– Мы все будем присматривать за ним.
Мария Арагонская, не проронив ни слова, хлестнула кнутом по крупу своей лошади и последовала за Еленой. Когда обе девушки скрылись за деревьями, Гастон озадаченно спросил у Симона:
– Признайся, малыш, чем ты так напакостил госпоже Марии, что она шугается от тебя, как черт от ладана?
– Да ничего я ей не сделал, – растерянно ответил Бигор, покраснев, как варенный рак. – Совсем ничего.
– Он лишь попытался поухаживать за ней, – объяснил Эрнан. – О подробностях я деликатно умолчу.
Д’Альбре ухмыльнулся:
– И что он в ней нашел, вот уж не пойму! Худощава сверх меры, ноги как тростинки, грудь еле заметна, да и лицом не очень-то вышла. Трудно поверить, что Изабелла Юлия – ее родная сестра.
– Замолчи, Гастон! – резко произнес Эрнан. – Не забывай, что с нами дама.
Адель де Монтальбан наградила Эрнана чарующей улыбкой. Подобно большинству женщин, присутствовавших на турнире, она была чуточку влюблена в него.
– Господин д’Альбре глубоко не прав, – сказала графиня. – Он судит лишь по внешности, а между тем кузина Мария очень душевная и чуткая женщина, хорошая подруга. Она высокомерна, но не заносчива, не чванится и не смотрит на всех сверху вниз, как ее гордячка-сестра. И если на то пошло, сам Красав... кузен Аквитанский одно время ухаживал за ней.
– Вот как! – Гастон склонил голову, будто в знак признания своей неправоты. – Тогда я беру назад все свои слова и покорнейше прошу вас, сударыня, простить меня. Кузен Филипп для меня непререкаемый авторитет, и дамы, что привлекают его внимание, достойны всяческого восхищения. Теперь я преклоняюсь перед госпожой Марией Юлией с ее худенькими ногами и девственной грудью. А ее маню-у-усенький носик и вовсе сводит меня с ума.
Гастон откровенно провоцировал графиню на ссору, в надежде, что она обидится и оставит их компанию. Но семнадцатилетняя Адель де Монтальбан оказалась девушкой непосредственной и не слишком застенчивой; ее ничуть не покоробило от грубости Гастона. К тому же она твердо решила держаться подле Симона.
– Однако вы шут, господин д’Альбре, – спокойно ответствовала Адель. – И между прочим, о ногах. У кузины Елены, к вашему сведению, довольно узкие бедра, да и грудь не ахти какая. Конечно, лицом она хороша, право, писаная красавица. Но характер у нее такой капризный, что не приведи Господь.
– Вот и получай, дружище, – злорадно сказал Эрнан. – Сам напросился... Ну, так что? Мы поедем куда-нибудь или по-прежнему будем топтаться на месте?
– А куда ты предлагаешь ехать? – спросил Симон с таким наигранным безразличием, что Адель де Монтальбан недоуменно уставилась на него, заподозрив неладное.
– В часе езды отсюда, – быстро заговорил Эрнан, стремясь поскорее замять неловкость, – если меня, конечно, верно информировали, находится усадьба здешнего лесника.
– Вас верно информировали, граф, – меланхолично отозвался Рикард Иверо. – Но не совсем точно. В часе быстрой езды – это другое дело. А если не спеша, да еще с дамой, то весь путь займет добрых два часа.
– Ах, бросьте, кузен! – обиделась Адель. – За кого вы меня принимаете, за какую-то неженку? Да я в своем дамском седле езжу не хуже, чем ваша сестра в мужском. Если хотите, можем посоревноваться.
– И тогда вы вспотеете, – предпринял очередную попытку отвадить ее Гастон. – А женщинам негоже потеть... Кроме как в постели с мужчиной, разумеется.
– Это мое личное дело, когда мне потеть, где, как и с кем, – огрызнулась юная графиня. – Во всяком случае, не с вами. – Она демонстративно повернулась к нему спиной и продолжила, обращаясь якобы к Эрнану, тогда как на самом деле ее слова были адресованы Симону: – Кузина Маргарита говорила, что вблизи усадьбы лесника протекает глубокий ручей, где можно искупаться... Это к вопросу об упревании, столь уместно затронутом господином д’Альбре. Потом, в доме лесника есть несколько спальных комнат, где можно отдохнуть, – она выстрелила своими бойкими глазами в Симона. – По словам кузины, там есть все условия, чтобы остаться даже на ночь.
«Вот бесстыжая-то!» – раздраженно подумал Гастон и открыл было рот для очередного язвительного замечания, но тут Эрнан опередил его.
