Доктор Копленд вытер лицо ситцевым платком.
Ц Ничего.
Ц Давай больше никогда не будем ссориться. Мне так, тяжело, когда мы с тоб
ой не ладим, просто мочи моей нет. Мне почему-то кажется, что всякий раз, ког
да мы видимся, в сердце у нас поднимается что-то злое, нехорошее. Давай бол
ьше не ссориться!
Ц Давай, Ц сказал доктор Копленд. Ц Давай больше не ссориться.
Порция шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороной руки. Она несколько
минут постояла, обхватив голову отца руками. Потом окончательно вытерла
следы слез и подошла к кастрюльке с овощами на плите.
Ц Капуста, наверно, дошла, Ц весело сообщила она. Ц А теперь я, пожалуй, и
спеку к ней кукурузных лепешек.
Порция не спеша бродила по кухне в одних чулках; отец не спускал с нее глаз
. Они опять замолчали.
Когда в его глазах стояли слезы и очертания предметов были смазаны. Порц
ия казалась ему похожей на мать. Много лет назад Дэзи вот так же молча и де
ловито двигалась по кухне. Дэзи не была такой черной, как он: кожа у нее был
а дивного цвета густого меда. Она всегда была ласковой и молчаливой. Но за
этой тихой ласковостью таилось какое-то упрямство, и, как бы прилежно он н
и старался в ней разобраться, мягкое упорство жены было ему непонятно.
Он наседал на нее, открывал ей свою душу, а она была все так же тиха и ласков
а. Но слушаться его не желала и поступала по-своему.
А потом появились Гамильтон, Карл Маркс, Вильям и Порция. И его высокая, не
уклонная цель диктовала ему, какими должны стать его дети. Гамильтон буд
ет великим ученым. Карл Маркс Ц вождем негритянского народа, а Вильям Ц
адвокатом, который будет бороться с несправедливостью, Порция же должна
лечить женщин и детей.
Когда они еще были маленькими, он уже говорил им о том бремени, которое они
должны скинуть с плеч: бремени угнетения и нерадивости. А когда они стали
чуть постарше, он начал внушать им, что бога нет, но что жизнь их священна и
что перед каждым из них Ц истинная, непреложная цель. Он твердил им это с
нова и снова, а они забивались куда-нибудь в угол и глядели своими большим
и, как блюдца, глазами на мать. Дэзи же, как всегда ласковая и упорная, не слу
шала его.
И потому, что он знал жизненное предназначение Гамильтона, Карла Маркса,
Вильяма и Порции, он понимал, каким должен быть каждый их шаг. Осенью он во
зил их в город и покупал им добротные черные ботинки и черные чулки. Для По
рции он выбирал черную шерсть на платье и белое полотно для воротничков
и манжет. Мальчикам покупалась черная шерсть на штанишки и тонкое белое
полотно на рубашки. Он не хотел, чтобы дети носили пестрые, непрочные ткан
и. Но когда они пошли в школу, им захотелось одеваться по-другому, и Дэзи ск
азала, что дети стесняются и что он чересчур суровый отец. Он знал, каким д
олжен быть его дом. В нем не место всяким украшениям Ц разноцветным кале
ндарям, кружевным накидкам и безделушкам, все должно быть простым, скром
ным и свидетельствовать о труде и о высокой, непреложной цели.
Однажды вечером он обнаружил, что Дэзи проколола уши маленькой Порции дл
я серег. В другой раз, придя домой, он нашел на камине тряпичную куклу в юбк
е из перьев, а Дэзи была ласкова, но тверда и не пожелала ее убрать. Он знал и
то, что Дэзи учит детей смирению и покорности. Она рассказывала им о рае и
аде. Внушала веру в призраков и заколдованные места. Дэзи каждое воскрес
енье ходила в церковь и горестно жаловалась священнику на мужа. Из упрям
ства водила в церковь и детей, а они слушали ее жалобы.
Весь негритянский народ был болен, поэтому доктор был занят целый день, а
часто и половину ночи. К концу долгого дня он смертельно уставал, но, войдя
к себе в калитку, сразу ощущал, как эта усталость проходит. Однако дома Ви
льям играл на гребенке, обернутой в папиросную бумагу, Гамильтон и Карл М
аркс Ц в карты на деньги, выданные на завтрак, а Порция дурачилась с мате
рью.
Он снова принимался их перевоспитывать, но уже подходил с другого конца.
Он начинал готовить с ними уроки и вел серьезные беседы. Дети сидели, сбив
шись кучкой, и смотрели на мать. Он говорил, говорил, но они не желали его по
нимать.
Тогда его охватывало мрачное, чисто негритянское бешенство. Он уходил к
себе в приемную, старался читать или размышлять, желая успокоиться, а пот
ом начать свои внушения снова. Он опускал шторы, чтобы яркий свет лампы и к
ниги вернули его в атмосферу раздумья. Но иногда покой так и не возвращал
ся. Он был молод, и наука не могла заглушить в нем гнев.
