Какие-нибудь экстравагантные выходки могли навлечь на экспериме
нтаторов иногда праведный суд старых воров, такое могло плохо кончиться
. В целом же и паханы к этим отклонениям относились снисходительно, как к ч
удачеству, и диссидентами молодых воров из-за всевозможных новшеств не
считали.
Глава третья
1
Когда Скит уже очутился в системе Университета всех мировых знаний, так
сказать на начальных курсах в колонии малолеток, они ему не понравились,
он об этом времени выразился этак лирически, даже поэтично: «Заключили м
еня на север, на холод, голод и слезы. О, сколько было там чудес! Об этом знае
т лишь темный лес»…
Он был еще совсем молод, но являлся обладателем длинных ног и цепких рук. С
роки за карманный промысел в те годы давали небольшие. Освободился вмест
е с лагерным другом в Сыктывкаре. У приятеля в лагерном поселке жила знак
омая безмужняя женщина с малолетними детьми, переночевали у нее. Скитале
ц спал на кушетке в кухне, его друг с женщиной и ее детьми в комнате. Скитал
ец все еще не был близок с женщинами, ему не спалось, прислушивался ко всев
озможным звукам, а ночью его разбудил товарищ и велел идти… к ней. Он робел
, стеснялся, но, чтобы не быть смешным в глазах товарища, пошел. Так приобре
л еще и начальный опыт любви, мог теперь считать себя мужчиной. Единствен
но не понравилось, когда товарищ потом в вагоне критически отзывался о н
екоторых достоинствах той женщины: что жирновата, по-видимому оттого, чт
о работала в пекарне. Скит об этом, увы, ничего не мог рассказать, как ни рас
спрашивал приятель. Он лишь помнил собственную неловкость, как прислуши
вался к дыханию спящих тут же детей, и ничего более.
На станции «Тайга» за кружкой пива они расстались. Скиталец направился н
а вокзал, чтобы поехать домой, но не доехал: тот, кого однажды взяли на учет
в Институте промывания мозгов, должен, выбравшись из него, убраться как м
ожно дальше с максимальной скоростью. Короче, он тут же с новым сроком был
направлен «доучиваться» в другой регион страны, о котором потом рассказ
ывал примерно столь же лирично: «На пеньки нас ставили, раздевали и колам
и били, били нас колами…» Вообще-то впечатляюще.
Ему, действительно, приходилось не сладко, но нельзя сказать, что он не был
подготовлен к лагерным трудностям: еще в Москве, когда общался с ворами н
а Марьинском кладбище, наслушался рассказов о тюрьме и лагерной жизни, в
едь тюремная жизнь является основной темой у людей, чья профессия Ц вор
овство. Но если воры в законе пользовались в лагере привилегиями, положе
нными им по закону, Скиталец, в отличие, скажем, от Васи Котенка, ими пользо
ваться не мог, потому что не был принят, как Вася, в закон. Эта его мечта не у
спела осуществиться; таким образом, он считался фраером. Поскольку он зн
ался на воле с ворами и даже авторитетными, воры считали его приближенны
м к себе, не обижали, не обделяли воровским куском, когда было возможно. Ег
о можно было считать пока что проходящим кандидатский стаж…
Закончился и второй срок. Обожженный опытом, он, нигде не задерживаясь, пр
евратившись в невидимку, добирался в Москву. Наконец это ему удалось осу
ществить, хотя на какой-то станции, где вышел из вагона проветриться, его
чуть было не забрали заодно с какими-то гавриками, затеявшими на перроне
драку. Отделался благодаря проводнику своего вагона, заступившемуся за
него.
Все эти годы он мечтал о Марьиной Роще, о встрече с друзьями, но о матери не
думал. Слухи доходили, что в доме Скита живет тот дядя, который когда-то об
ратил внимание на их бедственное положение; не хотелось Скитальцу осваи
ваться в этой непривычной обстановке, он был свободолюбив, привыкший к в
ольной жизни. А друзья… Марьинские воры… Им хотелось рассказать о многом
, например, как ему плохо от того, что с ним в лагере не считались, поскольку
он не был принят в закон. Он, конечно, понимал: ничего еще в своей жизни воро
вского не совершал, только вертелся около воров Ц не основание для прин
ятия в закон, но он же… сочувствующий, как фраерами принято про некоторых
говорить.
