И тогда Рози подняла голову. Она дрожала от страха перед тем, что
может открыться ее взору, и тем не менее была не в силах совладать с
собой.
- Не смей называть его зверем, - произнесла она вибрирующим от
ярости голосом. - И убери от него свою зараженную руку.
Краешком глаза она увидела, как сжалась Доркас, но не это
занимало ее. Все ее внимание сфокусировалось на Мареновой Розе. Что
ожидала она увидеть в ее лице? Сейчас, рассматривая его в меркнущем
лунном сиянии, она не давала себе отчета в собственных чувствах.
Медуза? Медуза-Горгона? Стоящая перед ней жеищина оказалась совсем
иной. Когда-то (и не так давно, как показалось Рози) ее лицо было
необыкновенно красивым, достойным соперничать с красотой Елены из
Трои. Теперь же следы прежней красоты стерлись и поблекли. Зловещее
черное пятно расползлось по левой щеке и надвигалось на лоб, словно
солнечное затмение. Горящий глаз, взиравший на нее с левой стороны
лица, казался одновременно яростным и равнодушным. Она понимала, что
Норман, разумеется, увидел не это лицо, за которым угадывалось иное -
как будто она надела живую маску специально для Рози, что-то вроде
косметики, - и ей стало не по себе. Под маской таилось безумие... но
не {просто} безумие.
"Это что-то вроде бешенства, - подумала Рози, - болезнь разъедает
ее изнутри, все ее внешние черты, все волшебство, все величие дрожат
на поверхности, готовые рассыпаться в прах в тот момент, когда она
потеряет самообладание, вскоре все рухнет, и если я отведу взгляд,
она, возможно, набросится на меня и сделает то же, что и с Норманом.
Она пожалеет об этом позже, но мне-то легче не станет, верно?"
Мареновая Роза снова протянула руку, и в этот раз дотронулась до
головы Рози - прикоснулась сначала ко лбу, затем провела по волосам;
день выдался нелегкий, и коса здорово растрепалась, потеряв
первоначальную форму.
- Ты смелая, Рози. Ты отважно сражалась ради своего... своего
друга. Ты смелая, и у тебя доброе сердце. Но могу я дать тебе один
совет прежде, чем отправить вас назад?
Она улыбнулась, наверное желая произвести приятное впечатление,
но сердце Рози на секунду замерло, а потом пустилось в бешеный галоп.
Когда губы Мареновой Розы раздвинулись, на лице разверзлась дыра, не
имеющая ничего общего со ртом; в этот момент она даже отдаленно не
напоминала человеческое существо. Ее рот превратился в пасть паука,
которому предназначено судьбой поедать насекомых - не мертвых, а лишь
впавших в бесчувствие после ядовитого укуса.
- Да, конечно, - ответила Рози, едва шевеля онемевшими, чужими
губами.
Пальцы уродливой руки провели по гладкой коже на виске. Паучья
пасть расползлась в усмешке. Глаза сверкнули в темноте.
- Смой краску с волос, - прошептала Мареновая Роза. - В блондинки
ты не годишься.
Их взгляды встретились. Остановились. Рози обнаружила, что не
может отвести свой в сторону; его словно притягивало лицо другой
женщины. Рядом - и невообразимо далеко - сидел Билл, послушно глядя на
руки. На лбу и щеках Билла подрагивали искорки выступивших капель
пота. Первой отвела взгляд Мареновая Роза.
- Доркас.
- Мэм?
- Ребенок...
- Будет готов, как только скажете.
- Хорошо, - кивнула Мареновая Роза. - Мне не терпится увидеть ее,
к тому же нам пора отправляться в путь. И тебе тоже нужно
поторапливаться, Рози Настоящая. Тебе и твоему {мужчине}. Видишь, я
могу назвать его и так. Твой {мужчина}, твой {мужчина}. Но перед тем,
как уйти...
Мареновая Роза протянула руки. Медленно, словно под гипнозом,
Рози встала и шагнула в распростертые объятия. Темные пятна, бродившие
под кожей Мареновой Розы, оказались лихорадочно горячими, как ей и
представлялось - Рози подумала, что почти чувствует их движение
собственной кожей. Все остальные чести тела женщины в хитоне - женщины
в {дзате} - оставались холодными, как у трупа.
