– Но еще есть проблемы с Мишель. Она собирается продолжить дело, вернется в Европу и начнет задавать еще больше вопросов. Хуже того: я уверен, что она уже втянула в это и мужа, а это значит, что и он будет в этом копаться.
– Мы должны остановить их, – спокойно сказал Эссенхаймер. – Другого выхода нет. То, чем мы занимаемся, слишком важно для нас и для рейха.
Эссенхаймер посмотрел на Стивена:
– Ты что-то задумал, не правда ли? Стивен кивнул:
– Несколько вещей, по правде говоря. Но мне будет нужна помощь.
– Тебе стоит только попросить.
В поезде Стивен думал о Мишель, взвешивая каждую мелочь из того, что он о ней знал. Единственное, что никак не укладывалось у него в голове, почему она не могла забеременеть почти до тех пор, пока Франклин не покончил самоубийством. Принимая во внимание то, как они были преданы друг другу, Стивену это казалось странным. Эта ненормальность беспокоила Стивена, и он не мог от нее отделаться. Ребенок был, и в этом лежала разгадка.
– Прежде всего, – сказал Стивен, – мы должны найти нашего старого друга Гарри Тейлора.
44
– Пожалуйста, Кассандра, не усложняй то, что уже и так плохо. – Мишель чувствовала, что бы ни пыталась она сегодня сделать, выходило из рук вон плохо. Час дня. «Нормандия» отплывала поздно вечером, и она только что начала укладывать вещи. От Кассандры помощи ждать было нечего: она дулась, потому что ей не хотелось уезжать из Нью-Йорка.
– Ну почему мы должны уезжать так скоро? – спрашивала она, глотая слезы.
– Потому что тебе нужно возвращаться в школу. Ты уже и так много пропустила.
– Почему мне нельзя перевестись сюда? Монк усадил Кассандру.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала, малыш. Но у тебя есть школа, а у мамы работа. Кроме того, я приеду через месяц или что-то около этого, ко Дню Благодарения, наверное. Ты даже не заметишь, как пройдет время.
Немного успокоенная, Кассандра вышла из комнаты.
– Может быть, ты передумаешь и дождешься, пока я смогу поехать с вами? Мне не нравится твоя идея разобраться со Стивеном самой.
– Пожалуйста, Монк. Я не могу позволить Стивену продолжить то, что он уже делает.
– И ты единственная, кто может это сделать? Мишель, все, о чем я прошу – подождать. Я согласен с тобой – Стивена нужно остановить. Но для этого можно найти способы с меньшим риском, чем те, что выбрала ты.
– С меньшим риском, может быть. Но времени не осталось.
Монк видел, что никакие доводы не могут поколебать решимости Мишель. Но может, ради нее и ради Кассандры ему удастся немного смягчить ее.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Но пообещай мне одну вещь. Не ездить в Германию, пока я не приеду. В Париже ты будешь в безопасности. Варбург может пересылать тебе информацию. Но я не хочу, чтобы ты появлялась в Берлине.
Любовь Монка к ней и Кассандре была столь очевидной и так успокаивала, что на миг Мишель почти сдалась.
– Хорошо, я обещаю, что не уеду из Парижа, пока ты не приедешь. Но потом…
– Потом мы будем работать вместе, – сказал Монк, нежно потрепав ее по щеке. – Мы доберемся до самого дна.
Мишель кивнула, крепко обнимая его. Это было лучшим решением. Четыре – пять недель – это не так уж много. Для нее и для Кассандры Париж был лучшим местом на земле.
Гостиница представляла собой неуклюжую каменную громадину, какие почти всегда помещались рядом с главным вокзалом любой европейской столицы. «Королевская рать» напротив Падингтонского вокзала обслуживала в основном путешествующих бизнесменов средней руки и торговцев. Она могла похвастаться двумя сотнями комнатушек, пабом в псевдотюдоровском стиле и разнообразными магазинами. В прежние времена Гарри Тейлор не удостоил бы ее даже беглым взглядом, не говоря уже о том, чтобы остановиться в ней. Но теперь у него не было выбора.
– Спасибо, милейший. – Гарри сунул бумажку в один фунт довольно пожилому портье, который по возрасту годился ему в дедушки. Взамен этого он получил кварту джина и чистые стаканы.
– Вам нужно будет что-нибудь еще, сэр?
– Не сейчас. Может быть, ужин, потом.
– У нас отличный ростбиф с пюре.
