Стивен составлял один план за другим, в конечном счете, находя в каждом из них недостатки и отвергая их. Он был готов уже отказаться от своих попыток, когда Юкико представила его высокому официальному лицу из Бирмы.
– Во время японской оккупации моей страны было похищено много священных предметов искусства, – объяснил чиновник. – Среди самого ценного находились пять церемониальных колоколов, которые имеют огромное значение для моего народа. Мне сказали, мистер Толбот, что вы тот человек, который может убедить генерала Макартура позволить мне вернуть это национальное достояние.
Стивен собирался отделаться от толстого бирманца, когда Юкико отвела его в сторону и быстро объяснила, что надо делать.
– Существует только один путь, – сказала она настойчиво.
Стивен был напуган масштабами риска.
– Можем ли мы доверять ему? – спросил он, имея в виду бирманца.
– Мы не должны этого делать, – холодно ответила Юкико. – Ему хорошо заплатили. Но для уверенности я поеду вместе с ним.
На следующий день Стивен представил бирманца Макартуру, указав на его высокий пост в правительстве и предоставив официальные документы, которые этот человек привез с собой.
– Похоже, совершенно очевидно, сэр, что эти колокола, обладающие огромным религиозным значением, являются частью награбленного японцами в Бирме. Их возвращение являлось бы удачным пропагандистским ходом.
Умный манипулятор общественным мнением, Макартур с готовностью согласился с этим. Но он пошел на шаг дальше и устроил большую церемонию с участием репортеров, в ходе которой колокола были переданы официальному представителю Бирмы. Стивен заметно нервничал на протяжении всей церемонии. Когда колокола наконец были погружены на борт судна, следующего в Рангун, он не мог поверить, что никто не задал очевидный вопрос: так как бирманцы были ортодоксальными буддистами, то какую ценность могли для них представлять синтоистские колокола?
Как только сокровища «Хино Мару» исчезли за горизонтом, Стивен Толбот принялся разыгрывать последнюю карту из колоды, которая неотрывно связала его собственную судьбу с судьбой Японии.
С самого начала установления оккупационного режима Стивен был убежден в страстном желании Вашингтона заставить Японию ответить за свои военные преступления. Самые резкие крики исходили от команды президента, в особенности от помощника государственного секретаря Дина Ачесона. До сих пор Стивен пытался убедить Макартура, что арест императора и суд над ним явились бы унижением, которое японцы не смогли бы вынести.
– Я почтительно полагаю, генерал, что вы помните, что происходило в Германии после окончания первой мировой войны.
Этот пример не был забыт Макартуром. В качестве молодого офицера оккупационных войск он на своем опыте столкнулся с трудностями управления побежденным народом, лишенным номинального главы, подобного кайзеру, которому бы он выражал признание и уважение. Но месяцы шли, и упорство Вашингтона росло.
– Существует только один путь избежать позорного судилища, – сказал Стивен Хисахико Камагучи. – Вы и другие должны убедить императора сделать первый шаг.
«Сдаться?»
Камагучи, чье состояние ухудшилось настолько, что его кожа испускала отвратительный кислый запах и едва облегала кости, недоверчиво уставился на американца. Хотя он и поделился своими самыми сокровенными секретами с этим гайджином, он всегда внимательно следил за ним. Да, Стивен Толбот никогда не давал повода подозревать его в предательстве. Даже Юкико, чьей проницательности и уму он доверял больше, чем себе, оказывала неохотное уважение Толботу. Теперь было похоже, что американец обнаружил свое неуважение к японским традициям в самый трудный – и самый критический момент.
– Мистер Толбот, вы обещали нам, что сможете найти способ не позволить попрать достоинство императора, – сказал Камагучи. – Этому не соответствует его сдача своим врагам!
– Но что, если это совсем не так? – предположил Стивен. – Западные люди не придают такого значения одному лицу, как это делает ваш народ… Что, если окажется, что император, по сути, вынудил Макартура капитулировать перед ним?
Хисахико Камагучи тяжело закашлял, его грудная клетка при этом судорожно хрипела.
– Это возможно? – с трудом спросил он.
– Думаю, да.
– К черту предположения! Ты говоришь, что он хочет встретиться со мной?
