Но все же в движении был определенный смысл, о чем свидетельствовала опустевшая спустя несколько минут площадь, вновь погрузившаяся в сонное оцепенение, готовая в любой момент взорваться шумом и гамом.
Очередной город, множество которых повстречалось на их пути. Они не удостаивали его особым вниманием, ожидая, когда подползет шустрый маневренный паровоз, и потащит прицепной вагон по лабиринту стальных путей, на встречу с новым составом, с которым они продолжат дальнейший путь. Но время шло, а паровоза не было. Более того, самыми глазастыми было передано по цепочке сообщение о том, что сопровождающий офицер-пограничник, покинул купе проводников, где безвылазно обитал последние три дня. И направился прямиком к зданию вокзала. Такого за ним ранее не наблюдалось и это могло свидетельствовать только о том, что либо путешествие закончилось, либо близко к завершению.
Спустя полчаса, офицер в сопровождении человека в штатском, вышел из здания вокзала, и направились к прицепному вагону, одиноко торчавшему на опустевшей привокзальной площади. Штатский остался на перроне, таращась на одинокий, и оттого такой нелепый вагон. Хлопнула тамбурная дверь, послышался короткий доклад солдата, охранявшего выход на улицу, после чего дверь, ведущая в вагон из тамбура, распахнулась и в дверном проеме нарисовалась довольно улыбающаяся физиономия офицера.
А затем последовала команда на выход с вещами и построение на перроне, команда, которую многие уже не чаяли услышать в ближайшем будущем. И хотя она ясно давала понять, что многодневное ничегонеделание подошло к концу, и вскоре их ожидают суровые армейские будни, они рады были ее услышать. Настолько они устали за трое суток отлеживать бока и отсиживать многострадальные задницы.
С любопытством поглядывая по сторонам, они вслед за провожатым, отправились куда-то внутрь железнодорожного вокзала. Идти пришлось не долго, и вскоре они грузились в старенький автобус, который и должен доставить их в конечную точку назначения, где на ближайшие пару лет им обеспечена совсем иная жизнь, воспоминания о которой, останутся в памяти на всю оставшуюся жизнь.
Парни с интересом прильнули к окнам, разглядывая проплывающие за окном пейзажи. Даже несчастные сидельцы, с задницами разламывающимися от невыносимой боли, на время позабыли о страданиях, увлекшись красотами раскинувшимися за окном. Чем дальше они уезжали от столичного города, с его многолюдьем и многоголосьем, тем картины открывающиеся взору становились все привлекательнее.
Любоваться действительно было чем. Ведь автобус проезжал не абы где, не по глухим киргизским деревушкам, где и разглядывать ничего с их серостью и убогостью. Автобус вез их словно на экскурсию, через гордость и красу Киргизской ССР, центр отдыха и туризма. Озеро Иссык-Куль, растянувшееся в гигантской долине меж горных хребтов на сотни километров. Жемчужина Киргизии, всесоюзная здравница. Блистающую гладь вод, по берегам сплошь облепляли бесчисленные дачи и корпуса санаториев, пансионатов и домов отдыха, куда приезжали приятно провести отпуск, люди со всех уголков необъятной советской страны. Здесь отдыхалось неплохо, учитывая мягкий климат, щедрое на ласку солнце, близость манящих объятий исполинского водоема. Глядя на озеро, теряющееся где-то в необозримой дали, на белеющие на другом берегу горные кручи в голове вырисовывались самые фантастические картины.
Можно только представить, какое сказочное зрелище открывалось глазам бесчисленного множества отдыхающих вечером, когда изрядно потрудившееся за день светило, устало опускалось на ночлег за горные кручи, расположенные на другом берегу Иссык-Куля. Озарив напоследок засыпающий мир багряной вспышкой, делая все вокруг нереальным, неземным, словно пришедшим сюда из иного мира. И в эти несколько волшебных, закатных минут, в голову лезли самые невероятные мысли. Стоило лишь на мгновение зажмурить глаза, как в голове всплывали легенды о Лох-Несском чудовище, живущем за тысячи миль отсюда, о прочих невероятных существах, возможно доживших до нынешних дней. В таком сказочном и невероятном месте должны, просто обязаны водиться не менее невероятные существа, которых нет нигде в мире. И быть может, им и принадлежала бы честь их открытия, если бы неугомонный старичок автобус, остановился передохнуть на ночь у голубой водной глади. Окунувшись в прохладу вод, охладив в глубинах озера свое горячее, стальное сердце.