– Друзья, – произнес он с видом кающегося грешника. – Я должен сделать одно признание.
– Какое? – поинтересовалась Адель.
– Еще утром я отослал своего слугу к леснику с дюжиной бутылок самого лучшего вина, которое я смог найти в погребах Кастель-Бланко. Я думал, что прогулка начнется значительно раньше, и предполагал сделать там привал на обед, но поскольку...
– Ах, как прелестно! – перебила его графиня, захлопав в ладоши. – Ведь мы можем сделать привал на ночь. Я очень хочу искупаться в том ручье – его так расхваливала Маргарита! А, кузен?
Рикард отрицательно покачал головой:
– Вы себе езжайте, а я остаюсь.
– Но почему? Вино там есть, еда, думаю, найдется. Есть где спать...
– И есть с кем спать, – вставил д’Альбре. – Правда, Симон?
Адель смерила его испепеляющим взглядом.
– Если вы хотите смутить меня, то зря стараетесь. Может быть, в Гаскони этого не знают, но здесь всем известно, что мой муж давно бессилен как мужчина. Он женился на мне лишь в надежде, что я рожу ему наследника, и его графство не достанется моему беспутному братцу. Что, собственно, я и намерена сделать в самое ближайшее время. Я не вижу, чем плох ваш зять как отец моего будущего ребенка... Вы уж простите меня за такую откровенность, милостивые государи.
– Весьма прискорбная откровенность, – пробормотал слегка обескураженный Гастон.
– И вот еще что, господин д’Альбре, – добавила Адель. – Мне начинает казаться, что вы просто сгораете от желания избавиться от меня. Возможно, я ошибаюсь, и это лишь игра моего воображения, но ваше вызывающее поведение заставляет меня предположить, что мое присутствие в вашей компании чем-то вас не устраивает.
– Вы ошибаетесь, сударыня, – поспешил вмешаться Эрнан, видя, что их перепалка принимает нежелательный оборот. – Поверьте, мы очень польщены тем, что внучка великой королевы Хуаны Арагонской отдала предпочтение именно нашей компании. А что касается моего друга, графа д’Альбре, то я приношу вам извинения за его бестактность. Всему виной его дурной характер и невоспитанность, к тому же... Прошу отнестись к нему снисходительно. Ведь вы сами были свидетелем того, как госпожа Елена лишила его своего общества.
– Ах, вот оно что! – рассмеялась графиня. – Я как-то выпустила это из внимания. Да, господин д’Альбре, вас действительно можно понять. Искренне вам сочувствую.
Гастону хватило благоразумия не огрызаться.
– Вот и ладушки, – подытожил Эрнан. – Мир нам да любовь. Как я понимаю, все, кроме господина Иверо, согласны отправиться на ночевку в усадьбу лесника... Минуточку! – С притворным изумлением он огляделся по сторонам. – А где же запропастился наш проводник? Друзья, вы не заметили, куда подевался этот негодяй?
– Кажется, он поехал вслед за кузинами Марией и Еленой, – промолвила Адель де Монтальбан. – Да, точно! Так оно и было.
– Ну и ну! – покачал головой Эрнан. Он, естественно, не собирался признаваться, что сам велел проводнику немедленно исчезнуть, сунув ему в руку пару серебряных монет. – Что же нам делать? Ведь без господина виконта мы в два счета заблудимся в этом лесу.
– Кузен, – обратилась графиня к Рикарду, который, понурившись, сидел на коне и с безучастным видом слушал их разговор. – Неужели вы бросите нас на произвол судьбы?
– Нет, почему же, – хмуро отозвался он. – Я проведу вас к замку.
– Ну-у! – разочарованно протянула Адель.
– А там покажу тропинку, что прямиком ведет к усадьбе.
– И мы попадем туда аккурат к заходу солнца, – констатировал Эрнан.
– А тогда уже похолодает, и я не смогу искупаться в ручье, – добавила Адель. – Пожалуйста, Рикард, не упрямьтесь. Что вы такой мрачный? Перестаньте, наконец, хмуриться.
– И в самом деле, – поддержал ее Гастон. – Ваша сестра, виконт, просила позаботиться о вас, проследить, чтобы вы развеялись. Что же мы скажем ей, когда вы вернетесь с прогулки вот такой – как в воду опущенный?
– Вам не помешал бы кубок доброго вина, – заметил Эрнан.
При упоминании о вине Рикард весь содрогнулся и в то же время невольно облизнул пересохшие губы.
– Я вчера изрядно напился...
– Тем более вам надо похмелиться, – настаивал Шатофьер. – Это должно помочь, ведь подобное лечат подобным. У вас такой угнетенный, подавленный вид... Да вам просто необходимо выпить!