Голос генерала Дугласа Макартура гремел в его кабинете в посольстве Соединенных Штатов, заставляя его секретарей и помощников суетиться в поисках укрытия.
– Закрой дверь и поясни мне детали! – приказал генерал.
Стивен быстро объяснил, что главный управляющий двором императора из министерства императорских дел через третьих лиц вступил с ним в контакт, чтобы сообщить, что Его Императорское Величество желает встретиться с Верховным командующим.
– Он узнал, что я скоро вернусь в город, – откровенно сказал Макартур. – То ты сказал ему?
– Что такая встреча может служить определенной цели, – осторожно ответил Стивен. – Но даже если она состоится, она будет происходить либо здесь, либо в вашем кабинете на Дай-Ичи.
– Быстрое решение, – заметил генерал. – Как ты полагаешь, почему они именно сейчас выступили с этим предложением?
– Японцы читают наши газеты и слушают наше радио. Они осведомлены о давлении на вас из Вашингтона предпринять действия в отношении императора.
– То есть ты говоришь мне, что я могу урезонить их, появившись с Хирохито на публике и показав всему миру, кто здесь хозяин.
– Не только, генерал. Вашингтону будет трудно осудить человека, с которым вы обменялись рукопожатием.
Макартур потянулся за одной из нескольких своих трубок, которые он редко курил, но использовал в качестве реквизита. Это отвлекало внимание, давая ему время для размышления.
– Я думаю, что президент Трумэн не прав в отношении Хирохито. Он нам нужен. Он нужен своему народу. В противном случае у нас возникнут серьезные трудности. Но я не уверен, что все будут готовы принять вежливое извинение за Перл-Харбор.
– Император собирается сделать гораздо больше, чем просто принести извинения, – сказал ему Стивен. – Он не будет просить за свою собственную жизнь. Его понятие о чести никогда не позволит ему сделать это. Он будет демонстрировать верность законам Бусидо для рыцарства, или мигавари, посредством чего он предлагает свою жизнь в обмен на жизнь других. Говоря буквально, он вверяет свою судьбу в ваши руки. Если в Вашингтоне смогут понять значимость этого шага…
Стивен почувствовал, что его командир находился под впечатлением от предоставляемой ему привилегии.
– Скажи главному управляющему двором, что я встречусь с императором послезавтра в половине одиннадцатого в своей резиденции в посольстве, – сказал Макартур. – Проверь, чтобы часовые были одеты по протоколу встреч с главами иностранных государств. И еще одно: встреча между мной и Хирохито пройдет за закрытыми дверями. Никакого обслуживающего персонала – моего или их – ни телохранителей, ни секретарей, ни представителей прессы. Даже тебя, Толбот.
– Генерал, если можно высказать предположение…
– Ты уже все сказал. Проследи за выполнением моих приказов. И пока ты здесь, соедини меня с Трумэном.
Стивен не сдвинулся с места.
– Это все! – резко сказал генерал.
– А как насчет переводчика, генерал? Макартур моргнул, затем рассмеялся.
– Хорошо, Толбот, им будешь ты. Ты и один с его стороны. Любым путем не упускай возможность, не так ли?
Стивен улыбнулся.
Через два дня после разговора с Макартуром в двадцать девять минут одиннадцатого Стивен закурил еще одну сигарету из пачки, украшенной тисненым на золоте шестнадцатилепестковым императорским гербом, напоминающим хризантему. Стоя у входа в посольство он смотрел на часовых из военной полиции, их форма была тщательно выглажена, пуговицы блестели на солнце. Подъездная дорога из гальки была аккуратно вычищена. Занавески на окнах были выстираны, а персоналу дан строгий приказ не появляться где-либо поблизости. Все выглядело так, как будто все посольство затаило дыхание.
Через минуту ворота открылись. Роллс-ройс марки 1930 года медленно проехал по подъездной дорожке и затормозил у входа. В ту секунду, когда открылась задняя дверь, и из нее появился император, из дверей вышел Макартур.
Неожиданная сцена запечатлелась в мозгу Стивена. Он перехватил взгляд императора, но не прочитал в нем ничего за пустым выражением глаз. Боковым зрением он увидел, как Макартур барабанит пальцами по боковой стороне ноги, безошибочный признак нетерпения. Стивен едва не схватил императора за руку и не подвел его к ступенькам входа.
