Ц прервала его Порция. Ц Отец, ты же обещал, что не будешь сердит
ься. С ума можно сойти! Зачем нам ссориться?
Порция встала и направилась к выходу. Вилли и Длинный поспешно двинулись
за ней. Доктор Копленд шел последним. Они стояли в темноте у двери. Доктор
Копленд пытался что-то сказать, но где-то глубоко внутри у него перехвати
ло горло. Вилли, Порция и Длинный сбились кучкой.
Держа одной рукой за руки мужа и брата. Порция протянула другую доктору К
опленд у:
Ц Давайте перед уходом помиримся. Терпеть не могу, когда у нас ссора. Дав
айте больше никогда не ссориться.
Доктор Копленд молча попрощался с ними.
Ц Вы меня извините, Ц сказал он под конец.
Ц Я не в обиде, Ц вежливо сказал Длинный.
Ц И я, Ц пробормотал Вилли.
Порция снова взяла их всех за руки.
Ц Нам просто нельзя ссориться!
Они сказали «до свиданья», а потом доктор Копленд долго смотрел им вслед
с темного крыльца. Их шаги, замирая, тоскливо отдавались в темноте, и докто
р Копленд почувствовал томительную усталость. Когда они дошли до угла. Б
илли снова заиграл на гармонике. Мотив был грустный и пустой. Доктор стоя
л на крыльце, пока они не скрылись из виду в не затихли звуки гармоники.
Потом он погасил в доме свет и в темноте подсел к печке. Но покой не приход
ил к нему. Ему хотелось прогнать мысли о Гамильтоне, Карле Марксе и Вильям
е. Каждое слово, сказанное Порцией, память повторяла громко и безжалостн
о. Он резко встал, зажег свет и уселся к столу, заваленному книгами Спинозы
, Шекспира и Карла Маркса. Когда он читал себе вслух Спинозу, слова звучали
красиво и мрачно.
Доктор подумал о белом, про которого они сегодня говорили. Хорошо, если бе
лый сумеет помочь его глухому пациенту, Августу-Бенедикту-Мэди Льюису. Н
о ему захотелось написать письмо этому белому даже без всякого повода. Д
аже если бы ему нечего было у него спрашивать. Доктор Копленд сжал голову
руками, из его горла вырвался странный звук, напоминавший долгий стон. Он
вспомнил лицо белого, когда тот ему улыбнулся в ту дождливую ночь при све
те желтого пламени спички, и на душу его снизошел покой.

6

К середине лета у Сингера стало бывать больше гостей, чем у кого-либо в до
ме. По вечерам в его комнате почти всегда слышался чей-нибудь голос. Пообе
дав в «Кафе „Нью-Йорк“», он принимал ванну, переодевался в один из своих л
егких моющихся костюмов и, как правило, больше не выходил.
В комнате было приятно, не жарко. В стенном шкафу помещался ледник, где он
держал бутылки холодного пива и фруктовые напитки. Он никогда не бывал з
анят и никуда не спешил. И гостей своих встречал у двери радушной улыбкой.

Мик любила ходить наверх, в комнату мистера Сингера. Несмотря на то что он
был совсем глухонемой, он понимал каждое ее слово. Разговоры с ним были по
хожи на игру. Но гораздо интереснее всякой игры. Только когда узнаешь что-
нибудь новое про музыку, бывает так интересно. С ним одним она могла делит
ься своими планами. Он разрешал ей переставлять свои прелестные шахматн
ые фигуры. Раз, когда она была чем-то очень увлечена и хвост ее рубашки поп
ал в электрический вентилятор, он вел себя так деликатно, что она даже не с
мутилась. Не считая папы, мистер Сингер был самый лучший человек, какого о
на знала.
Когда доктор Копленд написал записочку мистеру Сингеру насчет Августа-
Бенедикта-Мэди Льюиса, он получил любезный ответ и приглашение зайти, ко
гда ему представится такая возможность. Доктор Копленд пришел с черного
хода и немножко посидел с Порцией на кухне. Потом он поднялся по лестнице
в комнату белого. Право же, в этом человеке совсем не было оскорбительног
о высокомерия. Они выпили лимонада, и немой письменно отвечал на все вопр
осы доктора. Этот человек отличался от всех людей белой расы, которых док
тор когда-либо встречал. Потом он долго размышлял об этом белом. И немного
погодя, так как его любезно пригласили зайти еще раз, он опять нанес немом
у визит.
