Только недолго.
– Как там она?
– Паршиво. Слишком уж спокойная, а это не к добру. Боюсь, я сглупила, согласившись помочь тебе. Надо было...
– Все в порядке, сестренка. Не беспокойся.
– Тебе легко сказать – не беспокойся... Ну, ладно, ступай. – Она поцеловала его в губы. – И будь умницей... безумец ты мой!..
Маргарита ждала Рикарда в библиотеке. Она сидела в широком кресле в дальнем от двери углу, неподвижная, как статуя, и даже не шелохнулась, когда он вошел, лишь устремила на него тяжелый взгляд своих прекрасных голубых глаз. Свет от трех горевших в настенном канделябре свечей придавал ее бледному лицу зловещий багровый оттенок.
– Прошу садиться, кузен. Надеюсь, ваша сестра передала вам, что я не расположена к длительной беседе?
– Да, кузина, – ответил Рикард, устраиваясь в соседнем кресле. Сердце его упало: обращение на вы в личном разговоре и подчеркнутая официальность тона не сулили ничего хорошего.
– Итак, – продолжала Маргарита, глядя мимо Рикарда, – если я правильно поняла вашу сестру, вы намерены сообщить мне нечто весьма важное.
– Чрезвычайно важное. Но, прежде всего...
– Ага! Значит, ты выдвигаешь предварительные условия?
– Не условия. Всего лишь несколько вопросов.
– Хорошо, – снизошла она, – я отвечу на твои вопросы. Спрашивай.
Рикард сделал глубокий вдох, набираясь смелости.
– Маргарита, ты уже знаешь о помолвке Красавчика с Анной?
Принцесса поджала губы. Профиль ее заострился, глаза потемнели. Она резко повернулась к нему лицом.
– Да, знаю. А тебе какое дело?
– Для меня это очень важно. И ты знаешь почему – потому что я люблю тебя.
– Ну и что? Мне-то какое дело?
Рикард криво усмехнулся:
– О, насчет этого я не питаю никаких иллюзий, сударыня. Вы никого не любите; вы просто неспособны полюбить. Любовь для вас пустой звук... Впрочем, нет, ошибаюсь. В вашем лексиконе это эвфемизм, обозначающий состояние возбуждения перед и во время физической близости. Ведь сколько раз вы говорили мне в постели, что любите меня...
Маргарита вскочила на ноги. К лицу ее прихлынула кровь, а пальцы судорожно сжимались и разжимались.
– Замолчи, негодяй! Ты ничего не понимаешь. Я... я люблю...
– Ах да, совсем забыл! – саркастически произнес Рикард. – Вы же любите Красавчика!.. Гм... Однако здорово он отблагодарил вас за столь преданную любовь.
Принцесса упала обратно в кресло и закрыла лицо руками.
– Ты такой же бессердечный ублюдок, как и все остальные. Вы, мужчины, все на один пошиб. И ты... ты тоже... У тебя нет ни капли сочувствия. А я считала тебя самым чутким, самым отзывчивым из мужчин... Но ты... ты оказался... – Тут она не выдержала и горько зарыдала.
Растроганный до глубины души Рикард мигом бросился ей в ноги.
– Прости меня, милая, прости. Я сказал так сгоряча, не подумав... Ну, пожалуйста, не плачь. Бей меня, мучь – только не надо плакать, родная.
Наконец Маргарита успокоилась и, то и дело всхлипывая, заговорила:
– Ты не представляешь, Рикард, какой он подлец, какая бессовестная скотина, этот... этот подонок! Сегодня я ходила к нему... когда еще не знала о его помолвке. Я пришла сказать ему, что передумала выходить за него замуж, а он... Вместо того, чтобы честно признаться, что у него появились другие планы и наши желания полностью совпадают, он заставил меня... он это умеет, проклятый!.. заставил меня унижаться перед ним, просить, умолять... О, как я его ненавижу!..
Она крепко прижалась к Рикарду, зарылась лицом в его волосах и спросила:
– Ты по-прежнему любишь меня?
– Еще больше, чем прежде, – пылко ответил он. – За это время я понял, как дорога ты мне, что ты для меня значишь. Ты стала смыслом всей моей жизни. Помимо тебя, Маргарита, я не вижу, ради чего еще мне стоит жить. Теперь я знаю, что только любовь к тебе и тайная надежда когда-нибудь добиться взаимности обуздывали во мне самые дурные наклонности, не позволяли им взять верх над тем добрым, что есть в каждом человеке... Но стоило мне потерять тебя – и я оказался способным на такую гадость, на такую мерзость...
– Ты о попытке самоубийства?
– Нет, не только. Но об этом позже, а сейчас...
