ближе к вечеру, окончательно определился с тем, какой из смертей предаст беглого зэка Халявина. Сперва слегка, для разминки попинает, превратит ребра в кровавое месиво. И только потом, отведя душу, приступит к основной части наказания. А оно будет жестоким и главное, публичным. Пускай все видят, что станет с тем, кто дерзнет бросить вызов капитану Шалмину. Пусть смотрят и ужасаются, чтобы в дальнейшем в их тупых мозгах даже мысли не возникало о побеге и неподчинении.
Тем временем стемнело. Еле передвигающие ноги люди, то и дело бросали на начальника вопросительные взгляды, ожидая, когда прозвучит команда на привал. А он продолжал гнать их вперед без остановки, хотя и сам брел с заплетающимися ногами, то и дело, спотыкаясь в надвигающейся мгле, не переставая ругаться сквозь зубы. И лишь когда в лесу наступила тьма кромешная, и впереди ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки и дальнейшее движение потеряло смысл, он дал команду остановиться.
Сил разжигать костер и готовить пищу не оставалось, даже мысль о еде, не пришла в голову смертельно уставшим людям. Едва головы коснулись брошенных на землю рюкзаков с припасами, они тотчас же погрузились в сон, глубокий и темный как омут. Люди были измотаны до предела. Прогулка, обещавшая стать легким развлечением, обернулась сущим кошмаром.
Руководствуясь принятыми в подобной ситуации правилами, ему надлежало выставить часовых, распределить время несения службы и отдыха. Но, глядя на людей, измотанных до предела, он только махнул рукой, отмахиваясь от инструкций. Пусть отдохнут, иначе ему будет невозможно поднять их завтра.
С мыслями о том, что сейчас для сбежавшего зэка наступило, пожалуй, самое благоприятное время в плане возможности оторваться от назойливых преследователей, капитан Шалмин погрузился в сон. С тем, чтобы проснуться с первыми лучами солнца. Даже если видимость будет чуть больше метра, он поднимет людей на ноги. Уговорами, пинками, затрещинами, но он погонит их вперед. Они обязательно поймают беглого зэка, чего бы им это не стоило.
Пока они спят в ожидании нового дня и продолжения безумной гонки, у Халявина есть прекрасная возможность избавиться от них навсегда. Нужно лишь подкрасться незамеченным и перерезать глотки сонным и беспомощным людям. Оставалась надежда только на собак. Они хоть и спали, но совсем не так, как люди. Сон их был чуток. Они то и дело прислушивались к шорохам и звукам, раздающимся в лесу, поводя ушами, выискивая в массе звуков тот, что может сулить опасность. Время от времени, словно не удовлетворившись не прекращающейся ни на миг прослушкой леса, одна из пришедших с людьми собак, поднимала голову и осматривалась по сторонам, принюхиваясь и поводя ушами. Не обнаружив ничего предрассудительного и опасного в окружающем мраке, она успокаивалась, и, опустив голову на лапы, вновь погружалась в чуткий сон.
Отмеренное капитаном Шалминым время, пролетело словно миг. Людям казалось, что они еще и уснуть то толком не успели, как их будят и вновь гонят вперед, сквозь еле различимый в предутренней мгле, лес. Они поднимались вяло, нехотя, большинство лишь благодаря пинкам и затрещинам тюремного начальника, которые он щедро раздавал направо и налево, стремясь побыстрее привести людей в чувство. Он чувствовал, что беглый зэк где-то рядом, и если они немного поднажмут, то быть может, уже сегодня закончится эта изнурительная и изматывающая гонка. И поэтому он не скупился на тумаки, стараясь расшевелить людей для их же блага.
…Собаки быстро взяли след и резво затрусили вперед, уткнувшись носами в землю, не останавливаясь и не петляя. Все говорило о том, что они уверенно идут по следу, который, судя по их поведению, довольно свежий. Вскоре собачки побежали шустрее, заставляя шевелиться и людей. Это могло означать только одно, сбежавший преступник где-то совсем рядом, собаки чувствуют его присутствие.