От мысли об английском ростбифе, зажаренном до сморщенности, Гарри затошнило.
– Я дам вам знать.
Со стаканом в руке и вкусом джина на губах Гарри уселся в удобное кресло напротив окна. Отсюда он мог видеть застекленную крышу вокзала Падингтон. Только в короткие утренние часы монотонный гул голосов и шарканье тысяч ног немного смолкали. Но грохот поездов не затихал ни на минуту, он продолжался даже ночью… Шум пробирался в дом сквозь камень и известку, гулял в трубах до тех пор, пока деревянные балки не начинали гудеть. Поначалу Гарри казалось, что он не вынесет этого. Но прошло некоторое время, и он заметил, что грохот сделался таким же аксессуаром его обшарпанной комнатки, как и облезающая желтая краска или потрепанные коврики. Ему приходилось учиться жить с этим так же, как и со многим другим.
После того как его унизили на дне рождения Стивена, Гарри был вынужден притворяться, что ничего в общем-то не произошло, однако окружающие его люди этого не делали. Подчиненные, которые прежде ловили каждое его слово, стали ставить под сомнение его указания. Менеджеры по продаже отсылали свои доклады прямо в кабинет Розы, минуя его. Шли месяцы, и Гарри не мог не обратить внимания на то, что стал чем-то вроде анахронизма. Вскоре его рабочий день стал заканчиваться в четыре часа, и он направлялся в один из баров отеля, где у него был месячный счет.
Это случилось в один из таких вечеров. Уже изрядно выпив, Гарри решил, что пришло время уходить. На следующее утро он, действуя с упрямой решительностью пьяного, спустился в кассу фирмы, заполнил все необходимые бумаги и велел изумленному кассиру выдать ему деньги немедленно.
Следующей остановкой была биржа, где он продал свою долю акций по рыночной цене и получил еще один чек. Последним пунктом был «Чейз Банк», где он распорядился перевести свои вклады в лондонский «Барклейс».
На другой день он отдал распоряжения о продаже своей квартиры на Парк-авеню, потом заказал каюту на «Конституции», отходившей в Саутгемптон следующим вечером. Собрав только то, что могло понадобиться ему в дороге, Гарри последний раз пообедал в Нью-Йорке и под салют шампанского в «Ойстер-Баре» он покинул Новый Свет, направляясь в Старый.
Гарри остановился в «Ритце» и утром следующего дня пошел прогуляться мимо здания компании «Кукс». Он постоял на углу, улыбаясь огромной вывеске на крыше. У Гарри были большие виды на «Кукс», особенно на сэра Томаса Балантина.
Гарри не торопил события. Он заказал себе три костюма. Рубашки и галстуки купил у «Тернбалл и Ашер», тогда как туфли ручной работы были от «Ливелин». Агент подыскал ему чудесную квартиру на Мейфэ. Последним штрихом стали визитные карточки. Удовлетворенный тем, что выглядит образцом достатка и хорошего вкуса, Гарри назначил встречу с сэром Томасом на следующий день.
Комната, в которой сэр Томас встретил Гарри, запомнилась ему тем, что была очень темной. Балантин ничуть не изменился, за исключением того, что стал больше чем прежде походить на египетскую мумию.
– Что вас интересует, мистер Тейлор?
В своей обычной непринужденной манере Гарри врал о том, что добился всего, чего было можно в «Глобал» и решил открыть новые горизонты. Располагая ценной информацией, которую он получал, будучи доверенным лицом на Нижнем Бродвее, он был уверен, что может быть полезным для «Кукс».
– В самом деле? – сказал сэр Томас. Его голос звучал как наждак по сухой древесине. – Позвольте сообщить вам, мистер Тейлор, что я не люблю предателей. Однажды вы были нам полезны и вам хорошо заплатили за услуги. Насколько я понимаю, нам больше не о чем разговаривать. Ни теперь, ни когда-либо еще. До свидания.
Гарри хотел было возразить, но дверь открылась, и вошли два крепких парня.
– Проводите мистера Тейлора.
С этого дня Гарри обнаружил, что находится на длинной наклонной плоскости, которая с каждым днем становилась все более предательской. Он позвонил леди Патриции Фармингтон, думая, что его появление вместе с ней послужит сигналом всему лондонскому обществу. Но ему сообщили, что она вышла замуж и теперь ждет ребенка. Многие из тех, кому она когда-то представила Гарри, слишком переменились, а те, кто его еще помнил, уже погоды не делали.