– Да, ты прав, – согласилась Маргарита, поднимая его лицо к себе. – О делах мы поговорим утром, а сейчас... – Она наклонила голову и нежно поцеловала его в губы. – Знаешь, у меня такое чувство, будто вернулось лето. Наше с тобой лето... Я тоже многое поняла за это время. Я не люблю и никогда не любила Красавчика. Я люблю тебя.
Рикард схватил ее за плечи.
– Это правда? – с дрожью в голосе переспросил он. – Это не почудилось мне? Я не ослышался? Ты... ты любишь меня?
– Да, люблю. Может, я не так понимаю это слово. Может, мое чувство к тебе на самом деле не любовь... Но если я и люблю кого-то, если я вообще способна кого-нибудь любить, так это только тебя. До нашей размолвки я даже представить не могла, как ты стал мне дорог, как мне будет тебя не хватать. Возможно, это всего лишь привычка – ну что ж, пусть будет так, мне нравится такая привычка. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, хочу снова и снова слышать твои заверения в любви, хочу заниматься с тобой любовью, хочу засыпать и просыпаться в твоих объятиях. В постели ты прекрасный любовник, но что гораздо важнее, ты замечательный друг, лучший из друзей, и я очень нуждаюсь в тебе, нуждаюсь в твоей ласке, в твоей заботе, в твоем понимании и участии. И если это не любовь, тем хуже для любви.
Рикард слушал ее со смешанным чувством удивления, недоверия и какого-то радостного потрясения. Он уже привык к резким перепадам в настроении Маргариты, но в таком взвинченном состоянии видел ее впервые. В ее искренности сомневаться не приходилось, она была слишком возбуждена, чтобы сознательно кривить душой, однако вопрос состоял в том, было ли это правдой или просто попыткой самообмана, стремлением оскорбленной женщины выдать желаемое за действительное.
– Ты серьезно, дорогая? Ты не разыгрываешь меня?
– Клянусь, милый, я люблю тебя. Прости за ту нашу ссору, прости за все, что я наговорила тебе в тот день... и на следующий тоже... Господи, как я была слепа! Ты на целую голову выше Красавчика – не только ростом, но и во всех других отношениях. Он подлый обманщик, беспринципный властолюбец, а ты... Ты хороший, ты честный, ты порядочный, ты так любишь меня, так мне предан. Ты самый лучший, самый прекрасный человек из всех, кого я знаю. Я так соскучилась по тебе, любимый, я так тебя хочу. Ведь ты останешься со мной, правда? Ведь ты не уйдешь? Мы снова будем вместе, снова будем любить друг друга, и все у нас будет по-прежнему...
Чем больше лестных слов сыпалось в его адрес, тем больше Рикард хмурился. Все это было неспроста. Вне всякого сомнения, Маргарита говорила, что думала; но при всем том она явно что-то недоговаривала, что-то скрывала, пытаясь оттянуть неизбежное, и тем временем подслащивала горькую пилюлю, которую ему рано или поздно все же придется проглотить.
– Нет, дорогая, – оборвал он ее, – по-прежнему ничего у нас не выйдет.
– Почему? – удивилась принцесса. – Разве мы не любим друг друга? Разве мы не будем счастливы вместе? Ну, скажи: что теперь мешает нам?
– Неопределенность в наших отношениях, вот что. Я чертовски устал, Маргарита. У меня больше нет сил жить в постоянном страхе перед грядущим днем, дрожать при одной лишь мысли о том, что я могу потерять тебя. Если это вернется, я не выдержу, я сойду с ума.
– О нет, милый! Я никогда не разлюблю тебя, верь мне.
– И ты согласна освятить нашу любовь перед Богом? Ты станешь моей женой?
Маргарита вздохнула и высвободилась из его объятий.
– Это невозможно, Рикард. Все, что угодно, только не это. Брак всегда был камнем преткновения в наших отношениях, он был причиной всех наших ссор. Пожалуйста, не надо об этом, я не хочу ссориться с тобой. Я очень люблю тебя, ты мне очень нужен.
– И это все, чего стоит твоя любовь? – с горькой улыбкой, больше похожей на гримасу боли, произнес Рикард. – Не сказал бы, что много. Несмотря на все заверения, твоей любви ко мне явно чего-то недостает. А именно, готовности разделить со мной не только постель, но и всю свою жизнь.
– Не говори так, дорогой! – воскликнула Маргарита и тут же в смущении опустила глаза. – Да, это правда, у меня будет муж... Но любить я буду тебя!
– Весьма тронут, сударыня. Ваши слова делают мне честь... А в мужья, стало быть, я вам не гожусь? Недостоин, наверное?
– Ах, Рикард, не в том дело, – почти что простонала она.
