Согласно обычаю, голодная служанка последовала за мисс Сквирс в ее комнату, чтобы завить ей волосы, оказать другие мелкие услуги при совершении туалета и преподнести столько лести, сколько могла придумать применительно к обстоятельствам, ибо мисс Сквирс была в достаточной степени ленива (а также тщеславна и легкомысленна), чтобы быть настоящей леди, и только отсутствие звания и положения неодолимо препятствовали ей быть таковой.
– Как чудесно вьются у вас сегодня волосы, мисс! – сказала горничная. – Ну просто жалость и стыд их расчесывать!
– Придержи язык! – гневно ответила мисс Сквирс.
Солидный опыт помешал девушке удивиться вспышке дурного расположения духа мисс Сквирс. Отчасти догадываясь о том, что произошло в течении вечера, она изменила свою манеру угождать и пошла окольным путем.
Но я не могу не сказать, хотя бы вы меня за это убили, – продолжала служанка, – что ни у кого еще не замечала такого простоватого вида, как сегодня вечером и мисс Прайс.
Мисс Сквирс вздохнула и приготовилась слушать.
– Я знаю, что очень нехорошо так говорить, мисс, – не умолкала служанка, в восторге от произведенного впечатления, – мисс Прайс ваша подруга и все такое, но, право, она так наряжается и так себя держит, чтобы ее заметили, что… ах, если б только люди могли себя видеть!
– Что ты хочешь сказать, Фиб? – спросила мисс Сквирс, смотрясь в свое зеркальце, где, как и большинство из нас, она видела не себя, но отражение какого-то приятного образа, созданного ее воображением. – О чем это ты болтаешь?
– Болтаю, мисс! Кот и тот заболтает по-французски, чтобы только посмотреть, как она трясет головой, – отозвалась горничная.
– Она и в самом деле трясет головой, – с рассеянным видом заметила мисс Сквирс.
– Такая пустая и такая… некрасивая, – сказала девушка.
Бедная Тильда! – сочувственно вздохнула мисс Сквирс.
– И всегда выставляет себя напоказ, чтобы ею восхищались, – продолжала служанка. Ах, боже мой! Это просто нескромно!
– Фиб, я тебе запрещаю так говорить! – сказала мисс Сквирс. – Друзья Тильды – люди низкого происхождения и, если она не умеет себя держать, это их вина а не ее.
– Но знаете ли, мисс, – сказала Феба, которую покровительственно называли сокращенным именем «Фиб», – если бы она только брала пример с подруги… О! Если бы только она знала свои недостатки и, глядя на вас, старалась исправиться, какою славной молодой женщиной могла бы она стать со временем!
– Фиб! – с достоинством вымолвила мисс Сквирс. – Мне не подобает слушать такие сравнения: они превращают Тильду в особу грубую и невоспитанную, и прислушиваться к ним было бы не по-дружески. Я бы хотела чтобы ты перестала говорить об этом, Фиб; в тоже время я должна сказать, что если бы Тильда Прайс брала пример с кого-нибудь… не обязательно с меня…
– О нет, с вас, мисс! – вставила Фиб.
– Ну хорошо, с меня, Фиб, если уж тебе так хочеться, – согласилась мисс Сквирс. – Должна сказать, что поступай она так, ей бы это пошло на пользу.
– Так думает еще кто-то, или я очень ошибаюсь, – таинственно объявила девушка.
Что ты хочешь этим сказать? – осведомилась мисс Сквирс.
– Ничего, мисс, – ответила девушка. – Уж кто-кто, а я кое-что знаю!
– Фиб! – сказала мисс Сквирс драматическим тоном. – Я настаиваю на том, чтобы ты объяснилась. Что это за мрачная тайна? Говори!
– Ну, уж если вы хотите знать, мисс, так вот что, – отозвалась служанка, – мистер Джон Брауди думает так же, как вы, и, если бы он не зашел слишком далеко, чтобы честно отступить, он был бы очень рад кончить с мисс Прайс и начать с мисс Сквирс!
– Боже милостивый! – воскликнула мисс Сквирс, с большим достоинством сложив руки. – Что же это такое?
– Правда, сударыня, сущая правда, – ответила хитрая Фиб.
– Ну и положение! – воскликнула мисс Сквирс. – Помимо своей воли я чуть было не погубила покой и счастье моей дорогой Тильды! Почему это мужчины в меня влюбляются, хочу я этого или не хочу, и покидают ради меня своих нареченных?
– Потому что они ничего не могут поделать, мисс, – ответила девушка,причина простая.
(Если причиной была мисс Сквирс, она и в самом деле была проста.)