Гамильтон, Карл Маркс, Вильям и Порция боялись его и с мольбой смотрели на
мать. Когда он замечал это, его охватывала черная ярость, и тут он уж не зна
л, что творит.
Он не мог побороть свои приступы бешенства, а потом корил себя за распуще
нность.
Ц Как вкусно пахнет, Ц сказала Порция. Ц Давай-ка скорее есть, а то сейч
ас заявятся Длинный и Вильям.
Доктор Копленд поправил на носу очки и пододвинул свой стул к столу.
Ц А где твой муж и Вильям провели сегодняшний вечер?
Ц Кидали подковы. Тут один человек, его зовут Реймонд Джонс, устроил у се
бя на заднем дворе площадку для кидания подков. Сам Реймонд и его сестра Л
ав играют каждый вечер. Эта Лав такая уродина, что я даже не возражаю, чтоб
ы Длинный и Вилли ходили к ним сколько влезет. Они пообещались зайти за мн
ой без четверти десять, и я с минуты на минуту их жду.
Ц Пока не забыл, Ц сказал доктор Копленд. Ц Ты, наверно, часто получаешь
вести от Гамильтона и Карла Маркса?
Ц От Гамильтона Ц да. Он, можно сказать, тащит на себе всю дедушкину ферм
у. А Бадди Ц он в Мобиле… да ты знаешь, он никогда не был мастером писать пи
сьма. Но Бадди умеет ладить с людьми, так что я за него не беспокоюсь. Он с ке
м хочешь может ужиться.
Они молча сидели за столом. Порция поглядывала на часы на буфете Ц Длинн
ому и Вилли давно пора прийти. Доктор Копленд свесил голову над тарелкой.
Он с трудом держал вилку, словно она была тяжелой, и пальцы его дрожали. К п
ище он едва притрагивался и каждый глоток делал с усилием. Между ними сно
ва возникла какая-то натянутость, и обоим очень хотелось завести разгов
ор.
Доктор Копленд не знал, как его начать. Иногда ему казалось, что в прошлом
он так много говорил своим детям и они так мало понимали, что теперь ему во
все нечего им сказать. Наконец он отер рот платком и неуверенно произнес:

Ц Ты почти ничего не говоришь о себе. Расскажи о своей работе. Что ты посл
еднее время делала?
Ц Да все так же служу у Келли, Ц сказала Порция. Ц Но понимаешь, отец, про
сто не знаю, долго ли я там протяну. Работа тяжелая, и хватает ее на целый де
нь. И не в этом беда. Вот с жалованьем Ц хуже. Мне положено три доллара в нед
елю, но миссис Келли недодает мне то доллар, то пятьдесят центов. Конечно,
она мне всегда доплачивает, когда сама получит деньги. Но из-за этого я не
могу свести концы с концами.
Ц Это неправильно, Ц сказал доктор Копленд. Ц Почему ты ей это разреша
ешь?
Ц Она не виновата. Что ей делать? Ц возразила Порция. Ц Половина постоя
льцев за квартиру не платят, а содержать такой дом Ц расходов не оберешь
ся. У Келли вот-вот все пойдет с молотка, честное слово. Им самим тяжело при
ходится.
Ц Но ты, наверное, могла бы найти другую работу?
Ц Ну да. Но таких белых хозяев, как Келли, надо поискать. Я же их очень любл
ю. Эти трое детишек мне как родные. Будто я сама Братишку и младшенького вы
кормила. И хотя мы с Мик вечно цапаемся, она мне тоже все равно как сестрен
ка.
Ц Но ты должна подумать и о себе, Ц сказал доктор.
Ц Мик… Ц продолжала Порция. Ц Вот это фрукт! Никто не может с нею сладит
ь, с этой девчонкой! Уж такая заноза, а упрямая Ц как козел. У нее что-то в го
лове все время варится. И я тебе вот что скажу: в один прекрасный день она е
ще нас всех удивит. Но как удивит: по-хорошему или по-плохому Ц не знаю. Я и
ногда, на нее глядя, только руками развожу. А все равно люблю.
Ц Ты прежде всего должна подумать о том, как себе заработать на жизнь.
Ц Я же тебе говорю, миссис Келли тут не виновата. Думаешь, легко содержат
ь такой большой старый дом, когда жильцы не платят? Из всех квартирантов т
олько один прилично платит и в срок, как часы. Зато он и живет без году неде
лю. Знаешь, он… этот… как его… глухонемой. Первый раз вижу глухонемого. Но
очень порядочный белый человек.
