Вы просто не знаете Шатофьера. Ни с того ни с сего он никогда не пьянеет. И если он пьян, значит, имеет на то основания.
Тем временем Эрнан взял в обе руки два наполненных вином кубка и неуверенной поступью двинулся через зал к Филиппу.
– Великолепный и грозный сеньор Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский, – заорал он, довольно удачно подражая главному герольду турнира, – вызывает на поединок великолепного и грозного сеньора Филиппа Аквитанского, принца Беарнского, верховного сюзерена Мальорки и Минорки... э-э... графа Кантабрии и Андор-р-ры! – Это последнее раскатистое «р-р-р» было произнесено так звучно и с таким смаком, что все присутствующие в зале, кто еще оставался при своей памяти, дружно захохотали.
– Неужели он играет? – с сомнением произнесла Изабелла. – Уж больно естественно у него все получается.
– Я думаю, – предположил Филипп, – что при необходимости он просто позволяет хмелю ударить себе в голову. Но сколько бы он ни выпил, ни капли здравомыслия не теряет.
Подойдя к ним, Эрнан поставил оба кубка на стол и бухнулся в соседнее кресло.
– Ну что, государь, посоревнуемся?
– Не возражаю, – ответил Филипп, внезапно почувствовав настоятельную потребность дозаправиться. Он взял в руки один из принесенных Эрнаном кубков, сделал приличный глоток и спросил: – Что стряслось, дружище? Почему ты пьян?
Шатофьер бросил быстрый взгляд на Изабеллу и, сохраняя пьяное выражение лица, но совершенно трезвым голосом заговорил:
– Слушай меня внимательно, Филипп... И пей, пей, не смотри на меня так... И вы, сударыня, тоже – сделайте вид, что я несу пьяный вздор... Так вот, сейчас я отключусь, а ты через час-полтора возвращайся к себе. Нам надо потолковать. Понял?
– Да. Но что...
– Об этом позже. Одно скажу: дело серьезное... Гм, ладно. Только что мне стало известно, что твой брат Робер плетет против тебя заговор. Но не тревожься понапрасну – я держу ситуацию под контролем... И еще раз повторяю: через час, максимум через полтора часа я жду тебя в твоих покоях. – Он снова взглянул на Изабеллу. – Ну, хорошо. Крайний срок – два пополуночи. Если в четверть третьего тебя не будет, я тебе голову оторву. Уразумел?
– Да.
– А вас, сударыня, – обратился он к арагонской принцессе, – убедительно прошу держать все услышанное вами в тайне.
– Безусловно, граф, – кивнула она.
– Вот и ладушки! – Эрнан одним духом осушил свой кубок и пьяно завопил: – Где вино, черт возьми? Куда делись слуги? Эй вы, свиньи ленивые, несите еще вина.
С этими словами он запустил пустой кубок в ближайшего лакея, грузно откинулся на спинку кресла, умиротворенно закрыл глаза, а спустя пару секунд раздался могучий храп, который вызвал новый приступ гомерического хохота в окружении Маргариты.
– Отнесите господина графа в его покои, – велел Филипп двум подошедшим лакеям. – Нет-нет, возьмите третьего – вдвоем вы его уроните... А еще лучше, если вас будет четверо.
Когда четыре лакея вынесли Шатофьера из банкетного зала и смех пирующих поутих, Изабелла спросила у Филиппа:
– Он что, вправду заснул?
– Похоже на то. Но через полчаса он проснется и будет свеженький, как огурчик.
– Однако странный у вас друг!
– До странности странный, – согласился Филипп. – И жутко охоч до драматических эффектов.
– Да, кстати, – произнесла Изабелла. – Ваш брат Робер действительно интригует против вас?
– О нет, для этого он слишком прост и прямолинеен. По сравнению с ним даже Симон де Бигор может показаться гигантом мысли.
– Но ведь господин де Шатофьер...
– Он не доверяет женщинам, их способности молчать, поэтому решил пустить вас по ложному следу.
– Понятно. А вы, стало быть, доверяете женщинам?
– Не всем. Но вам – да.
– Спасибо. Я постараюсь оправдать ваше доверие, – сказала Изабелла и поднялась с кресла.
Следом за ней вскочил и Филипп.
– Вы уже покидаете меня?
– Мне пора уходить. Я не привыкла засиживаться так допоздна. Благодарю вас за приятную беседу, кузен... – Она умолкла в нерешительности; на щеках ее заиграл слабый румянец смущения. Наконец она собралась с духом и робко добавила: – Окажите мне еще одну любезность, проводите меня до моих покоев.
Филипп одарил ее лучезарной улыбкой:
– С превеликим удовольствием, кузина.