И тем не менее, Гарри старался втереться в доверие тех, кому достаточно было одного слова, чтобы открыть перед ним двери бизнеса. Он давал щедрые обеды в «Кафе Ройаль», усиленно играл в клубах Мейфэ и ухаживал за дочерьми людей из Сити – девушками, годившимися по возрасту ему в дочери. Несмотря на то что его шарм привлекал в его постель множество дебютанток, Гарри вскоре обнаружил, что все они просто развлекались, сравнивая его с более молодыми любовниками.
Немногим больше повезло ему, когда он начал делать серьезные звонки своим прежним знакомым из деловых кругов. Все они были предельно вежливы, но каждый ясно давал понять, что у них не найдется места для него.
– Тебе не следовало посылать сэра Томаса, – сказал ему один из них. – Боюсь, что он сказал свое слово. Эта старая развалина дала всем понять, что будет косо смотреть на каждого, кто захочет взять тебя.
Шли месяцы, и отчаяние Гарри перешло в панику. Если раньше Гарри просаживал свои деньги, играя в азартные игры, то теперь терял их на бирже в надежде сорвать хороший куш. По мере того как таяли его капиталы, он был вынужден оставить квартиру и вернуться в «Ритц», оставаясь там до тех пор, пока он не смог однажды оплатить месячный счет. С тех пор он менял более фешенебельные отели на менее дорогие. Это продолжалось до того момента, когда однажды вечером, не зная каким образом и почему, он оказался в «Королевской рати».
Медленное оцепенение сковало Гарри, когда он понял, что опустился так низко, как только было возможно. Воспользовавшись джином для укрепления логики, он мысленно проследил за своим трагическим падением, виной которому был не он сам, а те, кто подготовил против него заговор. Сквозь алкогольный туман он ясно понимал, что Роза поступила так из семейной солидарности. Стивен был ее единственным сыном. И несомненно он должен был продвинуться выше остальных. Гарри не мог винить ее за это. Но Мишель… Вот с кого начались все его беды, с этой маленькой лягушки, которая, вместо того чтобы пасть ниц, стала одной из самых популярных в Европе личностей.
Мишель удавалось все, чего домогался Гарри. Когда бы он ни думал, его злоба бурлила в нем, как в водовороте, становясь тем сильнее, чем более явным становилось крушение его планов. Потому что в своей злобе Гарри не мог не видеть собственное бессилие.
Гарри допил бутылку джина, которую принес ему старенький портье, и, взяв несколько шиллингов, спустился в паб. Он решил поесть немного запеченного с мясом картофеля и выпить пива на все остающиеся деньги, надеясь, что это поможет ему забыться.
Гарри осторожно накалывал вилкой последние горошины, когда кто-то проскользнул на место напротив него.
– Привет, Гарри. Давно не виделись.
Человек с улыбкой промотавшего состояние взглянул на того, кто по всей вероятности должен был быть призраком – на Стивена Толбота.
Кассандра Мак-Куин была в отчаянии от того, что ей приходилось уезжать из Нью-Йорка. Дело было не только в том, что этот город покорил ее своим волшебством, но и в том, что Кассандра страдала от того, что расставалась с отцом. Жизнь рядом с ним вернула ей чудесные воспоминания детства, когда они все вместе путешествовали по Европе. Для Кассандры отец был и другом, и наперсником, тем, кто давал ей чувство любви и безопасности, тем мужчиной, в обществе которого мать смягчалась.
Оказавшись дома в Париже, Кассандра повесила над своим столом календарь и отметила крестиком день приезда отца. Насколько она понимала, это произойдет еще очень не скоро. Она переживала и за мать. Со времени их возвращения Мишель работала день и ночь. Через их квартиру валил поток посетителей, мужчин и женщин со страхом в глазах и робким выражением на лицах, которые говорили по-немецки и по-польски и еще на каком-то языке, определить который Кассандра не могла и который назывался, как она потом узнала, идиш. Иногда эти люди оставались на день-другой, а потом исчезали так же молча, как и появлялись. Когда бы Кассандра ни спросила мать, кто были эти люди, Мишель отвечала, что это друзья ее друзей из Германии.
По пути из школы домой Кассандра решила полакомиться мороженым в кафе. Наблюдая за тем, как мадам Деламан кладет в блюдо ванильные шарики, она болтала с ней о житье-бытье на Иль Сент-Луи. Мадам Деламан, которая держала еще и кондитерскую, а ее муж был местным мясником, знала Кассандру с самого детства. Так же, как и она, Кассандра любила посплетничать.
