Они двинулись в путь: длинный впереди, за ним, отстав на три-четыре метра, С
ильвестер Враль, потом молча шли офицеры, за ними солдаты и самоохранник
и Ц матерились, смеялись. Те из солдат и самоохранников, кому не удалось у
дарить Враля ни разу, зная дорогу, пристроились в удобных местах и ждали. К
огда Враль с ними поравнялся Ц а он их не отличал от кустов, Ц на него опя
ть посыпались удары прикладами. Наконец его, полуживого, доставили в зон
у, в кабинет кума. Тому необходимо было узнать, кто помог Вралю вынести сух
ари в лес и пластами дерна прикрыться. Враль, отирая руками засохшую кров
ь, признался честно, что может рассказать всю историю в трех вариантах, из
которых ни один не соответствует истине… Кум принялся колотить его толс
той линейкой Ц линейка разбилась. Тогда кум стал работать кочергой, та с
огнулась, но уцелела. Время от времени Враля приводили в чувство, поливая
водой.
Его отвели в карцер. Окно здесь оказалось без стекол, так что воздухом не о
граничивали. Свежий осенний ветер дул из всех щелей. Враль не мог жаловат
ься на духоту, поскольку оказался уж очень легко одет, вернее, вовсе не оде
т. Кормили обильно, в том смысле, что он ничего не мог съесть, точнее, очень м
ало из штрафного пайка Ц болел, харкал, плевался кровью. В голову пришел с
транный вопрос: какая ему радость, что не родился в африканских болотах в
семье негров-рабов? И не нашел ответа.
Когда лагерному начальству стало очевидно, что судить за саботаж Сильве
стера Враля нет нужды, поскольку он, бесспорно, умрет, оно решило, будет лу
чше, если зек отдаст Богу душу в своей естественной среде Ц в зоне, среди
себе подобных. Враля выпроводили в зону. Хорошо, что после месячного отды
ха в проветриваемом помещении он уже стоял на ногах, мог… ходить не ходит
ь, но двигаться. Бывший фельдшер, работавший в зоне парикмахером (бывший п
арикмахер Ц лагерный доктор, ничего определить не сумел), констатировал
, что у Враля эксудативный плеврит и рекомендовал удалить из легкого жид
кость. В данном поселении можно было, в чем Враль уже убедился, удалить не
эксудативную жидкость из легкого, а как жидкость Ц всю кровь.
Когда кум с удивлением констатировал бессмертность Сильвестера Враля,
он почесал свою небольшую лысину и согласился: делать нечего, судить Вра
ля нет оснований Ц побег не состоялся. Оставить безнаказанным этого мер
завца кум тоже не мог… Устал он от этого организатора: все время казалось,
что тот где-то что-то роет или другую пакость замышляет. Кум решил, что луч
ше всего будет им обоим, если Враль отправится в тюрьму, в «крытку». Чтобы
ничего более не организовывал.


Глава восьмая

1

Затем были еще попытки к бегству и последующая кара, состоялся и побег до
Красновишерска. И опять его судили, и опять «крытка». На этот раз в Балашев
е. Это была его последняя крытка. Четвертая. К сожалению, у него не было воз
можности обозревать эту тюрьму в Балашеве с птичьего полета, потому он н
е мог сказать, как она выглядит снаружи. Внутри же тюрьмы мало чем отличаю
тся друг от друга. Как «организатора», его и здесь поместили в одиночную к
амеру, и он с благодарностью вспомнил того кума, который создал ему столь
лестную популярность. Он радовался одиночеству, возможности изучать кл
ассически социалистическую, человеколюбивую литературу из серии: «Жиз
нь в захолустье», «От всего сердца» и «Это всё о нем». Радовался одиночест
ву и потому, что ему надоел ежедневный человеческий лай как разговорная
речь.