Он понимал, что иные его друзья могут уже и в тюрьме оказаться, с этим всег
да надо считаться в воровской жизни, но кто-нибудь, может, все же присутст
вует и кладбище Лазаревское наверняка на месте. Хотя, конечно, надо будет
как-то обеспечить тылы, значит, надо считаться с рамками малоприятной фр
аерской цивилизации с ее регламентом и правилами, как то: прописка и труд
оустройство. Мать вполне искренне клялась достичь в этом вопросе максим
ального, дойти аж до самого Калинина. Ему и самому тоскливо было в дальних
неласковых краях, и он уже имел опыт: могут туда запрячь, даже если ты ниче
го плохого не сделал, просто потому, что ты уже состоишь на учете, как с ним
уже и случилось на станции «Тайга». Он не очень верил в благополучный исх
од в вопросе прописки, в этом тоже у многих имелся достаточный опыт, тюрьм
а никогда легко не расстается со своими питомцами, но можно было и надеят
ься, учитывая, что он еще ничего из себя не представлял в уголовной жизни.
Однажды он направился в нарсуд. Уселся в коридоре на стульчике, чтобы осм
отреться, сориентироваться. Дверей в коридоре много, в которую сунуться?
То и дело проходили люди, мужчины, женщины, но вот он заметил девушку, выхо
дящую из одной двери Ц и больше, кроме нее, он ничего вокруг не сознавал.
Он, конечно, с интересом присматривался к женщинам. Это естественно. Ведь
до тюрьмы их не знал, после лишь Анюту, ту женщину в прилагерном поселке. Т
еперь он с новым интересом стал смотреть на них. Раньше, собственно, и не б
ыло никакого интереса, хотя каких только историй, связанных с любовью, ем
у не приходилось слышать в тюрьме… Он даже не умел предаваться самоудовл
етворению, хотя знал, что другие этим занимались: он не умел создавать в во
ображении моменты любви, способные вызвать извержение, потому что не зна
л их. Этот же человеческий акт в тесной жаркой комнате, когда рядом сопели
малолетние дети, не дал ему в сущности ничего, кроме самоутверждения Ц у
него уже была женщина.
Он помнил девушек, с которыми воры жили на кладбище, когда его, бывало, про
сили покинуть шалаш, когда воры, особенно Тарзан-здоровяк, часто таскали
их туда. Скит помнил, как доброжелательно они все над ним насмехались, вып
ытывая, знает ли он уже, что это такое, не хочется ли ему попробовать с Машк
ой или с Райкой, а от предлагаемых дам несло водочным духом, если не сказат
ь хуже. Ему никогда не представлялось, какое это ощущение, когда от одного
взгляда на девушку захватывает дыхание, как, якобы, бывает, Ц о том он в кн
ижках читал, рассказывали и другие; у него лично дух никогда не захватыва
ло. Не захватило и теперь, когда эта девушка появилась в коридоре, дыхание
оставалось нормальным, но смотрел он на нее, действительно, не отрываясь (
в книжках пишут: как завороженный) .
Конечно же, и она его заметила, улыбнулась, и красива она была невероятно,
на его взгляд, Ц в темно-коричневом, легком, почти воздушном платье, с каш
тановыми пушистыми длинными локонами, обрамлявшими ее овальное нежное
личико с большими голубыми глазами; она улыбнулась ему, он же застеснялс
я, но отвернуться не мог, и тут она к нему подошла, чтобы спросить:
Ц Откуда, друг?
Никогда ему не было так неловко, он растерялся: неужели она сама с ним заго
ворила?! Заметив его смущение, она просто сказала:
Ц Я Ц Варя, твоя школьная подруга.
Даже не верилось: она Ц Варя?! Эта красавица и та замухрышка… Одно и то же л
ицо? Кто бы подумал!.. Удивился Скиталец и обрадовался. Он скомкано объясни
л, откуда и зачем здесь.
Ц Тебе в канцелярию, Ц объяснила Варя; она взяла его за рукав и повела за
собой. Оказывается, она здесь работала в качестве секретаря.
Естественно, дальнейшее делопроизводство в суде сильно облегчилось дл
я Скитальца, и он через пару дней получил разрешение на жительство в Моск
ве, но оно оказалось недостаточным для так называемых «органов», осущест
вляющих режим всеобщего повиновения в городе, и сколько они все ни билис
ь, органы не шли навстречу Скитальцу. В результате ему ничего не оставало
сь другого, как петь для друзей на кладбище о том, что «и вот, друзья, как тру
дно исправляться, когда правительство навстречу не идет; не приходилось
им по лагерям скитаться, вот когда побудут, тогда они поймут»…
Это были годы его цветущей юности. Ему исполнилось девятнадцать.