Но, увы, не суждено им было полюбоваться красотами погружающегося в сон заповедного озера Иссык-Куль, жемчужины и гордости Киргизии. Автобус, деловито жужжа, увозил их все дальше, и ему не было никакого дела до красот, раскинувшихся по сторонам. А может, и было ему до них дело, когда-то давным-давно, в прошлом, но красоты приелись, примелькались, стали чем-то обыденным, на что перестаешь со временем обращать внимание.
Басовито гудя, автобус мчался по ровной, асфальтовой дороге, лежащей вдоль красавца озера, облепленного бесчисленными корпусами санаториев, пансионатов и домов отдыха, в которых отдыхали простые люди советской страны, съехавшиеся сюда со всех уголков необъятной державы. По другую сторону дороги, в паре метров от границы серого, прокаленного солнцем асфальта, росли зеленые насаждения. Подобных насаждений им встречалось превеликое множество и в центральной части России, и в родных краях. Высаживались они не ради чьей-то прихоти, или большой любви к природе. Они призваны были защищать дорогу от пыли, песка и прочего мусора принесенного издалека, который оседал в своеобразном зеленом фильтре. Помимо защиты от песка и пыли, зеленые насаждения корнями прочно удерживали на месте грунт по краям дороги, препятствуя ее разрушению и осыпанию.
Везде, в любом уголке страны, зеленые насаждения играли одинаковую роль. Отличие было в другом. Если все видимые ранее живые фильтры состояли из обычных деревьев и ничем не примечательного кустарника, то здесь все было иначе. И деревья здесь были необыкновенными, и расположившийся меж них кустарник, был не прост. И дело не в том, что они были какие-то экзотические. Как раз наоборот, они были очень известны, и узнаваемы. Яблоневый лес, раскинувшийся вдоль дороги на многие километры. На яблоневых ветвях красовались налитые соком, восхитительно прекрасные и такие манящие плоды. Ветви согнулись под тяжестью, не имея возможности стоять гордо расправившись. То же самое можно было сказать и о кустарнике, который оказался вишневым при ближайшем рассмотрении. Он был усыпан крупными, кроваво- красными ягодами, при одном взгляде на которые, рот наполнялся тягучей слюной.
Их заинтересованные взгляды на раскинувшееся снаружи великолепие, не могли остаться незамеченными. Вперившиеся в яблочно-вишневое изобилие глаза парней, не имевших в своем рационе последние несколько дней ничего, кроме опостылевших каш и сухарей, не заметить было трудно. Уловив всеобщий настрой, сопровождающий офицер, решил сделать ребятам подарок, устроить им напоследок, праздник живота. Подобного изобилия фруктов, а это он знал наверняка, им вряд ли придется увидеть ближайшие пару лет.
По команде старшего, автобус остановился, распахнув двери, приглашая желающих выйти и освежиться. Данных офицером 15 минут, хватило оправиться, покурить и набрать целую гору ароматных яблок, успеть заглотить пару пригоршней спелой вишни.
Дальнейший путь был более веселым. И чем больше парни поглощали набранных во время остановки витаминов, тем оживленнее они становились. Весь их путь, от места остановки до ворот части, куда они прибыли по прошествии нескольких часов, можно было проследить по яблочным огрызкам, устлавшим дорогу. Но едва скрипнули ворота части и солдатики на КПП открыли доступ внутрь, веселье и напускная бравада, покинули новобранцев. А когда автобус остановился, распахнув двери, и прозвучала команда строиться, остатки былого веселья, испарились бесследно.
3.6. Начало армейской службы
Сопровождающий офицер, посовещавшись о чем-то с пришедшими встречать транспорт с молодым пополнением прапорщиками, передал ребят на их попечение и удалился в неизвестном направлении. Один из прапорщиков оказался старшиной учебного пункта, где им предстояло провести ближайшие два-три месяца. Второй был начальником склада, где им предстояло одеться, сменить гражданский разнобой, на казенное однообразие.
