Но она обратила на него внимание не потому, что он был так одет. Лицо его ка
к-то изменилось из-за того, что он снял роговые очки, которые обычно носил.
На одном глазу у него набух красный ячмень, и ему приходилось склонять го
лову набок, как птице, чтобы кого-нибудь увидеть. Длинные, тонкие пальцы е
го то и дело осторожно щупали ячмень, словно он чесался. Когда Гарри попро
сил налить ему пунша, он сунул свой стаканчик чуть не в лицо ее папе. Мик ви
дела, как ему трудно без очков. Он нервничал и то и дело на кого-нибудь наты
кался. Гулять он пригласил только ее, да и то, наверно, потому, что она была х
озяйкой.
Весь пунш был выпит. Папа побоялся, что ее это огорчит, и пошел с мамой на ку
хню готовить лимонад. Часть гостей стояла на крыльце и даже на тротуаре п
еред домом. Приятно было выйти в ночную прохладу. После духоты ярко освещ
енных комнат в темноте легко дышалось ароматами наступающей осени.
И тут она увидела нечто неожиданное. Вдоль тротуара и на темной мостовой
выстроилась шайка соседских мальчишек. Пит, Молокосос Уэллс, Бэби и Тоща-
Моща Ц сливом, вся их компания, начиная от ребят моложе Братишки и лет до
двенадцати. Были там и совсем незнакомые, как-то пронюхавшие про вечерин
ку, Ц они просто пришли поглазеть. Однако среди них она заметила своих св
ерстников и даже ребят постарше, которых она не пригласила либо потому, ч
то они ее чем-то обидели, либо потому, что обидела их она. Все они были грязн
ые как черти, в шортах или коротких брюках с обвислым задом, в стареньких б
удничных платьях. Они просто стояли и глазели на ее вечеринку из темноты.
Когда она увидела этих ребят, в ней сразу стали бороться два чувства: огор
чение и тревога.
Ц Я тут тебя пригласил… Ц Гарри Миновиц сделал вид, будто читает ее имя
на карточке, но она сразу заметила, что там ничего не написано. Папа вышел
на крыльцо и засвистел в свисток, давая сигнал к первому кругу.
Ц Ага, Ц сказала она. Ц Пошли.
Они начали прогуливаться вокруг своего квартала. В этом длинном платье о
на все еще казалась себе жутко красивой. «Поглядите на Мик Келли! Ц завоп
ил в темноте кто-то из ребят. Ц Во дает!» Она продолжала шагать как ни в че
м не бывало, но запомнила, что орал Тоща-Моща… Ну ничего, она еще ему задаст
! Они с Гарри быстро пошли по темному тротуару и, дойдя до конца улицы, свер
нули за угол.
Ц Сколько тебе, Мик, уже тринадцать?
Ц Скоро четырнадцать.
Она знала, о чем он подумал. Ей самой эта мысль не дает покоя. Рост Ц 168 санти
метров, вес Ц 47 килограммов, а ей только тринадцать. Все ребята на вечерин
ке Ц клопы рядом с ней, кроме Гарри Ц он ниже ее всего сантиметров на пят
ь. Ни один мальчик не пойдет гулять с такой дылдой. Вот разве что от сигаре
т она перестанет расти.
Ц Я выросла почти на восемь сантиметров за один прошлый год, Ц пожалова
лась она.
Ц Как-то на ярмарке я видел женщину ростом в два метра семьдесят. Но тебе,
пожалуй, до нее не дотянуть.
Гарри остановился у темного миртового куста. Вокруг не было ни души. Он вы
тащил из кармана какой-то предмет и стал вертеть его в руках. Мик нагнулас
ь, чтобы посмотреть, что там у него, Ц это были очки; он протирал их носовым
платком.
Ц Извини, Ц сказал он. Потом надел очки, и она услышала глубокий вздох об
легчения.
Ц Тебе надо всегда носить очки.
Ц Да.
Ц Чего ты их снимаешь?
Ц Сам не знаю…
Ночь была темная, тихая. Когда они переходили улицу, Гарри взял ее под руку
.
Ц Там у тебя в гостях есть одна молодая дама, которая считает, что носить
очки не мужественно. Эта особа… что ж, может, и я…
Гарри не договорил. Он вдруг подобрался, пробежал несколько шагов и подп
рыгнул, чтобы сорвать лист на высоте полтора метра над его головой. Прыга
л он хорошо и сорвал лист с первого раза. Потом он, держа лист в зубах, сдела
л несколько выпадов, боксируя с воображаемым противником. Мик подошла и
встала рядом.
Как всегда, в голове ее звучала мелодия, и она напевала ее себе под нос.
Ц Что ты поешь?
Ц Это написал один тип, его зовут Моцарт.