К этому времени граф де Пуатье уже перестал что-либо соображать, кроме того, что в правой руке у него вместительный кубок, а в кубке – вино, которое надо пить. Изабелла даже не стала прощаться с ним. Ей было хорошо знакомо это агрессивное беспамятство, в которое впадал наследник французского престола, когда напивался в стельку. В таком состоянии он никого, кроме своей кормилицы, не узнавал, а всех прочих, кто пытался заговорить с ним, в том числе и родителей, посылал в очень неприличные и весьма отдаленные места.
Когда Филипп и Изабелла выходили из зала, за их спиной послышался едкий комментарий Маргариты:
– Приношу свои извинения, кузен Фернандо. Ведь поначалу я грешным делом подумала, что вы малость присочинили насчет нескольких свиданий в одну ночь...
Филипп ухмыльнулся. Он уже забыл о своей перебранке с Маргаритой. Будучи вообще злопамятным, Филипп, однако, не мог подолгу держать зла на хорошеньких женщин.
– Боюсь, принцесса, – произнес он, – что граф, муж ваш, сегодня вряд ли способен посетить супружеское ложе.
Изабелла сделала вид, что не поняла его тонкого намека, а сопровождавший их паж украдкой захихикал.
ГЛАВА XLIV. В КОТОРОЙ ФИЛИПП ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО НЕ ПРИВЫК ДОЛГО ОСТАВАТЬСЯ В ДОЛГУ
По пути в восточную башню они не разговаривали. Изабелла искоса поглядывала на Филиппа и то и дело заливалась краской. Во всем ее облике, в каждом ее движении чувствовалось необычайное напряжение, будто она решала про себя какую-то мучительную дилемму.
Возле дверей ее покоев Филипп взял Изабеллу за обе руки и спросил:
– Так вы точно сожгли мои долговые расписки или только припрятали?
В ответ она смерила его томным взглядом и тихо, но с пылом, произнесла:
– Анна даже не представляет, как ей повезло с мужем. Надеюсь, когда-нибудь она поймет это и думать забудет про девчонок.
Изабелла рывком прижалась к Филиппу и жадно поцеловала его в губы. Но не успел он опомниться и заключить ее в объятия, как она быстро отстранилась от него, даже чуть оттолкнула, и скрылась за дверью.
Несколько секунд Филипп стоял, не двигаясь с места, и растерянно таращился на дверь. Затем он посмотрел на ухмылявшегося пажа, затем снова на дверь, наконец пробормотал: «Черти полосатые!» – и ворвался внутрь.
В два прыжка он пересек маленькую переднюю и вихрем влетел в прихожую, едва не столкнувшись с Изабеллой. Лицо ее было бледное, как мрамор; она прижимала руки к груди и прерывисто дышала. В полумраке комнаты, освещенной лишь одной свечой, ее изумрудные глаза сияли, как две яркие звезды.
«У меня еще никогда не было зеленоглазых женщин», – почему-то подумал Филипп.
Тут он увидел стоявшую в стороне горничную и прикрикнул на нее:
– Пошла вон!
Девушка растерянно заморгала и не сдвинулась с места. Филипп схватил ее за плечи и вытолкал в переднюю. Захлопнув за ней дверь, он сразу же бросился к Изабелле.
Они целовались наперегонки. Едва переведя дыхание, они снова и снова осыпали друг друга жаркими поцелуями... Но вдруг Изабелла положила свою белокурую голову ему на плечо и тихо заплакала.
Филипп растерялся. Женский плач выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему на глаза ему тоже наворачивались слезы. Он усадил Изабеллу в ближайшее кресло, сам опустился перед ней на колени и сжал ее руки в своих.
– Не плачь, милая, – взмолился он. – Прошу тебя, не плачь. Если ты не хочешь, я не стану принуждать тебя.
– О нет, нет! Ты был прав. Я хочу, чтобы ты остался со мной.
– Но почему ты плачешь?
– Это я так... от счастья. Я уже оставила надежду когда-нибудь свидеться с тобой... Но вот, благодаря Маргарите, мы снова вместе, и ты опять целуешь меня... как и тогда...
– Ты все еще помнишь об этом? – спросил Филипп, нежными прикосновениями губ собирая с ее щек слезы.
– Да, помню. Все до последней мелочи помню. – В глазах Изабеллы заплясали изумрудные огоньки. – Я никогда не забуду ту неделю, которую ты провел у нас в Сарагосе.
– Я тоже не забуду...
– Особенно тот последний вечер, когда ты явился ко мне в спальню якобы для того, чтобы попрощаться со мной. И тогда мы чуть не переспали.