Собачья уверенность передалась и людям. Лица разгладились, в глазах появилось то хищное выражение, что было в начале погони и казавшееся навсегда исчезнувшим, спустя пару часов блуждания по лесу. Они вновь были командой, сплоченной и уверенной, с четко определенной задачей, которую обязаны выполнить любой ценой, и они с ней справятся. Возьмут живьем беглеца, особо опасного рецидивиста, на счету которого помимо побега, еще и двойное убийство представителей закона.
Будь это убийством заключенных, наказание за подобную провинность было бы минимальным. Всего лишь пара-тройка лет к назначенному ранее судом сроку. На заключенных, которых никто, и в первую очередь начальник тюрьмы, не считал за людей, всем было наплевать. Чем больше изничтожат они друг друга, тем лучше. Меньше человеческого отребья выйдет на свободу, а значит на воле будет спокойнее.
Но нынешняя ситуация была иной, в корне меняя все дело. Он отправил в мир иной, угробил не зэков, а охранников, представителей закона. Еще вчера они вместе обедали в столовой, болтали о пустяках, делились планами на жизнь и вдруг, в одночасье, их не стало. Лежат они теперь на старинном сельском кладбище, и скромные памятники с пятиконечными звездами на вершине, высятся на месте их последнего пристанища. Не зазвучит более в караулке их смех, и не дождутся детишки, прихода с работы папани. И льют слезы бабы и дети, лишившиеся мужей и кормильцев, ставшие вдовами и сиротами, из-за сбежавшего негодяя. И бежит он сейчас через лес, спасая собственную задницу от заслуженного наказания. За свои поступки нужно платить, и цена за двойное убийство, будет соответственной.
И когда до поимки сбежавшего зэка, судя по поведению собак, осталось чуть-чуть, мысль об окончательной расплате с беглецом, окончательно вызрела в голове капитана Шалмина. В голове созрел и план, и место, где будет совершено показательное наказание негодяя, осмелившегося нарушить все писаные и неписаные человеческие законы.
Он заставит перенести из леса в тюремный дворик один из тех здоровых муравейников, что часто встречались на пути во время погони. Он даст команду постоянно шевелить, будоражить привезенную из леса кучу, жилище муравьев для того, чтобы они были чертовски злы и набрасывались на все живое. Он прикажет, прямо по центру муравейника вбить обильно смазанный жиром кол, который послужит своеобразным насестом для беглого зэка. На этом колу ему и предстоит закончить свою ничтожную жизнь. Он примет смерть самым позорным на зоне образом, через жопу, при скоплении разношерстной, арестантской братии.
Он выгонит их из камер, едва забрезжит рассвет, выстроит в тесном тюремном дворике, где и будет происходить экзекуция. Он заставит их смотреть. Он вдолбит в их тупые головы, что ожидает человека, дерзнувшего нарушить тюремные законы, рискнувшего покуситься на жизнь и здоровье сотрудников. Пускай облаченное в арестантскую робу быдло смотрит и мотает на ус, как в заведении, вверенном на попечении капитану Шалмину, наказывается неповиновение. А чтобы смотрелось лучше, чтобы в голову не пришло дурацких мыслей, утроит находящуюся на вышках охрану, тупыми рылами пулеметов и автоматов, ощерившихся на толпу. Готовых при первом удобном случае, превратить заключенных в кашу, в кровавое месиво. Он их заставит стоять и смотреть, как вершится правосудие над гнусным зэком, дерзнувшим бросить ему вызов.