– А в чем же тогда? Объясни мне, непонятливому. Нынче ты не на шутку разоткровенничалась, так будь же откровенной до конца. Ну!
Маргарита сплела пальцы рук, положила их себе на колени и сосредоточенно посмотрела на него.
– Беда в том, Рикард, что я очень плохая девочка. Я вконец испорченная. Капризная, самовлюбленная, эгоистичная, развращенная властью, богатством и всеобщим поклонением – и это лишь малая толика моих отрицательных черт; в действительности я еще хуже... Молчи! Я знаю, что ты любишь меня со всеми достоинствами и недостатками, со всем хорошим и плохим, что у меня есть; но речь сейчас о другом. Когда-нибудь я унаследую престол, и я хочу быть настоящей правительницей Наварры, а не женой правителя; королевой, а не женой короля. Как бы я ни любила тебя, как бы ни нуждалась в твоей любви, я не хочу делиться с тобой властью.
– Но ведь я не честолюбив, Маргарита. Я люблю тебя, а не твое наследство, и корона мне ни к чему. Поверь...
– Я верю тебе. Я не сомневаюсь в твоей искренности. Уж я-то знаю, каков ты на самом деле. При других обстоятельствах из тебя вышел бы идеальный супруг для такой честолюбивой женщины, как я. Но, себе на беду, ты происходишь из знатного наваррского рода. Твой отец пользуется большим уважением в Наварре, особенно в ее кастильской части. После моего отца он самый влиятельный человек в стране, и волей-неволей ты унаследуешь от него и это уважение, и это влияние. К сожалению, рассчитывать на то, что со временем ты растеряешь полученный в наследство авторитет, не приходится. Ты слишком честный, порядочный, добродушный и даже простодушный. С такими качествами из тебя вряд ли выйдет хороший правитель, но подданные будут любить тебя, для них ты будешь олицетворением доброго и справедливого короля в противоположность мне – злой и коварной королеве. Сейчас ты далек от государственных дел, политика не твоя стихия, однако, женившись на мне, ты против воли будешь втянут в эту трясину. И когда в один прекрасный день мои подданные скажут: «Королева нам не указ! У нас есть король, потомок Александра Завоевателя по мужской линии, пусть он нами правит», – тогда у тебя не будет даже того слабого оправдания, что ты никогда не занимался делами государства.
Рикард поднялся с колен, глядя на Маргариту с каким-то суеверным ужасом.
– И только поэтому ты отказываешь мне?
– Да, только поэтому. Не будь ты сыном Клавдия Иверийского, внуком Елены де Эбро, я бы с радостью вышла за тебя замуж и была бы счастлива с тобой. Ты прекрасный человек, Рикард, я тебя очень люблю, но, увы, судьба распорядилась иначе. Прости меня, дорогой.
– Боже! – в отчаянии прошептал он. – Кого я полюбил? Я полюбил чудовище!
– Рикард...
– Да, Маргарита, ты чудовище. Жажда власти, неограниченной, неоспоримой власти, так испортила тебя, что в тебе мало что осталось человеческого. Ты ничем не лучше кузена Бискайского! Тот свихнулся на мысли об утраченной короне, а ты заразилась от отца чувством неполноценности, которое преследует его с тех пор, как он взошел на престол, поправ законные права сына своего старшего брата. В тебе также сильно это чувство, порождающее угрызения совести, и ты стремишься самоутвердиться, убедить себя в законности своих прав, подчиняя этой цели все остальное – от личной жизни до государственных интересов. Ты отказываешься от счастья, от любви; мало того, ты упускаешь возможность укрепить королевскую власть, объединив Внутреннюю Наварру, Риоху и Алаву в единый домен. И ради чего все это? Ты пренебрегаешь мной, собой, целостностью страны единственно ради того, чтобы никто не мог подвергнуть сомнению неделимость твоей власти. Ты, повторяю, чудовище. Ты политическая и моральная извращенка.
– Какой ты жестокий, Рикард! – тоном обиженного ребенка произнесла Маргарита. – Жестокий! Жестокий!
– Это ты жестокая, и, прежде всего, по отношению к себе. Ты калечишь свою жизнь и калечишь мою. Но я не позволю тебе и дальше измываться надо мной – лучше смерть, чем такая жизнь.
С этими словами Рикард направился к выходу.
– Нет!!! – закричала ему вслед Маргарита, вскочив с кресла. – Нет! Не надо! Не делай этого!
У двери он остановился.
– Я не собираюсь покончить с собой – если ты это имела в виду. К сожалению, у меня не хватит мужества на вторую попытку самоубийства. Увы!..
