образовавшаяся горькая пена с трудом прошла в горло. В свете раннего солнца двигалась пыль, золотя кучи булыжника, обломков кирпича, разбросанной мебели, битого стекла… А меня прижало спиной к огромной гранитной плите. Земля была усыпана обломками камней. Попробовав двинуться, я завопила от переполнившей меня боли. Но на тебе нет ни царапины. Боль утихла, она таилась в правой ноге. Комбинезон был слегка порван на колене, и я подумала: «Какого черта?..» . Попыталась усесться более прямо и вскрикнула.Вскрик отозвался эхом. Все еще было тихо.«Должно быть, ты мертва», — догадалась я.По лицу текли слезы, и каждый вдох давался с трудом. Я ощутила миг, когда началось действие болеутоляющих таблеток, открыла глаза (когда же я их закрыла?) и ощутила на своем мокром лице тепло солнца. Сердце учащенно колотилось. Я испытывала тошноту даже от этого движения.Я не могла повернуть головы. С другой стороны в не скольких ярдах я видела обрушившуюся серую скалу, походившую на некое ущелье, по которому текла река, но с недавно разбитыми краями, дальше начинались разрушенные дома телестре , а там, за упавшей стеной — крыши зданий, построенных на низких склонах Восточного холма, и я не должна была бы видеть это отсюда. По-прежнему напряженно дыша, словно при беге, я посмотрела вниз, стараясь не двигаться и заметила: одна нога невредима, на другой же — правой — всего лишь небольшой разрез бежевой ткани. Боль жгла, сосредотачиваясь в колене. Инстинктивным действием было бы попытаться согнуть ее… но нет, я подумала: «Ради Бога, не делай этого!» Я осторожно потянулась рукой вниз. Нога напряглась, вспухла под тканью комбинезона. Уже? Тут я подумала: «Но сколько времени я была без сознания? Не более нескольких минут?» Я стала расширять пальцами разрыв в ткани и, сантиметр за сантиметром, раздвинула прореху. Нога отекла. Отважилась прикоснуться к ней — и снова пришлось сдерживать крик. У меня очень легко возникают синяки: ушиб желтел по всей правой стороне колена, оно было легко оцарапано и налилось кровью. «Но как же это может причинять; такую боль?» — подумала я, зная: сломана коленная чашка. Я положила голову затылком на поддерживавший меня гранит, и громко выругалась: кровь пульсировала в колене так, словно по нему били молотом. Трясущимися пальцами я вынула из поясной сумки болеутоляющие таблетки. Взяты две: осталось шесть. Не раздумывая, я положила одну в рот и стала ее жевать. Это уже не было важно.Прошло пять или десять минут? Нога отекла и вспухла так, что колено было едва заметно, а от боли меня прошибал пот. Сколько времени я пробыла здесь? Нужно уходить, здесь небезопасно! — Помогите! — От предпринятого усилия я стала задыхаться. Во рту пересохло: как меня можно услышать? Я собралась с силами, закричала на двух или трех ортеанских языках. Ответа не было. Ничто не двигалось, только пыль и дым… и слабые звуки взрывов. «Нет, не слабые, о Боже, — подумала я, — я плохо слышу! Это близко… или нет? Я не могу здесь оставаться».Некая педантичная составляющая моего сознания сообщала: если ты попытаешься перенести свой вес на это колено, то потеряешь сознание. Думай: ты проходила обучение в Службе. Что делать? Думать . Поддержи себя как-нибудь. Делай что-нибудь .Среди этих камней есть древесина, а древесина — это обломки, щепки, что-то, что можно использовать, привязать к ноге; нечем привязать… ремнем, вот чем. Если я смогу выбраться отсюда, то тут недалеко…Я положила обе ладони плашмя на каменные плиты и приподнялась, двигаясь боком. Меня пронзила боль. Тошнота ослабевала медленно, и я тяжело опустилась обратно; так не получится… С востока подул прохладный ветерок, донося запахи реки, улицы и едкий привкус дыма. Я нагнулась вперед и положила одну руку под бедро, а другую — под икру, приподнялась и переместила ногу на несколько дюймов, прежде чем задохнулась от боли и вынуждена была перевести дух. Затем поднялась боком на несколько дюймов, чтобы ограничить нагрузку на колено, нагнулась вперед и снова встала… Передвигаясь дюйм за дюймом, я плохо видела из-за слез и громко кричала — ведь какое это имело значение, если меня никто не слышал? Я хотела, чтобы меня услышали, чувствовала холодные каменные плиты под своими ладонями, песок и каменные осколки, сознавала, что камни теперь теплые, что я на солнце и что мне нужно отдохнуть.