Горячая кровь снова прилила к его щекам, и руки з
адвигались быстрее. Он долго рассказывал о черном докторе, о том, другом, с
дергающимися усами, и о девушке. Его руки все торопливее и торопливее скл
адывали слова. Антонапулос важно кивал. Сингер жадно наклонялся к нему: о
н глубоко вздыхал, и в глазах его стояли светлые слезы.
Вдруг Антонапулос медленно прочертил в воздухе круг своим пухлым указа
тельным пальцем. Палец сделал круг в сторону Сингера и потом ткнул его в ж
ивот. По лицу толстого грека расплылась улыбка, и он высунул большой розо
вый язык. Сингер засмеялся, и руки его заплясали с бешеной скоростью. Плеч
и у него дрожали от смеха, а голова беспомощно откинулась назад. Он сам не
знал, чему смеется. Антонапулос завращал глазами. Сингер продолжал закат
исто хохотать, пока у него не сперло дыхание и не задрожали пальцы. Он ухва
тился за руку друга, чтобы почувствовать опору и успокоиться. Хохот у нег
о теперь вырывался отрывисто, спазмами, как икота.
Антонапулос первый принял серьезный вид. Его маленькие пухлые ступни вы
лезли из-под покрывала. Улыбка сошла с лица, и он стал капризно лягать оде
яло. Сингер поспешно поправил постель, но Антонапулос нахмурился и царст
венным жестом подозвал проходившую по палате сиделку. Когда она расправ
ила одеяло по его вкусу, толстый грек так величественно наклонил голову,
что его кивок скорее напоминал благословение, чем благодарность за услу
гу. Потом он снова важно повернулся к своему другу.
Разговаривая, Сингер не чувствовал, как бежит время. Но когда сиделка при
несла Антонапулосу на подносе ужин, он сообразил, что уже поздно. В палате
зажгли электричество, и за окнами потемнело. Перед другими больными тоже
поставили подносы с ужином. Все отложили свою работу (кое-кто плел корзин
ы, другие мастерили что-то из кожи или вязали) и вяло принялись жевать. Ряд
ом с Антонапулосом все они казались очень больными и бесцветными. Многим
не мешало бы постричься, да и одеты они были в ветхие серые ночные рубахи
с разрезом на спине. Они с удивлением глазели на двух глухонемых.
Антонапулос поднял крышку на своей тарелке и внимательно обследовал ед
у. Это была рыба с овощным гарниром. Он взял руками рыбу и поднес поближе к
свету, чтобы получше ее разглядеть. Потом с аппетитом принялся есть. Во вр
емя ужина он показывал Сингеру своих соседей по палате. Ткнув рукой в сто
рону какого-то человека в углу, он скорчил гримасу отвращения. Тот в ответ
зарычал на него. Грек рукой показал Сингеру одного юношу, заулыбался ему,
закивал и замахал пухлой рукой. Сингер был слишком счастлив, чтобы чувст
вовать неловкость. Но все же, чтобы отвлечь приятеля, он взял свои свертки
и положил на кровать. Антонапулос развернул пакеты, но киноаппарат его н
исколько не заинтересовал. Он снова принялся за ужин.
Сингер написал сиделке записку, объяснив насчет киноаппарата. Она вызва
ла врача-практиканта, а тот в свою очередь Ц доктора. Все трое посовещал
ись, с любопытством поглядывая на Сингера. Новость дошла до больных, и они
стали возбужденно приподниматься со своих подушек. Один Антонапулос бы
л невозмутим.
Сингер заранее научился крутить кинокартины. Он поставил экран так, чтоб
ы его было видно всем больным. Потом запустил в ход проекционный аппарат
и стал крутить пленку. Сиделка собрала подносы с посудой, и свет в палате в
ыключили. На экране замелькала комическая мультипликация с Мики-Маусом.

Сингер следил за лицом своего друга. Сначала Антонапулос был поражен. Он
приподнялся, чтобы лучше видеть, и совсем встал бы с кровати, если бы его н
е удержала сиделка. Потом, сияя, он впился глазами в экран. Сингер видел, чт
о другие больные переговариваются и тоже смеются. Из коридора появились
санитары и сиделки, вся палата пришла в движение. Когда Мики-Маус кончилс
я, Сингер пустил мультипликацию о приключениях бывалого моряка. Когда ко
нчилась и она, он решил, что на первый раз развлечений достаточно, и включи
л свет. В палате воцарился покой. Когда врач-практикант спрятал аппарат п
од кровать Антонапулоса, Сингер заметил, что его друг исподтишка обводит
глазами больных, проверяя, все ли сознают, что эта вещь принадлежит ему.