– Не покидай меня! – взмолилась Маргарита. – Вернись, ты мне очень нужен. Я люблю тебя.
– Нет, дорогая, тебе не удастся завлечь меня этими словами. Слишком часто ты повторяешь их в последние минуты, чтобы они производили на меня магическое действие. Я уже устал от них и более не хочу слышать никаких признаний – ни в любви, ни в ненависти. Если ты в самом деле любишь меня, если так сильно нуждаешься во мне, скажи только «да», и я буду твоим – но целиком и на всю жизнь. Ни на что меньшее я не согласен, меня не устраивает должность обер-любовника при твоем дворе. И вообще, тебе стоило бы подумать, прежде чем предлагать эту унизительную роль мне – внуку римского императора... Хорошенько поразмысли, Маргарита, и реши наконец, что в тебе сильнее – любовь ко мне, если таковая имеется, или страх потерять власть. Даю тебе неделю сроку, как раз до намеченной тобою поездки в Кастель-Бланко – и ни днем позже. К тому времени ты должна сделать выбор, только смотри не опоздай.
– Но, Рикард...
– Это все. На сегодня все. Следующий наш разговор состоится лишь тогда, когда ты примешь мое предложение... или вовсе не состоится. До свидания, Маргарита. Или прощай – это зависит только от тебя.
Оставшись одна, Маргарита бессильно опустилась на пол возле кресла, уткнулась лицом в его мягкое сидение и вновь зарыдала. Той ночью она впервые в жизни прокляла корону, которая достанется ей от отца. Так это случилось впервые – но далеко не в последний раз...
ГЛАВА XXXIX. ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ О БРАТЬЯХ И СЕСТРАХ
– Что ты тут делаешь, Жоанна? Уже третий час ночи.
Граф Бискайский стоял посреди гостиной своих апартаментов и вопросительно глядел на сестру, которая сидела перед ним в кресле, сложив на коленях руки. Как ни старалась она казаться спокойной, но мелкая дрожь ее пальцев, озабоченное выражение лица и лихорадочный блеск в глазах выдавали ее крайнее возбуждение.
– Я ждала тебя, Сандро. Где ты был столько времени?
– Ждала? – Граф проигнорировал ее вопрос; не говорить же ей, в самом деле, что сложись обстоятельства иначе, она бы вряд ли когда-нибудь увидела его, да и наверняка не захотела бы его видеть. – Зачем ты ждала меня?
– Нам надо поговорить.
– Среди ночи? Ты что, не могла дождаться утра?
– Я не могла уснуть, Сандро. Я узнала, что помолвка Маргариты с Филиппом Аквитанским не состоялась, и подумала...
Граф пододвинул стул к ее креслу и сел.
– Ну, и что ты подумала?
– Понимаешь, – сказала Жоанна, нервно перебирая пальцами оборки своего вечернего платья. – Теперь у тебя снова появились шансы на престол, а я... Словом, есть один человек...
Александр широко ухмыльнулся, оскалив зубы.
– Молодой человек, – уточнил он. – Молодой, интересный, привлекательный, сильный, мужественный, большой и добрый. Любовь с первого взгляда, как я понимаю. При наваррском дворе есть такой милый обычай – влюбляться мгновенно и без памяти. И ненадолго.
– Нет, Сандро, это всерьез... Так ты знаешь, кто он?
– О, дьявол! Конечно, знаю.
– И... что ты о нем думаешь?
– Ха! Что я могу думать о нищем варваре? Только то, что он нищий варвар.
– Этого я и боялась, – горько вздохнула Жоанна.
– Чего?.. Ну-ка, ну-ка! – Александр подался вперед и испытующе посмотрел ей в глаза. – Неужели он настолько повредился в уме после падения, что намерен просить твоей руки?
Жоанна молча кивнула.
– Вот оно что! – с расстановкой произнес граф. – Понятно.
Лицо его нахмурилось, лоб и щеки покрылись густой сеткой невесть откуда взявшихся морщин. Какое-то время они оба молчали. Жоанна кусала нижнюю губу и умоляюще глядела на брата, который напряженно о чем-то размышлял. Наконец он спросил:
– Ты уже обращалась по этому поводу к дяде?
– Нет, Сандро, он ничего не знает. Еще никто не знает. Я решила сначала посоветоваться с тобой.
– Вот как! А почему не с Маргаритой?
– Я... Боюсь, она не одобрит мой выбор.
– И правильно боишься... А впрочем, кто знает? Маргарита женщина парадоксальных решений. Не исключено, что она уговорит дядю дать согласие на этот мезальянс – просто так, шутки ради, ведь она у нас известная проказница.
– А ты, Сандро? Ты-то что думаешь?
– Я думаю, что не надо спешить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Как там она?