Двое мужчин в конечном итоге встретились лицом к лицу, высокий, внушительный американский генерал и прямой, миниатюрный человек-бог на двадцать лет моложе.
– Добро пожаловать, сэр! – прогремел Макартур. Это могло оказаться игрой света, но Стивен был убежден, что он видел слабую улыбку на лице императора в тот момент, когда он пожимал руку Макартуру и слегка согнулся в поклоне.
– Почему бы нам не пройти внутрь? – предложил генерал.
Спустя тридцать минут двери кабинета снова отворились. Два лидера вышли, за Макартуром следовал Стивен. Генерал и император говорили друг с другом почти без перерыва. 124-й император, наследник династии, которая без перерыва правила 2648 лет, предложил себя в качестве жертвоприношения за деяния своего народа, если союзники согласятся пощадить японскую нацию. И Макартур не отверг его просьбу. Он не сказал ничего.
Когда Стивен наблюдал за тем, как Хирохито садится в свою машину, волна гнева захлестнула его. Он провел бесконечные часы, пытаясь объяснить Макартуру японские традиции и представления. Он был убежден, что генерал поймет исключительность жеста императора. Стивен почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо, и увидел Макартура, вглядывающегося вдаль.
– Я слушал, – сказал он. – Я, может быть, не говорил много, но я слушал. И знаешь, что, Толбот? Я был рожден демократом и воспитывался республиканцем, но встреча с человеком, который когда-то находился так высоко, а теперь опустился так низко, глубоко опечалила меня.
Это были самые сентиментальные слова, какие когда-либо слышал Стивен.
Они встретились, как и всегда, внутри храма вдали от любопытных глаз и злых языков. На дворе стояло самое холодное время весны, и двое мужчин прижались ближе к оранжевым углям, шипящим в жаровне.
– Вы сделали великую вещь, мистер Толбот, – сказал Хисахико Камагучи. – Глубокая несправедливость, что история никогда не признает ваши заслуги.
Стивен наблюдал за тем, как промышленник нагнулся вперед, кашляя кровью. Он преклонялся перед этим человеком, который, разрушаемый радиацией, упорно цеплялся за жизнь, чтобы выполнить последнюю часть хитроумного плана.
– Я клянусь вам, что ваша мечта будет жить и здравствовать, – сказал ему Стивен. – Юкико уже на Гавайях…
Камагучи поднял руку.
– Я не хочу слышать о будущем. Знать о том, что тебя в нем уже не будет, самая болезненная вещь на свете.
Камагучи взглядом своих глаз с малиновыми прожилками сверлил Стивена насквозь.
– Я возложил на вас самые серьезные обязательства, мистер Толбот. Я оказал вам полное доверие. У вас много работы впереди. Вы готовы?
– Да.
– Тогда выполняйте свои обязанности, – сказал Хисахико Камагучи, протягивая обе руки.
Стивен Толбот достал из своего кармана пару наручников и защелкнул их на тонких запястьях Камагучи. Он помог ему подняться на ноги, и двое мужчин вышли из святилища.
Когда они проделывали свой путь к джипу на холодном ветру, Стивен поражался мужеству своего пленника. На протяжении нескольких месяцев Стивен подсовывал Макартуру и его следователям документы, которые изобличали Хисахико Камагучи как отъявленного милитариста, который использовал всю свою производственную мощь для вооружения Японии, а затем проявил свое влияние, чтобы столкнуть страну в пучину войны. Следователям не потребовалось много времени, чтобы сделать Камагучи самым разыскиваемым военным преступником в Японии. В то же самое время Стивен использовал печальную славу Камагучи, чтобы убедить Макартура, что не император, а такие люди как Камагучи должны понести ответственность. И Макартур поверил ему.
Хисахико Камагучи осталось заплатить ту цену, на которую он был согласен.
55
Мальчику было двенадцать лет, он выглядел высоким и худым. Его широкое лицо цвета черной патоки, обрамленной угольно-черными волосами было прикрыто выцветшим пурпурным тюрбаном, цвет которого соответствовал цвету его набедренной повязки. Он весь день ловил рыбу, и его лодка была до краев заполнена тунцом, махи-махи, барракудой и двумя маленькими акулами. Теперь было время возвращаться домой в Мале, столицу Мальдивского архипелага.