Сингер снова заговорил. Он знал: скоро его попросят уйти, но мыслей накопи
лось много, и он боялся, что не успеет их высказать в такое короткое время.
Он, лихорадочно спеша, старался выговориться. В палате лежал старик, голо
ва у него тряслась после паралича, и он беспомощно дергал себя за седые бр
овки. Сингер позавидовал этому старику Ц ведь он каждый день проводит р
ядом с Антонапулосом. Сингер с радостью поменялся бы с ним местами.
Грек стал шарить у себя на груди. Он достал медный крестик, который раньше
носил на грязной веревочке. Теперь крест висел на шелковой красной ленте
. Сингер вспомнил свой сон и рассказал его другу. Он так торопился, что ино
гда даже путался в знаках, и ему приходилось, встряхнув руками, начинать в
се сначала. Антонапулос следил за ним своими темными сонными глазами. Не
подвижная фигура в дорогих ярких одеждах напоминала мудрого короля из л
егенды.
Дежурный врач продлил Сингеру время свидания на целый час… Но в конце ко
нцов он, протянув худую волосатую кисть, показал на часы. Больные укладыв
ались на ночь. Рука Сингера замерла в воздухе. Он схватил друга за плечо и
пристально заглянул ему в глаза, как делал дома каждое утро, когда они рас
ставались перед работой. Наконец он, пятясь, вышел из палаты. В дверях его
руки судорожно простились с другом, а потом сжались в кулаки.

В лунные январские вечера Сингер, если только он не был чем-нибудь занят,
по-прежнему бродил по улицам города. Судачили теперь о нем напропалую. Ст
арая негритянка рассказывала кому ни попадя, что немой знает все повадки
духов с того света. Один рабочий на сдельщине утверждал, будто служил с не
мым на фабрике в этом же штате, и бог знает что о нем плел. Богатые думали, чт
о Сингер богат, а бедные считали его таким же бедняком, как они сами. А так к
ак опровергнуть эти слухи было некому, они обрастали чудесами и обретали
правдоподобие. Каждый рисовал немого таким, каким ему хотелось его виде
ть.

6

Почему?
Вопрос этот всегда занимал Бифа, и его мысль работала над ним незаметно, к
ак работает сердце. О чем бы он ни размышлял Ц о людях, о вещах или об идеях
, Ц вопрос «почему?» не оставлял его в покое. В полночь, на рассвете, среди
бела дня. Думал ли он о Гитлере и о слухах, что будет война. О ценах на свиной
окорок и о налоге на пиво. Но особенно занимала его загадочная персона не
мого. Почему, например, Сингер куда-то ездил на поезде, а когда его спрашив
али, где он был, делал вид, будто не понял вопроса? И почему все упорно думаю
т, что немой именно такой, каким они хотят, чтобы он был, хотя скорее всего т
ут происходит весьма странная ошибка? Сингер сидел за столиком посреди з
ала три раза в день. Ел все, что ему подавали, кроме капусты и устриц. В небла
гозвучной разноголосице толпы только его не было слышно. Он больше всего
любил нежную зеленую фасоль и аккуратно накалывал стручки на вилку. А по
дливку подбирал сухариками.
Биф размышлял и о смерти. С ним произошел удивительный случай. Однажды, ро
ясь на полочке в ванной, он обнаружил флакон цветочной воды Ц он его не з
аметил, когда отдавал Люсиль косметику покойной Алисы. Он задумчиво поде
ржал флакон одеколона в руке. Прошло четыре месяца, как она умерла, Ц и ка
ждый месяц казался ему долгим и свободным для досуга, как год. Он редко дум
ал об Алисе.
Биф откупорил флакон. Стоя без рубашки перед зеркалом, он подушил свои те
мные, заросшие волосами подмышки. И, почувствовав запах, замер, а поглядев
в зеркало и тайно обменявшись взглядом со своим отражением, застыл в неп
одвижности. Он был оглушен воспоминаниями, которые вызвал этот запах, не
потому что они были так уж явственны, а потому, что они сразу свели воедино
длинную вереницу лет и придали всему течению жизни законченность. Биф п
отер нос и взглянул на себя в профиль. Граница между жизнью и смертью. Он с
ловно ощутил каждую прожитую с Алисой минуту. Теперь их совместная жизнь
обрела такую цельность, какую может иметь только прошлое. Биф резко отве
рнулся от зеркала.
Спальню он отделал заново. Теперь она принадлежала ему целиком. Раньше о
на была неопрятной, убогой, с дешевыми потугами на шик. На веревке, протяну
той через комнату, постоянно сохли чулки и дырявые розовые трусики из ви
скозы. Железная кровать облупилась, проржавела и была украшена несвежим
и кружевными подушечками. Тощий кот-мышелов вечно пробирался сюда, наве
рх, выгибая спину, и тоскливо терся о плевательницу.