– Паршиво. Слишком уж спокойная, а это не к добру. Боюсь, я сглупила, согласившись помочь тебе. Надо было...
– Все в порядке, сестренка. Не беспокойся.
– Тебе легко сказать – не беспокойся... Ну, ладно, ступай. – Она поцеловала его в губы. – И будь умницей... безумец ты мой!..
Маргарита ждала Рикарда в библиотеке. Она сидела в широком кресле в дальнем от двери углу, неподвижная, как статуя, и даже не шелохнулась, когда он вошел, лишь устремила на него тяжелый взгляд своих прекрасных голубых глаз. Свет от трех горевших в настенном канделябре свечей придавал ее бледному лицу зловещий багровый оттенок.
– Прошу садиться, кузен. Надеюсь, ваша сестра передала вам, что я не расположена к длительной беседе?
– Да, кузина, – ответил Рикард, устраиваясь в соседнем кресле. Сердце его упало: обращение на вы в личном разговоре и подчеркнутая официальность тона не сулили ничего хорошего.
– Итак, – продолжала Маргарита, глядя мимо Рикарда, – если я правильно поняла вашу сестру, вы намерены сообщить мне нечто весьма важное.
– Чрезвычайно важное. Но, прежде всего...
– Ага! Значит, ты выдвигаешь предварительные условия?
– Не условия. Всего лишь несколько вопросов.
– Хорошо, – снизошла она, – я отвечу на твои вопросы. Спрашивай.
Рикард сделал глубокий вдох, набираясь смелости.
– Маргарита, ты уже знаешь о помолвке Красавчика с Анной?
Принцесса поджала губы. Профиль ее заострился, глаза потемнели. Она резко повернулась к нему лицом.
– Да, знаю. А тебе какое дело?
– Для меня это очень важно. И ты знаешь почему – потому что я люблю тебя.
– Ну и что? Мне-то какое дело?
Рикард криво усмехнулся:
– О, насчет этого я не питаю никаких иллюзий, сударыня. Вы никого не любите; вы просто неспособны полюбить. Любовь для вас пустой звук... Впрочем, нет, ошибаюсь. В вашем лексиконе это эвфемизм, обозначающий состояние возбуждения перед и во время физической близости. Ведь сколько раз вы говорили мне в постели, что любите меня...
Маргарита вскочила на ноги. К лицу ее прихлынула кровь, а пальцы судорожно сжимались и разжимались.
– Замолчи, негодяй! Ты ничего не понимаешь. Я... я люблю...
– Ах да, совсем забыл! – саркастически произнес Рикард. – Вы же любите Красавчика!.. Гм... Однако здорово он отблагодарил вас за столь преданную любовь.
Принцесса упала обратно в кресло и закрыла лицо руками.
– Ты такой же бессердечный ублюдок, как и все остальные. Вы, мужчины, все на один пошиб. И ты... ты тоже... У тебя нет ни капли сочувствия. А я считала тебя самым чутким, самым отзывчивым из мужчин... Но ты... ты оказался... – Тут она не выдержала и горько зарыдала.
Растроганный до глубины души Рикард мигом бросился ей в ноги.
– Прости меня, милая, прости. Я сказал так сгоряча, не подумав... Ну, пожалуйста, не плачь. Бей меня, мучь – только не надо плакать, родная.
Наконец Маргарита успокоилась и, то и дело всхлипывая, заговорила:
– Ты не представляешь, Рикард, какой он подлец, какая бессовестная скотина, этот... этот подонок! Сегодня я ходила к нему... когда еще не знала о его помолвке. Я пришла сказать ему, что передумала выходить за него замуж, а он... Вместо того, чтобы честно признаться, что у него появились другие планы и наши желания полностью совпадают, он заставил меня... он это умеет, проклятый!.. заставил меня унижаться перед ним, просить, умолять... О, как я его ненавижу!..
Она крепко прижалась к Рикарду, зарылась лицом в его волосах и спросила:
– Ты по-прежнему любишь меня?
– Еще больше, чем прежде, – пылко ответил он. – За это время я понял, как дорога ты мне, что ты для меня значишь. Ты стала смыслом всей моей жизни. Помимо тебя, Маргарита, я не вижу, ради чего еще мне стоит жить. Теперь я знаю, что только любовь к тебе и тайная надежда когда-нибудь добиться взаимности обуздывали во мне самые дурные наклонности, не позволяли им взять верх над тем добрым, что есть в каждом человеке... Но стоило мне потерять тебя – и я оказался способным на такую гадость, на такую мерзость...
– Ты о попытке самоубийства?
– Нет, не только. Но об этом позже, а сейчас...