2
Объявился у Скитальца в эти дни новый приятель, который даже кличкой при
личной хвастаться не мог, а звали его, представьте, просто Николай. Видно и
з-за того, что и внешностью обладал весьма заурядной, в ней не было решите
льно ничего, что бы послужило основанием для какой-нибудь кликухи. Когда
у него нос не надкусан, зубы не выбиты, шрамов на «циферблате» никаких Ц к
ак его прозвать? Только и остается что Колей, как его, собственно, окрестил
а родная мать. Познакомились на кладбище и в самое время: ни Тарзана, ни др
угих прежних своих друзей Скит не застал, кто сидел, кто просто растворил
ся в безбрежной воровской жизни. Одним словом, Николай Ц был совершенне
йшая обыкновенность, отсюда и получилось, что Скитальцу не оставалось ни
чего другого, как самому дать ему кличку. И он это сделал Ц стал звать при
ятеля Обыкновенный. Кликуха двадцатилетнему бродяге не сразу прижилас
ь, слово Обыкновенный представлялось шпане трудным, она спотыкалась о не
го, стали это упрощать, говоря, вместо Обыкновенный Ц Простак, в результа
те окончательно так и сложилось: Коля Простак.
У Коли Простофили (это уже Скиталец еще более конкретизировал прозвище п
риятеля) была девушка по имени Тося, тоже из себя не ахти, так что, если Коля
Ц Простак, то девушка его Ц Простушка. Два сапога… как говорится. Однажд
ы случилось Скиту провожать приятеля, когда тот шел на свидание к Тосе. Вс
треча была назначена у кинотеатра «Труд». Тося была с Варей.
Варя как-то изменилась с тех пор, когда они встретились в коридоре суда. О
на стояла хрупкая, стройная, слегка напудренная, с подведенными тенью гл
азами, от которых трудно было оторвать взгляд. Одета во все бежевое. Дина Д
урбин! Портрет этой американской актрисы ему доводилось видеть в каком-
то журнале, вернее на вырванной страницы киножурнала.
Ему показалось, что ее глаза за прошедшие дни приобрели какую-то особенн
ую выразительность, а маленький прямой носик мог принадлежать лишь прин
цессе. И эта красавица Ц его школьная подруга! Что сказать? Оробел он окон
чательно, а тут еще собаки Ц бессовестные твари! Ц на виду у всех стали з
аниматься черт знает чем, причем оба кобели…
Простофиля предложил прогуляться Ц за билетами в кино стояла большая о
чередь, в которой никому не было охоты торчать. Затем последовало другое
предложение: идти посидеть в ресторане «Север». Варя категорически отка
залась:
Ц Я не привычна к ресторанам…
Тогда Тося пригласила к себе домой. Она проживала недалеко, на 4-м проезде
Марьиной Рощи. По пути Простак и Скиталец зашли в гастроном и приобрели в
се необходимое к столу.
Тося проживала со своей матерью Ц с тетей Нюрой, так ее звали в Марьиной Р
още. Две небольшие комнаты, маленькая кухонька, старая мебель, в ней главн
ое Ц круглый стол (его-то и накрыли). Тетя Нюра, общительная простая женщи
на, тоже работала в столовой. Все понемногу выпивали, тетя Нюра поставила
пластинку и от патефона неслись романтичные, тоскующие песни Лещенко. Вы
пивала и Варя. Скитальцу нравилось, что она не жеманничала, не отнекивала
сь. Она всячески старалась не уделять Скиту чересчур много внимания, даж
е, можно сказать, буквально окружила его безразличием, как и он совершенн
о не замечал ее: они не замечали друг друга настолько настойчиво, что не за
метили, когда легли спать в эту ночь, а легли они, надо сказать, в кровать те
ти Нюры, где утром и обнаружил себя Скиталец, проснувшись первым.
Он не знал, должен ли радоваться такому повороту дел, что всё так неожидан
но вышло. А что, собственно, вышло? Скиталец не знал, было ли что-нибудь, или
они просто спали, как невинные агнцы, будучи уморенные водкой и невниман
ием друг к другу.
3
Им пришлось обитать по чужим углам. В Роще в те времена практиковалось сд
авать углы. Наконец, более обстоятельно обосновались в старом деревянно
м доме где-то в тупике на Полковой. В крохотной комнатушке на втором этаже
. С сараем во дворе впридачу. Комнатка служила им как зимняя квартира, сара
й же в качестве летней дачи. Они оборудовали сарай внутри: постелили на по
л ковровую дорожку, обставили «мебелью» Ц сундуком, старым шкафом, еще д
еревянный стол, табуретки, добыли деревянную кровать с лоскутным одеяло
м, подушки.