Джейк Блаунт приходил каждую неделю. Когда он поднимался к Сингеру, от ег
о топота сотрясалась вся лестница. Обычно он приносил бумажный мешок с б
утылками пива. Часто из комнаты доносился его громкий и сердитый голос. Н
о постепенно он успокаивался. Когда Блаунт спускался вниз, в руках у него
уже не было пива, и шел он задумчиво, словно не замечая, куда идет.
Даже Биф Бреннон однажды вечером зашел к немому. Но так как он не мог надол
го оставить ресторан, просидел он всего полчаса.
Сингер был ровен со всеми. Он сидел на жестком стуле у окна, глубоко засуну
в руки в карманы, и кивал или улыбался, показывая гостям, что их понимает.
Если у него никого вечером не было, он отправлялся на поздний сеанс в кино
. Ему нравилось там сидеть, глядеть, как актеры ходят и разговаривают на эк
ране. Он никогда не узнавал заранее, как называется картина, и, что бы ему н
и показывали, смотрел их все с одинаковым интересом.
Как-то в июле Сингер вдруг уехал, никому ничего не сказав. Дверь комнаты о
н оставил незапертой, на столе нашли конверт, адресованный миссис Келли,
где лежали четыре доллара Ц плата за истекшую неделю. Его нехитрые пожи
тки тоже исчезли, и комната выглядела очень чистой и пустой. Гости его при
ходили, видели нежилую комнату и покидали ее с удивлением и обидой. Никто
не мог понять, почему он так внезапно исчез.
Сингер провел свой летний отпуск в том городе, где Антонапулос сидел в су
масшедшем доме. Он месяцами мечтал об этом отпуске и о том, как они будут в
месте проводить каждую минуту. Он заказал номер в гостинице за две недел
и и носил в кармане конвертик с железнодорожным билетом.
Антонапулос нисколько не изменился. Когда Сингер вошел в палату, он спок
ойно заковылял ему навстречу. Грек стал еще толще, но сонная улыбка остал
ась прежней. Сингер был нагружен пакетами, и громадный грек прежде всего
занялся ими. Он получил в подарок ярко-красный халат, мягкие комнатные ту
фли и две ночные сорочки с вышитыми на них монограммами. Антонапулос тща
тельно обшарил картонки, нет ли там чего-нибудь еще. Убедившись, что в них
нет ничего вкусного, он презрительно швырнул подарки на кровать и больше
ими не интересовался.
В большой солнечной палате стояло в ряд несколько кроватей. Трое старико
в в углу играли в дурачка. Они не замечали Сингера с Антонапулосом, и друзь
я уселись в сторонке вдвоем.
Сингеру казалось, что целые годы прошли с тех пор, как они жили вместе. Ему
столько надо было рассказать, что руки не поспевали передавать поток зна
ков. Его зеленые глаза горели, и на лбу блестел пот. Он вновь испытывал так
ое блаженное, радостное возбуждение, что с трудом сдерживался.
Антонапулос сидел неподвижно и не сводил с друга темных маслянистых гла
з. Только пальцы его теребили штанину. Сингер, среди всего прочего, расска
зал ему о людях, которые его посещали. Он говорил своему другу, что эти пос
етители скрашивают его одиночество. Он говорил Антонапулосу, что все они
Ц странные люди и слишком много болтают, но что он всегда рад их приходу.
Он быстро набросал портреты Джейка Блаунта, Мик и доктора Копленда. Но, за
метив, что Антонапулоса это не интересует, Сингер скомкал рисунки и забы
л о них. Когда пришел служитель и объявил, что время посещения больных ист
екло, Сингер еще не успел рассказать и половины того, что у него накопилос
ь. Вышел он из палаты хоть и усталый, но счастливый.
К больным пускали только по четвергам и воскресеньям. В те дни, когда Синг
ер не мог попасть к Антонапулосу, он шагал по своему номеру в гостинице.
Второе его посещение ничем не отличалось от первого, только старики в па
лате уже не играли в дурачка, а вяло его разглядывали.
С большим трудом Сингер получил разрешение повести Антонапулоса на нес
колько часов погулять. Он заранее продумал эту небольшую вылазку во всех
подробностях. Они поехали за город на такси, а в половине пятого зашли в р
есторан гостиницы. Антонапулос очень обрадовался случаю лишний раз пое
сть. Он заказал половину блюд, перечисленных в меню, и ел с жадностью. Но, по
кончив с обедом, он ни за что не хотел выйти из-за стола. Сингер тщетно его у
ламывал, и шофер попробовал вытащить его силой. Антонапулос невозмутимо
сидел и отталкивал их, когда они подходили вплотную. Наконец Сингер дога
дался купить у хозяина ресторана бутылку виски и выманить ею грека в маш
ину. Когда Сингер выбросил нераскупоренную бутылку в окно, Антонапулос з
аплакал от обиды. Неудачный конец прогулки сильно опечалил Сингера.