Все это он переменил. Вместо железной кровати поставил раскладной диван
. На полу расстелил толстый красный ковер и купил кусок красивой ярко-син
ей материи Ц завесить стену, на которой было больше всего трещин. Он стал
топить камин и следил, чтобы там всегда лежали сосновые поленья. Над ками
ном повесил маленькую фотографию Бэби и цветную картинку, изображавшую
мальчика в бархатном костюме с мячом в руках. В ящике со стеклянной крышк
ой хранились собранные им достопримечательности: коллекция бабочек, ре
дкостный наконечник стрелы, занятный обломок камня, напоминавший челов
еческий профиль. На диване лежали синие шелковые подушки, и он попросил у
Люсиль швейную машину, чтобы сшить темно-красные шторы на окна. Он любил с
вою комнату. Она была обставлена богато, но не кричаще. На столе стояла мал
енькая японская пагода со стеклянными подвесками, которые таинственно
и гармонично позванивали на сквозняке.
В этой комнате ничто ему не напоминало Алису. Но он часто откупоривал цве
точную воду и прикасался пробкой к мочкам ушей и к запястьям. Запах смеши
вался с медленным потоком воспоминаний. В нем крепло ощущение прошлого.
Воспоминания выстраивались с почти архитектурной стройностью. В ящике,
где хранились его сувениры, он нашел старые фотографии, снятые еще до сва
дьбы. Алиса в поле среди маргариток, Алиса с ним на реке в лодке. Среди суве
ниров была большая костяная шпилька для волос, принадлежавшая его матер
и. В детстве он любил смотреть, как она расчесывает и закалывает свои длин
ные черные волосы. Ему казалось, что шпильки выгнуты по форме женской фиг
уры, и он часто играл ими, как в куклы. В ту пору у него была коробка от сигар,
полная обрезков материи. Он любил щупать яркие красивые ткани и часами п
росиживал со своими тряпочками под кухонным столом. Но когда ему исполни
лось шесть лет, мать отняла у него любимые тряпки. Это была высокая, могуча
я женщина с не по-женски развитым чувством долга. Она любила его больше вс
ех. Даже теперь она иногда ему снилась. И он никогда не снимал с пальца ее с
тертого обручального кольца.
Рядом с цветочной водой он нашел в ванной бутылку лимонной жидкости для
волос. Алиса всегда полоскала ею голову. Как-то раз он попробовал это сред
ство сам. От лимона его темные с проседью волосы стали густыми, пушистыми.
Ему это понравилось. Он отказался от масла, которое втирал против облысе
ния, и стал полоскать волосы лимоном. Он перенял некоторые причуды Алисы,
над которыми прежде посмеивался. Почему?
По утрам негр-официант Луис подавал ему в постель кофе. Нередко он целый ч
ас просиживал в кровати, откинувшись на подушки, и не торопился встать и о
деться. Курил сигару, рассматривал солнечные узоры на стене и задумчиво
тер указательным пальцем впадины между длинными, кривыми пальцами ног. О
н вспоминал.
Но с полудня и до пяти часов утра он работал внизу. И весь день в воскресен
ье. Дело перестало приносить прибыль. В ресторане часами бывало пусто. Од
нако в обед и по вечерам набиралось много народу, и, стоя за кассой, он кажд
ый день видел сотни знакомых лиц.
Ц О чем вы постоянно думаете? Ц спросил его Джейк Блаунт. Ц Вид у вас ка
к у еврея, попавшего в лапы к немцам.
Ц А во мне одна восьмая еврейской крови, Ц сказал Биф. Ц Дед матери был
евреем из Амстердама. Но вся остальная родня, насколько я знаю, шотландск
о-ирландская.
Разговор происходил в воскресенье утром. Посетители, развалясь, сидели з
а столиками. Пахло табачным дымом, шуршали газеты. Какая-то компания в угл
овой кабинке играла в кости, но без шума.
Ц Где Сингер? Ц спросил Биф. Ц Вы сегодня к нему не пойдете?
Лицо Блаунта потемнело; он насупился и выпятил подбородок. Неужели эти д
вое поссорились? Да, но как может поссориться немой? Однако с усачом это уж
е бывало. Блаунт иногда болтался здесь с таким видом, будто хотел что-то в
себе побороть. Но потом все же уходил, в конце концов всегда уходил, после
чего они с Сингером возвращались и Блаунт говорил без умолку.