Мальчик поставил парус таким образом, чтобы можно было выйти дальше в пролив и присоединиться к другим лодкам, возвращающимся с северо-востока. Он внимательно следил за течением, когда вдруг увидел необычный предмет. На расстоянии он казался гигантским плавающим гнездом, заполненным морскими чайками.
Мальчик был заинтригован увиденным. Он колебался в нерешительности. Течение, уходящее от архипелага, было сильным. Если ветер стихнет, его может легко вынести в открытое море. Но мальчик верил в свои силы. Он поправил парус и поймал упругий бриз.
С расстояния в двадцать ярдов мальчик увидел, что гнездо на самом деле было импровизированным плотом, покрытым вонючими листьями, мокрой рогожей и птичьим пометом. Приблизившись, он увидел капли крови, капавшей из клювов чаек, клевавших то, что лежало под листьями. Мальчик плеснул на них водой из бадьи, подняв белое облако в малиновое небо. Он привязал веревку к подгнившим стволам, соединив плот и лодку, и осторожно балансируя ступил на скользкие пальмовые бревна.
Ему показалось, что он увидел кусок сырого мяса. Когда он откинул рогожу, то открыл рот от изумления. Под коричневыми банановыми листьями, вытянувшись во весь рост, лежал человек без сознания; его спина была изрешечена укусами птиц.
Аккуратно, насколько возможно, мальчик перенес человека в лодку и укрыл его парусиной. Затем он поймал ветер и направил лодку к островам.
Пристань светилась красными, желтыми и зелеными фонарями, когда мальчик вел свою лодку вдоль мола. Вся деревня вышла встречать его, и он показал им человека, которого спас в море. Его мать внимательно осмотрела почти мертвого моряка. По обгоревшей коже, цвету его ногтей и губ она определила, что он провел шесть дней без воды и пищи. Аллах в самом деле оказался милосерден. В обычном случае он бы уже через три дня отдал морю должное.
Мать перенесла человека в свой дом, шаткую хижину из бамбука и блоков из ила, и натерла его тело мазью, приготовленной из печени акулы. Она сняла металлический браслет с его шеи и пошла в другую сторону Мале в небольшую миссию, монахини которой ухаживали за прокаженными. Когда вышла мать-настоятельница, женщина рассказала ей, что нашел ее сын, и протянула личный знак. Монахиня склонилась прочитать имя.
– Он жив?
– Да.
Монахиня перекрестилась.
– Я прямо сейчас пошлю двух сестер.
Она быстро собрала их в дорогу, объяснив, что им предстоит сделать, а сама вернулась в барак, где монахини ели, спали и молились. В этой удаленной миссии, где все было сделано из того, что могут дать земля и море, было только два предмета, которые принадлежали внешнему миру: мощная коротковолновая радиостанция и бензиновый генератор.
Звонил телефон. Кассандра нащупала выключатель ночника и сощурилась от яркого света. – Мисс Мак-Куин?
– Да…
Голос Кассандры был хриплым со сна.
– Мисс Кассандра Мак-Куин?
– Кто это?
– Извините, что беспокою вас, мадам. Это старший дежурный офицер военно-морского оперативного центра в Сан-Франциско. Наш командир подумал, что вам было бы интересно узнать, что мы установили местонахождение лейтенанта Николаса Локвуда.
– Вы что?
– Да, мадам. Его прибило к берегу Мальдивских островов около трех недель назад…
– Три недели назад! Почему вы ждали…
– Мадам, пожалуйста. Он был в плохом состоянии, когда мы добрались до него. Мы отвезли его в Сидней, в Австралию, и доктора говорят, что с ним будет все отлично. По сути дела он сейчас на пути в Сан-Франциско. Мы ожидаем его прибытия послезавтра.
– Не смейте отпускать его до тех пор, пока я не приеду!
Дежурный офицер засмеялся.
– Лейтенант Локвуд ждал, что вы скажете это. Он хочет знать, где он может найти вас.
– Передайте ему: Станфорд-Корт отель на Ноб-Хилл. Свадебный костюм.
На проводе в Сан-Франциско воцарилась мертвая тишина.
– Я правильно вас понял, мадам? Свадебный костюм?