– Чтобы я больше никогда об этом не слышала, – заявила мисс Сквирс.Никогда! Понимаешь? У Тильды Прайс есть недостатки… много недостатков… но я хочу ей добра и прежде всего хочу,. чтобы она вышла замуж; я считаю весьма желательным… в высшей степени желательным, если принять во внимание самую природу ее дурных качеств, чтобы она как можно скорее вышла замуж. Нет, Фиб! Пусть она берет мистера Брауди. Я могу пожалеть его, беднягу, но я очень хорошо отношусь к Тильде и надеюсь только, что она будет лучшей женой, чем я предполагаю.
После такого излияния чувств мисс Сквирс легла спать.
Злоба – короткое слово, но оно выражает странное смятение чувств и душевный разлад, не хуже чем слова многосложные. В глубине души мисс Сквирс прекрасно знала, что замечания жалкой служанки были пустой, грубой, неприкрытой лестью, как знала это и сама служанка; тем не менее одна лишь возможность дать исход недоброжелательному чувству к обидчице, мисс Прайс, и притвориться сокрушающейся о ее слабостях и недостатках, хотя бы в присутствии одной служанки, доставила чуть ли не такое же облегчение ее раздражительности, как если бы слова Фиб были святой истиной.
Этого мало: мы обладаем такой изумительной силой внушения, когда она направлена на нас самих, что мисс Сквирс чувствовала себя прямо-таки высоконравственной и великодушной после своего благородного отречения от руки Джона Брауди и смотрела на свою соперницу сверху вниз с каким-то благостным спокойствием и безмятежностью, что в большой мере способствовало умиротворению ее взбудораженных чувств.
Такое счастливое состояние духа возымело некоторое влияние, приведя к примирению с обидчицей: когда на следующий день раздался стук в дверь и доложили о приходе мельниковой дочки, мисс Сквирс отправилась в гостиную в христианском расположении духа, которое было поистине радостно наблюдать.
– Вот видишь, – сказала мельникова дочь, – я к тебе пришла, Фанни, хотя у нас и была размолвка вчера вечером.
– Я сожалею о твоих дурных страстях. Тильда, – отвечала мисс Сквирс, – но недобрых чувств я не питаю. Я выше этого.
– Не злись, Фанни, – сказала мисс Прайс. – Я пришла кое-что рассказать тебе и знаю, что тебе это понравится.
– Что бы это могло быть. Тильда? – осведомилась мисс Сквирс, поджимая губы и принимая такой вид, как будто ничто на земле, в воздухе, в огне или в воде не могло доставить ей ни тени удовольствия.
– А вот послушай! – ответила мисс Прайс. – Вчера, когда мы отсюда ушли, мы с Джоном ужасно поссорились. – Мне это не нравится, – сказала мисс Сквирс, расплываясь, однако, в улыбку.
– Ах, боже мой, я была бы о тебе очень плохого мнения, если бы могла это предположить, – заметила приятельница. – Не в том дело.
– О! – сказала мисс Сквирс, снова впадая в меланхолию. – Говори!
– После долгих споров и уверений, что больше мы друг друга не увидим,продолжала мисс Прайс, – мы помирились, и сегодня утром Джон хотел записать наши имена, и в первый раз их огласят в будущее воскресенье, так что через три недели мы поженимся, а я пришла предупредить, чтобы ты шила себе платье.
Желчь и мед были смешаны в этом известии. Перспектива столь близкого замужества подруги была желчью, а уверенность, что та не имеет серьезных видов на Николаса, была медом. В общем, сладкое значительно перевешивало горькое, а потому мисс Сквирс сказала, что платье она сошьет и что она надеется – Тильда будет счастлива, хотя в то же время она в этом не уверена и не хотела бы, чтобы та возлагала на брак слишком большие надежды, ибо мужчины – существа странные, и многие и многие замужние женщины были очень несчастны и желали бы от всей души быть по-прежнему девицами. К этим соболезнующим замечаниям мисс Сквирс присовокупила другие, также рассчитанные на то, чтобы развеселить и приободрить подругу.
– Послушай, Фанни, – продолжала мисс Прайс, – я хочу потолковать с тобой о молодом мистере Николасе…
– Он для меня ничто! – перебила мисс Сквирс, проявляя все симптомы истерики. – Я его слишком презираю!
– О, конечно, ты так не думаешь, – возразила подруга. – Признайся, Фанни: разве он тебе теперь не нравится?
Не давая прямого ответа, мисс Сквирс внезапно разрыдалась от злости и воскликнула, что она несчастное, покинутое, жалкое, отверженное создание.