У Скита ранее не было домашнего уюта. В тюрьме ему мечталось о любви. Эта м
ечта само собой была связана с домашним уютом…
Он, она и их жилье. Красивая девушка означала для него одновременно и защи
щенность от одиночества, в котором он себя интуитивно осознавал всегда с
того времени, как себя помнил.
Варя объяснила ему и свое стремление:
Ц Я давно хотела влюбиться, даже сама не знаю, как давно, но встречалось в
се не то Ц то комсомольцы, то блатные, а чтобы нормальный кто-нибудь… Хот
елось встретить настоящего.
Скиталец удивился:
Ц Но ведь и я в некотором смысле как бы из этих… И с чего ты взяла, что я нас
тоящий? Я и сам еще не понимаю, каким мне быть должно.
Но ему льстило, что она считала его настоящим. Еще она требовала слов любв
и… Они бродили по Роще, ходили вдоль железнодорожного полотна, и она упре
кала его:
Ц Почему ты никогда не говоришь мне: «Я тебя люблю»?
Скиталец не понимал, что она от него хочет.
Ц Что ты меня любишь? Ц переспросил он.
Ц Да нет, Ц она вспыхнула, Ц что я тебя люблю, то понятно, но ты не говориш
ь, что ты меня любишь.
Ц Кого ж еще? Ц удивился Скит. Ц Ведь это как дважды два.
Варя приставала:
Ц Тогда так и скажи: «Я тебя люблю».
Скит повторил:
Ц Я тебя люблю.
Ц Прямо выдавил из себя, Ц сморщилась Варя, Ц если бы сама не настаивал
а, то и не сказал бы.
Ц Но я же все равно… Просто зачем говорить? Ц Скиталец недоумевал.
Ц И впрямь все равно, как одолжение сделал, Ц она явно над ним насмехала
сь.
Хотелось ему тогда ей доказать, что нет ничего и никого на свете, кого бы о
н любил, кем бы дорожил более, чем ею, но промолчал: он действительно не уме
л болтать о любви. Он считал, что смешно, пошутив, уточнять: «Я пошутил». А он
а ему бросила, что он просто-напросто не музыкален. Опять непонятно:
Ц Причем здесь это?
Ц А притом, что для меня эти слова Ц музыка. Соображаешь?
В прописке ему отказали, следовательно и работу найти было нелегко; тем н
е менее он каждый день уходил, якобы искать ее, но ходил воровать. Не жить ж
е ему на ее иждивении, в самом деле.
К Вариной матери он не пошел, Варя отсоветовала, считая, что лучше пусть вс
е сложится так, как угодно судьбе, зачем торопить события? Они всегда были
вместе. Скиталец избегал мест сборища воров, промышлял в одиночку. Ему в э
том никто не препятствовал. Он был свободен даже больше, чем ему хотелось.
В жизнь воровскую его никто не тянул, воры его знали и многих из них знал о
н, с ним все были приветливы, над его любовью добродушно пошучивали, некот
орые даже завидовали ему. Что и говорить, как сама воровская жизнь изменч
ива, так и любовь: в ней встречи-расставания. Так что хорошей паре, относив
шейся друг к другу с нежностью и преданно, почему не позавидовать?
4
Миновало с полгода. Варя ходила в суд на работу; Скит искал хоть какую-ниб
удь работу, но, конечно же, не находил. Он уверял Варю, что иногда ему удаетс
я найти временную работу, и она делала вид, что верит этому: надо было каки
м-то образом объяснить происхождение денег, продуктов, которые время от
времени он ей приносил. В воровском мире еще царило относительное спокой
ствие. В те же конфликты, которые так или иначе возникали, он не совался Ц
он был не в законе и не его дело знать, чем заняты профессиональные урки.
Если он мечтал когда-то стать вором в законе, после женитьбы (он лично счи
тал, что женился на Варе, как и она считала себя замужем за ним), он об этом у
же не думал. Да и воры не тянули его, им еще не было нужды пополнять ряды, еще
не было резни, даже суки не стоили разговора, не было и других мастей.
