Это выражение делало его еще
моложе... почти подростком.
- Привет, Рози, - сказал Билл.
9
Ей немедленно захотелось убежать, скрыться, прежде чем он
заметит, насколько сильно потрясло ее его неожиданное появление, но в
этот миг взгляд Билла остановился на ней и поймал ее взгляд, после
чего о бегстве не могло быть и речи. Как она могла забыть зеленый
оттенок его глаз, похожий на солнечные лучи, запутавшиеся в
мелководье? Вместо того, чтобы броситься к выходу из вестибюля, она,
испуганная и счастливая, медленно подошла к нему. Но явственнее всего
она ощущала огромное облегчение.
- Я же говорила, чтобы вы держались от меня подальше, -
произнесла она с дрожью в голосе.
Он потянулся к ее руке. Она знала, что не должна позволять ему
прикасаться к ней, но не могла предотвратить неизбежное... и повернула
руку, пойманную в ловушку его ладони, так, чтобы удобнее было сжать
его длинные пальцы.
- Я знаю, - просто ответил он. - Но, Рози, я не могу.
Слова Билла испугали ее, и она, отпустив его руку, неуверенно
взглянула в его лицо. Ничего подобного не случалось с ней раньше,
ничего, и она растерялась, не зная, как следует реагировать или вести
себя.
Он развел руки в стороны, наверное желая жестом выразить свою
беспомощность, но Рози словно ждала этого движения - больше ничего и
не требовалось уставшему одинокому сердцу; оно рванулось к нему, не
обращая внимания на слабые протесты рассудка. Рози почувствовала, что
идет, будто во сне, в его распростертые объятия, и, когда руки Билла
сомкнулись у нее за спиной, она прижалась лицом к его плечу и закрыла
глаза. А когда эти руки погладили ее по волосам, которые, не
заплетенные утром в косу, свободно рассыпались по плечам, она испытала
нечто странное и чудесное: ей показалось, что она секунду назад
проснулась. Словно она спала, не только в тот миг, когда вошла в круг,
образованный его руками, и не утром до бесцеремонного звонка
будильника, вырвавшего ее из сна, в котором они с Биллом катались на
мотоцикле, а в течение многих бесконечных лет, как Белоснежка после
заколдованного яблока. Но теперь она проснулась, остатки сна
улетучились в мгновение ока, и она оглядывается вокруг, воспринимая
мир только что открывшимися глазами.
- Я рада, что ты пришел, - сказала она.
10
Они медленно шагали к востоку вдоль Лейк-драйв, и сильный теплый
ветер дул им прямо в лицо. Когда он слегка обнял ее за плечи, она
благодарно улыбнулась ему. До озера оставалось еще около трех миль, но
Рози казалось, что, если он не уберет руку с ее плеча, она может идти,
идти и идти вот так вот, пока они не доберутся до самого озера. А
потом пройти и через озеро, спокойно переступая с гребня одной волны
на гребень другой.
- Чему ты улыбаешься? - спросил он.
- Так просто, - ответила она. - Хочется улыбаться, вот и
улыбаюсь.
- Ты действительно рада, что я пришел?
- Да. Прошлой ночью я почти не спала. Все время думала, не
допустила ли я ошибку. Наверное, я все-таки {допустила} ее, но...
Билл?
- Я здесь.
- Я поступила так, потому что отношусь к тебе лучше, чем к любому
другому мужчине в мире, со мной ничего похожего не происходило за всю
жизнь, к тому же все случилось так {быстро}... Пожалуй, я совсем сошла
с ума, раз говорю тебе об этом. Он крепче прижал ее к себе.
- Ты не сошла с ума.
- Я позвонила и приказала тебе держаться от меня подальше, ибо
происходит нечто... {возможно}, происходит нечто неприятное, и я не
хочу, чтобы ты пострадал из-за меня. Ни за что. И до сих пор думаю так
же.
- Это все Норман, да? Как у Бейтс. Надо понимать, он все-таки
продолжает тебя разыскивать. И объявился где-то поблизости.
- Мое {сердце} подсказывает, что он здесь, - поправила его Рози,
осторожно подбирая слова, - и {нервы} с ним соглашаются, но я не
уверена, что могу доверять своему сердцу - оно столько лет прожило в
страхе, - а что касается нервов... нечего и говорить.