Руины пересекла тень: это был низколетящий «челнок». Я так резко взглянула вверх, что выругалась от пронзившей меня боли. Солнце блеснуло на его белом корпусе, и он улетел.— Ублюдки! — Мой крик прозвучал не громче шепота: его подавил глухой грохот взрыва. «Это близко? — подумала я. — Нет, уверена, что нет. Это внизу, в порту. Да».Действие болеутоляющего средства закончилось, начало по-настоящему жечь. «Неужели так быстро? — подумала я. — У меня не будет больше отсрочек, и лучше сделать то, что я сейчас смогу». Я полежала немного, облизала изрезанные ладони и оглядела ближнюю груду кирпичей и балок. Слишком рискованно даже для того, кто мог ходить… Я наклонилась вперед, обхватив руками ближайший ко мне обломок древесины, а потом остановилась и с некоторым усилием оторвала по швам оба рукава своего комбинезона. Обмотав ими руки, я кое-как защитила их от обломков. При каждом усилии, когда я вытягивала доску или кирпич, мои колени тряслись, и я скрючивалась и вопила от боли.К тому времени, как я вытащила три тонких дощечки с краю кучи, ко мне вернулась способность слышать. Я вздрагивала от каждого далекого взрыва. Солнце палило, хотя было еще рано, и вокруг, в жарком воздухе, гудели мухи кекри . Наконец я смогла повернуть голову настолько, чтобы увидеть Цитадель… и оторопела: утреннее солнце светило теперь на гигантский обрубок скалы, где местами осталось несколько рядов каменной кладки. Небо к северу казалось ярким, пустым : я привыкла всегда видеть в той стороне Цитадель, но теперь…Я взялась обеими руками за ногу, подняла ее, положила на более прочную деревянную дощечку, подумав, что не так уж она и прочна, и перевела дух. Две другие дощечки с боков. Снять пояс, распороть рукава, извлечь из памяти знания, полученные при обучении в дипломатической Службе… нет . Я остановилась. Мои губы были сухими от пыли. Если ты не сделаешь этого сейчас, ты не сделаешь этого вообще . Я просунула один конец пояса под нижнюю дощечку, обмотала его вокруг обеих боковых, перевела дух и туго затянула на средней части бедра. Почему же я не теряю сознания, когда это так нужно? И едва не засмеялась при этой мысли: натуральная истерия. Связала узлом вокруг дощечек ниже колена первый оторванный рукав, ощутив опору, разжевала еще одну болеутоляющую таблетку, попыталась завязать ткань над коленом и опухшим местом и вскрикнула от боли. Перетянула ногу и ниже колена.Ты должна была погибнуть; тебе повезло, что ты жива. Держись за эту мысль.«Что бы меня ни ранило, этот удар мог убить меня, — подумала я, — и он не просто сломал колено, он размозжил его, я в этом уверена. О Господи, что мне делать?» Двигаться вперед. Несколько минут я лежала навзничь на земле, глядя в глубину бледно-голубого неба, разглядывая дневные звезды. Не прошло и часа после восхода солнца. Свет его по-прежнему падал строго горизонтально, с востока. Каждая расщепленная балка, каждый кирпич, каждое вырванное с корнем растение отбрасывало четкую тень. Воздушная дымка и пыль размывали контуры предметов, воздух все еще золотился от оседавшей пыли, и я ощущала запах гари, но, как ни напрягала слух, не слышала шума огня. Тогда горит не близко. Да, но что значит близко, если я могу лишь ползти?Не уверена, что способна и на это.Я почувствовала жгучую боль в руках и осторожно приняла сидячее положение. «Ты еще и порежешься, — подумала я, глядя на единственный свободный путь между раскинувшимися развалинами стен и зданий. — А как далеко это «близко»?»Все равно.Я затянула пояс, хотя почувствовала, как в бедре сильно запульсировала кровь. Все для того, чтобы сделать неподвижным сустав… и вот я могу осторожно передвигаться вперед, могу тащить ногу — она болит, но я могу это делать, могу. Боже! Ах, хватит вопить, маленькая негодяйка, шевелись . Вот что тебе требуется: двигаться.Ощутив свою ничтожность среди обрушившихся камней и валунов, я опустила руки и оттолкнулась, переместившись назад примерно на фут и застонав от боли. Если бы у меня еще оставалось хоть какое-то чувство юмора, подумалось мне, я посмеялась бы над собой, ползущей назад, вслепую… но мне было не до смеха. А где-то должны были находиться люди.