– В доме есть только один. Ему не избежать этого. В течение следующих нескольких секунд Кассандра сидела в застывшей позе на краю кровати, ее ладони вспотели, а сердце гулко стучало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Во время японской оккупации моей страны было похищено много священных предметов искусства, – объяснил чиновник. – Среди самого ценного находились пять церемониальных колоколов, которые имеют огромное значение для моего народа. Мне сказали, мистер Толбот, что вы тот человек, который может убедить генерала Макартура позволить мне вернуть это национальное достояние.
Стивен собирался отделаться от толстого бирманца, когда Юкико отвела его в сторону и быстро объяснила, что надо делать.
– Существует только один путь, – сказала она настойчиво.
Стивен был напуган масштабами риска.
– Можем ли мы доверять ему? – спросил он, имея в виду бирманца.
– Мы не должны этого делать, – холодно ответила Юкико. – Ему хорошо заплатили. Но для уверенности я поеду вместе с ним.
На следующий день Стивен представил бирманца Макартуру, указав на его высокий пост в правительстве и предоставив официальные документы, которые этот человек привез с собой.
– Похоже, совершенно очевидно, сэр, что эти колокола, обладающие огромным религиозным значением, являются частью награбленного японцами в Бирме. Их возвращение являлось бы удачным пропагандистским ходом.
Умный манипулятор общественным мнением, Макартур с готовностью согласился с этим. Но он пошел на шаг дальше и устроил большую церемонию с участием репортеров, в ходе которой колокола были переданы официальному представителю Бирмы. Стивен заметно нервничал на протяжении всей церемонии. Когда колокола наконец были погружены на борт судна, следующего в Рангун, он не мог поверить, что никто не задал очевидный вопрос: так как бирманцы были ортодоксальными буддистами, то какую ценность могли для них представлять синтоистские колокола?
Как только сокровища «Хино Мару» исчезли за горизонтом, Стивен Толбот принялся разыгрывать последнюю карту из колоды, которая неотрывно связала его собственную судьбу с судьбой Японии.
С самого начала установления оккупационного режима Стивен был убежден в страстном желании Вашингтона заставить Японию ответить за свои военные преступления. Самые резкие крики исходили от команды президента, в особенности от помощника государственного секретаря Дина Ачесона. До сих пор Стивен пытался убедить Макартура, что арест императора и суд над ним явились бы унижением, которое японцы не смогли бы вынести.
– Я почтительно полагаю, генерал, что вы помните, что происходило в Германии после окончания первой мировой войны.
Этот пример не был забыт Макартуром. В качестве молодого офицера оккупационных войск он на своем опыте столкнулся с трудностями управления побежденным народом, лишенным номинального главы, подобного кайзеру, которому бы он выражал признание и уважение. Но месяцы шли, и упорство Вашингтона росло.
– Существует только один путь избежать позорного судилища, – сказал Стивен Хисахико Камагучи. – Вы и другие должны убедить императора сделать первый шаг.
«Сдаться?»
Камагучи, чье состояние ухудшилось настолько, что его кожа испускала отвратительный кислый запах и едва облегала кости, недоверчиво уставился на американца. Хотя он и поделился своими самыми сокровенными секретами с этим гайджином, он всегда внимательно следил за ним. Да, Стивен Толбот никогда не давал повода подозревать его в предательстве. Даже Юкико, чьей проницательности и уму он доверял больше, чем себе, оказывала неохотное уважение Толботу. Теперь было похоже, что американец обнаружил свое неуважение к японским традициям в самый трудный – и самый критический момент.
– Мистер Толбот, вы обещали нам, что сможете найти способ не позволить попрать достоинство императора, – сказал Камагучи. – Этому не соответствует его сдача своим врагам!
– Но что, если это совсем не так? – предположил Стивен. – Западные люди не придают такого значения одному лицу, как это делает ваш народ… Что, если окажется, что император, по сути, вынудил Макартура капитулировать перед ним?
Хисахико Камагучи тяжело закашлял, его грудная клетка при этом судорожно хрипела.
– Это возможно? – с трудом спросил он.
– Думаю, да.
– К черту предположения! Ты говоришь, что он хочет встретиться со мной?
Голос генерала Дугласа Макартура гремел в его кабинете в посольстве Соединенных Штатов, заставляя его секретарей и помощников суетиться в поисках укрытия.