Филипп улыбнулся – мечтательно и с некоторым смущением.
– «Чуть» не считается, Изабелла. – Он крепче обнял ее и прижался лицом к ее груди. – Тогда мы здорово испугались.
– Как? Ты тоже?
– Еще бы! У меня аж поджилки тряслись.
– А мне сказал, что не хочешь лишать меня невинности вне брака.
– Надо же было как-то оправдать свое отступление. Да и скрыть испуг. Вот я и сказал, что первое пришло в голову.
– Подумать только! – томно произнесла Изабелла, запуская пальцы в его золотистую шевелюру. – У тебя – и поджилки тряслись!
– Тогда я был ребенком, – пробормотал Филипп, изнывая от блаженства; ему было невыразимо приятно, когда женщины трепали его волосы. – Я был невинным, неиспорченным ребенком. Лишь через два месяца мне исполнилось тринадцать лет.
– А мне уже шел шестнадцатый.
– То-то и оно. Я остро чувствовал нашу разницу в возрасте, этим и объяснялась моя робость перед тобой. В моих глазах ты была взрослой барышней, и я боялся, что сделаю что-то не так, а ты будешь насмехаться.
– Я бы не насмехалась, Филипп. Потому что уже тогда была влюблена в тебя и очень жалела, что ты младше меня. Я считала твой возраст серьезным препятствием, но отец сказал, что это не беда, что со временем эта разница сгладится. В конце концов, моя бабка, королева Хуана, была на целых пять лет старше моего деда Корнелия Юлия – и ничего, жили в любви и согласии. Отец был уверен, что из нас получится замечательная пара.
– А я полагал, что это была твоя идея.
– Это была наша общая идея. Когда я сказала отцу, что хочу стать твоей женой, то думала, что он лишь посмеется надо мной. Но он отнесся к этому очень серьезно. В письме к твоему отцу, предлагая обручить нас, он пообещал сделать меня наследницей престола, если твой отец, в свою очередь, завещает тебе Гасконь. Он пола...
– Да что ты говоришь?! – перебил ее пораженный услышанным Филипп. – Неужели так было?
– А ты не знал?
– Нет. Тогда отец вообще со мной не разговаривал, а потом, когда мы помирились... Думаю, он просто побоялся признаться мне в этом. Побоялся моего осуждения... Черт возьми! – Филипп досадливо закусил губу. – А как же твой брат? – после секундного молчания спросил он.
– Педро не будет королем. Это было ясно уже тогда и тем более ясно теперь.
– Твой отец намерен лишить его наследства?
Изабелла грустно вздохнула:
– Ты же знаешь, каков мой брат. Тряпкой он был, тряпкой и остался. Навряд ли он долго удержится на престоле и, надо отдать ему должное, прекрасно понимает это. Педро сам не хочет быть королем. Он панически боится власти и вполне довольствуется своим графством Теруельским. Отец дал ему последний шанс – жениться на кузине Маргарите...
– Это безнадежно, уж поверь мне.
– Я знаю. И скажу тебе по секрету, что сегодня ты поцапался с будущим королем Арагона.
– С Фернандо?! О Боже!..
– Только никому ни слова, – предупредила Изабелла. – Об этом не знает даже Мария. Для пущей верности отец решил дождаться, когда Маргарита со всей определенностью назовет имя своего избранника, и лишь тогда он объявит Марию наследницей престола.
– Но Фернандо! – воскликнул Филипп. – Он же отдаст Арагон на растерзание своим дружкам-иезуитам.
– Не беспокойся. Мой отец еще не стар и рассчитывает дожить до того времени, когда с иезуитами будет покончено.
– А если...
– Все равно не беспокойся. Мария властная женщина, пожалуй, еще властнее Маргариты, и не позволит Фернандо совать свой нос в государственные дела.
– Однако она любит его. При всем его скверном характере и дурных наклонностях, Мария просто без ума от него. А любящая женщина зачастую становится рабой любимого ею мужчины.
– Так таки и без ума? – криво усмехнулась Изабелла. – Ее безумная страсть к Фернандо нисколько не помешала ей переспать с тобой – и не единожды, кстати. Мария сама призналась мне в этом.
– Ну и что? С ее стороны это была лишь дань моде.
– Не скажи! Из ее слов я поняла, что представься ей снова такой случай, она без колебаний изменила бы своему безумно любимому мужу с тобой. И между прочим, Мария сама не уверена, от кого у нее дочка – от тебя или от Фернандо.