Построив ребят, прапора повели их первым делом в баню, чтобы смыть грязь вольной жизни, привести головы в должный порядок, а также избавиться от гражданского барахла, сменив его на военную форму. В бане их уже ждали. Банщик, парикмахер, каптер, все из числа солдат срочной службы. Они чувствовали себя бывалыми людьми и держались, подчеркнуто высокомерно перед новичками, у которых все впереди. При подходе к бане, было замечено еще несколько лиц облаченных в военную форму, пристально разглядывающих новобранцев, словно оценивая их прикид. Заметив прапоров, сопровождающих бредущую вразнобой колонну, наблюдатели в форме поспешно ретировались, но как показало время, недалеко и ненадолго. Пропустив в баню последнего из будущих защитников родины, они шустро скользнули за ними внутрь.
Впереди ребят ожидало множество различных процедур. Сперва опорожнялись рюкзаки и мешки, на предмет удаления из оных посторонних вещей, которые больше не пригодятся. А не понадобиться могли в первую очередь продукты, которых оставалось изрядное количество. И полетели на пол жестяные банки с кашами, пакеты с сахаром и чаем, хрустящие пачки галет и прочий съедобный мусор, которого было в избытке в полученных на сборном пункте пайках. Чем больше опорожнялось солдат, тем солиднее становилась наваленная на пол, гора снеди. Чем выше становилась куча продуктов, тем ярче блестели глаза каптера, в предвкушении поживы. А новобранцы все шли, и с каждым новым человеком продуктовая гора росла вверх и вширь, грозя рухнуть вниз, погребя под кучей снеди довольно потирающего руки, каптера.
Едва минул каптера последний молодой солдат, плотно прикрыв за собой дверь, как из соседней комнаты выскочило несколько парней с мешками, которые принялись торопливо набивать продуктами. Приходилось торопиться, на все про все, им отведено всего несколько минут, пока в комнату не войдет кто-нибудь из прапоров. Чтобы не оказаться застигнутым врасплох, каптер занял место на стреме у дверей, прильнув глазом к замочной скважине, наблюдая за подходами к каптерке.
При появление прапорщика, он подавал сигнал, и его друзья незримо и неслышно, словно тени, исчезали за дверью, из-за которой появились, прижимая к груди изрядно отяжелевшие мешки с консервами. Стараясь не шуметь, они покидали баню и выбирались на улицу. Теперь оставалось только припрятать мешки до вечера и поочередно караулить, дабы какой-нибудь шустрик, не оказался прошареннее их, и не спер добытое съестное.
Вошедший в помещение прапорщик оценивающим взглядом окинул возвышающуюся в центре комнаты гору продуктов, и, не говоря ни слова, вышел. Этих нескольких секунд, что он потратил на оценку кучи, было вполне достаточно для того, чтобы запомнить все. Каптер знал про феноменальную память прапорщика, а значит бесполезно пытаться стянуть из кучи даже завалящую консерву. Пропажа тотчас же будет обнаружена и ее придется вернуть, плюс к этому неизбежна основательная выволочка, с угрозой лишиться такого теплого места, как каптер.
Прапор первейший жулик и расхититель армейского добра, был патологически жаден. Солдат воспитывал, как честных служак, дабы не случилось ему конкурентов на жульническом поприще. Солдаты исправно выполняли установку на честность, не предпринимая попыток стащить что-нибудь из того, что имел возможность лицезреть их начальник. Об его феноменальной памяти в отряде ходили легенды. Прапорщик, первостатейный жулик, одержимый одной идеей, что бы стырить с территории части и повыгоднее продать, не выносил воровских замашек среди подчиненных. При малейшем поползновении нарушить его монополию на ограбление части со стороны солдат, принимал к провинившимся жесткие меры. Самым суровым наказанием было отлучение от должности каптера, одной из самых лакомых и престижных в отряде.