– Да, ты прав, – согласилась Маргарита, поднимая его лицо к себе. – О делах мы поговорим утром, а сейчас... – Она наклонила голову и нежно поцеловала его в губы. – Знаешь, у меня такое чувство, будто вернулось лето. Наше с тобой лето... Я тоже многое поняла за это время. Я не люблю и никогда не любила Красавчика. Я люблю тебя.
Рикард схватил ее за плечи.
– Это правда? – с дрожью в голосе переспросил он. – Это не почудилось мне? Я не ослышался? Ты... ты любишь меня?
– Да, люблю. Может, я не так понимаю это слово. Может, мое чувство к тебе на самом деле не любовь... Но если я и люблю кого-то, если я вообще способна кого-нибудь любить, так это только тебя. До нашей размолвки я даже представить не могла, как ты стал мне дорог, как мне будет тебя не хватать. Возможно, это всего лишь привычка – ну что ж, пусть будет так, мне нравится такая привычка. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, хочу снова и снова слышать твои заверения в любви, хочу заниматься с тобой любовью, хочу засыпать и просыпаться в твоих объятиях. В постели ты прекрасный любовник, но что гораздо важнее, ты замечательный друг, лучший из друзей, и я очень нуждаюсь в тебе, нуждаюсь в твоей ласке, в твоей заботе, в твоем понимании и участии. И если это не любовь, тем хуже для любви.
Рикард слушал ее со смешанным чувством удивления, недоверия и какого-то радостного потрясения. Он уже привык к резким перепадам в настроении Маргариты, но в таком взвинченном состоянии видел ее впервые. В ее искренности сомневаться не приходилось, она была слишком возбуждена, чтобы сознательно кривить душой, однако вопрос состоял в том, было ли это правдой или просто попыткой самообмана, стремлением оскорбленной женщины выдать желаемое за действительное.
– Ты серьезно, дорогая? Ты не разыгрываешь меня?
– Клянусь, милый, я люблю тебя. Прости за ту нашу ссору, прости за все, что я наговорила тебе в тот день... и на следующий тоже... Господи, как я была слепа! Ты на целую голову выше Красавчика – не только ростом, но и во всех других отношениях. Он подлый обманщик, беспринципный властолюбец, а ты... Ты хороший, ты честный, ты порядочный, ты так любишь меня, так мне предан. Ты самый лучший, самый прекрасный человек из всех, кого я знаю. Я так соскучилась по тебе, любимый, я так тебя хочу. Ведь ты останешься со мной, правда? Ведь ты не уйдешь? Мы снова будем вместе, снова будем любить друг друга, и все у нас будет по-прежнему...
Чем больше лестных слов сыпалось в его адрес, тем больше Рикард хмурился. Все это было неспроста. Вне всякого сомнения, Маргарита говорила, что думала; но при всем том она явно что-то недоговаривала, что-то скрывала, пытаясь оттянуть неизбежное, и тем временем подслащивала горькую пилюлю, которую ему рано или поздно все же придется проглотить.
– Нет, дорогая, – оборвал он ее, – по-прежнему ничего у нас не выйдет.
– Почему? – удивилась принцесса. – Разве мы не любим друг друга? Разве мы не будем счастливы вместе? Ну, скажи: что теперь мешает нам?
– Неопределенность в наших отношениях, вот что. Я чертовски устал, Маргарита. У меня больше нет сил жить в постоянном страхе перед грядущим днем, дрожать при одной лишь мысли о том, что я могу потерять тебя. Если это вернется, я не выдержу, я сойду с ума.
– О нет, милый! Я никогда не разлюблю тебя, верь мне.
– И ты согласна освятить нашу любовь перед Богом? Ты станешь моей женой?
Маргарита вздохнула и высвободилась из его объятий.
– Это невозможно, Рикард. Все, что угодно, только не это. Брак всегда был камнем преткновения в наших отношениях, он был причиной всех наших ссор. Пожалуйста, не надо об этом, я не хочу ссориться с тобой. Я очень люблю тебя, ты мне очень нужен.
– И это все, чего стоит твоя любовь? – с горькой улыбкой, больше похожей на гримасу боли, произнес Рикард. – Не сказал бы, что много. Несмотря на все заверения, твоей любви ко мне явно чего-то недостает. А именно, готовности разделить со мной не только постель, но и всю свою жизнь.
– Не говори так, дорогой! – воскликнула Маргарита и тут же в смущении опустила глаза. – Да, это правда, у меня будет муж... Но любить я буду тебя!
– Весьма тронут, сударыня. Ваши слова делают мне честь... А в мужья, стало быть, я вам не гожусь? Недостоин, наверное?
– Ах, Рикард, не в том дело, – почти что простонала она.