– Alors, ma petite, еще два дня, n'est-ce pas? Кассандра лизнула мороженое, засмеявшись и скрестив пальцы.
– Не переживай, – мадам Деламан хлопнула себя по лбу.
Она считала себя непогрешимым психоаналитиком и любила рассказывать о своих хитростях всем, кто готов был ее слушать. Кассандра знала их наизусть.
– Merde! – мадам Деламан сплюнула. – Кто этот придурок?
Длинный черный «Ситроен» резко затормозил напротив, его мощный двигатель работал на холостых оборотах.
– Не волнуйтесь, мадам, – сказала Кассандра, – я посмотрю, кто это.
Кассандра шагнула на тротуар, и ее тут же ослепило послеполуденное солнце. Она подняла руку, заслоняя глаза, и в этот момент услышала, как открылась дверца машины.
– Bonjour, мадемуазель Мак-Куин, – прошептал низкий голос. Пара рук обхватила руки Кассандры, втаскивая ее в машину.
– Нет! – завопила она, отбиваясь.
Похититель выругался, когда Кассандра стукнула ногой его по колену. Ее схватили за волосы и бросили на пол машины.
– Vite allez!
Скрипнув тормозами, «Ситроен» сорвался с обочины, одна дверца дико болталась. Мадам Деламан выбежала на улицу и увидела, как мелькнула в воздухе рука перед тем, как машина с Кассандрой исчезла за углом.
На другом конце города, в фешенебельном районе Опера, Стивен Толбот наслаждался обычным восхитительным парижским ланчем, начавшимся в полдень и только что, в половине пятого, подходившем к концу. За столом сидело шесть человек: двое мужчин, представляющих французские банки, любители верховой езды, и три очаровательных леди, лет 24–26. Две из них были любовницами, а третья, ловившая каждое слово Стивена, намеревалась стать подружкой этого богатого, красивого, и что не менее важно, молодого американца.
Стивен взглянул на часы и сделал знак принести счет. Несмотря на протесты, которые были больше данью вежливости, нежели искренности, он уплатил за ланч и предложил блондинке прогуляться. Девушка уже видела себя в витринах Картье, Шанель и Гермес. То, что гостиница Стивена находилась на той же улице, было удобным совпадением.
Мишель работала в библиотеке, когда услышала завывание полицейских сирен. Это отвлекло ее, потому что на Иль Сент-Луи, в отличие от остальных парижских улиц, редко слышали сирену. Этот район считался одним из самых спокойных в Париже.
– Там детектив хочет поговорить с вами, мадам, – объявила Эрнестина, экономка Мишель. – Инспектор Сави.
Мишель посмотрела на бумаги на столе и как можно спокойней сказала:
– Я выйду к нему через минуту.
Услышав, что дверь закрылась, Мишель начала собирать папки, с которыми работала. Она спрятала их за потайной панелью в книжном шкафу, осмотрела себя в зеркале и глубоко вздохнула. Неужели французские власти наконец-то раскрыли ее работу с беженцами?
Инспектор Арман Сави оказался высоким и, несмотря на средний возраст, мускулистым мужчиной с совершенно седыми зачесанными назад волосами, глаза которого смотрели на мир скорее с подозрением, нежели с сочувствием. Мишель немедленно догадалась, что он был очень суровым человеком.
– Извините за вторжение, мадам Мак-Куин, – сказал Сави без всякого вступления, предъявив Мишель свое удостоверение. – Не могли бы вы рассказать мне кое-что о своей дочери?
Мишель была в замешательстве.
– Кассандре? Но зачем? Она же здесь, Эрнестина?
– Нет, мадам, – ответила экономка, – она не приходила из школы.
– Но она должна уже быть дома, – начала Мишель, – несчастный случай?
– Мадам, вы посылали кого-нибудь забрать дочь? – спокойно спросил Сави.
– Нет! Кассандра сама ходит каждый день домой. А что происходит?
– Пожалуйста, выслушайте меня, мадам, внимательно. У нас есть повод подозревать, что ваша дочь похищена…
– Нет!
– Мадам, послушайте. Это случилось менее двадцати минут назад перед кафе мадам Деламан. Она все видела и немедленно вызвала нас. У похитителей есть небольшое преимущество во времени. Если вы располагаете какой-либо информацией, которая может нам помочь, скажите мне. Дорога каждая минута.