Но это вовсе не значило, что в подчинении у прапора служили лишь ангелы в погонах. Скорее наоборот, настоящие демоны, в ангельском обличии. Тащили все, что плохо лежит, и сбагривали за забор. Главным условием для того, чтобы удачно провернуть дельце было то, чтобы прапор еще не видел того, что они собирались умыкнуть. Только в этом случае их дело выгорало. Если же они нацеливались украсть то, на что успел положить взгляд товарищ прапорщик, из этой затеи ничего хорошего выйти заведомо не могло, зато крупные неприятности всем участникам, были гарантированы. Не один лишь любитель халявных каш и тушенок, находился в подчинении у бравого прапорщика. В его подчинении имелось не мало и прочего воинства.
Следующей комнатой, куда загоняли большую часть будущих бойцов непобедимой Красной Армии, была парикмахерская, в которой работали двое солдат срочников. Они ловко управлялись машинками для стрижки волос, превращая роскошную шевелюру, в ровный шарик, щетинившийся крохотным ежиком волос. Процесс приведения голов к армейским стандартам, не занимал много времени. Пара минут и очередной, остриженный под ноль салага, спешит дальше. К кабинету, в котором скрылись товарищи, избежавшие стрижки. Парни, что позаботились о прическе еще на гражданке, прибыв на призывной пункт, сверкая отражающей солнечные блики, лысиной.
В соседнем с парикмахерской помещении, их ожидала очередная куча. Но только не продуктовая, а вещевая. В комнате не было ничего, кроме стен, да груды вещей в центре, где вперемешку валялось всякое барахло, начиная от грязных башмаков и заканчивая застиранными трусами. В углу, возле двери, ведущей в смежное помещение, стоял здоровенный чурбан, об который опирались, упершись в ручки топоров, двое солдат. Их назначение становилось понятно, глядя на то, как они берут из кучи очередную вещь и, разложив на плахе, несколькими ударами топоров, превращают в бесформенную ветошь.
Но если постоять и понаблюдать, став на время невидимкой, можно было заметить, что далеко не все вещи, подвергаются жестокой экзекуции. Причина столь разного отношения к вещам, была весьма очевидна. Не все из призывников поехали в армию в заведомом тряпье, которое не жалко и на выброс. Кое-кто отправился служить в довольно приличных вещах. Хорошие вещи и становились добычей солдат орудующих топором, превращающих одежду в ветошь. Приглянувшаяся вещица, споро перекочевывала в гору ветоши в целости и сохранности, закапываясь поглубже. Меры предосторожности предпринимались на тот случай, если в комнату заглянет кто-нибудь из прапоров, желая проверить работу. Не хотелось лишнего шума, поэтому действовали они ловко и аккуратно, по заранее отработанной схеме. Остро отточенный топор, продолжал безостановочно ухать, делая свою работу, в то время, когда напарник рубщика сортировал добычу, извлекая из кучи тряпья одежду и обувь, которую не стыдно оставить себе.
Накапливались под кучей ветоши вещички, в которых не стыдно и в городе показаться, во время ближайшего «самохода». Облачение в гражданку, практически на нет, сводило усилия, бродящего по городу патруля, в задачу которого входил поиск и задержание солдат, устроивших себе увольнительную, без соответствующего разрешения. Глаз у патрульных был наметанный, они издалека могли уловить мелькнувший силуэт, облаченный в форму. И начать преследование, которое в зависимости от расстояния и рассеянности солдата, могло оказаться не в пользу последнего. При поимке, ему была гарантирована на несколько суток гарнизонная гауптвахта, и как минимум на месяц, лишение увольнительных.
Боец, отправившийся в «самоход» в гражданке практически гарантировал себе спокойную жизнь. Патруль не обращал ровным счетом никакого внимания на парней, чьи телеса не покрывала камуфлированная форма. Можно было пройти встречным курсом мимо патруля, без каких-либо последствий. Для этого всего лишь нужно обладать отменной выдержкой и силой воли, чтобы, прошествовать мимо офицера и солдат с повязками патруля на рукавах, и при этом ничем себя не выдать. Даже малейшего смятения, было вполне достаточно для того, чтобы привлечь внимание. А затем следует неминуемое задержание подозрительного гражданского и доставление его в часть, на предмет возможного опознания. И если таковое случалось, отловленный нарушитель, становился постояльцем гауптвахты на более длительный срок, и рассчитывать на законные увольнительные, ему не приходилось гораздо дольше.
Был еще вариант, «запалиться» в «самоходе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143