– А в чем же тогда? Объясни мне, непонятливому. Нынче ты не на шутку разоткровенничалась, так будь же откровенной до конца. Ну!
Маргарита сплела пальцы рук, положила их себе на колени и сосредоточенно посмотрела на него.
– Беда в том, Рикард, что я очень плохая девочка. Я вконец испорченная. Капризная, самовлюбленная, эгоистичная, развращенная властью, богатством и всеобщим поклонением – и это лишь малая толика моих отрицательных черт; в действительности я еще хуже... Молчи! Я знаю, что ты любишь меня со всеми достоинствами и недостатками, со всем хорошим и плохим, что у меня есть; но речь сейчас о другом. Когда-нибудь я унаследую престол, и я хочу быть настоящей правительницей Наварры, а не женой правителя; королевой, а не женой короля. Как бы я ни любила тебя, как бы ни нуждалась в твоей любви, я не хочу делиться с тобой властью.
– Но ведь я не честолюбив, Маргарита. Я люблю тебя, а не твое наследство, и корона мне ни к чему. Поверь...
– Я верю тебе. Я не сомневаюсь в твоей искренности. Уж я-то знаю, каков ты на самом деле. При других обстоятельствах из тебя вышел бы идеальный супруг для такой честолюбивой женщины, как я. Но, себе на беду, ты происходишь из знатного наваррского рода. Твой отец пользуется большим уважением в Наварре, особенно в ее кастильской части. После моего отца он самый влиятельный человек в стране, и волей-неволей ты унаследуешь от него и это уважение, и это влияние. К сожалению, рассчитывать на то, что со временем ты растеряешь полученный в наследство авторитет, не приходится. Ты слишком честный, порядочный, добродушный и даже простодушный. С такими качествами из тебя вряд ли выйдет хороший правитель, но подданные будут любить тебя, для них ты будешь олицетворением доброго и справедливого короля в противоположность мне – злой и коварной королеве. Сейчас ты далек от государственных дел, политика не твоя стихия, однако, женившись на мне, ты против воли будешь втянут в эту трясину. И когда в один прекрасный день мои подданные скажут: «Королева нам не указ! У нас есть король, потомок Александра Завоевателя по мужской линии, пусть он нами правит», – тогда у тебя не будет даже того слабого оправдания, что ты никогда не занимался делами государства.
Рикард поднялся с колен, глядя на Маргариту с каким-то суеверным ужасом.
– И только поэтому ты отказываешь мне?
– Да, только поэтому. Не будь ты сыном Клавдия Иверийского, внуком Елены де Эбро, я бы с радостью вышла за тебя замуж и была бы счастлива с тобой. Ты прекрасный человек, Рикард, я тебя очень люблю, но, увы, судьба распорядилась иначе. Прости меня, дорогой.
– Боже! – в отчаянии прошептал он. – Кого я полюбил? Я полюбил чудовище!
– Рикард...
– Да, Маргарита, ты чудовище. Жажда власти, неограниченной, неоспоримой власти, так испортила тебя, что в тебе мало что осталось человеческого. Ты ничем не лучше кузена Бискайского! Тот свихнулся на мысли об утраченной короне, а ты заразилась от отца чувством неполноценности, которое преследует его с тех пор, как он взошел на престол, поправ законные права сына своего старшего брата. В тебе также сильно это чувство, порождающее угрызения совести, и ты стремишься самоутвердиться, убедить себя в законности своих прав, подчиняя этой цели все остальное – от личной жизни до государственных интересов. Ты отказываешься от счастья, от любви; мало того, ты упускаешь возможность укрепить королевскую власть, объединив Внутреннюю Наварру, Риоху и Алаву в единый домен. И ради чего все это? Ты пренебрегаешь мной, собой, целостностью страны единственно ради того, чтобы никто не мог подвергнуть сомнению неделимость твоей власти. Ты, повторяю, чудовище. Ты политическая и моральная извращенка.
– Какой ты жестокий, Рикард! – тоном обиженного ребенка произнесла Маргарита. – Жестокий! Жестокий!
– Это ты жестокая, и, прежде всего, по отношению к себе. Ты калечишь свою жизнь и калечишь мою. Но я не позволю тебе и дальше измываться надо мной – лучше смерть, чем такая жизнь.
С этими словами Рикард направился к выходу.
– Нет!!! – закричала ему вслед Маргарита, вскочив с кресла. – Нет! Не надо! Не делай этого!
У двери он остановился.
– Я не собираюсь покончить с собой – если ты это имела в виду. К сожалению, у меня не хватит мужества на вторую попытку самоубийства. Увы!..