Варя и Скит переселились из сарая в комнату, когда однажды их посетила ее
мама. Собственно, в эту историческую минуту они как раз находились во дво
ре, сидели на скамье в ярких теплых свитерах, прижавшись друг к другу, и ст
роили планы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
нтаторов иногда праведный суд старых воров, такое могло плохо кончиться
. В целом же и паханы к этим отклонениям относились снисходительно, как к ч
удачеству, и диссидентами молодых воров из-за всевозможных новшеств не
считали.
Глава третья
1
Когда Скит уже очутился в системе Университета всех мировых знаний, так
сказать на начальных курсах в колонии малолеток, они ему не понравились,
он об этом времени выразился этак лирически, даже поэтично: «Заключили м
еня на север, на холод, голод и слезы. О, сколько было там чудес! Об этом знае
т лишь темный лес»…
Он был еще совсем молод, но являлся обладателем длинных ног и цепких рук. С
роки за карманный промысел в те годы давали небольшие. Освободился вмест
е с лагерным другом в Сыктывкаре. У приятеля в лагерном поселке жила знак
омая безмужняя женщина с малолетними детьми, переночевали у нее. Скитале
ц спал на кушетке в кухне, его друг с женщиной и ее детьми в комнате. Скитал
ец все еще не был близок с женщинами, ему не спалось, прислушивался ко всев
озможным звукам, а ночью его разбудил товарищ и велел идти… к ней. Он робел
, стеснялся, но, чтобы не быть смешным в глазах товарища, пошел. Так приобре
л еще и начальный опыт любви, мог теперь считать себя мужчиной. Единствен
но не понравилось, когда товарищ потом в вагоне критически отзывался о н
екоторых достоинствах той женщины: что жирновата, по-видимому оттого, чт
о работала в пекарне. Скит об этом, увы, ничего не мог рассказать, как ни рас
спрашивал приятель. Он лишь помнил собственную неловкость, как прислуши
вался к дыханию спящих тут же детей, и ничего более.
На станции «Тайга» за кружкой пива они расстались. Скиталец направился н
а вокзал, чтобы поехать домой, но не доехал: тот, кого однажды взяли на учет
в Институте промывания мозгов, должен, выбравшись из него, убраться как м
ожно дальше с максимальной скоростью. Короче, он тут же с новым сроком был
направлен «доучиваться» в другой регион страны, о котором потом рассказ
ывал примерно столь же лирично: «На пеньки нас ставили, раздевали и колам
и били, били нас колами…» Вообще-то впечатляюще.
Ему, действительно, приходилось не сладко, но нельзя сказать, что он не был
подготовлен к лагерным трудностям: еще в Москве, когда общался с ворами н
а Марьинском кладбище, наслушался рассказов о тюрьме и лагерной жизни, в
едь тюремная жизнь является основной темой у людей, чья профессия Ц вор
овство. Но если воры в законе пользовались в лагере привилегиями, положе
нными им по закону, Скиталец, в отличие, скажем, от Васи Котенка, ими пользо
ваться не мог, потому что не был принят, как Вася, в закон. Эта его мечта не у
спела осуществиться; таким образом, он считался фраером. Поскольку он зн
ался на воле с ворами и даже авторитетными, воры считали его приближенны
м к себе, не обижали, не обделяли воровским куском, когда было возможно. Ег
о можно было считать пока что проходящим кандидатский стаж…
Закончился и второй срок. Обожженный опытом, он, нигде не задерживаясь, пр
евратившись в невидимку, добирался в Москву. Наконец это ему удалось осу
ществить, хотя на какой-то станции, где вышел из вагона проветриться, его
чуть было не забрали заодно с какими-то гавриками, затеявшими на перроне
драку. Отделался благодаря проводнику своего вагона, заступившемуся за
него.
Все эти годы он мечтал о Марьиной Роще, о встрече с друзьями, но о матери не
думал. Слухи доходили, что в доме Скита живет тот дядя, который когда-то об
ратил внимание на их бедственное положение; не хотелось Скитальцу осваи
ваться в этой непривычной обстановке, он был свободолюбив, привыкший к в
ольной жизни. А друзья… Марьинские воры… Им хотелось рассказать о многом
, например, как ему плохо от того, что с ним в лагере не считались, поскольку
он не был принят в закон. Он, конечно, понимал: ничего еще в своей жизни воро
вского не совершал, только вертелся около воров Ц не основание для прин
ятия в закон, но он же… сочувствующий, как фраерами принято про некоторых
говорить.