И плевать на жестокость, за которую не погладят по головке проверяющие из центра. Кто-нибудь из заключенных обязательно доложит высокому начальству о том, что он здесь вытворяет. Но даже если начальство не снизойдет до беседы с заключенными, все равно найдутся доброжелатели, которые расскажут обо всем, с красочными подробностями. Наказания ему в любом случае не миновать. И наказание будет весьма строгим, так что лишний упрек в чрезмерной жестокости по отношению к заключенным, ничего не изменит. А там, кто знает, быть может, найдется среди членов комиссии человек, столь же жестко, настроенный по отношению к зэкам, врагам народа. Быть может он даже придет в восторг от показательной казни, и сделает все, чтобы по возможности смягчить наказание провинившемуся капитану.
О том, чтобы избежать наказания вовсе, не стоило и мечтать. И дело даже не в том, что сбежал заключенный. Ради этого комиссия не потащилась бы в такую даль, чтобы на месте разобраться в причинах побега, и разработать меры по недопущению подобного впредь. Дело в другом. От рук сбежавшего преступника погибли двое сотрудников тюремной охраны. А это уже ЧП союзного масштаба, осложнявшееся еще и тем, что, сбежав, преступник прихватил оружие убитых охранников, и представлял огромную опасность.
Скрыть гибель охранников капитан Шалмин не мог, поэтому и готовился к приезду высокого начальства, которому уже было доложено о ЧП, случившемся во вверенном ему учреждении. Приезд комиссии для разбора полетов должен состояться со дня на день. Чем закончится их визит, неизвестно, но в одном Шалмин не сомневался, влетит ему по первое число. Он чувствовал, как шевелятся звезды на погонах, готовые ссыпаться с них дождем, подобно листве облетающей с осеннего дерева. На дальнейшей карьере можно поставить большой и жирный крест. Даже если ему каким-то чудом и удастся отстоять нынешнее место, то случившееся ЧП, долгие годы будет аукаться самым неприятным образом.
За все заплатит сполна мерзкий зэк Халявин, который где-то рядом. Он выведет его на тюремный дворик голым, на всеобщее обозрение. А затем приступит к процессу, наглядному и поучительному для построенных для просмотра, заключенных. Он лично отрежет гнусному бегунку член и заставит его тут же, этот самый член сожрать. Он выколет перочинным ножом наглые зенки, что так часто, вызывающе таращились на него. Он будет наслаждаться медленным течением сукровицы из зияющих провалами, выколотых глазниц. Не спеша, начнет резать ему шкуру на множество мелких лоскутов. А затем, не торопясь, желая продлить удовольствие, начнет эту шкуру сдирать ломтями, обнажая розовое, истекающее кровавой испариной, тело. Он посыплет солью кровоточащее тело, с безумно вытаращенными глазами, с перекошенным от боли лицом. Ничего не соображающего зэка подведут к растревоженному муравейнику, где и водрузят его тело на заботливо вбитый в центр кучи, кол. И под гробовое молчание, глазеющей со всех сторон тюремной братии, взбешенные огромные красные муравьи, набросятся на тело, медленно оседающее на колу. И вместе с воплями, из сведенного спазмами боли горла, будут вырываться ошметки кишок и органов, вывороченных наружу остро заточенным колом.
Он сделает все возможное для того, чтобы не дать Халявину умереть слишком быстро. Он доведет показательное наказание до логического завершения. Заставит беглого зэка испить мученическую чашу до дна. И когда он станет умирать и растрескавшимся языком попросит воды, исполнит эту просьбу. Для этого он заставит его сокамерников, с которыми разберется немного позже, дрочить в кружку, наполнив ее до краев спермой. Именно это угощение вместо воды, собирался он поднести умирающему зэку.
Ну, а чтобы предназначенный для показательной экзекуции объект не отбросил копыта в начале представления, над ним, изрядно поработает тюремная медицина. Доктор под завязку накачает его обезболивающими для того, чтобы объект мучился как можно дольше, но не умер от болевого шока. И тогда беглец до конца изопьет чашу позора и унижения, окунется в фантастический океан боли, что уготован ему мстительным капитаном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143