– Закрой дверь и поясни мне детали! – приказал генерал.
Стивен быстро объяснил, что главный управляющий двором императора из министерства императорских дел через третьих лиц вступил с ним в контакт, чтобы сообщить, что Его Императорское Величество желает встретиться с Верховным командующим.
– Он узнал, что я скоро вернусь в город, – откровенно сказал Макартур. – То ты сказал ему?
– Что такая встреча может служить определенной цели, – осторожно ответил Стивен. – Но даже если она состоится, она будет происходить либо здесь, либо в вашем кабинете на Дай-Ичи.
– Быстрое решение, – заметил генерал. – Как ты полагаешь, почему они именно сейчас выступили с этим предложением?
– Японцы читают наши газеты и слушают наше радио. Они осведомлены о давлении на вас из Вашингтона предпринять действия в отношении императора.
– То есть ты говоришь мне, что я могу урезонить их, появившись с Хирохито на публике и показав всему миру, кто здесь хозяин.
– Не только, генерал. Вашингтону будет трудно осудить человека, с которым вы обменялись рукопожатием.
Макартур потянулся за одной из нескольких своих трубок, которые он редко курил, но использовал в качестве реквизита. Это отвлекало внимание, давая ему время для размышления.
– Я думаю, что президент Трумэн не прав в отношении Хирохито. Он нам нужен. Он нужен своему народу. В противном случае у нас возникнут серьезные трудности. Но я не уверен, что все будут готовы принять вежливое извинение за Перл-Харбор.
– Император собирается сделать гораздо больше, чем просто принести извинения, – сказал ему Стивен. – Он не будет просить за свою собственную жизнь. Его понятие о чести никогда не позволит ему сделать это. Он будет демонстрировать верность законам Бусидо для рыцарства, или мигавари, посредством чего он предлагает свою жизнь в обмен на жизнь других. Говоря буквально, он вверяет свою судьбу в ваши руки. Если в Вашингтоне смогут понять значимость этого шага…
Стивен почувствовал, что его командир находился под впечатлением от предоставляемой ему привилегии.
– Скажи главному управляющему двором, что я встречусь с императором послезавтра в половине одиннадцатого в своей резиденции в посольстве, – сказал Макартур. – Проверь, чтобы часовые были одеты по протоколу встреч с главами иностранных государств. И еще одно: встреча между мной и Хирохито пройдет за закрытыми дверями. Никакого обслуживающего персонала – моего или их – ни телохранителей, ни секретарей, ни представителей прессы. Даже тебя, Толбот.
– Генерал, если можно высказать предположение…
– Ты уже все сказал. Проследи за выполнением моих приказов. И пока ты здесь, соедини меня с Трумэном.
Стивен не сдвинулся с места.
– Это все! – резко сказал генерал.
– А как насчет переводчика, генерал? Макартур моргнул, затем рассмеялся.
– Хорошо, Толбот, им будешь ты. Ты и один с его стороны. Любым путем не упускай возможность, не так ли?
Стивен улыбнулся.
Через два дня после разговора с Макартуром в двадцать девять минут одиннадцатого Стивен закурил еще одну сигарету из пачки, украшенной тисненым на золоте шестнадцатилепестковым императорским гербом, напоминающим хризантему. Стоя у входа в посольство он смотрел на часовых из военной полиции, их форма была тщательно выглажена, пуговицы блестели на солнце. Подъездная дорога из гальки была аккуратно вычищена. Занавески на окнах были выстираны, а персоналу дан строгий приказ не появляться где-либо поблизости. Все выглядело так, как будто все посольство затаило дыхание.
Через минуту ворота открылись. Роллс-ройс марки 1930 года медленно проехал по подъездной дорожке и затормозил у входа. В ту секунду, когда открылась задняя дверь, и из нее появился император, из дверей вышел Макартур.
Неожиданная сцена запечатлелась в мозгу Стивена. Он перехватил взгляд императора, но не прочитал в нем ничего за пустым выражением глаз. Боковым зрением он увидел, как Макартур барабанит пальцами по боковой стороне ноги, безошибочный признак нетерпения. Стивен едва не схватил императора за руку и не подвел его к ступенькам входа.
Двое мужчин в конечном итоге встретились лицом к лицу, высокий, внушительный американский генерал и прямой, миниатюрный человек-бог на двадцать лет моложе.