Она бросила взгляд на часы, затем перевела его на киоск,
продававший сосиски. Рядом на полоске травы стояло несколько скамеек,
и сидевшие на них секретарши сосредоточенно поглощали бутерброды.
- Не желаете ли угостить даму хот-догом длиной в фут с квашеной
капустой, красавчик? - спросила она. Возможная отрыжка, как следствие
подобного ленча, показалась ей вдруг самой незначительной вещью в
мире. - В последний раз я ела его в далеком детстве.
- Думаю, организуем.
- Мы можем сесть на скамеечку, и я расскажу тебе о Нормане, как у
Бейтс. А после этого ты сам решишь, согласен ли иметь со мной дело.
Если тебе больше не захочется видеть меня, я пойму...
- Рози, я никог...
- Не говори ничего. Не говори, пока я не расскажу тебе о Нормане.
И лучше поешь до того, как я начну, потому что потом ты, скорее всего,
потеряешь аппетит.
11
Минут через пять он вернулся к скамейке, на которую она села. Он
бережно нес поднос с двумя футовыми сосисками и двумя бумажными
стаканчиками с лимонадом. Она взяла сосиску и лимонад, поставила
стаканчик на скамейку рядом с собой, затем серьезно посмотрела на
него.
- Полагаю, ты должен прекратить подкармливать меня. Не то я
почувствую себя, как беспризорный ребенок с плаката ЮНИСЕФ.
- Мне {нравится} угощать тебя, Рози, - заявил он - Ты слишком
худая.
"Да-а, Норман утверждал совсем иное", - подумала она, однако
сейчас подобное замечание вряд ли оказалось бы к месту. С другой
стороны, она не знала, {какая} реплика была бы уместной, и стала вдруг
вспоминать глупые диалоги персонажей идиотских телешоу вроде
"Мэлроуз-плейс". В данной ситуации ей, несомненно, пригодилось бы
что-нибудь из их репертуара. "Какая я дура, забыла привести с собой
сценариста". Так и не найдя, что скачать, она, наморщив лоб и плотно
сжав губы, посмотрела на огромную сосиску и кончиком указательного
пальца стала проделывать дырочки в булочке, словно в этом состоял
некий древний предваряющий пищеварение ритуал, передаваемый в семье из
поколения в поколение, от матери к дочери.
- Ты обещала рассказать мне о Нормане, Рози.
- Да-да. Дай мне придумать только, с чего начать.
Она откусила кусочек сосиски, наслаждаясь вкусом пощипывающей
язык кислой капусты, сделала глоток лимонада. Ей пришло на ум, что
Билл, выслушав ее историю до конца, не захочет больше знать ее, не
почувствует ничего, кроме ужаса и отвращения, к женщине, которая
столько лет жила с таким чудовищем, как Норман, но волноваться из-за
этого не имело смысла. Вернее, было уже слишком поздно. Она раскрыла
рот и заговорила. Совершенно неожиданно для нее голос зазвучал
уверенно, и это ее успокоило.
Рози начала рассказывать о пятнадцатилетней девочке, которой
показалось, что она необычайно красива с повязанной в волосах розовой
лентой, о том, как эта девочка однажды вечером пошла на матч двух
университетских баскетбольных команд, потому что заседание клуба
"Будущие хранительницы семейного очага", где она должна была
участвовать, в последнюю минуту отменили, и ей пришлось чем-то занять
два часа, пока за ней приедет отец, чтобы забрать из школы. Возможно,
призналась она, ей просто хотелось, чтобы люди увидели, какая она
красивая с той розовой лентой, а школьная библиотека уже закрылась. На
верхних рядах трибун рядом с ней сел юноша в спортивной куртке,
крепкого телосложения широкоплечий парень, студент, которому следовало
находиться там, на площадке, среди игроков. Он бы тоже гонялся за
мячом, если бы его прошлой зимой не вышибли из команды за драку. Рози
продолжала говорить, удивленно слушая, как с губ срываются все те
слова, которые, как она думала, уйдут невысказанными в могилу вместе с
ней. Правда, о теннисной ракетке она умолчала, эта часть истории
{будет} похоронена вместе с ней, однако больше ничего не скрыла -
рассказала, как Норман кусал ее в течение медового месяца, как она
пыталась убедить себя в том, что это любовные игры, поведала о
выкидыше, при котором ассистировал Норман, о коренном отличии между
ударами в лицо и ударами в спину.