Следующее посещение было последним Ц двухнедельный отпуск Сингера по
дходил к концу. Антонапулос не помнил о том, что произошло в прошлый раз. О
ни опять сидели в том же углу палаты. Минуты летели быстро. Руки Сингера от
чаянно складывали слова, а худое лицо было очень бледным. Наконец пришло
время прощаться. Сингер сжал руку друга и заглянул ему в глаза, как делал э
то раньше, когда они расставались по утрам перед работой. Антонапулос со
нно на него уставился и даже не пошевельнулся. Сингер вышел из палаты, глу
боко засунув руки в карманы.
Вскоре после того, как Сингер вернулся в пансион, его снова стали навещат
ь Мик, Джейк Блаунт и доктор Копленд. Все они расспрашивали, где он был и по
чему заранее не сообщил им о своих намерениях. Но Сингер делал вид, будто н
е понимает их вопросов, и только загадочно улыбался.
Они приходили в комнату Сингера поодиночке, чтобы провести с ним вечер. Н
емой всегда был сдержан и задумчив. Его ласковые разноцветные глаза смот
рели серьезно, загадочно, словно глаза какого-нибудь мага. Мик Келли, Джей
к Блаунт и доктор Копленд приходили в эту тихую комнату поговорить Ц им
казалось, что немой непременно поймет все, что у них на душе. А может, и не то
лько это.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Нынешнее лето было совсем не похоже на все, что помнила Мик. И не так уж мно
го случилось событий, о которых она могла бы подумать или хотя бы подробн
о рассказать, но в ней явно произошла какая-то перемена. Она постоянно исп
ытывала странное возбуждение. По утрам ей не терпелось вскочить с постел
и и начать новый день. А по ночам ее злило, что снова приходится спать.
Сразу после завтрака она выводила гулять малышей и, не считая обеденных
часов, бродила с ними чуть не весь день. Чаще они просто слонялись по улица
м Ц она тащила повозочку с Ральфом, а Братишка шел следом. Голова ее вечн
о была занята всевозможными планами. Иногда; опомнившись, она вдруг заме
чала, что они забрели в какую-то совсем незнакомую часть города. Раз или д
ва им встретился по дороге Билл, но Мик была так поглощена своими мыслями,
что Биллу пришлось дернуть ее за руку, чтобы она его заметила.
Рано утром на улице бывало довольно прохладно, и их тени далеко вытягива
лись перед ними на тротуаре. К середине дня небо накалялось. Ослепительн
ый свет резал глаза и заставлял жмуриться. И часто, представляя свое буду
щее, она мысленно видела снег и лед. Вот она в Швейцарии, все горы покрыты с
негами, и она катается на коньках по холодному зеленоватому льду. Рядом с
ней катается мистер Сингер. А может быть, Кэрол Ломбард или Артуро Тоскан
ини, который играет по радио. Они катаются вместе, а потом мистер Сингер вд
руг проваливается под лед, и она ныряет, не думая о верной гибели, плывет п
одо льдом и спасает ему жизнь. Эту историю она больше всего любила вообра
жать.
Побродив немного, она пристраивала Братишку и Ральфа куда-нибудь в тень.
Братишка был мировой парень, и она здорово его вышколила. Если она не вели
т ему отходить далеко от Ральфа, чтобы он услышал, когда тот заревет, Ц бу
дьте спокойны, он не смоется за два или за три квартала поиграть в камешки
с ребятами, а будет играть один возле повозочки, и, оставляя братьев, Мик м
огла не беспокоиться. Она шла в библиотеку, посмотреть «Отечественный ге
ографический журнал», либо просто болталась по улице, думая о своем. Если
у нее бывали деньги, она покупала воду с сиропом или «Млечный Путь» у мист
ера Бреннона. Детям он делал скидку: вместо пяти центов брал три.
Но что бы она ни делала, с ней всегда была ее музыка. Иногда она на ходу гуде
ла себе под нос, иногда молча прислушивалась к тому, что звучало внутри. А
в голове у нее звучала самая разная музыка. И та, что она слышала по радио, и
никогда еще не слышанная, та, что возникала сама по себе.