У Гарри было хорошее настроение. Он быстро переступал вбок ногами, как за
правский боксер.
Ц Имя вроде немецкое.
Ц Кажется, да.
Ц Фашист? Ц спросил он.
Ц Кто?
Ц Я спрашиваю, этот самый Моцарт Ц фашист или нацист?
Мик подумала.
Ц Нет. Эти ведь недавние, а он уже умер.
Ц Ну тогда хорошо. Ц Он снова принялся наносить удары в темноту. Ему хот
елось, чтобы она спросила, почему хорошо.
Ц Я говорю, ну и прекрасно, Ц повторил он.
Ц Почему?
Ц Потому что я ненавижу фашистов. Если бы я встретил фашиста на улице, я б
ы его убил.
Она поглядела на Гарри. Листва под уличным фонарем бросила на его лицо по
движную пятнистую тень, похожую на веснушки. Он был взволнован.
Ц За что? Ц спросила она.
Ц Господи! Ты что, газет не читаешь? Тут дело вот в чем…
Они уже сделали круг и возвращались к дому. Там происходила какая-то куте
рьма. Ребята с криком носились по улице. У нее вдруг засосало под ложечкой.

Ц Сейчас некогда объяснять, разве что мы еще раз пройдемся. Я тебе расска
жу, почему я так ненавижу фашистов. Мне даже хочется тебе рассказать.
Ему, видно, первый раз посчастливилось излагать свои взгляды. Но ей неохо
та было его слушать. Ее внимание было поглощено тем, что творилось у нее пе
ред домом.
Ц Ладно. Еще увидимся.
Прогулка окончена, теперь она могла разобраться в том, что тут произошло.

Что случилось, пока ее не было? Когда она уходила, перед домом стояли наряд
ные ребята и вечеринка продолжалась как полагается. А теперь Ц через ка
ких-нибудь пять минут Ц все тут напоминало сумасшедший дом. В ее отсутст
вие чужие ребята вышли из темноты и ринулись прямо в дом. Ну и наглость! Из
входной двери высовывался здоровенный Пит Уэллс со стаканчиком пунша в
руке. Нахалы Ц в обвислых штанах и старом тряпье Ц вопили и бегали впере
мешку с ее гостями.
Бэби Уилсон болталась на парадном крыльце Ц а ей ведь года четыре, не бол
ьше! Любому дураку понятно, что ей давно пора спать, как и Братишке. А она сп
ускалась со ступеньки на ступеньку, держа стаканчик пунша над головой. Е
й-то что здесь надо? Мистер Бреннон Ц ее дядя, она может брать у него сладо
стей задарма сколько влезет! Как только она сошла на тротуар, Мик схватил
а ее за руку.
Ц А ну-ка марш домой, Бэби Уилсон! Живо!
Мик оглянулась, размышляя, что бы ей еще предпринять, как навести порядок.
Она подошла к Слюнтяю Уэллсу. Он стоял поодаль в тени, держа стаканчик в ру
ке, и мечтательно озирался вокруг. Слюнтяю было семь лет, на нем были корот
кие штанишки, а грудь и ноги Ц голые. Ничего предосудительного он не дела
л, но Мик была в ярости на всех и вся.
Она схватила Слюнтяя за плечи и принялась его трясти. Сперва он терпел, кр
епко сжав челюсти, но скоро зубы у него застучали.
Ц Катись домой. Слюнтяй. Нечего тут торчать, если тебя не звали.
Когда она его отпустила, он, поджав хвост, медленно побрел по улице. Но до д
ому не дошел. Зайдя за угол, он уселся на обочину и стал глазеть, думая, что М
ик его не видит.
На минуту ей как будто стало легче оттого, что она чуть не вытрясла из Слюн
тяя душу. Но тут же в ней заговорила совесть, и она разрешила мальчику верн
уться. Все дело портили взрослые ребята. Просто хулиганье, такой наглост
и она еще не видала. Вылакали весь пунш и превратили настоящую вечеринку
в сумасшедший дом. Хлопают парадными дверьми, вопят, толкаются. Она подош
ла к Питу Уэллсу, он вел себя хуже всех. Напялил футбольный шлем и бодался.
Питу было верных четырнадцать, хотя он до сих пор сидел в четвертом класс
е. Она подошла к нему, но Пит был чересчур здоровенный парень, его не очень-
то потрясешь, это тебе не Слюнтяй. Когда она велела ему идти домой, он заша
ркал и попытался ее боднуть.