- Поэтому мне приходится то и дело бегать на горшок, - добавила
она, нервно улыбаясь собственным рукам, - но это проходит.
Рози рассказала о том, что в первые годы брака муж часто прижигал
сигаретным окурком или зажигалкой кончики ее пальцев на руках или
ногах; смешно, конечно, но подобные пытки прекратились, когда Норман
бросил курить. Она поведала Биллу о той ночи, когда Норман вернулся с
работы, молча уселся перед телевизором, по которому показывали
новости, держа поднос с нетронутым ужином на коленях; о том, как он
отставил поднос в сторону, когда ведущий программы теленовостей Дэн
Радер исчез с экрана, и принялся тыкать ее острием карандаша,
подвернувшегося под руку. Он колол ее с таким ожесточением, что на
коже оставались черные точки, похожие на родинки, но все-таки
недостаточно сильно, чтобы выступила кровь. Рози сказала, что довольно
часто он причинял ей гораздо большую боль, но никогда ей не было так
страшно, как в тот раз. Наверное, из-за его молчания. Она пыталась
говорить с ним, спрашивала, что случилось, но он не проронил ни слова
- просто шел за ней, когда она пятилась (боясь бежать; бегство стало
бы зажженной спичкой, брошенной в бочку с порохом), не обращая
внимания на ее вопросы, на ее протянутые руки с растопыренными
пальцами. Он продолжал колоть ее руки, плечи, верхнюю часть груди - в
тот вечер на ней был легкий свитер с неглубоким вырезом - острием
карандаша, издавая слабые пыхтящие звуки каждый раз, когда заточенный
кончик карандаша вонзался в ее кожу. В конце концов она забилась в
угол, прижала колени к груди и обхватила руками голову, а он опустился
перед ней на колени с серьезным, почти сосредоточенным выражением лица
и все колол и колол ее карандашом, пыхтя: "Пуфф! Пуфф! Пуфф!" Рози
призналась Биллу, что поняла тогда: муж собирается убить ее, она
станет единственной за всю историю человечества женщиной, принявшей
смерть от простого карандаша "Монгол" ¦ 2... а она снова и снова
напоминала себе, что ни в коем случае не должна кричать, ибо крик
может привлечь соседей, а ей не хотелось, чтобы ее обнаружили в таком
виде. Не хотелось, чтобы ее нашли еще живой. Затем, когда она
почувствовала, что вот-вот закричит, несмотря на все усилия
сдержаться, Норман неожиданно оставил ее в покое и заперся в ванной.
Он пробыл там очень долго, и Рози сказала, что собралась было убежать
тогда - просто выскочить за дверь и броситься куда глаза глядят - но
на дворе стояла ночь, и муж находился дома. Если бы, выйдя из ванной,
он обнаружил, что она пропала, то погнался бы за ней, поймал и
наверняка убил, это она знала точно.
- Он свернул бы мне шею, как цыпленку, - объяснила она Биллу, не
поднимая головы. Впрочем, она пообещала себе, что {обязательно} сбежит
когда-нибудь; и не просто когда-нибудь, а в следующий раз, как только
он сделает ей больно. Но после той ночи Норман очень долго не
притрагивался к ней и пальцем. Месяцев пять, наверное. А когда он
все-таки возобновил издевательства, поначалу все было не так страшно,
и она успокаивала себя тем, что если ей удалось вытерпеть уколы
карандашом, то уж перенести несколько случайных ударов совсем не
сложно. Так она думала до восемьдесят пятого года, когда все вдруг
обернулось в худшую сторону. Рози рассказала, как страх преследовал
Нормана на протяжении почти всего года из-за неприятностей с Уэнди
Ярроу.
- В тот год у тебя произошел выкидыш, да? - спросил Билл.
- Да, - подтвердила она, по-прежнему разговаривая с собственными
руками. - И еще он сломал мне ребро. Или два. Сейчас я уже не помню
точно, разве не {ужасно}, как тебе кажется?
Он не ответил, и Рози торопливо продолжила излагать историю своей
семейной жизни. Худшими моментами, сказала она (за исключением
выкидыша, разумеется), были долгие пугающие молчаливые паузы, когда он
просто смотрел на нее и так громко дышал через нос, что становился
похожим на готовящегося к броску дикого зверя. После выкидыша ситуация
немного улучшилась. Она сообщила Биллу (обращаясь к рукам), что после
этого ее рассудок начал сдавать, что иногда, когда она садилась в
любимое кресло-качалку, время ускользало от нее, а по вечерам,
накрывая стол к ужину, она вдруг вспоминала, что за день восемь или
даже девять раз становилась под душ. Обычно не включая света в ванной.