– Я не знаю, – расплакалась Мишель. – Зачем кому-то понадобилось похищать ее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Мы должны остановить их, – спокойно сказал Эссенхаймер. – Другого выхода нет. То, чем мы занимаемся, слишком важно для нас и для рейха.
Эссенхаймер посмотрел на Стивена:
– Ты что-то задумал, не правда ли? Стивен кивнул:
– Несколько вещей, по правде говоря. Но мне будет нужна помощь.
– Тебе стоит только попросить.
В поезде Стивен думал о Мишель, взвешивая каждую мелочь из того, что он о ней знал. Единственное, что никак не укладывалось у него в голове, почему она не могла забеременеть почти до тех пор, пока Франклин не покончил самоубийством. Принимая во внимание то, как они были преданы друг другу, Стивену это казалось странным. Эта ненормальность беспокоила Стивена, и он не мог от нее отделаться. Ребенок был, и в этом лежала разгадка.
– Прежде всего, – сказал Стивен, – мы должны найти нашего старого друга Гарри Тейлора.
44
– Пожалуйста, Кассандра, не усложняй то, что уже и так плохо. – Мишель чувствовала, что бы ни пыталась она сегодня сделать, выходило из рук вон плохо. Час дня. «Нормандия» отплывала поздно вечером, и она только что начала укладывать вещи. От Кассандры помощи ждать было нечего: она дулась, потому что ей не хотелось уезжать из Нью-Йорка.
– Ну почему мы должны уезжать так скоро? – спрашивала она, глотая слезы.
– Потому что тебе нужно возвращаться в школу. Ты уже и так много пропустила.
– Почему мне нельзя перевестись сюда? Монк усадил Кассандру.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала, малыш. Но у тебя есть школа, а у мамы работа. Кроме того, я приеду через месяц или что-то около этого, ко Дню Благодарения, наверное. Ты даже не заметишь, как пройдет время.
Немного успокоенная, Кассандра вышла из комнаты.
– Может быть, ты передумаешь и дождешься, пока я смогу поехать с вами? Мне не нравится твоя идея разобраться со Стивеном самой.
– Пожалуйста, Монк. Я не могу позволить Стивену продолжить то, что он уже делает.
– И ты единственная, кто может это сделать? Мишель, все, о чем я прошу – подождать. Я согласен с тобой – Стивена нужно остановить. Но для этого можно найти способы с меньшим риском, чем те, что выбрала ты.
– С меньшим риском, может быть. Но времени не осталось.
Монк видел, что никакие доводы не могут поколебать решимости Мишель. Но может, ради нее и ради Кассандры ему удастся немного смягчить ее.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Но пообещай мне одну вещь. Не ездить в Германию, пока я не приеду. В Париже ты будешь в безопасности. Варбург может пересылать тебе информацию. Но я не хочу, чтобы ты появлялась в Берлине.
Любовь Монка к ней и Кассандре была столь очевидной и так успокаивала, что на миг Мишель почти сдалась.
– Хорошо, я обещаю, что не уеду из Парижа, пока ты не приедешь. Но потом…
– Потом мы будем работать вместе, – сказал Монк, нежно потрепав ее по щеке. – Мы доберемся до самого дна.
Мишель кивнула, крепко обнимая его. Это было лучшим решением. Четыре – пять недель – это не так уж много. Для нее и для Кассандры Париж был лучшим местом на земле.
Гостиница представляла собой неуклюжую каменную громадину, какие почти всегда помещались рядом с главным вокзалом любой европейской столицы. «Королевская рать» напротив Падингтонского вокзала обслуживала в основном путешествующих бизнесменов средней руки и торговцев. Она могла похвастаться двумя сотнями комнатушек, пабом в псевдотюдоровском стиле и разнообразными магазинами. В прежние времена Гарри Тейлор не удостоил бы ее даже беглым взглядом, не говоря уже о том, чтобы остановиться в ней. Но теперь у него не было выбора.
– Спасибо, милейший. – Гарри сунул бумажку в один фунт довольно пожилому портье, который по возрасту годился ему в дедушки. Взамен этого он получил кварту джина и чистые стаканы.
– Вам нужно будет что-нибудь еще, сэр?
– Не сейчас. Может быть, ужин, потом.
– У нас отличный ростбиф с пюре.
От мысли об английском ростбифе, зажаренном до сморщенности, Гарри затошнило.
– Я дам вам знать.