– Я тоже не уверен, – с горечью произнес Филипп. – Как бы мне хотелось знать наверняка... Ах! – спохватился он. – Но почему твой отец не посвятил меня в свои планы? Ведь через год я становился совершеннолетним, и мы могли бы пожениться даже вопреки воле моего отца.. Черт! Тогда бы он поломался немного, но в конце концов признал бы меня наследником без этой семилетней волокиты. И сейчас мы бы уже владели всей Галлией и потихоньку прибирали бы к рукам Францию и Бургундию... Как глупо все получилось!
Изабелла опять вздохнула:
– Да, отец сглупил. Он дожидался твоего совершеннолетия, не предпринимая никаких шагов, все ждал, увенчается ли успехом заговор молодых гасконских вельмож, а когда стало известно о твоей женитьбе, об этом мезальянсе...
– Тогда я просто потерял голову от любви, – быстро перебил ее Филипп. – Я проявил обыкновенную человеческую слабость, поддался чувству – что недопустимо в нашем положении. А сопротивление отца и друзей лишь укрепило меня в намерении жениться. Другое дело, будь мы с тобой помолвлены, пусть даже тайно – тогда бы все сложилось иначе.
– Да, – с грустью согласилась Изабелла. – Тогда бы все сложилось иначе. Особенно для меня... Узнав о твоей женитьбе, отец ужасно разозлился – и больше на себя и на меня, чем на тебя. Он упрекал себя за излишнюю осторожность и благодушие, а меня – за то, что я, взрослая девушка, не смогла соблазнить такого сопливого юнца, как ты. – Она нервно хихикнула. – Вот так-то. Поначалу отец собирался потребовать от Святого Престола, чтобы твой брак был признан недействительным, затем передумал, плюнул на все и выдал меня замуж. – Снова вздох. – Он предложил мне на выбор две кандидатуры – кузена Фернандо и этого... брр! – Она содрогнулась.
– И ты выбрала Филиппа Французского? Но почему его, а не Фернандо? Потому что он наследник престола?
– Нет, не потому. Я поступила так из-за тебя. Ведь женившись, ты уехал в Кастилию – а я не желала больше встречаться с тобой. Тогда я возненавидела тебя, я готова была тебя задушить... Если бы только я знала...
Филипп запечатал ее рот поцелуем. Он уже раз слышал подобные откровения от Амелины и не хотел услышать их вновь от другой женщины.
– Прошлого не вернешь, дорогая. Хватит горьких воспоминаний, давай займемся настоящим. Пойдем в спальню, у нас очень мало времени.
Изабеллу прошибла мелкая дрожь.
– Филипп... милый...
– Ты не хочешь? – удивленно спросил он. – Уже передумала?
Она напряглась и побледнела.
– Нет-нет! Я... хочу, но... Только не надо спешить. У нас еще полтора часа... даже больше... Прошу тебя, не спеши. Пожалуйста...
Филипп нежно прикоснулся ладонями к ее бледным щекам.
– Ты так боишься прелюбодеяния?
– Нет... нет... Я... я боюсь...
– Ты боишься вообще заниматься любовью?
Изабелла всхлипнула – раз, второй, третий...
– Да разве я когда-нибудь занималась любовью?! – истерически выкрикнула она и разразилась громкими рыданиями.
Филипп не пытался утешить ее. Он понял, в чем дело, и решил, что сейчас самое лучшее – дать ей выплакаться вволю.
Наконец Изабелла успокоилась и, то и дело шмыгая носом, заговорила:
– Мой муж – грязное, отвратительное, похотливое животное. Меня тошнит от одного его вида. Он... он... Каждый раз он насилует меня. Он настоящий изувер! Он делает мне больно... – Она прижала голову Филиппа к своей груди. – Боже, как мне больно! В первую ночь, когда я увидела его... это... его раздетого – я упала в обморок... а он... он пьяный набросился на меня и... – Ее затрясло от нового приступа рыданий.
Из глаз Филиппа тоже потекли слезы.
– Потерпи, милая, – захлебываясь, говорил он. – Потерпи немного. В следующем году я стану соправителем Галлии, и тогда объявлю Франции войну. Пора уже кончать с существованием нескольких государств на исконно галльских землях – я соберу их воедино и возрожу Великую Галлию, какой она была при Хлодвиге. Я освобожу тебя от этого чудовища, любимая, а его самого упеку в монастырь.
Изабелла мигом утихла.
– Любимая? Ты сказал: любимая?
– Да, я люблю тебя, – пылко ответил он. – Очень люблю.
– А как же тогда Бланка? А твоя кузина Амелия? А Диана Орсини?
Филипп вздохнул:
– Вы мне все дороги, Изабелла. Я всех вас люблю, даже не знаю, кого больше. – Он положил голову ей на колени. – Я закоренелый грешник и ничего не могу поделать с собой. Надеюсь, Господь простит меня. Ведь Он все видит и все понимает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Тем временем Эрнан взял в обе руки два наполненных вином кубка и неуверенной поступью двинулся через зал к Филиппу.