Рикард заколебался.
– Собственно, я бы не отказался, но... Мне нужно в замок.
– Прямо сейчас?
– Нет, чуть позже. К ночи.
– Ага! – с заговорщическим видом закивал Эрнан. – Понятно! У вас свидание, верно?
– Ну... В некотором роде...
– Однако до наступления ночи еще много времени. Если мы поспешим, то будем в усадьбе где-то в начале шестого. Там сделаем привал, перекусим, выпьем, немного отдохнем, а часам к девяти вернемся в Кастель-Бланко... Не все, конечно, – он быстро взглянул на графиню де Монтальбан. – Кто захочет, может искупаться и переночевать в доме лесника. А я – так и быть! – поеду вместе с вами. А, виконт?
– Я и вправду не прочь напиться, – в нерешительности промямлил Рикард. – Сегодня у меня... у меня отвратительное настроение.
– Ну, кузен! – подзадорила его Адель. – Соглашайтесь.
– Ладно, – вздохнул Рикард. – Я согласен.
А в голове у него пронеслась шальная мысль: если он хорошенько напьется и не сможет взобраться на лошадь, чтобы вовремя вернуться в замок, то...
Рикард припустил коня настолько, насколько это позволяла ему лесистая местность. Четверо его спутников мчались следом, не отставая. Адель де Монтальбан справлялась с лошадью ничуть не хуже своих спутников. Ее слова, что в верховой езде она ни в чем не уступает мужчинам, оказались не пустой похвальбой.
Приблизительно в то же время, когда Филипп разбирался с подвязками Бланки, пятеро наших молодых людей выехали на вершину холма и увидели в двухстах шагах перед собой опрятный двухэтажный дом посреди большого двора, обнесенного высоким частоколом. С противоположной стороны усадьбы, возле самой ограды, голубой лентой извивался широкий ручей.
– Ого! – изумленно воскликнул Симон. – У лесника, видать, губа не дура – такой домище себе отгрохал! У него, наверное, целая орава ребятишек.
– Вовсе нет, – вяло возразил Рикард. – Лет двадцать назад, когда еще не был до конца построен Кастель-Бланко, этот особняк служил охотничьей резиденцией Рикарду Наваррскому, отцу графа Бискайского. А лесник здесь новый, у него нет ни жены, ни детей. Сам он родом из Франции...
– Вот как! – перебил его Эрнан. – Значит, раньше Кастель-Бланко принадлежал графу Бискайскому?
– Да. Восемь лет назад король отобрал у Александра этот замок вместе с охотничьими угодьями и подарил его Маргарите на ее десятилетие.
– Понятно...
– И лесник живет один в таком большом доме? – отозвалась графиня. – А как же лесные разбойники?
– Разбойничьих банд здесь нет, – ответил Рикард. – Но время от времени эту усадьбу грабят – правда, все местные крестьяне, и то по мелочам, чтобы не сильно злить Маргариту.
Эрнан слушал его разъяснения и поражался, с какой нежностью Рикард выговаривает имя женщины, которую сегодня ночью собирается убить.
«Кто бы мог подумать, – мысленно сокрушался он, – что можно убивать не только из ненависти, но и из любви! Воистину, пути Господни неисповедимы... Впрочем, пути Сатаны тоже...»
В припадке сентиментальности Эрнану вдруг пришло в голову, а не послать ли ему к черту все политические соображения, немедленно разыскать Маргариту и рассказать ей все – пусть она сама решает, как поступить с Рикардом. Однако он быстро преодолел свою минутную слабость. В конце концов, Филипп его друг и государь, интересы Филиппа – его интересы, и служить ему – его первейшая обязанность...
Тем временем они въехали во двор и приблизились к конюшне, возле распахнутых ворот которой их встречал слуга Эрнана, Жакомо.
– Те люди уже явились, монсеньор, – сообщил он с почтительным поклоном.
– Какие люди? – удивленно спросила Адель.
– Да, Жакомо, что за люди? – Эрнан украдкой подмигнул слуге, давая ему понять, что дама не посвящена в их планы. – И где, кстати, хозяин усадьбы?
– Мастер лесник отправился за хворостом, – сказал чистую правду Жакомо, а дальше принялся импровизировать, приправляя правду вымыслом: – Тут неподалеку был пойман преступник, и из Сангосы прибыли люди, чтобы на месте допросить его.
Адель охнула:
– Преступник? Бог мой!.. Симон, помогите мне. – Опершись на его плечо, она спрыгнула с лошади. – А где эти... эти люди ?
– В подвале, госпожа.
– Они п-пытают его? Но почему не слышно...
