А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Я думаю, ты понимаешь, – ответил Стивен, – то, что сделала Мишель, принадлежит мне, и я хочу получить это обратно. Как я получу это обратно – это мое дело, разве что наша совместная работа облегчит мне эту задачу. Как ты сам часто упоминаешь, Курт, Германия – растущая нация. Те, кто не с ней, окажутся против нее. Нет сомнения, где окажется Мишель. Что я предлагаю – фактически на чем я должен настаивать, так это вот что: когда мощь национал-социалистов в Германии возрастет, определенный бизнес – предположительно еврейский – будет закрыт. Мои предложения таковы: бюро дорожных чеков «Глобал» внести в этот список. Естественно, государство не захочет терять такой источник дохода, поэтому точки будут переданы… ну, родительской компании «Глобал Юрэп», которую к тому времени буду контролировать я.
– Когда силы Германии двинутся через Европу, для Мишель будет все труднее и труднее осуществлять ее операции. Следовательно, ее офисы падут к моим ногам – один за другим. Чем большую территорию я контролирую, тем сильнее становлюсь, что в свою очередь означает, что мы можем делать намного больше.
– Я вижу, твой замысел будет успешным в Германии, – согласился Эссенхаймер. – Но что касается остальной Европы…
– Курт, Курт! – упрекнул Стивен. – Уже есть соглашение между Гитлером и Муссолини, которое означает, что Рим пойдет. Франко – естественный союзник, так получу Испанию. Война позаботится об остальном.
– Война?.. Какая война?
– Тебе надо бы читать «Майн кампф» повнимательнее, – холодно сказал Стивен. – Ты думаешь, все, что в замыслах Гитлера, – это править Германией?
В этот момент Курт понял, что этот кажущийся невинным, несозревшим, американец – куда более опасен, чем он думал.
– Стивен, – сказал он сговорчиво. – Я уверяю тебя, что нет проблем, которые мы не можем решить. Даю тебе слово, что каждый успех Германии будет и твоим успехом.
Стивен велел принести шампанское.
– Я приготовил на случай, если нам будет что отмечать.
Мужчины подняли стаканы в молчаливом тосте.
– Кстати, – сказал Курт, как бы что-то вспомнив, – я слышал кое-что из Лондона, что тебя, возможно, заинтересует.
– Да?
– Ты знаешь такого Гарри Тейлора? Он теперь ваш президент по североамериканским операциям.
– Гарри – это реликт, – ответил Стивен. – Он идет вниз. И вообще уйдет.
– Рад это слышать. Потому что я понимаю, что, когда твой дядя Франклин Джефферсон пытался делать бизнес с британскими банками, мистер Тейлор продал его вместе с его намерениями сэру Томасу Балантину, то есть «Кукс».
– Расскажи об этом, – мягко сказал Стивен.
Курт Эссенхаймер пересказал доклад гитлеровских осведомителей. Он берег его как козырную карту на случай, если возникнет нужда. Сейчас казалось самым важным обрести доверие Толбота.
– Кажется, ты не удивился, – заметил Эссенхаймер, когда кончил. – Мне показалось, ты знал это или, по крайней мере, подозревал.
Стивен колебался. Новость ошеломила его. Значит, Франклин провалил дело потому, что он был предан? Если это так, Гарри блестяще ухитрился скрыть свои грехи. Иначе он лишился бы головы от руки Розы Джефферсон.
«Ой, мама, какая же ты была дура!»
– Нет, я не знал, что Гарри это сделал, – медленно сказал он. – А насколько ты уверен в своей информации?
– Вполне. Иначе не говорил бы.
– Можно ли получить свидетельские показания?
– Я посмотрю, что смогу. Все сделаю для друга, Стивен.
41
Мартовские ветры безжалостно дули вдоль улиц-каньонов Нижнего Бродвея – признак того, что долгая, суровая зима 1931–1932 года еще не закончилась. Городские бездомные топтались в дверных проемах или вокруг костров походных кухонь, в то время как в конторских небоскребах капитаны промышленности искали какой-либо просвет, пусть самый слабый, в той долгой зиме неуверенности, которую принесла Великая депрессия. Среди тех, кто видел его, а вместе с ним и надежду, была Роза Джефферсон.