– Великолепный и грозный сеньор Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский, – заорал он, довольно удачно подражая главному герольду турнира, – вызывает на поединок великолепного и грозного сеньора Филиппа Аквитанского, принца Беарнского, верховного сюзерена Мальорки и Минорки... э-э... графа Кантабрии и Андор-р-ры! – Это последнее раскатистое «р-р-р» было произнесено так звучно и с таким смаком, что все присутствующие в зале, кто еще оставался при своей памяти, дружно захохотали.
– Неужели он играет? – с сомнением произнесла Изабелла. – Уж больно естественно у него все получается.
– Я думаю, – предположил Филипп, – что при необходимости он просто позволяет хмелю ударить себе в голову. Но сколько бы он ни выпил, ни капли здравомыслия не теряет.
Подойдя к ним, Эрнан поставил оба кубка на стол и бухнулся в соседнее кресло.
– Ну что, государь, посоревнуемся?
– Не возражаю, – ответил Филипп, внезапно почувствовав настоятельную потребность дозаправиться. Он взял в руки один из принесенных Эрнаном кубков, сделал приличный глоток и спросил: – Что стряслось, дружище? Почему ты пьян?
Шатофьер бросил быстрый взгляд на Изабеллу и, сохраняя пьяное выражение лица, но совершенно трезвым голосом заговорил:
– Слушай меня внимательно, Филипп... И пей, пей, не смотри на меня так... И вы, сударыня, тоже – сделайте вид, что я несу пьяный вздор... Так вот, сейчас я отключусь, а ты через час-полтора возвращайся к себе. Нам надо потолковать. Понял?
– Да. Но что...
– Об этом позже. Одно скажу: дело серьезное... Гм, ладно. Только что мне стало известно, что твой брат Робер плетет против тебя заговор. Но не тревожься понапрасну – я держу ситуацию под контролем... И еще раз повторяю: через час, максимум через полтора часа я жду тебя в твоих покоях. – Он снова взглянул на Изабеллу. – Ну, хорошо. Крайний срок – два пополуночи. Если в четверть третьего тебя не будет, я тебе голову оторву. Уразумел?
– Да.
– А вас, сударыня, – обратился он к арагонской принцессе, – убедительно прошу держать все услышанное вами в тайне.
– Безусловно, граф, – кивнула она.
– Вот и ладушки! – Эрнан одним духом осушил свой кубок и пьяно завопил: – Где вино, черт возьми? Куда делись слуги? Эй вы, свиньи ленивые, несите еще вина.
С этими словами он запустил пустой кубок в ближайшего лакея, грузно откинулся на спинку кресла, умиротворенно закрыл глаза, а спустя пару секунд раздался могучий храп, который вызвал новый приступ гомерического хохота в окружении Маргариты.
– Отнесите господина графа в его покои, – велел Филипп двум подошедшим лакеям. – Нет-нет, возьмите третьего – вдвоем вы его уроните... А еще лучше, если вас будет четверо.
Когда четыре лакея вынесли Шатофьера из банкетного зала и смех пирующих поутих, Изабелла спросила у Филиппа:
– Он что, вправду заснул?
– Похоже на то. Но через полчаса он проснется и будет свеженький, как огурчик.
– Однако странный у вас друг!
– До странности странный, – согласился Филипп. – И жутко охоч до драматических эффектов.
– Да, кстати, – произнесла Изабелла. – Ваш брат Робер действительно интригует против вас?
– О нет, для этого он слишком прост и прямолинеен. По сравнению с ним даже Симон де Бигор может показаться гигантом мысли.
– Но ведь господин де Шатофьер...
– Он не доверяет женщинам, их способности молчать, поэтому решил пустить вас по ложному следу.
– Понятно. А вы, стало быть, доверяете женщинам?
– Не всем. Но вам – да.
– Спасибо. Я постараюсь оправдать ваше доверие, – сказала Изабелла и поднялась с кресла.
Следом за ней вскочил и Филипп.
– Вы уже покидаете меня?
– Мне пора уходить. Я не привыкла засиживаться так допоздна. Благодарю вас за приятную беседу, кузен... – Она умолкла в нерешительности; на щеках ее заиграл слабый румянец смущения. Наконец она собралась с духом и робко добавила: – Окажите мне еще одну любезность, проводите меня до моих покоев.
Филипп одарил ее лучезарной улыбкой:
– С превеликим удовольствием, кузина.