До встречи с Мором он совершал одинокие прогулки. В бескрайних просторах
тюремного прогулочного двора его мысли устремлялись в единственно дос
тупном направлении Ц в небо, в космос. И, взирая из этого каменного колодц
а вверх, он вопрошал пространство про зародившийся еще в детстве интерес
: в чем все есть? В чем есть то, что есть вместилище всего? Что есть вместилищ
е вместилища Ц в чем оно? Что есть бесконечность и в чем она находится? Пр
остранство не отвечало. Он не обижался. Понимал: надо учиться узнавать. Вс
третился он с Мором в тот день, когда надзиратель-разводящий решил сэкон
омить время: на каждую камеру положено час, а камер многовато Ц больше, че
м прогулочных двориков. Разводящие решили объединить на время прогулки
населения «мирных» камер Ц не враждующих между собой заключенных.
Ц Ты не против гулять со стариком из двести первой? Ц спросили Враля.
В прогулочном дворе Враль увидел старика и узнал в нем Мора. Семь лет прим
ерно минуло с тех пор, когда Враль покинул Девятку в Краслаге. За это время
он повзрослел. Смотрелся постаревшим и Мор. Старик впился в вошедшего це
пким взглядом и спросил:
Ц Ты был в Краслаге?
Весь час прогулки они посвятили узнаванию друг друга. Вспоминали значит
ельных лагерных людей Ц имена, клички, привычки. Вспомнили, конечно, Скит
а.
Мор был тих, но властен. Враль его не боялся, однако не забывал, что этот сог
бенный как бы от тягостен жизни человек был на Девятке самым значительны
м из воров и, хотя это не рекламировалось, все знали, что настоящий хозяин
в зоне Ц он. Враль относился к Мору почтительно и как к личности, и как к ст
аршему, и как Ц он это четко осознал Ц к человеку мудрому. Старик не пози
ровал своим интеллектом, не старался показаться умным, что свойственно м
ногим в блатной жизни, у которых похвальба выпячивается из всех дыр, и мно
гим, вполне нормальным и даже образованным фраерам на воле. Старик держа
лся с достоинством, но раздражал как бы ироническим своим отношением. Бы
вало, Враль обижался и даже не выходил гулять или требовал вести его в дру
гой двор. Потом они мирились. Старик не извинялся, но Вралю хотелось продо
лжать с ним общаться. Он понимал: жить со стариком в одной камере он бы не с
мог.
Обычно их беседы походили на допрос: старик распрашивал Враля о его жизн
и. Когда же тот о чем-то рассказывал уже в четвертой-пятой интерпретации,
хохотал как безумный, хрипел, задыхаясь. Бывали и монологи, когда старик п
росвещал его. Он любил рассуждать о Боге и загробной жизни. Говорил, что в
юности ему случалось быть в монастыре, но попов ненавидел, утверждал: всё
зло Ц и войны и преступления Ц от религии.
Враль о себе рассказал с того дня, как стал себя осознавать, а помнил себя
Ц как он, бывало, уверял Ц еще с того времени, когда его и на свете не было.
И не шутил… Он помнил то, чего не понимал: что находился в сфере, куда доход
ил раздражавший его серый свет. Ему казалось, там были еще бесцветные и бе
сформенные существа. Даже помнил, что одновременно, боясь непонятного св
ета, он жаждал в нем раствориться, но не помнил своего ухода из той замкнут
ой сферы и своего возникновения в беспредельном пространстве.