В сорок один год Роза планировала курс одной из ряда крупнейших индустрий в Америке, которой удалось не только выжить, но и расцвести в период депрессии. Товары по-прежнему нужно было перевозить по стране, а банкротства банков напугали американцев до такой степени, что они стали вкладывать свои наличные в более безопасное место: гарантированные денежные переводы. Те несколько пенни, в которые обходился почтовый денежный перевод, казались несущественными, будучи взвешены на одних весах с чьим-либо душевным спокойствием. Ежедневно миллионы этих пенни стекались в сейфы «Глобал» по всей Америке, создавая сверкающую дорогу богатства, которая вела в сердце Нью-Йорка.
В отличие от других ведущих промышленных концернов, трубивших о том, какая доля их прибыли шла на акты доброй воли, «Глобал» оставалась в тени. Немногие из четырех миллионов безработных знали о том, как Роза боролась против законопроекта о тарифах Смута-Хоули, поднимавшего пошлины на импорт и ускорявшего неизбежный спад в торговле. Роза использовала любое совещание и все свое влияние, чтобы убедить законодателей в том, что без торговли промышленность зачахнет и рабочие места исчезнут навсегда.
Когда президент подписал этот законопроект, Роза изменила тактику. Умасливая и льстя законодателям, она помогла провести в жизнь Акт об общественных зданиях, выделивший 230 миллионов долларов на строительство, а также 300 миллионов долларов ассигнований на государственные проекты по строительству дорог. Роза видела вознаграждение за свои усилия каждый раз, когда проезжала по трассе Нью-Йорк – Вашингтон. Тысячи мужчин, когда-то прозябавших в богадельнях, были заняты на строительстве артерий для будущей торговли.
Даже ближайшие коллеги Розы были удивлены и озадачены действиями женщины, которая с удовольствием анонимно жертвовала средства благотворительным организациям или договаривалась с ними о распределении ее пожертвований.
– Это не такая уж великая тайна, Хью, – говорила Роза своему адвокату. – Если хотите знать ответ, поедем со мной.
Меньше всего О'Нил ожидал, что его привезут на место фамильного захоронения Джефферсонов в Дьюнскрэге.
– Я думаю, что наконец понимаю, какие чувства испытывал Франклин к этой стране, – сказала Роза у надгробья на могиле своего брата. – Такие люди, как мой дед и я, видели в этой земле лишь возможности. Мы хватались за каждый шанс, который она нам давала, и использовали его как только могли. Франклин был другим. Он знал, что брать можно лишь до определенного предела, прежде чем и ты сам, и земля станете банкротами. У него была совесть, Хью. Когда он встал на защиту этих штрейкбрехеров, он одновременно бросал вызов всему, что я когда-либо делала или во что верила. Роза наклонилась и положила букет, который принесла.
– Тогда я не понимала Франклина. Я не хотела верить, что он думал не так, как я, и была слишком напугана, чтобы признать, что он так и делал. Я доверяла ему многое и отказывала в еще большем. То, что я делаю сейчас, ничтожно по сравнению с тем, чего мы могли бы достичь вместе.
– Не занижайте себе цену, – сказал О'Нил мягко. – Если бы не вы, многое из того, что было вынуждено сделать правительство, могло бы никогда не произойти.
Через неделю, прочтя о назначении Розы Джефферсон председателем Комиссии по помощи безработным, Хью О'Нил искренне пожалел о том, что Франклин не дожил до этого момента.
Роза стояла перед окнами, выходящими на Нижний Бродвей, и дрожала от холода.
Из последних данных было ясно, что дела Мишель в Европе шли так же хорошо, как у Розы в Америке. Это объясняло, почему Стивен прислал ей именно такой доклад. Роза вернулась к своему рабочему столу и перелистала тщательно отпечатанный документ. Прикосновение к этим страницам было как бы прикосновение к нему. Иногда она скучала по нему так сильно, что ей хотелось прыгнуть на борт первого же судна, отплывающего в Европу.
«Я не могу этого сделать. Я послала его делать мужскую работу и не буду вмешиваться».
И это была работа, которой Стивен мог по праву гордиться. Идея перекачивания денег в агентства грузовых перевозок или выкупа их всех вместе под знамя «Глобал Юрэп» давала компании равную основу с европейскими транспортными гигантами. Обретя собственное лицо и влияние, «Глобал» могла говорить с Мишель с позиции силы. Роза была убеждена, что Стивен мог запустить и осуществить эту программу в качестве президента «Глобал Юрэп».
Роза взяла ручку и быстро набросала письмо Стивену, одобряя его план.