- Мне нравилось принимать душ в темноте, - призналась Рози, не
отрывая взгляда от лежащих на коленях рук. - Мне казалось, что я
прячусь в мокром шкафу.
Она закончила рассказ звонком Анны - звонком, который Анна
сделала в спешке по одной-единственной причине. Ей стала известна
существенная подробность, ни разу не всплывшая в газетных отчетах,
важная деталь, которую полицейские решили придержать, чтобы в случае
необходимости иметь возможность отсеять любые фальшивые признания в
совершенном преступлении или ложные улики. На теле Питера Слоуика при
осмотре были обнаружены несколько десятков следов от укусов, и по
крайней мере одна его анатомическая часть отсутствовала. Полицейские
предполагали, что преступник захватил ее с собой... каким-то образом.
Из терапевтических сеансов Анна знала, что Рози Макклендон была
замужем за мужчиной, питавшим склонность к укусам. И первым человеком,
к кому она обратилась за помощью, после того как попала в этот город,
являлся бывший муж Анны. Возможно, здесь нет никакой связи, быстро
добавила Анна. Но... с другой стороны...
- Мужчина, питающий склонность к укусам, - тихо повторил Билл. Он
говорил так, будто обращался к самому себе. - Значит, он не настоящий
сумасшедший, а всего лишь питает склонность к укусам. Так это
называется?
- Не знаю, - ответила Рози. А затем, видимо боясь, что он не
поверит ей (и подумает, будто она "сочиняет побасенки", по выражению
Нормана), она стащила с плеча фирменную розовую футболку "Тейп Энджин"
и продемонстрировала кольцо старых белых зарубцевавшихся шрамов,
похожих на следы зубов акулы. Первый подарок, оставшийся от медового
месяца. Потом закатила рукав и показала ему другой шрам. Но сама
почему-то подумала не об укусе; по странной причине шрам на руке
напомнил ей о белых лицах, почти не видных за сочной зеленой травой.
- Я долго не могла остановить кровь, - сказала она, - а потом в
рану попала инфекция, и она воспалилась. - Рози говорила тоном
человека, сообщающего не стоящие внимания сведения - что-то скучное,
например, что утром звонила бабушка или почтальон принес письмо. - Но
к врачу я не обращалась. Норман притащил домой пузырек таблеток с
антибиотиками. Я пила их, и в скором времени поправилась. Он знает
самых разных людей, которые оказывают ему всевозможные услуги. Он
называет их "маленькие папочкины помощники". Если задуматься, забавно,
правда?
Как и раньше, она обращалась к своим рукам, лежащим на коленях.
Отважившись на короткий взгляд - ей хотелось увидеть реакцию на
услышанное, - она увидела нечто, потрясшее ее до глубины души.
- Что? - хрипло переспросил он. - Что ты говоришь, Рози?
- Ты плачешь? - произнесла она тихо, и теперь и в ее голосе
чувствовалась дрожь. На лице Билла появилось удивление.
- Я? Плачу? Нет. Во всяком случае, я не знаю об этом.
Она протянула руку, подушечкой среднего пальца осторожно провела
под его глазом и показала палец. Он внимательно посмотрел на него и
прикусил нижнюю губу.
- И почти ничего не съел.
На тарелочке лежала половина запеченной в тесте сосиски, из
булочки вытекла горчица. Билл бросил тарелочку с недоеденной сосиской
в урну рядом со скамейкой и посмотрел на Рози, рассеянно вытирая влагу
на щеках.
Рози ощутила, как ее наполняет мрачная уверенность. Сейчас он
спросит, почему она так долго оставалась с Норманом, и, хотя она не
сможет подняться со скамейки и уйти (точно так же, как до апреля не
могла покинуть дом на Уэстморлэнд-стрит), его вопрос станет первым
барьером между ними, потому что она не в состоянии дать сколько-нибудь
вразумительный ответ. Рози не {знала}, почему продолжала жить с мужем,
не знала: и не понимала, отчего в конце концов одной капли крови на
пододеяльнике оказалось достаточно, чтобы перевернуть всю ее жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
моложе... почти подростком.