Мор, конечно, говорил и о жизни воров… Сегодня, завтра, послезавтра Ц о жи
зни воров, о конфликтах, сходках, резне. Месяц, второй и больше Ц всё об это
м… Жизнь воровская Ц жизнь Мора. Тем не менее говорил он мало, больше расс
прашивал Сильвестера-Враля. Со временем понемногу разговорился и сам. И
з отрывков, рассказанных стариком про себя, и в уме склеенных Вралем, он со
ставил хронологию жизни Мора. В ней была его молодость и то единственное
деяние, не дающее ему никогда покоя, Ц когда он повесил собаку по просьбе
бедных, живущих впроголодь, стариков-крестьян. Потом, с годами, все больш
е его преследовало воспоминание этого акта. Он возненавидел этих бедняк
ов, ходивших в церквушку молиться о спасении. От чего? От кого? Бедностью з
амученные… Мол, сказано, спасение достигается через лишения и страдания
и молитву, мол, только бедные попадут в царство Божие. Тогда что им еще вым
аливать?! Им самой их жизнью райская благодать заслужена. А молодого Мора
упросили повесить собаку… Если, Ц вопрошал Мор, Ц жизнь человеческая
Ц божий дар, что же жизнь собаки? Кто дал жизнь собаке? Почему же ее можно п
овесить, словно негодяя?
Мор говорил о том, что, дескать, не знает Бога в лицо, не может он спросить у
него, в чем он не прав, но кругом на его глазах совершалось столько убийств
и никто ни о чем не переживал. Что же, убить человека проще, чем пса? Это к то
му, что он и человека убил, даже не одного, но это его не мучило. Первой он уб
ил женщину, когда была революция. До этого его за что-то посадили, по каком
у-то подозрению в принадлежности к белым. Освободили по просьбе его неве
сты. Из случайного письма к ней он узнал, что комиссар большевиков, когда М
ор находился в большевистской тюрьме, побывал у нее. Мор убил ее кочергой
случайно, не рассчитав силу удара, а потом установил, что комиссар с его не
вестой просто вместе учились в одном классе. Опять тюрьма… Опять монасты
рь… Однажды обокрали монастырскую церковь (Мор был сторожем), его обвини
ли, приговорили к черным работам, Ц он ушел в мирскую жизнь.
Ц Шикарно жила эта братва в том монастыре, Ц рассказывал Мор мрачно, Ц
но это не для меня: так жить Ц стыдно.
Как он пришел в воровскую жизнь, в хронологии ясности не было, но сам Мор к
ак-то сказал, что свободу потерял уже в тот день, когда в юности повесил со
баку.
Ц Все чтят свободу, стремятся к ней, но когда обретешь Бога, тогда и стане
шь свободным, и он не есть создатель всего Ц его самого создали! Ведь я Ц
вор, всегда жил по воровскому закону, все же всю жизнь вопрошаю себя тольк
о об одном: почему именно я? Почему я это сделал? Казалось бы, пустяк Ц всег
о-то собака, а вот целая жизнь позади, ангелом я в ней не был, но эту старую с
уку не забыл. Это самое мерзкое в моей жизни. Хотя свидетелей, понимаешь ли
, никаких. Кто мог бы упрекнуть?.. Я не верю в единого Бога, но во что-то верить
надо; если бы в человеке Бога не было совсем, люди давно сожрали бы сами се
бя, только в ком-то из нас он есть, а в ком-то пусто. А каков он, Бог, Ц кто это
знать может?

2

Враль осознавал, что на его долю всего-то за ничего (окорок и брюки) выпало
в жизни немало испытаний. Он даже стеснялся, что не является достойным уг
оловником, и везде врал о своих криминальных подвигах. Оказавшись наедин
е с видавшим виды вором, который так просто рассказывал ему о своей непро
стой и страшной жизни, Враль поражался его открытости и тоже признался, ч
то стыдится собственной неполноценности Ц он никого не убивал и даже во
ровать должным образом не научился. Единственно врать умеет и больше нич
его.
Ц Вранье! Ц возликовал старик. Ц Это великое торжество? Это дар божий.
Ц Он потирал руки от удовольствия. Ц Даже невозможно сказать, какая это
прелесть! Вранье Ц не ложь, от которой разит интеллигентностью, скользк
ой и пошлой, вранье Ц понятие конкретное, оно бескомпромиссно, вранье Ц
это лестно. Психологи считают вранье обманом, но обман не всегда зло. Вран
ье может быть благородно, в то же время ложь и подлость весьма конкретны. К
огда обман лицемерен и лжив, он не художественен, не приносит удовлетвор
ения даже при благополучном исходе. Если же ты в состоянии так соврать, чт
о и сам поверишь Ц это же поэзия! И даже не важна сама цель Ц важен процес
с, торжество!