К этому времени граф де Пуатье уже перестал что-либо соображать, кроме того, что в правой руке у него вместительный кубок, а в кубке – вино, которое надо пить. Изабелла даже не стала прощаться с ним. Ей было хорошо знакомо это агрессивное беспамятство, в которое впадал наследник французского престола, когда напивался в стельку. В таком состоянии он никого, кроме своей кормилицы, не узнавал, а всех прочих, кто пытался заговорить с ним, в том числе и родителей, посылал в очень неприличные и весьма отдаленные места.
Когда Филипп и Изабелла выходили из зала, за их спиной послышался едкий комментарий Маргариты:
– Приношу свои извинения, кузен Фернандо. Ведь поначалу я грешным делом подумала, что вы малость присочинили насчет нескольких свиданий в одну ночь...
Филипп ухмыльнулся. Он уже забыл о своей перебранке с Маргаритой. Будучи вообще злопамятным, Филипп, однако, не мог подолгу держать зла на хорошеньких женщин.
– Боюсь, принцесса, – произнес он, – что граф, муж ваш, сегодня вряд ли способен посетить супружеское ложе.
Изабелла сделала вид, что не поняла его тонкого намека, а сопровождавший их паж украдкой захихикал.
ГЛАВА XLIV. В КОТОРОЙ ФИЛИПП ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО НЕ ПРИВЫК ДОЛГО ОСТАВАТЬСЯ В ДОЛГУ
По пути в восточную башню они не разговаривали. Изабелла искоса поглядывала на Филиппа и то и дело заливалась краской. Во всем ее облике, в каждом ее движении чувствовалось необычайное напряжение, будто она решала про себя какую-то мучительную дилемму.
Возле дверей ее покоев Филипп взял Изабеллу за обе руки и спросил:
– Так вы точно сожгли мои долговые расписки или только припрятали?
В ответ она смерила его томным взглядом и тихо, но с пылом, произнесла:
– Анна даже не представляет, как ей повезло с мужем. Надеюсь, когда-нибудь она поймет это и думать забудет про девчонок.
Изабелла рывком прижалась к Филиппу и жадно поцеловала его в губы. Но не успел он опомниться и заключить ее в объятия, как она быстро отстранилась от него, даже чуть оттолкнула, и скрылась за дверью.
Несколько секунд Филипп стоял, не двигаясь с места, и растерянно таращился на дверь. Затем он посмотрел на ухмылявшегося пажа, затем снова на дверь, наконец пробормотал: «Черти полосатые!» – и ворвался внутрь.
В два прыжка он пересек маленькую переднюю и вихрем влетел в прихожую, едва не столкнувшись с Изабеллой. Лицо ее было бледное, как мрамор; она прижимала руки к груди и прерывисто дышала. В полумраке комнаты, освещенной лишь одной свечой, ее изумрудные глаза сияли, как две яркие звезды.
«У меня еще никогда не было зеленоглазых женщин», – почему-то подумал Филипп.
Тут он увидел стоявшую в стороне горничную и прикрикнул на нее:
– Пошла вон!
Девушка растерянно заморгала и не сдвинулась с места. Филипп схватил ее за плечи и вытолкал в переднюю. Захлопнув за ней дверь, он сразу же бросился к Изабелле.
Они целовались наперегонки. Едва переведя дыхание, они снова и снова осыпали друг друга жаркими поцелуями... Но вдруг Изабелла положила свою белокурую голову ему на плечо и тихо заплакала.
Филипп растерялся. Женский плач выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему на глаза ему тоже наворачивались слезы. Он усадил Изабеллу в ближайшее кресло, сам опустился перед ней на колени и сжал ее руки в своих.
– Не плачь, милая, – взмолился он. – Прошу тебя, не плачь. Если ты не хочешь, я не стану принуждать тебя.
– О нет, нет! Ты был прав. Я хочу, чтобы ты остался со мной.
– Но почему ты плачешь?
– Это я так... от счастья. Я уже оставила надежду когда-нибудь свидеться с тобой... Но вот, благодаря Маргарите, мы снова вместе, и ты опять целуешь меня... как и тогда...
– Ты все еще помнишь об этом? – спросил Филипп, нежными прикосновениями губ собирая с ее щек слезы.
– Да, помню. Все до последней мелочи помню. – В глазах Изабеллы заплясали изумрудные огоньки. – Я никогда не забуду ту неделю, которую ты провел у нас в Сарагосе.
– Я тоже не забуду...
– Особенно тот последний вечер, когда ты явился ко мне в спальню якобы для того, чтобы попрощаться со мной. И тогда мы чуть не переспали.
Филипп улыбнулся – мечтательно и с некоторым смущением.