– Я очень горжусь тобой, дорогой, – писала она. – Приезжай домой как можно скорее, чтобы мы могли разработать детали. Я ужасно по тебе скучаю. С любовью, мама.
Роза откинулась назад, согретая своими словами. Внезапно эта мартовская зима показалась ей не такой уж холодной.
– Мы взяли первый барьер, – объявил Стивен, передавая письмо Курту Эссенхаймеру. – Вот мамино одобрение.
– Стивен, это фантастика!
– Это только начало, – предупредил Стивен. – Теперь начинается настоящая работа.
Первое правило бизнеса найти подходящую штаб-квартиру. Эссенхаймер, естественно, предложил Берлин, обещая создать все условия.
– Работать из Берлина было бы намного легче, – признал Стивен. – Но слишком опасно. Помни, Мишель тоже обосновалась здесь. Через Варбурга она установила много контактов. Если он получит малейший намек о том, что мы делаем, если ее люди доложат о том, что регулярно видят меня в Берлине, мы рискуем всем.
Эссенхаймер согласился, и двое мужчин взяли в аренду помещение под офис в Берне, имевшем отличные шоссейные и железнодорожные связки с Германией, а также первоклассную коммуникационную сеть.
– Нам нужны сотрудники, которым мы могли бы безоговорочно доверять, – сказал Стивен. – Каждый должен быть проверен тобой лично.
– Предоставь это мне, – заверил его Эссенхаймер. – Мы получим любого, кто нам нужен, из нашей партии.
– Как насчет их въезда в страну? Не будет проблемы с разрешениями на работу?
Эссенхаймер ухмыльнулся:
– Нет, если они приедут в качестве сотрудников посольства. В этом еще одна прелесть Берна.
Пока Эссенхаймер был в Германии, Стивен встретился с представителями нескольких менее крупных банков Берна, которые очень хотели заниматься бизнесом с этим молодым американцем, чьи средства, размещенные в Берлине, казались неограниченными. Банковские юристы горели желанием выступать в качестве номинальных директоров той дюжины компаний, которые Стивен поручил им организовать, и не промолвили ни слова, когда цель этих компаний была расплывчато определена как «импорт-экспорт».
Как только Эссенхаймер вернулся с необходимым персоналом, Стивен, арендовавший виллу на окраине города, направил предусмотрительные приглашения ряду дипломатов. Менее чем через несколько месяцев торговые атташе из Египта, Сирии, Ирана, Южной Африки и Конго, Аргентины, Бразилии и Чили стали регулярными посетителями. Когда они узнали, чего хотят Стивен и его молчаливый немецкий партнер и, еще более важно, что они могут платить за это золотом, они направили целый поток ведущих промышленников своих стран в швейцарскую столицу. В ходе тяжелых обсуждений сделок связи, по которым Германия должна была получить необходимое ей сырье, были налажены.
Пока Стивен обрабатывал потенциальных поставщиков, Курт Эссенхаймер начал потихоньку скупать океанские грузовые и торговые суда германского коммерческого флота по смехотворно низким ценам.
После того как суда, заново зарегистрированные в Панаме, подняли якорь, Стивен следил за их действиями из офиса своей швейцарской компании. Хотя Эссенхаймер уверял его, что все сотрудники тщательно отобраны, Стивен был постоянно настороже. Но оказалось, что даже у него было свое слабое место.
В начале того лета Курт Эссенхаймер нанес неожиданный визит в Берн. Он нашел Стивена в ресторане в компании очень симпатичной темноволосой девушки по имени Анна Клейст, работавшей в одной из компаний в качестве младшего бухгалтера. Подойдя к их столу, Эссенхаймер посмотрел на ее лицо сердечком и пляшущие цыганские глазки и вздохнул. Пустая трата времени. Он вежливо отказался присоединиться к ним и попросил поговорить со Стивеном наедине.
– Дела, фрейлейн, – сказал он, затем подмигнул. – Я долго его не задержу, обещаю.
Эссенхаймер повел Стивена в направлении стола метрдотеля.
– Я вижу, ты и фрейлейн Клейст становитесь близкими друзьями.
Стивен усмехнулся.
– Не такими близкими, как мне бы хотелось.
– Ну все равно. – Эссенхаймер дал Стивену досье с двумя красными диагональными полосами на обложке и эмблемой гестапо поверх них. – Ее настоящее имя Анна Бауманн.