– Его еще не допрашивали, госпожа. Но если и будут пытать, криков вы не услышите. Под домом не подвал, а настоящее подземелье. Некогда Рикард Наваррский, наследник престола, устроил там пыточную камеру, где тайком мордовал схваченных врагов и своих слуг, заподозренных в измене. Жуткий был тип, отец нынешнего графа Бискайского. Там, в той камере, я такие инструменты видел!..
Графиня вздрогнула и прижалась к Симону.
– Очень интересно, – сказал Эрнан. – А как ты думаешь, Жакомо, эти люди не станут возражать, если мы спустимся к ним, чтобы взглянуть на преступника?
– Думаю, что нет, монсеньор.
– Только без меня! – Адель брезгливо поморщила нос. – Ненавижу преступников, они так противны!.. Лучше я пойду купаться, пока еще не похолодало. Вы со мной, Симон?
Тот вопрошающе взглянул на Шатофьера. Эрнан улыбнулся ему одними лишь уголками губ и утвердительно кивнул. Симон понял, что на его долю выпало далеко не самое худшее – отвлекать внимание графини.
– Да, Адель. Конечно, я провожу вас.
– А может, искупаемся вместе? – спросила она, уже направляясь вместе с ним к небольшой калитке, выходившей к ручью.
Гастон глядел им вслед, ухмыляясь.
– Наш Симон разгулялся вовсю. Но, надеюсь, хоть одно доброе дело он сделает... вернее, не дело, а будущего графа де Монтальбан. И у меня появится еще один племянник – сын мужа моей сестры.
– Однако ты циник еще тот, – покачал головой Эрнан. Он подождал, пока калитка за Симоном и Аделью затворилась, и обратился к Рикарду, готовый в случае отказа мигом сгрести его в охапку и зажать ему рот: – Так что, виконт, сходим поглядим на преступника?
Рикард понуро кивнул:
– А почему бы и не взглянуть? Ведь я тож... Вот только выпить бы мне...
– Жакомо сейчас все приготовит. А пока идемте, господа, посмотрим на преступника.
Через несколько минут после того, как молодые люди свернули за угол дома, где находился вход в подземелье, у ворот ограды появился мужчина лет шестидесяти с охапкой хвороста в руках. Жакомо быстрым шагом направился к нему.
– Преступника уже привезли, хозяин, – сказал он.
– Да, я видел, – произнес лесник с сильным акцентом. – И пусть господа простят, что я не поспешил приветствовать их. Не шибко мне хотелось встречаться со злодеем.
– Да ничего, ничего. Все в порядке, хозяин.
Лесник тяжело вздохнул:
– Ох, не нравятся мне эти дела, вельми не по нутру. Боюсь, перепадет мне от госпожи, что я без ее позволения...
– Не беспокойся, хозяин, госпожа еще поблагодарит тебя. Ведь бумага у тебя есть – так чего же переживать? Покажешь ее госпоже, когда она потребует. Пойми, ты делаешь ей большую услугу.
– Это я разумею...
– Вот и ладушки, – ухмыльнулся Жакомо, подражая Шатофьеру. – Да, еще одно. Вместе с нами приехал господин с женой, сейчас они купаются в ручье, а когда воротятся, будь так любезен, накорми их, попотчуй тем вином, что я привез, и приготовь им постель. Возможно, они захотят отдохнуть, а то и останутся переночевать.
– О, с этим нет проблем, – заверил его лесник. – За господином с женой я поухаживаю с великой охотностью. Мне приятно будет послужить гостям, которые не имеют никаких жутких дел.
– Им ты скажешь, что мы взяли вино и отправились прогуляться пешком в лесу. Что мы приехали с преступником, они не знают, и не говори им ничего.
– Хорошо, хорошо...
– А если кто-нибудь сюда наведается, ты ни о чем не знаешь.
– Ну, конечно, конечно...
– А также позаботься о наших лошадях, – добавил Жакомо и направился к углу дома, за которым скрылись господа.
А тем временем трое молодых людей вошли в дальнее помещение подвала, которое до жути напоминало самую настоящую пыточную камеру.
В помещении находилось четверо человек. Один из них был Гоше, слуга Филиппа; он сидел за ветхим столом, напротив одетого в черное человека лет тридцати пяти – сорока. На столе стояла початая бутылка вина, три зажженные свечи и чернильница. Перед человеком в черном лежало несколько листов чистой бумаги и полдюжины новых перьев.