Он понимал, что иные его друзья могут уже и в тюрьме оказаться, с этим всег
да надо считаться в воровской жизни, но кто-нибудь, может, все же присутст
вует и кладбище Лазаревское наверняка на месте. Хотя, конечно, надо будет
как-то обеспечить тылы, значит, надо считаться с рамками малоприятной фр
аерской цивилизации с ее регламентом и правилами, как то: прописка и труд
оустройство. Мать вполне искренне клялась достичь в этом вопросе максим
ального, дойти аж до самого Калинина. Ему и самому тоскливо было в дальних
неласковых краях, и он уже имел опыт: могут туда запрячь, даже если ты ниче
го плохого не сделал, просто потому, что ты уже состоишь на учете, как с ним
уже и случилось на станции «Тайга». Он не очень верил в благополучный исх
од в вопросе прописки, в этом тоже у многих имелся достаточный опыт, тюрьм
а никогда легко не расстается со своими питомцами, но можно было и надеят
ься, учитывая, что он еще ничего из себя не представлял в уголовной жизни.
Однажды он направился в нарсуд. Уселся в коридоре на стульчике, чтобы осм
отреться, сориентироваться. Дверей в коридоре много, в которую сунуться?
То и дело проходили люди, мужчины, женщины, но вот он заметил девушку, выхо
дящую из одной двери Ц и больше, кроме нее, он ничего вокруг не сознавал.
Он, конечно, с интересом присматривался к женщинам. Это естественно. Ведь
до тюрьмы их не знал, после лишь Анюту, ту женщину в прилагерном поселке. Т
еперь он с новым интересом стал смотреть на них. Раньше, собственно, и не б
ыло никакого интереса, хотя каких только историй, связанных с любовью, ем
у не приходилось слышать в тюрьме… Он даже не умел предаваться самоудовл
етворению, хотя знал, что другие этим занимались: он не умел создавать в во
ображении моменты любви, способные вызвать извержение, потому что не зна
л их. Этот же человеческий акт в тесной жаркой комнате, когда рядом сопели
малолетние дети, не дал ему в сущности ничего, кроме самоутверждения Ц у
него уже была женщина.
Он помнил девушек, с которыми воры жили на кладбище, когда его, бывало, про
сили покинуть шалаш, когда воры, особенно Тарзан-здоровяк, часто таскали
их туда. Скит помнил, как доброжелательно они все над ним насмехались, вып
ытывая, знает ли он уже, что это такое, не хочется ли ему попробовать с Машк
ой или с Райкой, а от предлагаемых дам несло водочным духом, если не сказат
ь хуже. Ему никогда не представлялось, какое это ощущение, когда от одного
взгляда на девушку захватывает дыхание, как, якобы, бывает, Ц о том он в кн
ижках читал, рассказывали и другие; у него лично дух никогда не захватыва
ло. Не захватило и теперь, когда эта девушка появилась в коридоре, дыхание
оставалось нормальным, но смотрел он на нее, действительно, не отрываясь (
в книжках пишут: как завороженный) .
Конечно же, и она его заметила, улыбнулась, и красива она была невероятно,
на его взгляд, Ц в темно-коричневом, легком, почти воздушном платье, с каш
тановыми пушистыми длинными локонами, обрамлявшими ее овальное нежное
личико с большими голубыми глазами; она улыбнулась ему, он же застеснялс
я, но отвернуться не мог, и тут она к нему подошла, чтобы спросить:
Ц Откуда, друг?
Никогда ему не было так неловко, он растерялся: неужели она сама с ним заго
ворила?! Заметив его смущение, она просто сказала:
Ц Я Ц Варя, твоя школьная подруга.
Даже не верилось: она Ц Варя?! Эта красавица и та замухрышка… Одно и то же л
ицо? Кто бы подумал!.. Удивился Скиталец и обрадовался. Он скомкано объясни
л, откуда и зачем здесь.
Ц Тебе в канцелярию, Ц объяснила Варя; она взяла его за рукав и повела за
собой. Оказывается, она здесь работала в качестве секретаря.
Естественно, дальнейшее делопроизводство в суде сильно облегчилось дл
я Скитальца, и он через пару дней получил разрешение на жительство в Моск
ве, но оно оказалось недостаточным для так называемых «органов», осущест
вляющих режим всеобщего повиновения в городе, и сколько они все ни билис
ь, органы не шли навстречу Скитальцу. В результате ему ничего не оставало
сь другого, как петь для друзей на кладбище о том, что «и вот, друзья, как тру
дно исправляться, когда правительство навстречу не идет; не приходилось
им по лагерям скитаться, вот когда побудут, тогда они поймут»…
Это были годы его цветущей юности. Ему исполнилось девятнадцать.