Со стаканом в руке и вкусом джина на губах Гарри уселся в удобное кресло напротив окна. Отсюда он мог видеть застекленную крышу вокзала Падингтон. Только в короткие утренние часы монотонный гул голосов и шарканье тысяч ног немного смолкали. Но грохот поездов не затихал ни на минуту, он продолжался даже ночью… Шум пробирался в дом сквозь камень и известку, гулял в трубах до тех пор, пока деревянные балки не начинали гудеть. Поначалу Гарри казалось, что он не вынесет этого. Но прошло некоторое время, и он заметил, что грохот сделался таким же аксессуаром его обшарпанной комнатки, как и облезающая желтая краска или потрепанные коврики. Ему приходилось учиться жить с этим так же, как и со многим другим.
После того как его унизили на дне рождения Стивена, Гарри был вынужден притворяться, что ничего в общем-то не произошло, однако окружающие его люди этого не делали. Подчиненные, которые прежде ловили каждое его слово, стали ставить под сомнение его указания. Менеджеры по продаже отсылали свои доклады прямо в кабинет Розы, минуя его. Шли месяцы, и Гарри не мог не обратить внимания на то, что стал чем-то вроде анахронизма. Вскоре его рабочий день стал заканчиваться в четыре часа, и он направлялся в один из баров отеля, где у него был месячный счет.
Это случилось в один из таких вечеров. Уже изрядно выпив, Гарри решил, что пришло время уходить. На следующее утро он, действуя с упрямой решительностью пьяного, спустился в кассу фирмы, заполнил все необходимые бумаги и велел изумленному кассиру выдать ему деньги немедленно.
Следующей остановкой была биржа, где он продал свою долю акций по рыночной цене и получил еще один чек. Последним пунктом был «Чейз Банк», где он распорядился перевести свои вклады в лондонский «Барклейс».
На другой день он отдал распоряжения о продаже своей квартиры на Парк-авеню, потом заказал каюту на «Конституции», отходившей в Саутгемптон следующим вечером. Собрав только то, что могло понадобиться ему в дороге, Гарри последний раз пообедал в Нью-Йорке и под салют шампанского в «Ойстер-Баре» он покинул Новый Свет, направляясь в Старый.
Гарри остановился в «Ритце» и утром следующего дня пошел прогуляться мимо здания компании «Кукс». Он постоял на углу, улыбаясь огромной вывеске на крыше. У Гарри были большие виды на «Кукс», особенно на сэра Томаса Балантина.
Гарри не торопил события. Он заказал себе три костюма. Рубашки и галстуки купил у «Тернбалл и Ашер», тогда как туфли ручной работы были от «Ливелин». Агент подыскал ему чудесную квартиру на Мейфэ. Последним штрихом стали визитные карточки. Удовлетворенный тем, что выглядит образцом достатка и хорошего вкуса, Гарри назначил встречу с сэром Томасом на следующий день.
Комната, в которой сэр Томас встретил Гарри, запомнилась ему тем, что была очень темной. Балантин ничуть не изменился, за исключением того, что стал больше чем прежде походить на египетскую мумию.
– Что вас интересует, мистер Тейлор?
В своей обычной непринужденной манере Гарри врал о том, что добился всего, чего было можно в «Глобал» и решил открыть новые горизонты. Располагая ценной информацией, которую он получал, будучи доверенным лицом на Нижнем Бродвее, он был уверен, что может быть полезным для «Кукс».
– В самом деле? – сказал сэр Томас. Его голос звучал как наждак по сухой древесине. – Позвольте сообщить вам, мистер Тейлор, что я не люблю предателей. Однажды вы были нам полезны и вам хорошо заплатили за услуги. Насколько я понимаю, нам больше не о чем разговаривать. Ни теперь, ни когда-либо еще. До свидания.
Гарри хотел было возразить, но дверь открылась, и вошли два крепких парня.
– Проводите мистера Тейлора.
С этого дня Гарри обнаружил, что находится на длинной наклонной плоскости, которая с каждым днем становилась все более предательской. Он позвонил леди Патриции Фармингтон, думая, что его появление вместе с ней послужит сигналом всему лондонскому обществу. Но ему сообщили, что она вышла замуж и теперь ждет ребенка. Многие из тех, кому она когда-то представила Гарри, слишком переменились, а те, кто его еще помнил, уже погоды не делали.