Но Рози больше не испытывала страха. Мареновая Роза поцеловала ее
в щеку - высоко, у самой скулы - и прошептала:
- Я люблю тебя, маленькая Рози. Жаль, что нам не довелось
повстречаться раньше, чтобы ты увидела меня в более выгодном свете, но
мы и так неплохо поладили, верно? Мы поладили. Только не забывай о
древе.
- Каком древе? - раздосадованно спросила Рози. - Каком древе?
Но Мареновая Роза покачала головой с не подлежащей сомнению
категоричностью и отступила на шаг, выпуская Рози из своих объятий.
Рози в последний раз взглянула в изуродованное лицо и снова вспомнила
лисицу с лисятами.
- Я - это ты? - прошептала она. - Скажи правду, я - это ты?
Мареновая Роза улыбнулась. Совсем чуть-чуть, но на миг перед Рози
разверзлась пасть чудовища, и она невольно содрогнулась.
- Не задумывайся над этим, маленькая Рози. Я слишком стара и
больна для подобных вопросов. Философствование - удел здоровых. Если
ты не забудешь о древе, это не будет иметь значения, поверь мне.
- Я не понимаю...
- Тс-с-с. - Она прижала палец к ее губам. - Повернись, Рози.
Повернись и уходи, чтобы не видеть меня больше. Пьеса окончена.
Рози повернулась, взяла Билла за руки (он по-прежнему держал их
сцепленными между коленей; его напряженные переплетенные пальцы
напоминали тугой узел) и подняла его на ноги. И снова мольберт исчез,
а стоявшая на нем картина - набросок ее ночной комнаты, сделанный
небрежными тусклыми мазками масляных красок, - выросла до невероятных
размеров. И снова картина перестала быть картиной, превратившись в
окно. Рози направилась к нему, думая лишь о том, чтобы как можно
быстрее оказаться по ту сторону, покинуть таинственный мир, уйти из
него навсегда. Билл потянул ее за руку, останавливая. Он повернулся к
Мареновой Розе и заговорил, не позволяя взгляду подняться выше ее
груди. - Спасибо, что помогли нам.
- Не стоит благодарностей, - сдержанно откликнулась Мареновая
Роза. - Отплати мне своим хорошим отношением к ней.
"Я плачу", - с содроганием вспомнила Рози. - Идем. - Она потянула
Билла за рукав. - Пожалуйста, идем.
Он, однако, задержался еще на миг.
- Да, - сказал он. - Я всегда буду относиться к ней хорошо. Тем
более теперь, зная, что ждет людей, которые обращаются с ней плохо.
Знаю лучше, чем мне, наверное, хотелось бы.
- Какой привлекательный мужчина, - рассеянно произнесла Мареновая
Роза, и затем ее голос изменился - стал безжизненным и отрешенным. -
Забирай его, пока не поздно, Рози Настоящая! Забирай, пока еще не
слишком поздно!
- Уходите! - крикнула Доркас. - Уходите вдвоем сейчас же!
- {Но прежде отдай то, что принадлежит мне}! - закричала
Мареновая Роза, и сейчас этот пронзительный крик даже отдаленно не
напоминал человеческий. - {Верни мне мое, сука}!
Нечто - не рука, нечто слишком тонкое, чтобы являться рукой, -
рассекло темноту и скользнуло по коже плеча задыхающейся в диком вопле
Рози Макклендон.
Оглохшая от собственного испуганного вопля, Рози сорвала с руки
золотой браслет и швырнула его под ноги возвышающегося над ней
извивающегося чудовища. Она заметила, как Доркас бросилась вперед и
схватила чудовище обеими руками, стараясь сдержать его, и поняла, что
миг промедления может стоить ей жизни. Вцепившись в Билла, она
потащила его за собой к картине, выросшей до размеров окна.

3

Она не споткнулась, как в прошлый раз, но все же упала, а не
шагнула из картины. Рядом свалился Билл. Они растянулись во весь рост
на дне встроенного шкафа в пятне серебристого лунного света. Билл при
падении ударился головой о стенку шкафа, судя по звуку, довольно
ощутимо, но, похоже, не почувствовал боли.
- Никакой то был не сон, - сказал он. - Господи, мы {были в
картине}! В картине, которую ты купила в тот день, когда мы
познакомились!
- Нет, - запротестовала она спокойно. - Ничего подобного.