– «Чуть» не считается, Изабелла. – Он крепче обнял ее и прижался лицом к ее груди. – Тогда мы здорово испугались.
– Как? Ты тоже?
– Еще бы! У меня аж поджилки тряслись.
– А мне сказал, что не хочешь лишать меня невинности вне брака.
– Надо же было как-то оправдать свое отступление. Да и скрыть испуг. Вот я и сказал, что первое пришло в голову.
– Подумать только! – томно произнесла Изабелла, запуская пальцы в его золотистую шевелюру. – У тебя – и поджилки тряслись!
– Тогда я был ребенком, – пробормотал Филипп, изнывая от блаженства; ему было невыразимо приятно, когда женщины трепали его волосы. – Я был невинным, неиспорченным ребенком. Лишь через два месяца мне исполнилось тринадцать лет.
– А мне уже шел шестнадцатый.
– То-то и оно. Я остро чувствовал нашу разницу в возрасте, этим и объяснялась моя робость перед тобой. В моих глазах ты была взрослой барышней, и я боялся, что сделаю что-то не так, а ты будешь насмехаться.
– Я бы не насмехалась, Филипп. Потому что уже тогда была влюблена в тебя и очень жалела, что ты младше меня. Я считала твой возраст серьезным препятствием, но отец сказал, что это не беда, что со временем эта разница сгладится. В конце концов, моя бабка, королева Хуана, была на целых пять лет старше моего деда Корнелия Юлия – и ничего, жили в любви и согласии. Отец был уверен, что из нас получится замечательная пара.
– А я полагал, что это была твоя идея.
– Это была наша общая идея. Когда я сказала отцу, что хочу стать твоей женой, то думала, что он лишь посмеется надо мной. Но он отнесся к этому очень серьезно. В письме к твоему отцу, предлагая обручить нас, он пообещал сделать меня наследницей престола, если твой отец, в свою очередь, завещает тебе Гасконь. Он пола...
– Да что ты говоришь?! – перебил ее пораженный услышанным Филипп. – Неужели так было?
– А ты не знал?
– Нет. Тогда отец вообще со мной не разговаривал, а потом, когда мы помирились... Думаю, он просто побоялся признаться мне в этом. Побоялся моего осуждения... Черт возьми! – Филипп досадливо закусил губу. – А как же твой брат? – после секундного молчания спросил он.
– Педро не будет королем. Это было ясно уже тогда и тем более ясно теперь.
– Твой отец намерен лишить его наследства?
Изабелла грустно вздохнула:
– Ты же знаешь, каков мой брат. Тряпкой он был, тряпкой и остался. Навряд ли он долго удержится на престоле и, надо отдать ему должное, прекрасно понимает это. Педро сам не хочет быть королем. Он панически боится власти и вполне довольствуется своим графством Теруельским. Отец дал ему последний шанс – жениться на кузине Маргарите...
– Это безнадежно, уж поверь мне.
– Я знаю. И скажу тебе по секрету, что сегодня ты поцапался с будущим королем Арагона.
– С Фернандо?! О Боже!..
– Только никому ни слова, – предупредила Изабелла. – Об этом не знает даже Мария. Для пущей верности отец решил дождаться, когда Маргарита со всей определенностью назовет имя своего избранника, и лишь тогда он объявит Марию наследницей престола.
– Но Фернандо! – воскликнул Филипп. – Он же отдаст Арагон на растерзание своим дружкам-иезуитам.
– Не беспокойся. Мой отец еще не стар и рассчитывает дожить до того времени, когда с иезуитами будет покончено.
– А если...
– Все равно не беспокойся. Мария властная женщина, пожалуй, еще властнее Маргариты, и не позволит Фернандо совать свой нос в государственные дела.
– Однако она любит его. При всем его скверном характере и дурных наклонностях, Мария просто без ума от него. А любящая женщина зачастую становится рабой любимого ею мужчины.
– Так таки и без ума? – криво усмехнулась Изабелла. – Ее безумная страсть к Фернандо нисколько не помешала ей переспать с тобой – и не единожды, кстати. Мария сама призналась мне в этом.
– Ну и что? С ее стороны это была лишь дань моде.
– Не скажи! Из ее слов я поняла, что представься ей снова такой случай, она без колебаний изменила бы своему безумно любимому мужу с тобой. И между прочим, Мария сама не уверена, от кого у нее дочка – от тебя или от Фернандо.
– Я тоже не уверен, – с горечью произнес Филипп. – Как бы мне хотелось знать наверняка... Ах! – спохватился он. – Но почему твой отец не посвятил меня в свои планы? Ведь через год я становился совершеннолетним, и мы могли бы пожениться даже вопреки воле моего отца.. Черт! Тогда бы он поломался немного, но в конце концов признал бы меня наследником без этой семилетней волокиты. И сейчас мы бы уже владели всей Галлией и потихоньку прибирали бы к рукам Францию и Бургундию... Как глупо все получилось!