И тем не менее, Гарри старался втереться в доверие тех, кому достаточно было одного слова, чтобы открыть перед ним двери бизнеса. Он давал щедрые обеды в «Кафе Ройаль», усиленно играл в клубах Мейфэ и ухаживал за дочерьми людей из Сити – девушками, годившимися по возрасту ему в дочери. Несмотря на то что его шарм привлекал в его постель множество дебютанток, Гарри вскоре обнаружил, что все они просто развлекались, сравнивая его с более молодыми любовниками.
Немногим больше повезло ему, когда он начал делать серьезные звонки своим прежним знакомым из деловых кругов. Все они были предельно вежливы, но каждый ясно давал понять, что у них не найдется места для него.
– Тебе не следовало посылать сэра Томаса, – сказал ему один из них. – Боюсь, что он сказал свое слово. Эта старая развалина дала всем понять, что будет косо смотреть на каждого, кто захочет взять тебя.
Шли месяцы, и отчаяние Гарри перешло в панику. Если раньше Гарри просаживал свои деньги, играя в азартные игры, то теперь терял их на бирже в надежде сорвать хороший куш. По мере того как таяли его капиталы, он был вынужден оставить квартиру и вернуться в «Ритц», оставаясь там до тех пор, пока он не смог однажды оплатить месячный счет. С тех пор он менял более фешенебельные отели на менее дорогие. Это продолжалось до того момента, когда однажды вечером, не зная каким образом и почему, он оказался в «Королевской рати».
Медленное оцепенение сковало Гарри, когда он понял, что опустился так низко, как только было возможно. Воспользовавшись джином для укрепления логики, он мысленно проследил за своим трагическим падением, виной которому был не он сам, а те, кто подготовил против него заговор. Сквозь алкогольный туман он ясно понимал, что Роза поступила так из семейной солидарности. Стивен был ее единственным сыном. И несомненно он должен был продвинуться выше остальных. Гарри не мог винить ее за это. Но Мишель… Вот с кого начались все его беды, с этой маленькой лягушки, которая, вместо того чтобы пасть ниц, стала одной из самых популярных в Европе личностей.
Мишель удавалось все, чего домогался Гарри. Когда бы он ни думал, его злоба бурлила в нем, как в водовороте, становясь тем сильнее, чем более явным становилось крушение его планов. Потому что в своей злобе Гарри не мог не видеть собственное бессилие.
Гарри допил бутылку джина, которую принес ему старенький портье, и, взяв несколько шиллингов, спустился в паб. Он решил поесть немного запеченного с мясом картофеля и выпить пива на все остающиеся деньги, надеясь, что это поможет ему забыться.
Гарри осторожно накалывал вилкой последние горошины, когда кто-то проскользнул на место напротив него.
– Привет, Гарри. Давно не виделись.
Человек с улыбкой промотавшего состояние взглянул на того, кто по всей вероятности должен был быть призраком – на Стивена Толбота.
Кассандра Мак-Куин была в отчаянии от того, что ей приходилось уезжать из Нью-Йорка. Дело было не только в том, что этот город покорил ее своим волшебством, но и в том, что Кассандра страдала от того, что расставалась с отцом. Жизнь рядом с ним вернула ей чудесные воспоминания детства, когда они все вместе путешествовали по Европе. Для Кассандры отец был и другом, и наперсником, тем, кто давал ей чувство любви и безопасности, тем мужчиной, в обществе которого мать смягчалась.
Оказавшись дома в Париже, Кассандра повесила над своим столом календарь и отметила крестиком день приезда отца. Насколько она понимала, это произойдет еще очень не скоро. Она переживала и за мать. Со времени их возвращения Мишель работала день и ночь. Через их квартиру валил поток посетителей, мужчин и женщин со страхом в глазах и робким выражением на лицах, которые говорили по-немецки и по-польски и еще на каком-то языке, определить который Кассандра не могла и который назывался, как она потом узнала, идиш. Иногда эти люди оставались на день-другой, а потом исчезали так же молча, как и появлялись. Когда бы Кассандра ни спросила мать, кто были эти люди, Мишель отвечала, что это друзья ее друзей из Германии.
По пути из школы домой Кассандра решила полакомиться мороженым в кафе. Наблюдая за тем, как мадам Деламан кладет в блюдо ванильные шарики, она болтала с ней о житье-бытье на Иль Сент-Луи. Мадам Деламан, которая держала еще и кондитерскую, а ее муж был местным мясником, знала Кассандру с самого детства. Так же, как и она, Кассандра любила посплетничать.