Ц Я побывал уже в шести штатах: во Флориде, в Алабаме…
Ц Оно из серебряной парчи, с широким поясом…
Вечеринка была загублена. Все говорили разом. Приглашенные из профессио
нального училища перемешались с шайкой соседских ребят. Но мальчики и де
вочки по-прежнему стояли отдельными кучками, и никто не желал гулять. Лим
онад был тоже выпит до капли. На дне осталось немножко воды, в которой плав
али лимонные корочки. Папа был чересчур щедрый Ц наливал всем, кто подст
авлял стакан. Когда Мик вошла в столовую. Порция разносила бутерброды. Че
рез пять минут их не стало; Мик достался только один Ц с заливным, и то хле
б в нем размяк от розовой подливки.
Порция осталась в столовой Ц ей хотелось посмотреть, как веселятся реб
ята.
Ц Тут так весело, даже уходить не хочется, Ц заявила она. Ц Послала сказ
ать Длинному и Вилли, пусть сегодня погуляют одни, без меня. Такая тут идет
кутерьма Ц посмотрю, чем все это кончится.
Кутерьма Ц вот это точно. Мик и сама чувствовала, что в комнате, и на крыль
це, и даже на улице Ц повсюду царит какая-то бесшабашность. Да ей и самой м
оре было по колено. И не только потому, что на ней взрослое платье, и, когда в
зглянула в зеркало под вешалкой, она показалась себе очень красивой, с ру
мянами на щеках и тиарой из искусственных бриллиантов в прическе. Быть м
ожет, все дело в шикарном убранстве и в том, какая уйма школьников и вообще
ребят набилась в дом.
Ц Смотрите, как бежит!
Ц Ох! Брось…
Ц Ты что, маленькая?
По улице, подобрав подолы, неслась стайка девочек; их волосы развевались
на бегу. Несколько мальчишек нарезали из юкки тонкие копья и гнали ими де
вчонок. Как не стыдно Ц взрослые ребята из профессионального, вырядили
сь на вечеринку, а ведут себя как малыши! В этой погоне была и игра, и что-то
вовсе нешуточное. К Мик подошел мальчик с палкой, и она тоже пустилась беж
ать.
Вечеринке теперь конец. Она превратилась в обычную уличную игру. Но тако
й буйной ночи Мик еще не видывала. И виноваты в этом были соседские ребята
. Они были как зараза: стоило им прийти на вечеринку, и ее гости забыли, что о
ни старшеклассники и уже почти взрослые люди. Вот такое настроение бывае
т, когда вечером идешь мыться: хочется всласть поваляться в грязи на задн
ем дворе, прежде чем влезешь в ванну. Все вдруг превратились в разбушевав
шихся детей, которые затеяли дикие игры в субботний вечер, а ей хотелось б
ушевать больше всех.
Она орала, толкалась и первая кидалась опрометью во всякую новую шалость
. Она так шумела и так носилась, что ей некогда было замечать, что делают др
угие. Она вытворяла бог знает что и совсем запыхалась.
Ц Канава на том конце улицы! Канава! Канава!
Она первая бросилась туда. В конце квартала под мостовой проложили новые
трубы, вырыв для этого мировую канаву. Плошки, горевшие по краям, ярко але
ли в темноте. Лезть вниз ей было некогда. Она добежала до колеблющихся на в
етру огоньков и прыгнула.
Будь на ней теннисные туфли, она бы встала на ноги, как кошка, но в лодочках
на каблуках она поскользнулась и животом шлепнулась о трубу. У нее перех
ватило дух. Она так и осталась лежать с закрытыми глазами.
Вечеринка… Мик с трудом вспоминала, как она себе все это представляла ещ
е утром, какими неприступными ей казались новые соученики по училищу. И т
а компания, с которой ей хотелось водиться. Теперь она будет чувствовать
себя на переменках совсем иначе, теперь она знает: вовсе они не какие-нибу
дь особенные и ничем не отличаются от других ребят. Ну и пусть вечеринка н
е удалась. Теперь уже все. Ничего не поделаешь.
Мик вылезла из канавы. Какие-то ребятишки играли возле горящих плошек. Пл
амя багрово отсвечивало, и вокруг лежали длинные зыбкие тени. Один из мал
ьчишек сходил домой и надел маску, припасенную для Дня всех святых. Вечер
инка продолжалась, только теперь она была другая.
Мик медленно побрела к дому. Проходя мимо ребят, она даже не поглядела в их
сторону, ей не хотелось с ними разговаривать. Гирлянды в прихожей были со
рваны, и дом казался совсем пустым Ц все убежали на улицу. В ванной она сн
яла голубое вечернее платье. Подол был оборван, и она сложила платье так, ч
тобы драного места не было заметно. Тиару из искусственных бриллиантов о
на потеряла. Ее старые шорты и рубашка валялись там, где она их бросила, Ц
на полу. Мик переоделась. Она уже слишком взрослая, чтобы носить шорты. Зав
тра она их не наденет. И вообще больше никогда.
Она вышла на крыльцо. Лицо ее без румян казалось очень белым.