Деревянные дощечки поскрипывали на камнях, когда я, сгибаясь пополам и приподнимаясь, чтобы не нагружать ногу, передвигалась по земле. Солнце припекало спину. На меня навалилась тошнота, и я остановилась, потом снова медленно поползла по разбросанным всюду каменным плитам. Горизонт стал разрушенной стеной, вздымавшейся вверх на фоне голубого неба. Я понемногу продвигалась, и мне стало видно больше… развороченный дом с обрушившейся крышей. Вот внутренние окна второго этажа, часть перекрытия… Внезапно я взглянула вниз, обратив внимание на свои руки. Лучше бы мне этого не видеть. Лучше бы мне не видеть эту руку с золотыми пуговками, вставленными между каждым тонким пальцем с похожими на когти ногтями, торчащую из-под обломков каменной кладки. Лучше смотреть вниз и видеть каменные плиты, упираться пяткой, отталкиваться и приподниматься …Шум огня нарастал с таким постоянством, что я не обращала на него внимания. И только когда над головой раздавался гул пролетавшего «челнока», я беспомощно поднимала глаза, кричала и размахивала руками, но это ничего не давало, и я продолжала свое медленное движение вперед. Через каждые несколько секунд я смотрела за плечо. В одной стороне путь преграждала груда камней, а в другой — сомкнулись два или три обрушившихся здания… и среди обломков булыжника лежало несколько неподвижных тел. И часть упавшей стены.Когда я, повернув голову обратно, остановилась и стала проверять состояние шин, мои руки оставляли кровавые следы на ткани комбинезона. Осколки стекла и камней… Испуг заставил меня снова поднатужиться, и я поволоклась вперед. Развязались ослабевшие тканевые повязки. Когда я снова смогла видеть сквозь выступившие от боли слезы, то подняла с земли концы ткани и снова связала их узлом, затянула, подумав при этом: «Как долго еще это будет продолжаться?» Солнце уже нагрело каменные плиты и валуны. Пытаясь придумать что-нибудь, прежде чем двигаться дальше, я понимала, что это невозможно из-за груд битого камня. Не было вообще никакой дороги.Мне хотелось бы видеть это с воздуха. Кори сообщит об этом как об «одновременном ударе по порту и Цитадели»… О, Боже мой, но ведь они все сровняли здесь с землей. Далеко еще? Я нагнулась вперед, опираясь на руки и тяжело дыша. Мой комбинезон был в грязи. То, что виднелось сквозь разорванную ткань на колене, представляло собой нечто белое, мертвенно-бледное, вспухшее; кровоподтеки из желтых становились черными, и я подумала: «Разве рана может выглядеть так просто и причинять такую боль?» Если бы я могла видеть, насколько далеко все это простирается, то знала бы, что делать: вернуться ли, ползти ли вперед, оставаться ли здесь… нет, я не могу здесь оставаться. Горят руины. Значит…Я осторожно поднялась к краю кучи обвалившейся кирпичной кладки. Здесь стена дома была разрушена полностью, и я, упираясь пяткой, толкала себя наверх, а потом снова приподнималась и перемещалась на несколько дюймов вверх по склону, ощущая под собой острые, режущие обломки кирпича. Под ноготь указательного пальца вонзился осколок. Я чертыхнулась, выдернула его зубами. Оттолкнуться и приподняться . Упереться пяткой. Теперь, находясь на несколько ярдов выше уровня земли, я смогла увидеть, насколько опустошена была Площадь… погребена под скальной породой разрушившегося утеса. Я подумала о том, могу ли теперь видеть, куда двигаюсь, повернулась, опершись рукой…И повалилась в пустоту. Кирпичи сдвинулись, меня ослепил калейдоскоп из неба, стен, крыш, раздался страшный скрежет, и я упала. Соскользнула назад и покатилась вниз, раздирая горло криком боли, чувствуя, как слетают с ноги деревянные дощечки-шины… ударяя вытянутыми руками по острым краям камней, не имея возможности прекратить это тошнотворное скольжение. Вместе со мной падали кирпичи, и я обо что-то ударилась, отчего у меня перехватило дыхание. От боли я корчилась в конвульсиях, потом меня вытошнило. Я не двигалась, но сидела, привалившись к основанию стены, шин и пояса уже не было, а нога выгнута под углом. Сознание покинуло меня.От боли я очнулась.