Ц Хорошая у вас жизнь. Стоите за кассой, загребаете деньгу, и горя вам мал
о.
Биф не обиделся. Он тяжело оперся на локти и прищурил глаза.
Ц Давайте как-нибудь поговорим серьезно. Чего вы, в сущности, хотите?
Блаунт хлопнул ладонью по стойке. Руки у него были теплые, мясистые и шерш
авые.
Ц Пива. И вон тот пакетик крекера с сыром и фисташковой начинкой.
Ц Да я не о том, Ц сказал Биф. Ц Ладно. Отложим этот разговор.
Человек этот был для него загадкой. Он то и дело менялся. Блаунт по-прежне
му насасывался, как губка, но спиртное не валило его с ног, как некоторых. В
еки у него часто бывали красные, и он то и дело пугливо озирался через плеч
о. Голова на худой шее выглядела огромной, увесистой. Он был из той породы
людей, над которыми потешается детвора и которых норовят искусать собак
и. Но когда над ним смеялись, он обижался всерьез и крикливо отругивался, к
ак рыжий в цирке. Он вечно подозревал, что его хотят поднять на смех.
Биф задумчиво покачал головой.
Ц Послушайте, чего вы держитесь за этот ваш балаган? Ц сказал он. Ц Не м
ожете найти работу получше? Хотите, я вас найму на полдня?
Ц Господи Иисусе! Вот еще! Стану я торчать тут за кассой! Хоть посулите мн
е всю вашу вонючую забегаловку со всеми ее потрохами.
Ну и тип! Терпежу никакого с ним не хватит. Недаром у него нет друзей: никто
с ним не может ужиться.
Ц Не валяйте дурака, Ц сказал Биф. Ц Я говорю серьезно.
Подошел посетитель, протянул чек. Биф дал ему сдачу. В ресторане было по-п
режнему тихо. Блаунту не сиделось на месте. Биф чувствовал, что этого огла
шенного куда-то тянет, но хотел его удержать. Он достал с полки за баром дв
е первосортные сигары и предложил Блаунту покурить. Из осторожности он и
збегал задавать ему вопросы, но в конце концов все же спросил:
Ц Если бы вы могли выбрать эпоху, когда родиться, какую бы вы выбрали?
Блаунт широким влажным языком облизнул усы.
Ц Если бы у вас был выбор Ц околеть или никогда больше не задавать вопро
сов, что бы вы предпочли?
Ц Нет, правда, Ц настаивал Биф. Ц Над этим стоит подумать.
Склонив голову набок, он поглядел вниз вдоль своего длинного носа. Он люб
ил разговоры на эту тему. Лично его привлекала эпоха Древней Греции. Брод
ить в сандалиях по берегу синего Эгейского моря. В свободных одеждах, пер
епоясанных на талии. Дети. Мраморные бани и созерцание в храмах…
Ц Может быть, у инков. В Перу.
Биф окинул его взглядом, словно раздевая донага. Он представил себе Блау
нта цветущим, красновато-коричневым от загара, с молодым, безволосым лиц
ом и золотым браслетом, украшенным драгоценными камнями, выше локтя. Сто
ило ему закрыть глаза, и Блаунт превратился в настоящего инка. Но когда он
снова на него поглядел, инк сразу исчез. Мешали нервно вздрагивающие усы,
нелепые на этом лице, манера дергать плечом, адамово яблоко на худой шее, м
ешковатые штаны. Да и многое другое.
Ц А может, что-нибудь около 1775 года.
Ц Да, в то время хорошо было жить, Ц согласился Биф.
Блаунт стал неловко переступать с ноги на ногу. Лицо у него было грубое и т
оскливое. Ему не терпелось уйти. Но Биф был настороже и его задержал.
Ц Скажите, чего ради вы вообще приехали в этот город?
Он тут же понял, что задал бестактный вопрос, и выругал себя. Однако и в сам
ом деле чудно, как этот человек мог осесть в таком городе.
Ц Клянусь богом, не знаю.
Они молча постояли вдвоем, облокотясь на стойку. В углу бросили играть в к
ости. Первый заказанный обед Ц утку по-лонгайлендски Ц подали управля
ющему универмагом. Радио не было настроено и передавало сразу церковную
проповедь и джаз.
Блаунт вдруг нагнулся к Бифу и потянул ноздрями воздух.
Ц Духи?
Ц Лосьон для бритья, Ц с достоинством объяснил Биф.
Дольше удерживать Блаунта он не мог. Парень торопился уйти. Позже он появ
ится с Сингером. Так бывало всегда. Ему хотелось вызвать Блаунта на откро
венный разговор, тогда он, может, поймет то, что сейчас для него загадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38