По вечерам, когда малышей укладывали спать, она могла делать все, что ей вз
думается. Тут начиналось самое лучшее время. Столько всего случалось, ко
гда она оставалась одна и кругом было темно. Сразу же после ужина она опят
ь убегала из дому. Мик никому не могла рассказать, чем она занимается по ве
черам, и, когда мама ее спрашивала, она рассказывала все, что ей приходило
в голову, лишь бы это звучало правдоподобно. Но чаще всего, если ее окликал
и, она делала вид, будто не слышит, и убегала. Это удавалось со всеми, кроме п
апы. В голосе папы было что-то такое, от чего нельзя убежать. Он был одним из
самых приметных, самых высоких людей в городе. Но голос у него был такой т
ихий и добрый, что люди удивлялись, когда он заговаривал. И как бы ни спеши
ла Мик, она всегда останавливалась, когда ее звал папа.
Этим Летом она вдруг открыла в своем папе то, о чем раньше и не подозревала
. До сих пор она никогда не воспринимала его самого по себе, отдельно от вс
ех. Сколько раз он зазывал ее к себе. Она входила в комнату, где он работал, и
простаивала возле него несколько минут, но, слушая его, думала всегда о св
оем. И вдруг как-то вечером до нее дошло, что за человек ее папа. Ничего особ
енного в тот вечер не произошло, и она сама не знала, почему это поняла. Но в
друг она почувствовала, что стала старше и знает его так близко, как вообщ
е можно знать другого человека.
Случилось это вечером в конце августа. Мик очень торопилась. Ей во что бы т
о ни стало надо было попасть в тот дом к девяти часам. А папа позвал ее, и она
пошла к нему в комнату. Он сидел, ссутулившись над верстаком. Ей почему-то
всегда было странно его там видеть. До несчастного случая в прошлом году
он был маляром и плотником. Каждое утро, еще до зари, он уходил из дома в ком
бинезоне и не возвращался весь день. Он не раз пытался поступить на работ
у к ювелиру, где можно весь день сидеть за столом в чистой белой рубашке с
галстуком. Теперь, когда он больше не мог плотничать, он повесил на фасаде
объявление: «Дешевая починка стенных и карманных часов». Но он не был пох
ож на обычного часовщика; городские часовщики были, как правило, юркими, н
изенькими и темноволосыми евреями. А папа был слишком высок для верстака
, и его крупные, костлявые руки и ноги, казалось, были кое-как привинчены к т
уловищу.
Отец молча смотрел на нее. Мик понимала, что он позвал ее без особой надобн
ости. Просто ему до смерти хотелось с ней поговорить. Он не знал, как подст
упиться к разговору. Карие глаза выглядели слишком большими на его длинн
ом, худом лице, а с тех пор, как он совсем облысел, гладкая бледная макушка п
ридавала ему какой-то голый вид. Он все молчал, а ей было некогда. Попасть в
тот дом надо было точно к девяти часам, и времени оставалось в обрез. Отец
догадался, что она торопится, и откашлялся.
Ц Я тут для тебя малость деньжонок припас, Ц сказал он. Ц Не бог весть с
колько, но сможешь себя побаловать.
Ему вовсе не обязательно было давать ей пять или десять центов только по
тому, что он скучал и ему хотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Из своего
заработка он оставлял себе гроши Ц чтобы раза два в неделю выпить пива. В
от и сейчас возле его стула стояли две бутылки Ц одна пустая, а другая тол
ько что откупоренная. А когда он пил пиво, он любил с кем-нибудь поговорит
ь. Отцу было неловко расстегивать при ней пояс, и Мик отвернулась. Этим лет
ом он стал прятать монетки, припасенные на пиво, совсем как ребенок. То зас
унет их в башмаки, то в прорезь на поясе. Ей не очень-то хотелось брать у нег
о десять центов, но, когда он их протянул, рука ее сама собой раскрылась на
встречу.
Ц У меня столько работы, прямо не знаю, за что взяться, Ц сказал он.
Это было чистейшей неправдой, и она это знала не хуже его. Часов для починк
и ему носили мало, и, покончив с ними, он бродил по дому в поисках какого-ниб
удь дела. А по вечерам сидел у верстака и чистил старые пружины и колесики
, чтобы скоротать время до сна. С тех пор как он сломал бедро и больше не мог
каждый день ходить на работу, ему невмоготу было сидеть хоть минуту без д
ела.
Ц Я вот сегодня все думаю… Ц заговорил отец. Он налил себе пива и высыпа
л несколько крупиц соли на тыльную сторону руки. Слизнув соль, он сделал г
лоток из стакана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38