- Привет, Рози, - сказал Билл.
9
Ей немедленно захотелось убежать, скрыться, прежде чем он
заметит, насколько сильно потрясло ее его неожиданное появление, но в
этот миг взгляд Билла остановился на ней и поймал ее взгляд, после
чего о бегстве не могло быть и речи. Как она могла забыть зеленый
оттенок его глаз, похожий на солнечные лучи, запутавшиеся в
мелководье? Вместо того, чтобы броситься к выходу из вестибюля, она,
испуганная и счастливая, медленно подошла к нему. Но явственнее всего
она ощущала огромное облегчение.
- Я же говорила, чтобы вы держались от меня подальше, -
произнесла она с дрожью в голосе.
Он потянулся к ее руке. Она знала, что не должна позволять ему
прикасаться к ней, но не могла предотвратить неизбежное... и повернула
руку, пойманную в ловушку его ладони, так, чтобы удобнее было сжать
его длинные пальцы.
- Я знаю, - просто ответил он. - Но, Рози, я не могу.
Слова Билла испугали ее, и она, отпустив его руку, неуверенно
взглянула в его лицо. Ничего подобного не случалось с ней раньше,
ничего, и она растерялась, не зная, как следует реагировать или вести
себя.
Он развел руки в стороны, наверное желая жестом выразить свою
беспомощность, но Рози словно ждала этого движения - больше ничего и
не требовалось уставшему одинокому сердцу; оно рванулось к нему, не
обращая внимания на слабые протесты рассудка. Рози почувствовала, что
идет, будто во сне, в его распростертые объятия, и, когда руки Билла
сомкнулись у нее за спиной, она прижалась лицом к его плечу и закрыла
глаза. А когда эти руки погладили ее по волосам, которые, не
заплетенные утром в косу, свободно рассыпались по плечам, она испытала
нечто странное и чудесное: ей показалось, что она секунду назад
проснулась. Словно она спала, не только в тот миг, когда вошла в круг,
образованный его руками, и не утром до бесцеремонного звонка
будильника, вырвавшего ее из сна, в котором они с Биллом катались на
мотоцикле, а в течение многих бесконечных лет, как Белоснежка после
заколдованного яблока. Но теперь она проснулась, остатки сна
улетучились в мгновение ока, и она оглядывается вокруг, воспринимая
мир только что открывшимися глазами.
- Я рада, что ты пришел, - сказала она.
10
Они медленно шагали к востоку вдоль Лейк-драйв, и сильный теплый
ветер дул им прямо в лицо. Когда он слегка обнял ее за плечи, она
благодарно улыбнулась ему. До озера оставалось еще около трех миль, но
Рози казалось, что, если он не уберет руку с ее плеча, она может идти,
идти и идти вот так вот, пока они не доберутся до самого озера. А
потом пройти и через озеро, спокойно переступая с гребня одной волны
на гребень другой.
- Чему ты улыбаешься? - спросил он.
- Так просто, - ответила она. - Хочется улыбаться, вот и
улыбаюсь.
- Ты действительно рада, что я пришел?
- Да. Прошлой ночью я почти не спала. Все время думала, не
допустила ли я ошибку. Наверное, я все-таки {допустила} ее, но...
Билл?
- Я здесь.
- Я поступила так, потому что отношусь к тебе лучше, чем к любому
другому мужчине в мире, со мной ничего похожего не происходило за всю
жизнь, к тому же все случилось так {быстро}... Пожалуй, я совсем сошла
с ума, раз говорю тебе об этом. Он крепче прижал ее к себе.
- Ты не сошла с ума.
- Я позвонила и приказала тебе держаться от меня подальше, ибо
происходит нечто... {возможно}, происходит нечто неприятное, и я не
хочу, чтобы ты пострадал из-за меня. Ни за что. И до сих пор думаю так
же.
- Это все Норман, да? Как у Бейтс. Надо понимать, он все-таки
продолжает тебя разыскивать. И объявился где-то поблизости.
- Мое {сердце} подсказывает, что он здесь, - поправила его Рози,
осторожно подбирая слова, - и {нервы} с ним соглашаются, но я не
уверена, что могу доверять своему сердцу - оно столько лет прожило в
страхе, - а что касается нервов... нечего и говорить.