Она сложила у рта руки корабликом и набрала воздуху.
Ц Идите все домой! Дверь заперта! Вечеринка кончилась!

Она снова осталась одна в тихой таинственной ночи. Было еще не поздно: жел
тые квадраты освещенных окон горели вдоль улиц. Она шагала медленно, зас
унув руки в карманы и склонив голову набок. Шла долго, не замечая, куда иде
т.
Потом дома раздвинулись, потянулись сады с высокими деревьями и черным к
устарником. Оглянувшись, она увидела, что стоит возле дома, к которому так
часто ходила этим летом. Ноги сами привели ее сюда. Она подождала, провери
ла, не видит ли ее кто-нибудь. Потом прошла через сад.
Радио, как всегда, было включено. Минутку она постояла возле окна, загляды
вая в комнату. Лысый мужчина и седая дама играли за столом в карты. Мик сел
а на землю. Это было ее любимое потайное место. Со всех сторон ее вплотную
обступали густые кедры, скрывая от посторонних глаз. По радио ничего хор
ошего не передавали: кто-то пел популярные песенки Ц всегда с одним и те
м же концом. На душе у нее стало как-то тоскливо. Она пошарила в карманах. Та
м был изюм, конский каштан, нитка бус, но нашлась и одна сигарета и спички. О
на закурила и обняла колени руками. На душе было до того пусто Ц ни мысли,
ни чувства.
За одной передачей следовала другая, и все Ц полная мура. Впрочем, ее это
даже не огорчало. Она выкурила сигарету и нарвала пучок травинок. Немног
о погодя заговорил новый диктор. Он сказал что-то про Бетховена. В библиот
еке она читала про этого Бетховена. Он был немец, как и Моцарт. Когда он жил,
он разговаривал на иностранном языке и жил на чужбине, как хотелось бы и е
й. Диктор объявил, что сейчас сыграют его Третью симфонию. Она слушала дик
тора вполуха, ей хотелось пойти побродить и не очень было интересно, что т
ам играют. Но тут зазвучала музыка. Мик подняла голову, и ее кулак сам собо
й потянулся к горлу.
Откуда она взялась, эта музыка? Минуту начало, раскачиваясь, нащупывало д
орогу. Не то прогулка, не то марш… Словно кто-то вышагивал в темноте ночи. П
о коже у нее прошел озноб, но первая часть жаром опалила ей сердце. Она даж
е не слышала, что звучало потом, и только ждала, застыв с крепко сжатыми ку
лаками. Немного погодя та же музыка началась снова, но жестче и громче. К б
огу она уже отношения не имела. Это было про нее, про Мик Келли, как она снач
ала шла днем, а потом ночью, одна. Под палящим солнцем и в темноте, со всеми с
воими ощущениями и планами. Эта музыка была она сама, просто она сама.
Она не могла как следует вникнуть в то, что слышит. Музыка бурлила у нее вн
утри. Как быть? Удерживать отдельные замечательные куски и повторять их,
чтобы потом не забыть, или дать себе волю и слушать все подряд, не задумыва
ясь и не стараясь запомнить? Господи! Весь мир был этой музыкой, а она не мо
гла в нее толком вслушаться. Наконец вступление повторилось снова, тепер
ь все инструменты обрушились вместе на каждую ноту, как железный кулак, б
ьющий по сердцу. И первая часть кончилась.
Сколько длилась эта музыка? Долго или нет? Может, время и продолжало идти,
но при чем тут оно, когда такая музыка? Мик сидела, крепко обхватив руками
ноги, больно вцепившись зубами в свое солоноватое колено. Может, она слуш
ала всего пять минут, а может, полночи. Вторая часть была окрашена в черное
Ц медленный марш. Не грустный, а такой, словно весь мир Ц мертвый и черны
й, и даже бесполезно вспоминать, каким он был прежде. Один из инструментов
, похожий на рожок, вел печальную прозрачную мелодию. Потом музыка выплес
нулась гневом и скрытым клокотанием. А потом снова зазвучал черный марш.

Но, пожалуй, музыка последней части симфонии ей нравилась больше всего
Ц радостная, словно самые великие люди на земле бегали и прыгали, весели
лись и смеялись. От такой замечательной музыки больнее всего. Весь мир пр
евращается в эту симфонию, и никаких сил не хватает слушать.
Все кончилось, а она все сидела как каменная, обхватив колени руками. Нача
лась другая передача, и она заткнула пальцами уши. Музыка оставила внутр
и только вот эту нестерпимую боль и оцепенение. Она не могла припомнить н
и одного места из симфонии, даже последних нот. Старалась вспомнить, но не
слышала ни единого звука. Теперь, когда все кончилось, осталось только ее
сердце, дрожащее как заяц, и эта ужасная боль.
Радио и свет в доме выключили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38