Ц Высокий, худой, с зелеными глазами? Ц внезапно спросил доктор Копленд
. Ц Всегда такой вежливый и очень хорошо одет? Совсем не такой, как здешни
е люди, больше похож на северянина, а может, даже на еврея?
Ц Да, это он, Ц подтвердила Порция.
Лицо доктора Копленда оживилось. Он обмакнул лепешку в капустный соус и
вдруг стал есть с аппетитом.
Ц У меня есть один глухонемой пациент, Ц сообщил он.
Ц А ты откуда знаешь мистера Сингера?
Доктор Копленд закашлялся и прикрыл рот платком.
Ц Я просто видел его несколько раз.
Ц Уберу-ка я со стола, Ц сказала Порция. Ц Длинному и Вилли пора бы уже п
рийти. У тебя такая хорошая раковина, да и вода всегда есть в кране; я мигом
перемою тарелочки.
Холодное, оскорбительное высокомерие белых Ц вот о чем он уже многие го
ды старался не думать. А когда его охватывало негодование, он принимался
размышлять о чем-нибудь важном или читал научную книгу. Сталкиваясь с бе
лыми, он пытался сохранить достоинство и всегда молчал. Когда он был моло
д, его окликали: «Эй, ты, парень!», а теперь: «Эй, дядя!» «Эй, дядя, сбегай на уго
л, до заправочной станции, и пришли механика!» Ц крикнул ему недавно из ма
шины какой-то белый. «Парень, а ну-ка подсоби!», «Дядя, сделай это». А он, не о
бращая внимания, молча, с достоинством проходил мимо.
Как-то недавно на улице к нему привязался какой-то пьяный белый и потащил
за собой. Доктор шел со своим саквояжем и решил, что кто-то ранен. Но пьяниц
а приволок его в ресторан для белых, и белые возле стойки стали выкрикива
ть оскорбительные слова. Доктор понял, что пьяный над ним издевается. Но д
аже и тогда не уронил своего достоинства.
А вот с этим высоким белым человеком с серо-зелеными глазами у него получ
илось так, как никогда еще не бывало с белыми людьми.
Несколько недель назад, в темную, дождливую ночь, он возвращался от рожен
ицы и стоял на углу под дождем. Ему хотелось курить, но спички в коробке от
сырели и гасли одна за другой. Он долго стоял с незажженной сигаретой в зу
бах, как вдруг этот белый подошел и зажег ему спичку. Спичка сразу их освет
ила, и они смогли разглядеть друг друга. Белый улыбнулся ему и дал прикури
ть. Доктор просто не знал, что сказать, Ц ничего подобного с ним еще не слу
чалось.
Они молча постояли минуту-другую, а потом белый подал ему свою визитную к
арточку. Доктору очень хотелось с ним поговорить и задать ему кое-какие в
опросы, но он не был уверен, что тот его правильно поймет. Он так привык к ос
корбительному высокомерию белых, что боялся проявить излишнюю приветл
ивость и поступиться своим достоинством.
Но этот белый дал ему прикурить, а потом улыбнулся, явно не гнушаясь его об
ществом. С того дня доктор часто о нем думал.
Ц У меня есть один пациент, глухонемой, Ц сказал доктор Копленд Порции.
Ц Пятилетний мальчик. И почему-то я не могу побороть ощущения, что винова
т в его беде. Я его принимал и, отдав роженице два послеродовых визита, кон
ечно, и думать о нем забыл. У него заболели уши, но мать не обратила внимани
я, даже когда из них стал выделяться гной, и его ко мне не принесла. Когда же
наконец мне его показали, было уже поздно. Он ничего не слышит и поэтому не
умеет говорить. Но я внимательно к нему приглядываюсь, и мне кажется, что,
будь он здоров, он был бы очень умным ребенком.
Ц Тебя всегда тянуло к маленьким детям, Ц сказала Порция. Ц Ты их любиш
ь гораздо больше, чем взрослых, правда?
Ц Ребенок позволяет надеяться… Ц сказал доктор. Ц А этот глухой мальч
ик… Я все собираюсь навести справки, нет ли для таких, как он, специального
заведения.
Ц Мистер Сингер может тебе это сказать. Он хоть и белый, но очень добрый и
никогда не задирает нос.
Ц Не знаю… Ц усомнился доктор Копленд. Ц Я даже подумывал, не написать
ли ему записку. Может быть, он что-нибудь об этом знает.
Ц Я бы на твоем месте обязательно написала. Ты ведь так красиво пишешь пи
сьма, напиши, а я передам письмо мистеру Сингеру. Недели две назад он прине
с мне на кухню несколько рубашек и попросил простирнуть. Рубашки были до
того чистые, будто их носил сам Иоанн Креститель. Мне и пришлось-то всего-
навсего окунуть их в теплую воду, чуть-чуть оттереть воротнички, а потом в
ыгладить. Вечером я ему их отнесла, и знаешь, сколько он дал за пять рубаше
к?