Она бросила взгляд на часы, затем перевела его на киоск,
продававший сосиски. Рядом на полоске травы стояло несколько скамеек,
и сидевшие на них секретарши сосредоточенно поглощали бутерброды.
- Не желаете ли угостить даму хот-догом длиной в фут с квашеной
капустой, красавчик? - спросила она. Возможная отрыжка, как следствие
подобного ленча, показалась ей вдруг самой незначительной вещью в
мире. - В последний раз я ела его в далеком детстве.
- Думаю, организуем.
- Мы можем сесть на скамеечку, и я расскажу тебе о Нормане, как у
Бейтс. А после этого ты сам решишь, согласен ли иметь со мной дело.
Если тебе больше не захочется видеть меня, я пойму...
- Рози, я никог...
- Не говори ничего. Не говори, пока я не расскажу тебе о Нормане.
И лучше поешь до того, как я начну, потому что потом ты, скорее всего,
потеряешь аппетит.
11
Минут через пять он вернулся к скамейке, на которую она села. Он
бережно нес поднос с двумя футовыми сосисками и двумя бумажными
стаканчиками с лимонадом. Она взяла сосиску и лимонад, поставила
стаканчик на скамейку рядом с собой, затем серьезно посмотрела на
него.
- Полагаю, ты должен прекратить подкармливать меня. Не то я
почувствую себя, как беспризорный ребенок с плаката ЮНИСЕФ.
- Мне {нравится} угощать тебя, Рози, - заявил он - Ты слишком
худая.
"Да-а, Норман утверждал совсем иное", - подумала она, однако
сейчас подобное замечание вряд ли оказалось бы к месту. С другой
стороны, она не знала, {какая} реплика была бы уместной, и стала вдруг
вспоминать глупые диалоги персонажей идиотских телешоу вроде
"Мэлроуз-плейс". В данной ситуации ей, несомненно, пригодилось бы
что-нибудь из их репертуара. "Какая я дура, забыла привести с собой
сценариста". Так и не найдя, что скачать, она, наморщив лоб и плотно
сжав губы, посмотрела на огромную сосиску и кончиком указательного
пальца стала проделывать дырочки в булочке, словно в этом состоял
некий древний предваряющий пищеварение ритуал, передаваемый в семье из
поколения в поколение, от матери к дочери.
- Ты обещала рассказать мне о Нормане, Рози.
- Да-да. Дай мне придумать только, с чего начать.
Она откусила кусочек сосиски, наслаждаясь вкусом пощипывающей
язык кислой капусты, сделала глоток лимонада. Ей пришло на ум, что
Билл, выслушав ее историю до конца, не захочет больше знать ее, не
почувствует ничего, кроме ужаса и отвращения, к женщине, которая
столько лет жила с таким чудовищем, как Норман, но волноваться из-за
этого не имело смысла. Вернее, было уже слишком поздно. Она раскрыла
рот и заговорила. Совершенно неожиданно для нее голос зазвучал
уверенно, и это ее успокоило.
Рози начала рассказывать о пятнадцатилетней девочке, которой
показалось, что она необычайно красива с повязанной в волосах розовой
лентой, о том, как эта девочка однажды вечером пошла на матч двух
университетских баскетбольных команд, потому что заседание клуба
"Будущие хранительницы семейного очага", где она должна была
участвовать, в последнюю минуту отменили, и ей пришлось чем-то занять
два часа, пока за ней приедет отец, чтобы забрать из школы. Возможно,
призналась она, ей просто хотелось, чтобы люди увидели, какая она
красивая с той розовой лентой, а школьная библиотека уже закрылась. На
верхних рядах трибун рядом с ней сел юноша в спортивной куртке,
крепкого телосложения широкоплечий парень, студент, которому следовало
находиться там, на площадке, среди игроков. Он бы тоже гонялся за
мячом, если бы его прошлой зимой не вышибли из команды за драку. Рози
продолжала говорить, удивленно слушая, как с губ срываются все те
слова, которые, как она думала, уйдут невысказанными в могилу вместе с
ней. Правда, о теннисной ракетке она умолчала, эта часть истории
{будет} похоронена вместе с ней, однако больше ничего не скрыла -
рассказала, как Норман кусал ее в течение медового месяца, как она
пыталась убедить себя в том, что это любовные игры, поведала о
выкидыше, при котором ассистировал Норман, о коренном отличии между
ударами в лицо и ударами в спину.