– Добро пожаловать, сэр! – прогремел Макартур. Это могло оказаться игрой света, но Стивен был убежден, что он видел слабую улыбку на лице императора в тот момент, когда он пожимал руку Макартуру и слегка согнулся в поклоне.
– Почему бы нам не пройти внутрь? – предложил генерал.
Спустя тридцать минут двери кабинета снова отворились. Два лидера вышли, за Макартуром следовал Стивен. Генерал и император говорили друг с другом почти без перерыва. 124-й император, наследник династии, которая без перерыва правила 2648 лет, предложил себя в качестве жертвоприношения за деяния своего народа, если союзники согласятся пощадить японскую нацию. И Макартур не отверг его просьбу. Он не сказал ничего.
Когда Стивен наблюдал за тем, как Хирохито садится в свою машину, волна гнева захлестнула его. Он провел бесконечные часы, пытаясь объяснить Макартуру японские традиции и представления. Он был убежден, что генерал поймет исключительность жеста императора. Стивен почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо, и увидел Макартура, вглядывающегося вдаль.
– Я слушал, – сказал он. – Я, может быть, не говорил много, но я слушал. И знаешь, что, Толбот? Я был рожден демократом и воспитывался республиканцем, но встреча с человеком, который когда-то находился так высоко, а теперь опустился так низко, глубоко опечалила меня.
Это были самые сентиментальные слова, какие когда-либо слышал Стивен.
Они встретились, как и всегда, внутри храма вдали от любопытных глаз и злых языков. На дворе стояло самое холодное время весны, и двое мужчин прижались ближе к оранжевым углям, шипящим в жаровне.
– Вы сделали великую вещь, мистер Толбот, – сказал Хисахико Камагучи. – Глубокая несправедливость, что история никогда не признает ваши заслуги.
Стивен наблюдал за тем, как промышленник нагнулся вперед, кашляя кровью. Он преклонялся перед этим человеком, который, разрушаемый радиацией, упорно цеплялся за жизнь, чтобы выполнить последнюю часть хитроумного плана.
– Я клянусь вам, что ваша мечта будет жить и здравствовать, – сказал ему Стивен. – Юкико уже на Гавайях…
Камагучи поднял руку.
– Я не хочу слышать о будущем. Знать о том, что тебя в нем уже не будет, самая болезненная вещь на свете.
Камагучи взглядом своих глаз с малиновыми прожилками сверлил Стивена насквозь.
– Я возложил на вас самые серьезные обязательства, мистер Толбот. Я оказал вам полное доверие. У вас много работы впереди. Вы готовы?
– Да.
– Тогда выполняйте свои обязанности, – сказал Хисахико Камагучи, протягивая обе руки.
Стивен Толбот достал из своего кармана пару наручников и защелкнул их на тонких запястьях Камагучи. Он помог ему подняться на ноги, и двое мужчин вышли из святилища.
Когда они проделывали свой путь к джипу на холодном ветру, Стивен поражался мужеству своего пленника. На протяжении нескольких месяцев Стивен подсовывал Макартуру и его следователям документы, которые изобличали Хисахико Камагучи как отъявленного милитариста, который использовал всю свою производственную мощь для вооружения Японии, а затем проявил свое влияние, чтобы столкнуть страну в пучину войны. Следователям не потребовалось много времени, чтобы сделать Камагучи самым разыскиваемым военным преступником в Японии. В то же самое время Стивен использовал печальную славу Камагучи, чтобы убедить Макартура, что не император, а такие люди как Камагучи должны понести ответственность. И Макартур поверил ему.
Хисахико Камагучи осталось заплатить ту цену, на которую он был согласен.
55
Мальчику было двенадцать лет, он выглядел высоким и худым. Его широкое лицо цвета черной патоки, обрамленной угольно-черными волосами было прикрыто выцветшим пурпурным тюрбаном, цвет которого соответствовал цвету его набедренной повязки. Он весь день ловил рыбу, и его лодка была до краев заполнена тунцом, махи-махи, барракудой и двумя маленькими акулами. Теперь было время возвращаться домой в Мале, столицу Мальдивского архипелага.