В противоположном конце камеры пылал вставленный во вделанное в стену кольцо факел. Рядом, возле жаровни с тлеющими углями, хлопотали двое раздетых до пояса громил, раскладывая на полу зловещего вида инструменты, о назначении которых было нетрудно догадаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Мария Арагонская, не проронив ни слова, хлестнула кнутом по крупу своей лошади и последовала за Еленой. Когда обе девушки скрылись за деревьями, Гастон озадаченно спросил у Симона:
– Признайся, малыш, чем ты так напакостил госпоже Марии, что она шугается от тебя, как черт от ладана?
– Да ничего я ей не сделал, – растерянно ответил Бигор, покраснев, как варенный рак. – Совсем ничего.
– Он лишь попытался поухаживать за ней, – объяснил Эрнан. – О подробностях я деликатно умолчу.
Д’Альбре ухмыльнулся:
– И что он в ней нашел, вот уж не пойму! Худощава сверх меры, ноги как тростинки, грудь еле заметна, да и лицом не очень-то вышла. Трудно поверить, что Изабелла Юлия – ее родная сестра.
– Замолчи, Гастон! – резко произнес Эрнан. – Не забывай, что с нами дама.
Адель де Монтальбан наградила Эрнана чарующей улыбкой. Подобно большинству женщин, присутствовавших на турнире, она была чуточку влюблена в него.
– Господин д’Альбре глубоко не прав, – сказала графиня. – Он судит лишь по внешности, а между тем кузина Мария очень душевная и чуткая женщина, хорошая подруга. Она высокомерна, но не заносчива, не чванится и не смотрит на всех сверху вниз, как ее гордячка-сестра. И если на то пошло, сам Красав... кузен Аквитанский одно время ухаживал за ней.
– Вот как! – Гастон склонил голову, будто в знак признания своей неправоты. – Тогда я беру назад все свои слова и покорнейше прошу вас, сударыня, простить меня. Кузен Филипп для меня непререкаемый авторитет, и дамы, что привлекают его внимание, достойны всяческого восхищения. Теперь я преклоняюсь перед госпожой Марией Юлией с ее худенькими ногами и девственной грудью. А ее маню-у-усенький носик и вовсе сводит меня с ума.
Гастон откровенно провоцировал графиню на ссору, в надежде, что она обидится и оставит их компанию. Но семнадцатилетняя Адель де Монтальбан оказалась девушкой непосредственной и не слишком застенчивой; ее ничуть не покоробило от грубости Гастона. К тому же она твердо решила держаться подле Симона.
– Однако вы шут, господин д’Альбре, – спокойно ответствовала Адель. – И между прочим, о ногах. У кузины Елены, к вашему сведению, довольно узкие бедра, да и грудь не ахти какая. Конечно, лицом она хороша, право, писаная красавица. Но характер у нее такой капризный, что не приведи Господь.
– Вот и получай, дружище, – злорадно сказал Эрнан. – Сам напросился... Ну, так что? Мы поедем куда-нибудь или по-прежнему будем топтаться на месте?
– А куда ты предлагаешь ехать? – спросил Симон с таким наигранным безразличием, что Адель де Монтальбан недоуменно уставилась на него, заподозрив неладное.
– В часе езды отсюда, – быстро заговорил Эрнан, стремясь поскорее замять неловкость, – если меня, конечно, верно информировали, находится усадьба здешнего лесника.
– Вас верно информировали, граф, – меланхолично отозвался Рикард Иверо. – Но не совсем точно. В часе быстрой езды – это другое дело. А если не спеша, да еще с дамой, то весь путь займет добрых два часа.
– Ах, бросьте, кузен! – обиделась Адель. – За кого вы меня принимаете, за какую-то неженку? Да я в своем дамском седле езжу не хуже, чем ваша сестра в мужском. Если хотите, можем посоревноваться.
– И тогда вы вспотеете, – предпринял очередную попытку отвадить ее Гастон. – А женщинам негоже потеть... Кроме как в постели с мужчиной, разумеется.
– Это мое личное дело, когда мне потеть, где, как и с кем, – огрызнулась юная графиня. – Во всяком случае, не с вами. – Она демонстративно повернулась к нему спиной и продолжила, обращаясь якобы к Эрнану, тогда как на самом деле ее слова были адресованы Симону: – Кузина Маргарита говорила, что вблизи усадьбы лесника протекает глубокий ручей, где можно искупаться... Это к вопросу об упревании, столь уместно затронутом господином д’Альбре. Потом, в доме лесника есть несколько спальных комнат, где можно отдохнуть, – она выстрелила своими бойкими глазами в Симона. – По словам кузины, там есть все условия, чтобы остаться даже на ночь.
«Вот бесстыжая-то!» – раздраженно подумал Гастон и открыл было рот для очередного язвительного замечания, но тут Эрнан опередил его.
– Друзья, – произнес он с видом кающегося грешника. – Я должен сделать одно признание.