Рот Стивена сжался. Он раскрыл досье и начал читать.
– Что это за организация «Белая Роза»?
– Группа недовольных – студенты, коммунисты, несколько радикальных священников, выступающих против партии. Они передают информацию британской и французской разведкам. Конечно, гестапо за ними наблюдает. Их руководители имеют обыкновение исчезать. Когда мы взяли последнего, мы нашли вот это.
Он передал Стивену некоторые бумаги, в которых, к его ужасу, подробно описывалась работа их швейцарских компаний, их переговоры по контрактам, имена высокопоставленных лиц, обсуждавшиеся планы, а также график поставок. Среди упоминавшихся имен Стивен увидел свое собственное.
– Как она это достала? – прошептал он с искаженным от ярости лицом.
Эссенхаймер пожал плечами.
– Наш друг действительно не смог нам этого рассказать, как мы его ни уговаривали. Они работают очень профессионально. Ни один человек в их цепи не знает, кто передает ему информацию, и в свою очередь оставляет ее в определенном месте, так что он никогда не видит, кто ее забирает.
Стивен не смог не бросить взгляд на красивую молодую девушку, которую он старался затащить в постель.
– Я полагаю, ты избавишься от нее немедленно. Эссенхаймер поднял вверх руку.
– Не так быстро. По данным нашего друга очень скоро в «трубопровод» должен поступить следующий пакет. Я не хочу, чтобы наша очаровательная Анна Клейст подумала, что что-то не так. Пусть она возьмет то, что намеревается, и отправит это своим путем. Она будет находиться под наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Я хочу проследить за этой информацией и взять каждого, кто прикоснется к ней. – Эссенхаймер сделал паузу. – Но это означает, что ты должен сохранить все в тайне. Ты можешь это сделать, Стивен?
Стивен взглянул на сноски, касающиеся его, и вздрогнул. Если хоть что-то из этой информации попадет в руки его матери…
– О, да. Я думаю, что смогу продолжать радовать ее, пока ты во всем разберешься.
На протяжении нескольких следующих недель Стивен продолжал ухаживать за этой женщиной. Он сводил ее в оперу и театр, а в одну из суббот взял ее на прогулку в предгорья Альп. Там, во время пикника над прекрасным каскадом водопадов с глубоким ущельем внизу, Стивен подумал, как легко было бы убить ее.
Затем однажды поздним днем Эссенхаймер позвонил из посольства и попросил Стивена немедленно приехать. Через черный вход Стивен спустился вниз по лестнице в подвал, где в бетонированной комнате увидел Анну Клейст, привязанную к стулу, голую, мокрую, покрытую рвотой, потом. У человека из гестапо, стоявшего около нее, на руках были толстые резиновые перчатки, в которых он держал пару оголенных электрических проводов.
– Она заговорила, – объявил Эссенхаймер, гася свою сигарету. – Они всегда говорят. Сейчас мы берем остальных. Опасность миновала.
– Что будет с ней – с ними? – спросил Стивен, загипнотизированный видом и запахами, окружавшими его. – Вы не можете убить ее здесь.
– Это верно, но как только она вернется в Германию по причине болезни, у нее будет возможность выздороветь, – ответил Эссенхаймер холодно. – В местечке под названием Дахау.
Пережитое с Анной Клейст потрясло Стивена. После ее исчезновения из Берна и до прибытия первых партий меди, золота и бокситов в доки Бремена он держался подальше от офисов компании. Чтобы представить своей матери своевременный доклад о развитии событий, он работал день и ночь, стараясь угнаться за деятельностью Мишель. Он закончил его всего за два дня до отплытия корабля.
Прощальный вечер Стивена был проведен в «Зиг-Заг Клаб» – самом зрелищном кабаре трансвеститов Берлина. Это было большое помещение под землей, оформленное на тему «Арабских ночей», с официантками, одетыми под девушек из гарема и поразительным шоу, снискавшим скандальную славу в Европе.
– Ну, что ты думаешь? – спросил Эссенхаймер, в одной руке держа сигару, другой обнимая девушку и одновременно наблюдая за актрисами, исполнявшими свой вариант «Али-Бабы и сорока разбойников».
– Только ты мог устроить нечто подобное, – ответил Стивен.
Он освободил своего друга от его девушки и провел Эссенхаймера в угол за баром.
– Когда ты скажешь Гитлеру, что мы готовы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87