– Я ненавижу всех! – сказала мисс Сквирс. – И я хочу, чтобы все умерли, – да, хочу!
– Боже, боже, – сказала мисс Прайс, потрясенная этим признанием в мизантропических чувствах. – Я уверена, что ты это не всерьез.
– Всерьез! – возразила мисс Сквирс, затягивая тугие узлы на своем носовом платке и стискивая зубы. – И я хочу, чтобы и я тоже умерла! Вот!
– О, через каких-нибудь пять минут ты будешь думать совсем иначе,сказала Матильда. – Насколько было бы лучше вернуть ему свое расположение, чем мучить себя таким манером! Ведь правда, было бы куда приятнее привязать его к себе по-хорошему, чтобы он любезно составил тебе компанию и ухаживал за тобой.
– Я не знаю, как бы это было, – всхлипывала мисс Сквирс. – О Тильда, как могла ты поступить так низко и бесчестно! Скажи мне это кто-нибудь про тебя, я бы не поверила.
– Ах, пустяки! – хихикая, воскликнула мисс Прайс. – Можно подумать, что я по меньшей мере кого-то убила!
– Это почти одно и то же! – с жаром ответила мисс Сквирс.
– И все это только потому, что я достаточно миловидна для того, чтобы со мной были любезны! – вскричала мисс Прайс. – Человек не сам себе лицо делает, и не моя вина, если у меня лицо приятное, так же как другие не виноваты, если у них лицо некрасивое.
– Придержи язык, – взвизгнула мисс Сквирс самым пронзительным голосом,иначе ты меня доведешь до того, что я ударю тебя, Тильда, а потом буду жалеть об этом!
Вполне очевидно, что тон беседы несколько повлиял на спокойствие духа обеих леди, и в результате пререкания приняли оскорбительный оттенок. Ссора, начавшись с пустяка, разгорелась не на шутку и имела угрожающий характер, когда обе стороны, залившись неудержимыми слезами, воскликнули одновременно, что никогда они не думали, чтобы с ними стали так говорить, а это восклицание, вызвав взаимные протесты, постепенно привело к объяснению, и дело кончилось тем, что они упали друг другу в объятия и поклялись в вечной дружбе. Эта трогательная церемония повторялась пятьдесят два раза в год.
Когда полное дружелюбие было таким образом восстановлено, естественно зашла речь о количестве и качестве нарядов, которые были нужны мисс Прайс для вступления в священный супружеский союз, и мисс Сквирс ясно доказала, что требуется значительно больше того, что может или хочет предоставить мельник, и все они совершенно необходимы и без них нельзя обойтись. Затем молодая леди незаметно перевела разговор на свой собственный гардероб и, подробно перечислив основные его достопримечательности, повела подругу наверх произвести осмотр. Когда сокровища двух комодов и шкафа были извлечены и все более мелкие принадлежности туалета примерены, пора было мисс Прайс идти домой, а так как она пришла в восторг от всех платьев и совершенно онемела от восхищения при виде нового розового шарфа, то мисс Сквирс в превосходнейшем расположении духа заявила, что хочет проводить ее часть пути ради удовольствия побыть в ее обществе, и они отправились вместе. Дорогой мисс Сквирс распространялась о достоинствах своего отца и преувеличивала его доходы в десять раз, чтобы дать подруге хоть слабое представление о важности и превосходстве своей семьи.
Случилось так, что как раз в это время, включавшее короткий перерыв между так называемым обедом учеников мистера Сквирса и их возвращением к приобретению полезных знаний, Николас имел обыкновение выходить на прогулку и, уныло бродя по деревне, предаваться мрачным размышлениям о своей печальной участи. Мисс Сквирс знала это, прекрасно знала, но, быть может, забыла, ибо, увидев молодого джентльмена, шедшего им навстречу, она проявила все признаки изумления и ужаса и объявила подруге, что «готова провалиться сквозь землю».
– Не вернуться ли нам обратно или не забежать ли в какой-нибудь коттедж? – спросила мисс Прайс. – Он нас еще не видел.
– Нет, Тильда! – возразила мисс Сквирс. – Мой долг – дойти до конца, и я дойду!
Так как мисс Сквирс произнесла эти слова тоном человека, принявшего высоконравственное решение, и вдобавок раза два всхлипнула и перевела дух, что указывало на угнетенное состояние чувств, ее подруга не сделала больше никаких замечаний, и они двинулись прямо навстречу Николасу, который шел, опустив глаза, и не ведал об их приближении, пока они с ним не поравнялись; иначе он, пожалуй, постарался бы укрыться.