– Какое? – поинтересовалась Адель.
– Еще утром я отослал своего слугу к леснику с дюжиной бутылок самого лучшего вина, которое я смог найти в погребах Кастель-Бланко. Я думал, что прогулка начнется значительно раньше, и предполагал сделать там привал на обед, но поскольку...
– Ах, как прелестно! – перебила его графиня, захлопав в ладоши. – Ведь мы можем сделать привал на ночь. Я очень хочу искупаться в том ручье – его так расхваливала Маргарита! А, кузен?
Рикард отрицательно покачал головой:
– Вы себе езжайте, а я остаюсь.
– Но почему? Вино там есть, еда, думаю, найдется. Есть где спать...
– И есть с кем спать, – вставил д’Альбре. – Правда, Симон?
Адель смерила его испепеляющим взглядом.
– Если вы хотите смутить меня, то зря стараетесь. Может быть, в Гаскони этого не знают, но здесь всем известно, что мой муж давно бессилен как мужчина. Он женился на мне лишь в надежде, что я рожу ему наследника, и его графство не достанется моему беспутному братцу. Что, собственно, я и намерена сделать в самое ближайшее время. Я не вижу, чем плох ваш зять как отец моего будущего ребенка... Вы уж простите меня за такую откровенность, милостивые государи.
– Весьма прискорбная откровенность, – пробормотал слегка обескураженный Гастон.
– И вот еще что, господин д’Альбре, – добавила Адель. – Мне начинает казаться, что вы просто сгораете от желания избавиться от меня. Возможно, я ошибаюсь, и это лишь игра моего воображения, но ваше вызывающее поведение заставляет меня предположить, что мое присутствие в вашей компании чем-то вас не устраивает.
– Вы ошибаетесь, сударыня, – поспешил вмешаться Эрнан, видя, что их перепалка принимает нежелательный оборот. – Поверьте, мы очень польщены тем, что внучка великой королевы Хуаны Арагонской отдала предпочтение именно нашей компании. А что касается моего друга, графа д’Альбре, то я приношу вам извинения за его бестактность. Всему виной его дурной характер и невоспитанность, к тому же... Прошу отнестись к нему снисходительно. Ведь вы сами были свидетелем того, как госпожа Елена лишила его своего общества.
– Ах, вот оно что! – рассмеялась графиня. – Я как-то выпустила это из внимания. Да, господин д’Альбре, вас действительно можно понять. Искренне вам сочувствую.
Гастону хватило благоразумия не огрызаться.
– Вот и ладушки, – подытожил Эрнан. – Мир нам да любовь. Как я понимаю, все, кроме господина Иверо, согласны отправиться на ночевку в усадьбу лесника... Минуточку! – С притворным изумлением он огляделся по сторонам. – А где же запропастился наш проводник? Друзья, вы не заметили, куда подевался этот негодяй?
– Кажется, он поехал вслед за кузинами Марией и Еленой, – промолвила Адель де Монтальбан. – Да, точно! Так оно и было.
– Ну и ну! – покачал головой Эрнан. Он, естественно, не собирался признаваться, что сам велел проводнику немедленно исчезнуть, сунув ему в руку пару серебряных монет. – Что же нам делать? Ведь без господина виконта мы в два счета заблудимся в этом лесу.
– Кузен, – обратилась графиня к Рикарду, который, понурившись, сидел на коне и с безучастным видом слушал их разговор. – Неужели вы бросите нас на произвол судьбы?
– Нет, почему же, – хмуро отозвался он. – Я проведу вас к замку.
– Ну-у! – разочарованно протянула Адель.
– А там покажу тропинку, что прямиком ведет к усадьбе.
– И мы попадем туда аккурат к заходу солнца, – констатировал Эрнан.
– А тогда уже похолодает, и я не смогу искупаться в ручье, – добавила Адель. – Пожалуйста, Рикард, не упрямьтесь. Что вы такой мрачный? Перестаньте, наконец, хмуриться.
– И в самом деле, – поддержал ее Гастон. – Ваша сестра, виконт, просила позаботиться о вас, проследить, чтобы вы развеялись. Что же мы скажем ей, когда вы вернетесь с прогулки вот такой – как в воду опущенный?
– Вам не помешал бы кубок доброго вина, – заметил Эрнан.
При упоминании о вине Рикард весь содрогнулся и в то же время невольно облизнул пересохшие губы.
– Я вчера изрядно напился...
– Тем более вам надо похмелиться, – настаивал Шатофьер. – Это должно помочь, ведь подобное лечат подобным. У вас такой угнетенный, подавленный вид... Да вам просто необходимо выпить!