Нащупав болеутоляющие таблетки, я приняла две. Во рту осталась горечь. «Проглотила ли я их?» — с удивлением подумала я. И поняла: да. Белое солнце ослепило меня, и я помотала головой. Мир поплыл перед глазами. От тошноты я закрыла глаза, а открыв их, увидела свою руку, лежащую передо мной на земле, и поняла, что, должно быть, лежала на спине. На земле, не на камнях. Я подняла голову. Осыпавшийся булыжник оставил меня лежать на земле, и я немного приподнялась и увидела, что моя правая нога была по-прежнему вывернута, в кровоподтеках и вспухла.Я протянула вниз руку, чтобы потрогать свое бедро, которое, казалось, все горело огнем. Моя нога все еще частично лежала на обломках кирпича, ступня и икра были вывернуты под углом внутрь… Я закрыла глаза, испытывая тошноту; при каждом вдохе меня пронзала вспышка боли, я всхлипывала всякий раз, резко вдыхая воздух. Что причиняет большее страдание: боль или страх? Страх: я не осмеливалась взглянуть на свою ногу, на рваную ткань комбинезона, прикрывающую вспухшую плоть, теперь рваную и изрезанную, из которой сочились кровь и какая-то бледная жидкость. Солнце припекало мне голову, под спиной была теплая земля, и я не могла сказать, где скрывалась боль: во мне самой или в земле; эта боль слишком велика, чтобы помещаться в плоти, крови и костях.Медленно, минута за минутой, текло время. Боже мой, лиши меня сознания. Каждая минута давила меня всей массой жаркого солнца — после недавнего рассвета — и грохотом. Я всхлипывала и тряслась при каждом взрыве, пыталась передвигаться и кричать, но боль заставила меня отказаться от этого: я потеряла голос и ослепла от слез.Текла минута за минутой этого жаркого утра, у меня потрескались и покрылись пылью губы. Если это не прекратится, я умру . Пришло совершенно холодное и независимое понимание: «Да, я умру» . Не от ранений и даже не от шока и боли, а оттого, что сражение будет происходить именно таким образом, что будет это длиться дни и ночи без воды и пищи.Примерно в это время — в течение двадцати минут или получаса, не более — я положила в рот последние болеутоляющие таблетки и разжевала их вместе с горькой пылью.Болеутоляющее средство переставало действовать, и с минуту я лежала, часто и тяжело дыша и думая о том, что боль лишает сил, щурясь смотрела вверх, на солнечный свет. Теперь я смогла повернуть голову в сторону от склона из обломков обвалившейся стены, неясно вырисовывавшегося слева от меня, и с усилием направить взгляд вдаль…Я лежала на взрытой земле, наверху склона. Стена дома телестре , разрушенная ракетой, падая, увлекла с собой часть склона холма: обвал покрыл находившиеся ниже улицы и здания. Взрытая земля начиналась в трех ярдах от того места, где я лежала. Посмотрела вниз, на эту землю, на вырванные с корнем стебли кацсиса , на разбросанную кухонную утварь и двух темногривых ортеанцев. У одного из них, засыпанного, видны были лишь голова и рука. Другая — пожилая женщина — неподвижно лежала лицом вниз. Я отвернулась.Склон холма ниже меня был освещен солнцем с восточной стороны. Я увидела нетронутые разрушениями дома телестре со светлыми стенами. По их плоским крышами бегали фигурки, спеша от одного укрытия к другому. За ними, прищурившись от восходящего солнца, я заметила блестящую гладь реки. Она несла свои воды, падая через обрушившийся мост. Металлические паруса джат-рай сияли так ярко, что на них невозможно было смотреть. В воздухе слабо разносился вой СУЗ, напоминавший на таком расстоянии гудение мух кекри . Внизу, возле мостов, были люди, и рациональная часть моего сознания отметила: «Все, кого я вижу, должно быть, мертвы; живые, вероятно, укрываются от обстрела». Я повернула голову в сторону: внутри, за глазами, стучалась боль.Теперь у меня не было деревянных шин и ничего рядом или там, куда я могла бы дотянуться рукой, чтобы использовать что-нибудь как шину или для опоры… Я затаила дыхание, наклонилась назад… и тяжело упала на спину: сделала это за несколько секунд до того, как у меня прояснилось зрение, а не потому, что в движении не было смысла, ибо куда я могла двигаться? Лучше сохранять силы.Я услышала голоса, совсем близко, и, не раздумывая ни мгновения, закричала… сухим каркающим голосом, вдохнула воздух как при агонии, однако крикнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81