2
Объявился у Скитальца в эти дни новый приятель, который даже кличкой при
личной хвастаться не мог, а звали его, представьте, просто Николай. Видно и
з-за того, что и внешностью обладал весьма заурядной, в ней не было решите
льно ничего, что бы послужило основанием для какой-нибудь кликухи. Когда
у него нос не надкусан, зубы не выбиты, шрамов на «циферблате» никаких Ц к
ак его прозвать? Только и остается что Колей, как его, собственно, окрестил
а родная мать. Познакомились на кладбище и в самое время: ни Тарзана, ни др
угих прежних своих друзей Скит не застал, кто сидел, кто просто растворил
ся в безбрежной воровской жизни. Одним словом, Николай Ц был совершенне
йшая обыкновенность, отсюда и получилось, что Скитальцу не оставалось ни
чего другого, как самому дать ему кличку. И он это сделал Ц стал звать при
ятеля Обыкновенный. Кликуха двадцатилетнему бродяге не сразу прижилас
ь, слово Обыкновенный представлялось шпане трудным, она спотыкалась о не
го, стали это упрощать, говоря, вместо Обыкновенный Ц Простак, в результа
те окончательно так и сложилось: Коля Простак.
У Коли Простофили (это уже Скиталец еще более конкретизировал прозвище п
риятеля) была девушка по имени Тося, тоже из себя не ахти, так что, если Коля
Ц Простак, то девушка его Ц Простушка. Два сапога… как говорится. Однажд
ы случилось Скиту провожать приятеля, когда тот шел на свидание к Тосе. Вс
треча была назначена у кинотеатра «Труд». Тося была с Варей.
Варя как-то изменилась с тех пор, когда они встретились в коридоре суда. О
на стояла хрупкая, стройная, слегка напудренная, с подведенными тенью гл
азами, от которых трудно было оторвать взгляд. Одета во все бежевое. Дина Д
урбин! Портрет этой американской актрисы ему доводилось видеть в каком-
то журнале, вернее на вырванной страницы киножурнала.
Ему показалось, что ее глаза за прошедшие дни приобрели какую-то особенн
ую выразительность, а маленький прямой носик мог принадлежать лишь прин
цессе. И эта красавица Ц его школьная подруга! Что сказать? Оробел он окон
чательно, а тут еще собаки Ц бессовестные твари! Ц на виду у всех стали з
аниматься черт знает чем, причем оба кобели…
Простофиля предложил прогуляться Ц за билетами в кино стояла большая о
чередь, в которой никому не было охоты торчать. Затем последовало другое
предложение: идти посидеть в ресторане «Север». Варя категорически отка
залась:
Ц Я не привычна к ресторанам…
Тогда Тося пригласила к себе домой. Она проживала недалеко, на 4-м проезде
Марьиной Рощи. По пути Простак и Скиталец зашли в гастроном и приобрели в
се необходимое к столу.
Тося проживала со своей матерью Ц с тетей Нюрой, так ее звали в Марьиной Р
още. Две небольшие комнаты, маленькая кухонька, старая мебель, в ней главн
ое Ц круглый стол (его-то и накрыли). Тетя Нюра, общительная простая женщи
на, тоже работала в столовой. Все понемногу выпивали, тетя Нюра поставила
пластинку и от патефона неслись романтичные, тоскующие песни Лещенко. Вы
пивала и Варя. Скитальцу нравилось, что она не жеманничала, не отнекивала
сь. Она всячески старалась не уделять Скиту чересчур много внимания, даж
е, можно сказать, буквально окружила его безразличием, как и он совершенн
о не замечал ее: они не замечали друг друга настолько настойчиво, что не за
метили, когда легли спать в эту ночь, а легли они, надо сказать, в кровать те
ти Нюры, где утром и обнаружил себя Скиталец, проснувшись первым.
Он не знал, должен ли радоваться такому повороту дел, что всё так неожидан
но вышло. А что, собственно, вышло? Скиталец не знал, было ли что-нибудь, или
они просто спали, как невинные агнцы, будучи уморенные водкой и невниман
ием друг к другу.
3
Им пришлось обитать по чужим углам. В Роще в те времена практиковалось сд
авать углы. Наконец, более обстоятельно обосновались в старом деревянно
м доме где-то в тупике на Полковой. В крохотной комнатушке на втором этаже
. С сараем во дворе впридачу. Комнатка служила им как зимняя квартира, сара
й же в качестве летней дачи. Они оборудовали сарай внутри: постелили на по
л ковровую дорожку, обставили «мебелью» Ц сундуком, старым шкафом, еще д
еревянный стол, табуретки, добыли деревянную кровать с лоскутным одеяло
м, подушки.