– Не покидай меня! – взмолилась Маргарита. – Вернись, ты мне очень нужен. Я люблю тебя.
– Нет, дорогая, тебе не удастся завлечь меня этими словами. Слишком часто ты повторяешь их в последние минуты, чтобы они производили на меня магическое действие. Я уже устал от них и более не хочу слышать никаких признаний – ни в любви, ни в ненависти. Если ты в самом деле любишь меня, если так сильно нуждаешься во мне, скажи только «да», и я буду твоим – но целиком и на всю жизнь. Ни на что меньшее я не согласен, меня не устраивает должность обер-любовника при твоем дворе. И вообще, тебе стоило бы подумать, прежде чем предлагать эту унизительную роль мне – внуку римского императора... Хорошенько поразмысли, Маргарита, и реши наконец, что в тебе сильнее – любовь ко мне, если таковая имеется, или страх потерять власть. Даю тебе неделю сроку, как раз до намеченной тобою поездки в Кастель-Бланко – и ни днем позже. К тому времени ты должна сделать выбор, только смотри не опоздай.
– Но, Рикард...
– Это все. На сегодня все. Следующий наш разговор состоится лишь тогда, когда ты примешь мое предложение... или вовсе не состоится. До свидания, Маргарита. Или прощай – это зависит только от тебя.
Оставшись одна, Маргарита бессильно опустилась на пол возле кресла, уткнулась лицом в его мягкое сидение и вновь зарыдала. Той ночью она впервые в жизни прокляла корону, которая достанется ей от отца. Так это случилось впервые – но далеко не в последний раз...
ГЛАВА XXXIX. ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ О БРАТЬЯХ И СЕСТРАХ
– Что ты тут делаешь, Жоанна? Уже третий час ночи.
Граф Бискайский стоял посреди гостиной своих апартаментов и вопросительно глядел на сестру, которая сидела перед ним в кресле, сложив на коленях руки. Как ни старалась она казаться спокойной, но мелкая дрожь ее пальцев, озабоченное выражение лица и лихорадочный блеск в глазах выдавали ее крайнее возбуждение.
– Я ждала тебя, Сандро. Где ты был столько времени?
– Ждала? – Граф проигнорировал ее вопрос; не говорить же ей, в самом деле, что сложись обстоятельства иначе, она бы вряд ли когда-нибудь увидела его, да и наверняка не захотела бы его видеть. – Зачем ты ждала меня?
– Нам надо поговорить.
– Среди ночи? Ты что, не могла дождаться утра?
– Я не могла уснуть, Сандро. Я узнала, что помолвка Маргариты с Филиппом Аквитанским не состоялась, и подумала...
Граф пододвинул стул к ее креслу и сел.
– Ну, и что ты подумала?
– Понимаешь, – сказала Жоанна, нервно перебирая пальцами оборки своего вечернего платья. – Теперь у тебя снова появились шансы на престол, а я... Словом, есть один человек...
Александр широко ухмыльнулся, оскалив зубы.
– Молодой человек, – уточнил он. – Молодой, интересный, привлекательный, сильный, мужественный, большой и добрый. Любовь с первого взгляда, как я понимаю. При наваррском дворе есть такой милый обычай – влюбляться мгновенно и без памяти. И ненадолго.
– Нет, Сандро, это всерьез... Так ты знаешь, кто он?
– О, дьявол! Конечно, знаю.
– И... что ты о нем думаешь?
– Ха! Что я могу думать о нищем варваре? Только то, что он нищий варвар.
– Этого я и боялась, – горько вздохнула Жоанна.
– Чего?.. Ну-ка, ну-ка! – Александр подался вперед и испытующе посмотрел ей в глаза. – Неужели он настолько повредился в уме после падения, что намерен просить твоей руки?
Жоанна молча кивнула.
– Вот оно что! – с расстановкой произнес граф. – Понятно.
Лицо его нахмурилось, лоб и щеки покрылись густой сеткой невесть откуда взявшихся морщин. Какое-то время они оба молчали. Жоанна кусала нижнюю губу и умоляюще глядела на брата, который напряженно о чем-то размышлял. Наконец он спросил:
– Ты уже обращалась по этому поводу к дяде?
– Нет, Сандро, он ничего не знает. Еще никто не знает. Я решила сначала посоветоваться с тобой.
– Вот как! А почему не с Маргаритой?
– Я... Боюсь, она не одобрит мой выбор.
– И правильно боишься... А впрочем, кто знает? Маргарита женщина парадоксальных решений. Не исключено, что она уговорит дядю дать согласие на этот мезальянс – просто так, шутки ради, ведь она у нас известная проказница.
– А ты, Сандро? Ты-то что думаешь?
– Я думаю, что не надо спешить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68