Пятно лунного света вокруг них начало одновременно сокращаться и
становиться ярче. Через несколько секунд оно потеряло строгие
очертания трапеции и приобрело форму круга. Словно дверь за ними
постепенно сужалась, как диафрагма фотоаппарата. Рози ощутила желание
обернуться и посмотреть на происходящее, но сдержалась. А когда Билл
попытался оглянуться, она мягко, но настойчиво взяла ладонями его
голову и повернула к себе.
- Не надо, - попросила она. - Какой от этого прок? Что бы там ни
произошло, всему настал конец.
- Но...
Пятно света сократилось до ослепительно яркой точки, и в голове
Рози вихрем пролетела мысль о том, что, если Билл сейчас возьмет ее за
руки и выведет на середину комнаты для танца, свет, словно луч
прожектора, последует за ними.
- Не надо, - повторила она. - Забудь обо всем, что видел. Пусть
все станет, как было.
- Но где Норман, Рози?
- Его больше нет, - просто ответила она и тут же добавила
вдогонку. - Как и свитера, и куртки, которую ты мне одолжил. Свитерок
был паршивый, а вот куртку жалко.
- Эй! - Он уставился на нее в немом потрясении. - Не потей из-за
чепухи!
Пятнышко холодного света сжалось до размеров спичечного коробка,
затем булавочной головки, а потом исчезло, оставив на сетчатке глаз
плавающий белый отпечаток. Она заглянула в шкаф. Картина находилась
там, куда она положила ее после своего первого путешествия в
нарисованный неизвестным художником мир, но она опять изменилась.
Теперь на полотне были изображены лишь вершина холма и полуразрушенный
храм у подножия, освещенные последними лучами висящей у самого
горизонта луны. Пейзаж, от которого веет тишиной и покоем и где нет
даже намека на близость человека, делали картину, по мнению Рози, еще
более похожей на классическую.
- Господи, - покачал головой Билл, растирая ладонями распухшую
шею. - Что произошло, Рози? Я не соображаю, что {произошло}!
С момента их прихода в мир картины прошло, по всей видимости, не
очень много времени; дальше по коридору продолжал вопить подстреленный
Норманом сосед.
- Я должен проверить, не нужна ли ему помощь, - заявил Билл,
поднимаясь на ноги. - Не могла бы ты вызвать скорую помощь? И полицию?
- Конечно. Думаю, они и так уже в пути, но я все равно позвоню.
Он подошел к двери, затем оглянулся в нерешительности, все еще
растирая шею. - Что ты скажешь полицейским? Она помедлила с ответом,
затем улыбнулась. - Не знаю... но придумаю что-нибудь. В последние дни
вынужденная импровизация стала моим коньком. Иди, иди, делай свое
дело.
- Я люблю тебя, Рози, - единственное, в чем я уверен сейчас.
Он вышел прежде, чем она успела ответить. Она сделала пару шагов
за ним, затем остановилась. В дальнем конце коридора Рози увидела
слабый дрожащий огонек свечи.
- Святая корова! - произнес незнакомый голос. - Его что,
подстрелили?
Негромкий ответ Билла заглушил новый вопль соседа. Раненного,
судя по всему, не очень серьезно, иначе вряд ли он производил бы
столько шума.
"Нехорошо", - одернула она себя, поднимая трубку нового
телефонного аппарата и набирая номер девятьсот одиннадцать, - телефон
службы спасения. Пожалуй, мир теперь видится ей немного под иным углом
зрения, и мысль о человеке, кричащем в дальнем конце коридора, стала
результатом этого нового взгляда.
- Все это неважно, если я буду помнить о древе, - проговорила
она, не понимая, собственно, ни почему сказала так, ни что означают
эти слова.
Трубку на другом конце линии подняли после первого же звонка.
- Алло, девятьсот одиннадцать, ваш звонок записывается.
- Да, я знаю. Меня зовут Рози Макклендон, я проживаю по адресу
восемьсот девяносто семь. Трентон-стрит, второй этаж. Соседу с
верхнего этажа требуется помощь.
- Мэм, не могли бы вы сообщить подробности...
Почему же, могла бы, конечно, могла, но в этот момент ее пронзила
иная мысль, нечто, не приходившее в голову раньше, но ставшее
абсолютно ясным теперь, нечто, не терпящее отлагательства. Рози
опустила трубку на рычаг и просунула два пальца правой руки в
маленький кармашек джинсов. Она соглашалась с тем, что кармашек для
часов очень удобен, но он вызывал у нее и глухое раздражение, ибо
являлся еще одним доказательством невольного предубеждения мира против
левшей, к которым принадлежала и она. Мир создан для людей, большей
частью орудующих правой рукой, и потому подобные мелкие неудобства
возникали буквально на каждом шагу. Ну да Бог с ними; будучи левшой,
вы просто привыкаете к ним и со временем перестаете обращать внимание,
вот и все. И сделать это не очень сложно. Как поется в старой песне
Боба Дилана о шоссе шестьдесят один, - о да, сделать это легче
легкого.