– Alors, ma petite, еще два дня, n'est-ce pas? Кассандра лизнула мороженое, засмеявшись и скрестив пальцы.
– Не переживай, – мадам Деламан хлопнула себя по лбу.
Она считала себя непогрешимым психоаналитиком и любила рассказывать о своих хитростях всем, кто готов был ее слушать. Кассандра знала их наизусть.
– Merde! – мадам Деламан сплюнула. – Кто этот придурок?
Длинный черный «Ситроен» резко затормозил напротив, его мощный двигатель работал на холостых оборотах.
– Не волнуйтесь, мадам, – сказала Кассандра, – я посмотрю, кто это.
Кассандра шагнула на тротуар, и ее тут же ослепило послеполуденное солнце. Она подняла руку, заслоняя глаза, и в этот момент услышала, как открылась дверца машины.
– Bonjour, мадемуазель Мак-Куин, – прошептал низкий голос. Пара рук обхватила руки Кассандры, втаскивая ее в машину.
– Нет! – завопила она, отбиваясь.
Похититель выругался, когда Кассандра стукнула ногой его по колену. Ее схватили за волосы и бросили на пол машины.
– Vite allez!
Скрипнув тормозами, «Ситроен» сорвался с обочины, одна дверца дико болталась. Мадам Деламан выбежала на улицу и увидела, как мелькнула в воздухе рука перед тем, как машина с Кассандрой исчезла за углом.
На другом конце города, в фешенебельном районе Опера, Стивен Толбот наслаждался обычным восхитительным парижским ланчем, начавшимся в полдень и только что, в половине пятого, подходившем к концу. За столом сидело шесть человек: двое мужчин, представляющих французские банки, любители верховой езды, и три очаровательных леди, лет 24–26. Две из них были любовницами, а третья, ловившая каждое слово Стивена, намеревалась стать подружкой этого богатого, красивого, и что не менее важно, молодого американца.
Стивен взглянул на часы и сделал знак принести счет. Несмотря на протесты, которые были больше данью вежливости, нежели искренности, он уплатил за ланч и предложил блондинке прогуляться. Девушка уже видела себя в витринах Картье, Шанель и Гермес. То, что гостиница Стивена находилась на той же улице, было удобным совпадением.
Мишель работала в библиотеке, когда услышала завывание полицейских сирен. Это отвлекло ее, потому что на Иль Сент-Луи, в отличие от остальных парижских улиц, редко слышали сирену. Этот район считался одним из самых спокойных в Париже.
– Там детектив хочет поговорить с вами, мадам, – объявила Эрнестина, экономка Мишель. – Инспектор Сави.
Мишель посмотрела на бумаги на столе и как можно спокойней сказала:
– Я выйду к нему через минуту.
Услышав, что дверь закрылась, Мишель начала собирать папки, с которыми работала. Она спрятала их за потайной панелью в книжном шкафу, осмотрела себя в зеркале и глубоко вздохнула. Неужели французские власти наконец-то раскрыли ее работу с беженцами?
Инспектор Арман Сави оказался высоким и, несмотря на средний возраст, мускулистым мужчиной с совершенно седыми зачесанными назад волосами, глаза которого смотрели на мир скорее с подозрением, нежели с сочувствием. Мишель немедленно догадалась, что он был очень суровым человеком.
– Извините за вторжение, мадам Мак-Куин, – сказал Сави без всякого вступления, предъявив Мишель свое удостоверение. – Не могли бы вы рассказать мне кое-что о своей дочери?
Мишель была в замешательстве.
– Кассандре? Но зачем? Она же здесь, Эрнестина?
– Нет, мадам, – ответила экономка, – она не приходила из школы.
– Но она должна уже быть дома, – начала Мишель, – несчастный случай?
– Мадам, вы посылали кого-нибудь забрать дочь? – спокойно спросил Сави.
– Нет! Кассандра сама ходит каждый день домой. А что происходит?
– Пожалуйста, выслушайте меня, мадам, внимательно. У нас есть повод подозревать, что ваша дочь похищена…
– Нет!
– Мадам, послушайте. Это случилось менее двадцати минут назад перед кафе мадам Деламан. Она все видела и немедленно вызвала нас. У похитителей есть небольшое преимущество во времени. Если вы располагаете какой-либо информацией, которая может нам помочь, скажите мне. Дорога каждая минута.
– Я не знаю, – расплакалась Мишель. – Зачем кому-то понадобилось похищать ее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87