- Поэтому мне приходится то и дело бегать на горшок, - добавила
она, нервно улыбаясь собственным рукам, - но это проходит.
Рози рассказала о том, что в первые годы брака муж часто прижигал
сигаретным окурком или зажигалкой кончики ее пальцев на руках или
ногах; смешно, конечно, но подобные пытки прекратились, когда Норман
бросил курить. Она поведала Биллу о той ночи, когда Норман вернулся с
работы, молча уселся перед телевизором, по которому показывали
новости, держа поднос с нетронутым ужином на коленях; о том, как он
отставил поднос в сторону, когда ведущий программы теленовостей Дэн
Радер исчез с экрана, и принялся тыкать ее острием карандаша,
подвернувшегося под руку. Он колол ее с таким ожесточением, что на
коже оставались черные точки, похожие на родинки, но все-таки
недостаточно сильно, чтобы выступила кровь. Рози сказала, что довольно
часто он причинял ей гораздо большую боль, но никогда ей не было так
страшно, как в тот раз. Наверное, из-за его молчания. Она пыталась
говорить с ним, спрашивала, что случилось, но он не проронил ни слова
- просто шел за ней, когда она пятилась (боясь бежать; бегство стало
бы зажженной спичкой, брошенной в бочку с порохом), не обращая
внимания на ее вопросы, на ее протянутые руки с растопыренными
пальцами. Он продолжал колоть ее руки, плечи, верхнюю часть груди - в
тот вечер на ней был легкий свитер с неглубоким вырезом - острием
карандаша, издавая слабые пыхтящие звуки каждый раз, когда заточенный
кончик карандаша вонзался в ее кожу. В конце концов она забилась в
угол, прижала колени к груди и обхватила руками голову, а он опустился
перед ней на колени с серьезным, почти сосредоточенным выражением лица
и все колол и колол ее карандашом, пыхтя: "Пуфф! Пуфф! Пуфф!" Рози
призналась Биллу, что поняла тогда: муж собирается убить ее, она
станет единственной за всю историю человечества женщиной, принявшей
смерть от простого карандаша "Монгол" ¦ 2... а она снова и снова
напоминала себе, что ни в коем случае не должна кричать, ибо крик
может привлечь соседей, а ей не хотелось, чтобы ее обнаружили в таком
виде. Не хотелось, чтобы ее нашли еще живой. Затем, когда она
почувствовала, что вот-вот закричит, несмотря на все усилия
сдержаться, Норман неожиданно оставил ее в покое и заперся в ванной.
Он пробыл там очень долго, и Рози сказала, что собралась было убежать
тогда - просто выскочить за дверь и броситься куда глаза глядят - но
на дворе стояла ночь, и муж находился дома. Если бы, выйдя из ванной,
он обнаружил, что она пропала, то погнался бы за ней, поймал и
наверняка убил, это она знала точно.
- Он свернул бы мне шею, как цыпленку, - объяснила она Биллу, не
поднимая головы. Впрочем, она пообещала себе, что {обязательно} сбежит
когда-нибудь; и не просто когда-нибудь, а в следующий раз, как только
он сделает ей больно. Но после той ночи Норман очень долго не
притрагивался к ней и пальцем. Месяцев пять, наверное. А когда он
все-таки возобновил издевательства, поначалу все было не так страшно,
и она успокаивала себя тем, что если ей удалось вытерпеть уколы
карандашом, то уж перенести несколько случайных ударов совсем не
сложно. Так она думала до восемьдесят пятого года, когда все вдруг
обернулось в худшую сторону. Рози рассказала, как страх преследовал
Нормана на протяжении почти всего года из-за неприятностей с Уэнди
Ярроу.
- В тот год у тебя произошел выкидыш, да? - спросил Билл.
- Да, - подтвердила она, по-прежнему разговаривая с собственными
руками. - И еще он сломал мне ребро. Или два. Сейчас я уже не помню
точно, разве не {ужасно}, как тебе кажется?
Он не ответил, и Рози торопливо продолжила излагать историю своей
семейной жизни. Худшими моментами, сказала она (за исключением
выкидыша, разумеется), были долгие пугающие молчаливые паузы, когда он
просто смотрел на нее и так громко дышал через нос, что становился
похожим на готовящегося к броску дикого зверя. После выкидыша ситуация
немного улучшилась. Она сообщила Биллу (обращаясь к рукам), что после
этого ее рассудок начал сдавать, что иногда, когда она садилась в
любимое кресло-качалку, время ускользало от нее, а по вечерам,
накрывая стол к ужину, она вдруг вспоминала, что за день восемь или
даже девять раз становилась под душ. Обычно не включая света в ванной.