Она извлекла из кармана крохотную керамическую бутылочку, которую
дала ей Доркас, несколько секунд подержала в руках, внимательно
рассматривая, затем склонила голову набок и прислушалась к доносящимся
из коридора звукам. К группе в конце коридора присоединился еще
кто-то, и человек, которого ранила выпущенная Норманом пуля (Рози
показалось, что говорил он), рассказывал что-то собравшимся слабым
плаксивым голосом. А вдали слышался нарастающий вой сирен.
Она прошла на кухню и открыла дверцу миниатюрного холодильника.
Внутри оказался пакетик болонской колбасы, три-четыре ломтика, кварта
молока, два картонных пакета обычного кефира, пинта сока и три бутылки
пепси. Она достала бутылку пепси, откупорила ее, поставила на кухонный
стол и бросила быстрый взгляд в сторону двери, в глубине души ожидая
увидеть Билла ("Что ты делаешь, дорогая? - спросит он. - Что ты туда
подмешиваешь?"). Однако в дверном проеме никого не было, а из глубины
коридора доносился его спокойный, участливый голос, к которому она
успела проникнуться любовью.
Кончиками ногтей она вытащила крохотную пробку, затем несколько
раз провела раскупоренной бутылочкой перед носом, как человек,
проверяющий аромат новых духов. Запах, который она почувствовала, не
имел ничего общего с духами, но она мгновенно узнала его -
горьковатый, с металлическим оттенком и при том странно
притягательный. Маленькая бутылочка содержала воду из ручья,
протекавшего за Храмом Быка.
Доркас: "Одна капля. Для него. Потом". Да, всего одна; больше
опасно, а одной может оказаться достаточно. Все вопросы и все
воспоминания: ночная луна, кошмарные вопли Нормана, задыхающегося от
ужаса и боли, женщина, на которую ему не позволили глядеть, -
исчезнут, как и не бывало. А вместе с ними и ее опасения, что
воспоминания, как едкая кислота, прожгут дыру в его здравом рассудке и
в их зарождающихся чувствах. Возможно, ее тревоги напрасны;
человеческий разум - штука довольно крепкая и обладающая потрясающей
способностью адаптироваться, о чем большинство людей даже не
подозревает. Ей ли не знать об этом после четырнадцати лет жизни с
Норманом? Чему-чему, а этому он научил ее основательно. Однако
рисковать все же не стоит. Какой смысл в риске, если есть другой,
гораздо более легкий и надежный путь? Что опаснее, воспоминания или
жидкая амнезия?
"Только будь осторожна, девочка. Эта штука опасна!" Рози перевела
взгляд на раковину мойки, затем опять остановила его на керамическом
флакончике.
Мареновая Роза: "Хороший зверь. Береги его, и он будет беречь
тебя".
Рози решила, что несмотря на презрительную терминологию, мысль,
высказанная женщиной в мареновом хитоне, вполне разумна. Медленно и
осторожно она наклонила флакончик над горлышком откупоренной бутылки
пепси-колы, перелив туда одну-единственную черную каплю. Бульк.
"А теперь вылей остальное в раковину, быстрее". Так она и хотела
поступить, но в памяти всплыли другие слова Доркас: "Я дала бы тебе
поменьше, но боюсь, что позже ему понадобится еще капля".
"Да, а как же я? - спросила она себя, закупоривая флакончик
крохотной пробкой из древесной коры и засовывая его в потайной
кармашек джинсов. - Как же я? Не понадобится ли {мне} капля-другая
потом, чтобы не свихнуться?" Вряд ли, подумала она. К тому же... - Те,
кто забывают прошлые ошибки, склонны их повторять, - пробормотала она.
Рози не помнила, кому принадлежит авторство высказывания, но мысль
была достаточно правильной. Она поспешила к телефону, сжимая в руке
бутылку целебного пепси, вторично набрала номер девятьсот одиннадцать
и снова выслушала ту же фразу: осторожнее подбирай слова, девочка,
твой звонок записывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68