– Доброе утро! – сказал Николас, кланяясь и проходя мимо.
– Он уходит! – прошептала мисс Сквирс. – Тильда, я задохнусь!
– Вернитесь, мистер Никльби, вернитесь! – закричала мисс Прайс, якобы встревоженная угрозой своей подруги, но в сущности пробуждаемая лукавым желанием послушать, что скажет Николас. – Вернитесь, мистер Никльби!
Мистер Никльби вернулся и казался крайне смущенным, когда осведомлялся, имеют ли леди какое-нибудь поручение для него.
– Не теряйте времени на разговоры, – заспешила мисс Прайс, – лучше поддержите-ка ее с другой стороны. Ну, как ты сейчас себя чувствуешь, дорогая?
– Лучше, – прошептала мисс Сквирс, опуская на плечо мистера Никльби красновато-коричневую касторовую шляпу с прикрепленной к ней зеленой вуалью. – Какая глупая слабость!
– Не называй ее глупой, дорогая, – сказала мисс Прайс, блестящие глаза которой еще сильнее засверкали при виде замешательства Николаса. – У тебя нет никаких причин стыдиться ее. Стыдно должно быть тем, которые слишком горды, чтобы подойти как ни в чем не бывало.
– Вижу, вы решили во всем обвинить меня, хотя я и говорил вам вчера, что это не моя вина, – улыбаясь, сказал Николас.
– Ну вот, он говорит, что это не его вина, дорогая моя, – заметила недобрая мисс Прайс. – Может быть, ты была слишком ревнива или слишком поторопилась. Он говорит, что это была не его вина. Ты слышишь? Я думаю, больше не нужно извинений?
– Вы не хотите меня понять, – сказал Николас. – Прошу вас, бросьте эти шутки, потому что, право же, сейчас у меня нет ни времени, ни охоты смешить или быть предметом насмешек.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила мисс Прайс, притворяясь изумленной.
– Не спрашивай его, Тильда! – вскрикнула мисс Сквирс. – Я его прощаю.
– Ax, боже мой! – сказал Николас, когда коричневая шляпка снова опустилась на его плечо. – Это серьезнее, чем я думал. Будьте так добры, выслушайте меня.
Тут он приподнял коричневую шляпку и, с неподдельным изумлением встретив полный нежной укоризны взгляд мисс Сквирс, попятился на несколько шагов, чтобы избавиться от своей прелестной ноши, и продолжал:
– Я очень сожалею, искренне, от всей души сожалею, что вчера вечером послужил причиной разногласий между вами. Я горько упрекаю себя в том, что имел несчастье вызвать происшедшую размолвку, хотя, уверяю вас, я это сделал по неосмотрительности и без всякого умысла.
– Да, но ведь это не все, что вы имеете сказать! – воскликнула мисс Прайс, когда Николас замолчал.
– Боюсь, что нужно еще что-то добавить, – с легкой улыбкой пробормотал, запинаясь, Николас, глядя на мисс Сквирс. – Об этом очень неловко говорить… но… стоит заикнуться о таком предположении, и прослывешь фатом… и, несмотря на это… смею ли я спросить, не предполагает ли эта леди, что я питаю какие-то… короче говоря, не думает ли она, что я в нее влюблен?
«Восхитительное смущение, – подумала мисс Сквирс.Наконец-то я довела его до этого!»
– Ответь за меня, дорогая, – шепнула она подруге.
– Думает ли она это? – подхватила мисс Прайс. – Конечно, думает!
– Думает? – вскричал Николас с такой энергией, что на секунду это можно было принять за восторг.
– Разумеется, – отвечала мисс Прайс.
– Если мистер Никльби сомневался в этом, Тильда, – нежно сказала зарумянившаяся мисс Сквирс, – он может успокоиться. На его чувства отвеча…
– Стойте! – поспешил крикнуть Николас. – Пожалуйста, выслушайте меня. Это полнейшее и нелепейшее заблуждение, в какое только можно впасть! Самая грубая и поразительная ошибка, какую только можно допустить! Эту молодую леди я видел не больше шести раз, но если бы я ее видел шестьдесят раз или если мне суждено ее видеть шестьдесят тысяч раз, все равно было и будет то же самое. Я с ней не связывал ни единой мысли, ни одного желания или надежды, и единственная моя мечта – я говорю это не для того, чтобы оскорбить мисс Сквирс, но выражаю истинные мои чувства, – единственная мечта, дорогая моему сердцу, как сама жизнь, это получить когда-нибудь возможность повернуться спиной к этому проклятому месту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109