Рикард заколебался.
– Собственно, я бы не отказался, но... Мне нужно в замок.
– Прямо сейчас?
– Нет, чуть позже. К ночи.
– Ага! – с заговорщическим видом закивал Эрнан. – Понятно! У вас свидание, верно?
– Ну... В некотором роде...
– Однако до наступления ночи еще много времени. Если мы поспешим, то будем в усадьбе где-то в начале шестого. Там сделаем привал, перекусим, выпьем, немного отдохнем, а часам к девяти вернемся в Кастель-Бланко... Не все, конечно, – он быстро взглянул на графиню де Монтальбан. – Кто захочет, может искупаться и переночевать в доме лесника. А я – так и быть! – поеду вместе с вами. А, виконт?
– Я и вправду не прочь напиться, – в нерешительности промямлил Рикард. – Сегодня у меня... у меня отвратительное настроение.
– Ну, кузен! – подзадорила его Адель. – Соглашайтесь.
– Ладно, – вздохнул Рикард. – Я согласен.
А в голове у него пронеслась шальная мысль: если он хорошенько напьется и не сможет взобраться на лошадь, чтобы вовремя вернуться в замок, то...
Рикард припустил коня настолько, насколько это позволяла ему лесистая местность. Четверо его спутников мчались следом, не отставая. Адель де Монтальбан справлялась с лошадью ничуть не хуже своих спутников. Ее слова, что в верховой езде она ни в чем не уступает мужчинам, оказались не пустой похвальбой.
Приблизительно в то же время, когда Филипп разбирался с подвязками Бланки, пятеро наших молодых людей выехали на вершину холма и увидели в двухстах шагах перед собой опрятный двухэтажный дом посреди большого двора, обнесенного высоким частоколом. С противоположной стороны усадьбы, возле самой ограды, голубой лентой извивался широкий ручей.
– Ого! – изумленно воскликнул Симон. – У лесника, видать, губа не дура – такой домище себе отгрохал! У него, наверное, целая орава ребятишек.
– Вовсе нет, – вяло возразил Рикард. – Лет двадцать назад, когда еще не был до конца построен Кастель-Бланко, этот особняк служил охотничьей резиденцией Рикарду Наваррскому, отцу графа Бискайского. А лесник здесь новый, у него нет ни жены, ни детей. Сам он родом из Франции...
– Вот как! – перебил его Эрнан. – Значит, раньше Кастель-Бланко принадлежал графу Бискайскому?
– Да. Восемь лет назад король отобрал у Александра этот замок вместе с охотничьими угодьями и подарил его Маргарите на ее десятилетие.
– Понятно...
– И лесник живет один в таком большом доме? – отозвалась графиня. – А как же лесные разбойники?
– Разбойничьих банд здесь нет, – ответил Рикард. – Но время от времени эту усадьбу грабят – правда, все местные крестьяне, и то по мелочам, чтобы не сильно злить Маргариту.
Эрнан слушал его разъяснения и поражался, с какой нежностью Рикард выговаривает имя женщины, которую сегодня ночью собирается убить.
«Кто бы мог подумать, – мысленно сокрушался он, – что можно убивать не только из ненависти, но и из любви! Воистину, пути Господни неисповедимы... Впрочем, пути Сатаны тоже...»
В припадке сентиментальности Эрнану вдруг пришло в голову, а не послать ли ему к черту все политические соображения, немедленно разыскать Маргариту и рассказать ей все – пусть она сама решает, как поступить с Рикардом. Однако он быстро преодолел свою минутную слабость. В конце концов, Филипп его друг и государь, интересы Филиппа – его интересы, и служить ему – его первейшая обязанность...
Тем временем они въехали во двор и приблизились к конюшне, возле распахнутых ворот которой их встречал слуга Эрнана, Жакомо.
– Те люди уже явились, монсеньор, – сообщил он с почтительным поклоном.
– Какие люди? – удивленно спросила Адель.
– Да, Жакомо, что за люди? – Эрнан украдкой подмигнул слуге, давая ему понять, что дама не посвящена в их планы. – И где, кстати, хозяин усадьбы?
– Мастер лесник отправился за хворостом, – сказал чистую правду Жакомо, а дальше принялся импровизировать, приправляя правду вымыслом: – Тут неподалеку был пойман преступник, и из Сангосы прибыли люди, чтобы на месте допросить его.
Адель охнула:
– Преступник? Бог мой!.. Симон, помогите мне. – Опершись на его плечо, она спрыгнула с лошади. – А где эти... эти люди ?
– В подвале, госпожа.
– Они п-пытают его? Но почему не слышно...