Изабелла опять вздохнула:
– Да, отец сглупил. Он дожидался твоего совершеннолетия, не предпринимая никаких шагов, все ждал, увенчается ли успехом заговор молодых гасконских вельмож, а когда стало известно о твоей женитьбе, об этом мезальянсе...
– Тогда я просто потерял голову от любви, – быстро перебил ее Филипп. – Я проявил обыкновенную человеческую слабость, поддался чувству – что недопустимо в нашем положении. А сопротивление отца и друзей лишь укрепило меня в намерении жениться. Другое дело, будь мы с тобой помолвлены, пусть даже тайно – тогда бы все сложилось иначе.
– Да, – с грустью согласилась Изабелла. – Тогда бы все сложилось иначе. Особенно для меня... Узнав о твоей женитьбе, отец ужасно разозлился – и больше на себя и на меня, чем на тебя. Он упрекал себя за излишнюю осторожность и благодушие, а меня – за то, что я, взрослая девушка, не смогла соблазнить такого сопливого юнца, как ты. – Она нервно хихикнула. – Вот так-то. Поначалу отец собирался потребовать от Святого Престола, чтобы твой брак был признан недействительным, затем передумал, плюнул на все и выдал меня замуж. – Снова вздох. – Он предложил мне на выбор две кандидатуры – кузена Фернандо и этого... брр! – Она содрогнулась.
– И ты выбрала Филиппа Французского? Но почему его, а не Фернандо? Потому что он наследник престола?
– Нет, не потому. Я поступила так из-за тебя. Ведь женившись, ты уехал в Кастилию – а я не желала больше встречаться с тобой. Тогда я возненавидела тебя, я готова была тебя задушить... Если бы только я знала...
Филипп запечатал ее рот поцелуем. Он уже раз слышал подобные откровения от Амелины и не хотел услышать их вновь от другой женщины.
– Прошлого не вернешь, дорогая. Хватит горьких воспоминаний, давай займемся настоящим. Пойдем в спальню, у нас очень мало времени.
Изабеллу прошибла мелкая дрожь.
– Филипп... милый...
– Ты не хочешь? – удивленно спросил он. – Уже передумала?
Она напряглась и побледнела.
– Нет-нет! Я... хочу, но... Только не надо спешить. У нас еще полтора часа... даже больше... Прошу тебя, не спеши. Пожалуйста...
Филипп нежно прикоснулся ладонями к ее бледным щекам.
– Ты так боишься прелюбодеяния?
– Нет... нет... Я... я боюсь...
– Ты боишься вообще заниматься любовью?
Изабелла всхлипнула – раз, второй, третий...
– Да разве я когда-нибудь занималась любовью?! – истерически выкрикнула она и разразилась громкими рыданиями.
Филипп не пытался утешить ее. Он понял, в чем дело, и решил, что сейчас самое лучшее – дать ей выплакаться вволю.
Наконец Изабелла успокоилась и, то и дело шмыгая носом, заговорила:
– Мой муж – грязное, отвратительное, похотливое животное. Меня тошнит от одного его вида. Он... он... Каждый раз он насилует меня. Он настоящий изувер! Он делает мне больно... – Она прижала голову Филиппа к своей груди. – Боже, как мне больно! В первую ночь, когда я увидела его... это... его раздетого – я упала в обморок... а он... он пьяный набросился на меня и... – Ее затрясло от нового приступа рыданий.
Из глаз Филиппа тоже потекли слезы.
– Потерпи, милая, – захлебываясь, говорил он. – Потерпи немного. В следующем году я стану соправителем Галлии, и тогда объявлю Франции войну. Пора уже кончать с существованием нескольких государств на исконно галльских землях – я соберу их воедино и возрожу Великую Галлию, какой она была при Хлодвиге. Я освобожу тебя от этого чудовища, любимая, а его самого упеку в монастырь.
Изабелла мигом утихла.
– Любимая? Ты сказал: любимая?
– Да, я люблю тебя, – пылко ответил он. – Очень люблю.
– А как же тогда Бланка? А твоя кузина Амелия? А Диана Орсини?
Филипп вздохнул:
– Вы мне все дороги, Изабелла. Я всех вас люблю, даже не знаю, кого больше. – Он положил голову ей на колени. – Я закоренелый грешник и ничего не могу поделать с собой. Надеюсь, Господь простит меня. Ведь Он все видит и все понимает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68