- Мне нравилось принимать душ в темноте, - призналась Рози, не
отрывая взгляда от лежащих на коленях рук. - Мне казалось, что я
прячусь в мокром шкафу.
Она закончила рассказ звонком Анны - звонком, который Анна
сделала в спешке по одной-единственной причине. Ей стала известна
существенная подробность, ни разу не всплывшая в газетных отчетах,
важная деталь, которую полицейские решили придержать, чтобы в случае
необходимости иметь возможность отсеять любые фальшивые признания в
совершенном преступлении или ложные улики. На теле Питера Слоуика при
осмотре были обнаружены несколько десятков следов от укусов, и по
крайней мере одна его анатомическая часть отсутствовала. Полицейские
предполагали, что преступник захватил ее с собой... каким-то образом.
Из терапевтических сеансов Анна знала, что Рози Макклендон была
замужем за мужчиной, питавшим склонность к укусам. И первым человеком,
к кому она обратилась за помощью, после того как попала в этот город,
являлся бывший муж Анны. Возможно, здесь нет никакой связи, быстро
добавила Анна. Но... с другой стороны...
- Мужчина, питающий склонность к укусам, - тихо повторил Билл. Он
говорил так, будто обращался к самому себе. - Значит, он не настоящий
сумасшедший, а всего лишь питает склонность к укусам. Так это
называется?
- Не знаю, - ответила Рози. А затем, видимо боясь, что он не
поверит ей (и подумает, будто она "сочиняет побасенки", по выражению
Нормана), она стащила с плеча фирменную розовую футболку "Тейп Энджин"
и продемонстрировала кольцо старых белых зарубцевавшихся шрамов,
похожих на следы зубов акулы. Первый подарок, оставшийся от медового
месяца. Потом закатила рукав и показала ему другой шрам. Но сама
почему-то подумала не об укусе; по странной причине шрам на руке
напомнил ей о белых лицах, почти не видных за сочной зеленой травой.
- Я долго не могла остановить кровь, - сказала она, - а потом в
рану попала инфекция, и она воспалилась. - Рози говорила тоном
человека, сообщающего не стоящие внимания сведения - что-то скучное,
например, что утром звонила бабушка или почтальон принес письмо. - Но
к врачу я не обращалась. Норман притащил домой пузырек таблеток с
антибиотиками. Я пила их, и в скором времени поправилась. Он знает
самых разных людей, которые оказывают ему всевозможные услуги. Он
называет их "маленькие папочкины помощники". Если задуматься, забавно,
правда?
Как и раньше, она обращалась к своим рукам, лежащим на коленях.
Отважившись на короткий взгляд - ей хотелось увидеть реакцию на
услышанное, - она увидела нечто, потрясшее ее до глубины души.
- Что? - хрипло переспросил он. - Что ты говоришь, Рози?
- Ты плачешь? - произнесла она тихо, и теперь и в ее голосе
чувствовалась дрожь. На лице Билла появилось удивление.
- Я? Плачу? Нет. Во всяком случае, я не знаю об этом.
Она протянула руку, подушечкой среднего пальца осторожно провела
под его глазом и показала палец. Он внимательно посмотрел на него и
прикусил нижнюю губу.
- И почти ничего не съел.
На тарелочке лежала половина запеченной в тесте сосиски, из
булочки вытекла горчица. Билл бросил тарелочку с недоеденной сосиской
в урну рядом со скамейкой и посмотрел на Рози, рассеянно вытирая влагу
на щеках.
Рози ощутила, как ее наполняет мрачная уверенность. Сейчас он
спросит, почему она так долго оставалась с Норманом, и, хотя она не
сможет подняться со скамейки и уйти (точно так же, как до апреля не
могла покинуть дом на Уэстморлэнд-стрит), его вопрос станет первым
барьером между ними, потому что она не в состоянии дать сколько-нибудь
вразумительный ответ. Рози не {знала}, почему продолжала жить с мужем,
не знала: и не понимала, отчего в конце концов одной капли крови на
пододеяльнике оказалось достаточно, чтобы перевернуть всю ее жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68