Ц Не знаю.
Ц Как всегда, улыбнулся и дал мне целый доллар. Целый доллар за одни эти р
убашки! Он очень добрый, вежливый белый, я не побоялась бы задать ему какой
хочешь вопрос. Я бы не постеснялась написать такому милому человеку пис
ьмо. Пиши, отец, не сомневайся.
Ц Может, и напишу, Ц сказал доктор Копленд.
Порция вдруг привстала и принялась поправлять свои туго затянутые, напо
маженные волосы. Издали послышались тихие звуки гармоники, постепенно о
ни становились громче.
Ц Вилли и Длинный идут, Ц объявила Порция. Ц Надо их встретить. Береги с
ебя, а если я тебе понадоблюсь, дай мне знать. Я очень рада, что мы с тобой по
ужинали и наговорились.
Звуки гармоники стали отчетливо слышны Ц Вилли, дожидаясь Порцию, игра
л возле самой калитки.
Ц Погоди, Ц сказал доктор Копленд. Ц Я ведь всего раза два видел тебя с
мужем, мы с ним толком даже не знакомы. А с тех пор, как Вильям был у меня в по
следний раз, прошло три года. Почему бы им не заглянуть сюда на минутку?
Порция стояла в дверях, ощупывая кончиками пальцев прическу и серьги.
Ц В прошлый раз, когда Вилли тут был, ты его очень обидел. Видишь ли, ты про
сто не понимаешь…
Ц Что ж, Ц сказал доктор Копленд, Ц я только предложил.
Ц Обожди. Я их позову. Может, они зайдут.
Доктор копленд закурил сигарету и зашагал по комнате. Он никак не мог пря
мо надеть очки; пальцы у него опять дрожали. Из палисадника перед домом до
неслись приглушенные голоса. В прихожей раздался топот, и в кухню вошли П
орция, Вильям и Длинный.
Ц Вот и мы, Ц сказала Порция. Ц Длинный, я, кажется, так и не познакомила т
ебя с отцом. Но вы друг о друге все знаете.
Доктор Копленд пожал гостям руки. Вильям застенчиво жался к стене, а Длин
ный вышел вперед и чинно поклонился.
Ц Я много о вас слышал, Ц сказал он. Ц Очень рад с вами познакомиться.
Порция и доктор Копленд принесли из передней стулья, и все четверо рассе
лись возле печки. Они молчали и чувствовали себя неловко. Вилли нервно ог
лядывал все вокруг Ц книги на кухонном столе, раковину, раскладушку у ст
ены и своего отца. Длинный скалил зубы и одергивал галстук. Доктор Коплен
д, казалось, хотел что-то сказать, но только облизнул губы.
Ц Что-то ты уж очень наяривал на своей гармошке, Вилли, Ц прервала након
ец молчание Порция. Ц Видно, вы с Длинным где-то здорово угостились джин
ом.
Ц Никак нет, Ц вежливо возразил Длинный. Ц С субботы капли в рот не брал
и. Поиграли в подковы, и все.
Доктор Копленд так ничего и не сказал, и молодые выжидающе поглядывали н
а него. В комнате было душно, а тишина действовала всем на нервы.
Ц Вечная у меня морока с их костюмами, Ц сказала Порция. Ц Каждую суббо
ту стираю обоим белые костюмы и два раза в неделю глажу. А ты на них погляд
и! Они и надевают-то их только после работы. Все равно: два дня поносят Ц и
хуже трубочистов. Только вчера вечером гладила брюки, а складки как не бы
вало.
Доктор Копленд по-прежнему безмолвствовал и не сводил глаз с лица сына. Н
о когда Вилли это заметил, он прикусил свой куцый заскорузлый палец и уст
авился в пол. Доктор Копленд почувствовал, что пульс его скачет и кровь ст
учит в висках. Он закашлялся и прижал кулак к груди. Ему хотелось поговори
ть с сыном, но он не мог придумать Ц о чем. В нем поднималась старая злоба,
а времени поразмыслить и преодолеть ее не было. Кровь стучала в голове, и о
н был растерян. Но все трое смотрели на него, и молчание было таким тягостн
ым, что ему пришлось его прервать.
Голос его прозвучал визгливо и самому показался чужим.
Ц Интересно, Вильям, многое ли ты запомнил из того, что я рассказывал теб
е в детстве?
Ц Не понимаю, о чем ты говоришь?
Слова сорвались с языка прежде, чем он успел их обдумать.
Ц А о том, что я отдал тебе, Гамильтону и Карлу Марксу все, что у меня было. В
ложил в вас всю свою веру и все надежды. И получил в ответ тупое непонимани
е, лень и безразличие. От всего, что я в вас вложил, ничего не осталось. Все у
меня отнято. Все, что я пытался сделать…
Ц Тес…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38