У Скита ранее не было домашнего уюта. В тюрьме ему мечталось о любви. Эта м
ечта само собой была связана с домашним уютом…
Он, она и их жилье. Красивая девушка означала для него одновременно и защи
щенность от одиночества, в котором он себя интуитивно осознавал всегда с
того времени, как себя помнил.
Варя объяснила ему и свое стремление:
Ц Я давно хотела влюбиться, даже сама не знаю, как давно, но встречалось в
се не то Ц то комсомольцы, то блатные, а чтобы нормальный кто-нибудь… Хот
елось встретить настоящего.
Скиталец удивился:
Ц Но ведь и я в некотором смысле как бы из этих… И с чего ты взяла, что я нас
тоящий? Я и сам еще не понимаю, каким мне быть должно.
Но ему льстило, что она считала его настоящим. Еще она требовала слов любв
и… Они бродили по Роще, ходили вдоль железнодорожного полотна, и она упре
кала его:
Ц Почему ты никогда не говоришь мне: «Я тебя люблю»?
Скиталец не понимал, что она от него хочет.
Ц Что ты меня любишь? Ц переспросил он.
Ц Да нет, Ц она вспыхнула, Ц что я тебя люблю, то понятно, но ты не говориш
ь, что ты меня любишь.
Ц Кого ж еще? Ц удивился Скит. Ц Ведь это как дважды два.
Варя приставала:
Ц Тогда так и скажи: «Я тебя люблю».
Скит повторил:
Ц Я тебя люблю.
Ц Прямо выдавил из себя, Ц сморщилась Варя, Ц если бы сама не настаивал
а, то и не сказал бы.
Ц Но я же все равно… Просто зачем говорить? Ц Скиталец недоумевал.
Ц И впрямь все равно, как одолжение сделал, Ц она явно над ним насмехала
сь.
Хотелось ему тогда ей доказать, что нет ничего и никого на свете, кого бы о
н любил, кем бы дорожил более, чем ею, но промолчал: он действительно не уме
л болтать о любви. Он считал, что смешно, пошутив, уточнять: «Я пошутил». А он
а ему бросила, что он просто-напросто не музыкален. Опять непонятно:
Ц Причем здесь это?
Ц А притом, что для меня эти слова Ц музыка. Соображаешь?
В прописке ему отказали, следовательно и работу найти было нелегко; тем н
е менее он каждый день уходил, якобы искать ее, но ходил воровать. Не жить ж
е ему на ее иждивении, в самом деле.
К Вариной матери он не пошел, Варя отсоветовала, считая, что лучше пусть вс
е сложится так, как угодно судьбе, зачем торопить события? Они всегда были
вместе. Скиталец избегал мест сборища воров, промышлял в одиночку. Ему в э
том никто не препятствовал. Он был свободен даже больше, чем ему хотелось.
В жизнь воровскую его никто не тянул, воры его знали и многих из них знал о
н, с ним все были приветливы, над его любовью добродушно пошучивали, некот
орые даже завидовали ему. Что и говорить, как сама воровская жизнь изменч
ива, так и любовь: в ней встречи-расставания. Так что хорошей паре, относив
шейся друг к другу с нежностью и преданно, почему не позавидовать?
4
Миновало с полгода. Варя ходила в суд на работу; Скит искал хоть какую-ниб
удь работу, но, конечно же, не находил. Он уверял Варю, что иногда ему удаетс
я найти временную работу, и она делала вид, что верит этому: надо было каки
м-то образом объяснить происхождение денег, продуктов, которые время от
времени он ей приносил. В воровском мире еще царило относительное спокой
ствие. В те же конфликты, которые так или иначе возникали, он не совался Ц
он был не в законе и не его дело знать, чем заняты профессиональные урки.
Если он мечтал когда-то стать вором в законе, после женитьбы (он лично счи
тал, что женился на Варе, как и она считала себя замужем за ним), он об этом у
же не думал. Да и воры не тянули его, им еще не было нужды пополнять ряды, еще
не было резни, даже суки не стоили разговора, не было и других мастей.
Варя и Скит переселились из сарая в комнату, когда однажды их посетила ее
мама. Собственно, в эту историческую минуту они как раз находились во дво
ре, сидели на скамье в ярких теплых свитерах, прижавшись друг к другу, и ст
роили планы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29