Мальчик поставил парус таким образом, чтобы можно было выйти дальше в пролив и присоединиться к другим лодкам, возвращающимся с северо-востока. Он внимательно следил за течением, когда вдруг увидел необычный предмет. На расстоянии он казался гигантским плавающим гнездом, заполненным морскими чайками.
Мальчик был заинтригован увиденным. Он колебался в нерешительности. Течение, уходящее от архипелага, было сильным. Если ветер стихнет, его может легко вынести в открытое море. Но мальчик верил в свои силы. Он поправил парус и поймал упругий бриз.
С расстояния в двадцать ярдов мальчик увидел, что гнездо на самом деле было импровизированным плотом, покрытым вонючими листьями, мокрой рогожей и птичьим пометом. Приблизившись, он увидел капли крови, капавшей из клювов чаек, клевавших то, что лежало под листьями. Мальчик плеснул на них водой из бадьи, подняв белое облако в малиновое небо. Он привязал веревку к подгнившим стволам, соединив плот и лодку, и осторожно балансируя ступил на скользкие пальмовые бревна.
Ему показалось, что он увидел кусок сырого мяса. Когда он откинул рогожу, то открыл рот от изумления. Под коричневыми банановыми листьями, вытянувшись во весь рост, лежал человек без сознания; его спина была изрешечена укусами птиц.
Аккуратно, насколько возможно, мальчик перенес человека в лодку и укрыл его парусиной. Затем он поймал ветер и направил лодку к островам.
Пристань светилась красными, желтыми и зелеными фонарями, когда мальчик вел свою лодку вдоль мола. Вся деревня вышла встречать его, и он показал им человека, которого спас в море. Его мать внимательно осмотрела почти мертвого моряка. По обгоревшей коже, цвету его ногтей и губ она определила, что он провел шесть дней без воды и пищи. Аллах в самом деле оказался милосерден. В обычном случае он бы уже через три дня отдал морю должное.
Мать перенесла человека в свой дом, шаткую хижину из бамбука и блоков из ила, и натерла его тело мазью, приготовленной из печени акулы. Она сняла металлический браслет с его шеи и пошла в другую сторону Мале в небольшую миссию, монахини которой ухаживали за прокаженными. Когда вышла мать-настоятельница, женщина рассказала ей, что нашел ее сын, и протянула личный знак. Монахиня склонилась прочитать имя.
– Он жив?
– Да.
Монахиня перекрестилась.
– Я прямо сейчас пошлю двух сестер.
Она быстро собрала их в дорогу, объяснив, что им предстоит сделать, а сама вернулась в барак, где монахини ели, спали и молились. В этой удаленной миссии, где все было сделано из того, что могут дать земля и море, было только два предмета, которые принадлежали внешнему миру: мощная коротковолновая радиостанция и бензиновый генератор.
Звонил телефон. Кассандра нащупала выключатель ночника и сощурилась от яркого света. – Мисс Мак-Куин?
– Да…
Голос Кассандры был хриплым со сна.
– Мисс Кассандра Мак-Куин?
– Кто это?
– Извините, что беспокою вас, мадам. Это старший дежурный офицер военно-морского оперативного центра в Сан-Франциско. Наш командир подумал, что вам было бы интересно узнать, что мы установили местонахождение лейтенанта Николаса Локвуда.
– Вы что?
– Да, мадам. Его прибило к берегу Мальдивских островов около трех недель назад…
– Три недели назад! Почему вы ждали…
– Мадам, пожалуйста. Он был в плохом состоянии, когда мы добрались до него. Мы отвезли его в Сидней, в Австралию, и доктора говорят, что с ним будет все отлично. По сути дела он сейчас на пути в Сан-Франциско. Мы ожидаем его прибытия послезавтра.
– Не смейте отпускать его до тех пор, пока я не приеду!
Дежурный офицер засмеялся.
– Лейтенант Локвуд ждал, что вы скажете это. Он хочет знать, где он может найти вас.
– Передайте ему: Станфорд-Корт отель на Ноб-Хилл. Свадебный костюм.
На проводе в Сан-Франциско воцарилась мертвая тишина.
– Я правильно вас понял, мадам? Свадебный костюм?
– В доме есть только один. Ему не избежать этого. В течение следующих нескольких секунд Кассандра сидела в застывшей позе на краю кровати, ее ладони вспотели, а сердце гулко стучало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87