– Его еще не допрашивали, госпожа. Но если и будут пытать, криков вы не услышите. Под домом не подвал, а настоящее подземелье. Некогда Рикард Наваррский, наследник престола, устроил там пыточную камеру, где тайком мордовал схваченных врагов и своих слуг, заподозренных в измене. Жуткий был тип, отец нынешнего графа Бискайского. Там, в той камере, я такие инструменты видел!..
Графиня вздрогнула и прижалась к Симону.
– Очень интересно, – сказал Эрнан. – А как ты думаешь, Жакомо, эти люди не станут возражать, если мы спустимся к ним, чтобы взглянуть на преступника?
– Думаю, что нет, монсеньор.
– Только без меня! – Адель брезгливо поморщила нос. – Ненавижу преступников, они так противны!.. Лучше я пойду купаться, пока еще не похолодало. Вы со мной, Симон?
Тот вопрошающе взглянул на Шатофьера. Эрнан улыбнулся ему одними лишь уголками губ и утвердительно кивнул. Симон понял, что на его долю выпало далеко не самое худшее – отвлекать внимание графини.
– Да, Адель. Конечно, я провожу вас.
– А может, искупаемся вместе? – спросила она, уже направляясь вместе с ним к небольшой калитке, выходившей к ручью.
Гастон глядел им вслед, ухмыляясь.
– Наш Симон разгулялся вовсю. Но, надеюсь, хоть одно доброе дело он сделает... вернее, не дело, а будущего графа де Монтальбан. И у меня появится еще один племянник – сын мужа моей сестры.
– Однако ты циник еще тот, – покачал головой Эрнан. Он подождал, пока калитка за Симоном и Аделью затворилась, и обратился к Рикарду, готовый в случае отказа мигом сгрести его в охапку и зажать ему рот: – Так что, виконт, сходим поглядим на преступника?
Рикард понуро кивнул:
– А почему бы и не взглянуть? Ведь я тож... Вот только выпить бы мне...
– Жакомо сейчас все приготовит. А пока идемте, господа, посмотрим на преступника.
Через несколько минут после того, как молодые люди свернули за угол дома, где находился вход в подземелье, у ворот ограды появился мужчина лет шестидесяти с охапкой хвороста в руках. Жакомо быстрым шагом направился к нему.
– Преступника уже привезли, хозяин, – сказал он.
– Да, я видел, – произнес лесник с сильным акцентом. – И пусть господа простят, что я не поспешил приветствовать их. Не шибко мне хотелось встречаться со злодеем.
– Да ничего, ничего. Все в порядке, хозяин.
Лесник тяжело вздохнул:
– Ох, не нравятся мне эти дела, вельми не по нутру. Боюсь, перепадет мне от госпожи, что я без ее позволения...
– Не беспокойся, хозяин, госпожа еще поблагодарит тебя. Ведь бумага у тебя есть – так чего же переживать? Покажешь ее госпоже, когда она потребует. Пойми, ты делаешь ей большую услугу.
– Это я разумею...
– Вот и ладушки, – ухмыльнулся Жакомо, подражая Шатофьеру. – Да, еще одно. Вместе с нами приехал господин с женой, сейчас они купаются в ручье, а когда воротятся, будь так любезен, накорми их, попотчуй тем вином, что я привез, и приготовь им постель. Возможно, они захотят отдохнуть, а то и останутся переночевать.
– О, с этим нет проблем, – заверил его лесник. – За господином с женой я поухаживаю с великой охотностью. Мне приятно будет послужить гостям, которые не имеют никаких жутких дел.
– Им ты скажешь, что мы взяли вино и отправились прогуляться пешком в лесу. Что мы приехали с преступником, они не знают, и не говори им ничего.
– Хорошо, хорошо...
– А если кто-нибудь сюда наведается, ты ни о чем не знаешь.
– Ну, конечно, конечно...
– А также позаботься о наших лошадях, – добавил Жакомо и направился к углу дома, за которым скрылись господа.
А тем временем трое молодых людей вошли в дальнее помещение подвала, которое до жути напоминало самую настоящую пыточную камеру.
В помещении находилось четверо человек. Один из них был Гоше, слуга Филиппа; он сидел за ветхим столом, напротив одетого в черное человека лет тридцати пяти – сорока. На столе стояла початая бутылка вина, три зажженные свечи и чернильница. Перед человеком в черном лежало несколько листов чистой бумаги и полдюжины новых перьев.
В противоположном конце камеры пылал вставленный во вделанное в стену кольцо факел. Рядом, возле жаровни с тлеющими углями, хлопотали двое раздетых до пояса громил, раскладывая на полу зловещего вида инструменты, о назначении которых было нетрудно догадаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68