Ц Научиться врать искусно, Ц говорил Мор, Ц очень сложно. Но вранье ста
новится искусством, когда с его помощью безликие явления обретут чарующ
ие очертания, когда старухи станут девственницами (что в природе встреча
ется и без вранья), а проститутки добропорядочными (хотя известно, что они
часто порядочны в большей мере, чем дамочки, считающиеся порядочными), ко
гда трус смотрится разумным человеком, а бедняк чувствует себя богатым и
удачливым Ц значит, счастливым, ведь недаром говорится: дурак думою бог
атеет. В итоге Ц поэзия.
Мор доказывал, что не знает в истории человеческого рода никого, ни разу н
е совравшего в жизни, что жизнь без вранья так же невозможна, как невозмож
на абсолютная свобода или вечный двигатель, что даже главный библейский
персонаж, проповедуя любовь, достиг чудовищных обратных результатов: во
имя этой любви люди на земле уже столько душили, жгли, резали своих ближни
х, что ни о какой правде, святости и милосердии речи не может быть.
А политики! Очень правдивые люди! Посмотри в их добрые, улыбающиеся, искря
щиеся любовью глаза, послушай их прямо и откровенно сделанные заявления
и скажи: можешь ли ты усомниться в чистоте их помыслов, в том, что они мучит
ельно страдают из-за любви к своим народам? Разве такие возвышенные души
способны соврать? Да никогда! Они лишены божественного дара вранья. Вопр
ос лишь в том: почему никто из них не верит другому? А не верит потому, что во
обще люди тут и там в мире все меньше доверяют друг другу, а все из-за этих ч
еловеколюбивых дипломатов, столько раз уже подводивших народы под мона
стырь. Отсюда и получается, что народу, поверившему иному политическому
честняге, искусно повесившему лапшу на развешанные народные уши, ничего
затем другого не остается, как класть голову на плаху, отвернув прежде во
ротничок, чтобы палачам удобнее было рубить. Случается (редко) иной полит
икан так умело запудрит мозги, что народ рьяно ринется следовать его при
зывам (ему и самому такое в голову не могло придти) и создает в государстве
такой порядок, при котором политикану самому жить тошно: это называется
сыпать пепел на свою голову. Всякий врет в надежде на пользу для себя, но е
сли это ради подлого приема, причиняющего страдания безвинным, Ц уродс
тво безрадостное.
Воры запросто в состоянии управлять государством, Ц утверждал Мор, Ц х
отя на самом деле, исходя из положений воровского закона, управляют им се
годня суки. Но настанет время, править бал станет Беспредел. Настанет ден
ь и фраера еще будут тосковать по воровскому закону, ради уничтожения ка
кового мусора столько сил потратили. Ведь именно ради этого и отменил см
ертную казнь тот, кто хотел показаться мудрее самого Бога Ц отменил в ра
счете на то, что без нее, законом благословимы, мы тут друг друга перережем
больше, чем успели бы расстрелять. К тому же, как нас расстреливать? Мы же н
е политические фраера, враги государственных сук… Мы всего-то в некотор
ом смысле конкуренты. Потому и сделали, чтобы мы сами себя казнили. Но когд
а честные воры мешать стали, их надо было остановить, чтобы их влияние не о
чень разрасталось: ввели обратно смертную казнь. Резня прекратилась, мас
ти объединили, воров заставили работать Ц закону хана. Все-таки убийцы е
динственно смерти боятся; хорошо было резать, когда государство за это н
е убивало… А ведь и библейский Бог смертную казнь применил, предав огню С
одом и Гоморру, затем утопив весь род людской, переставший ему нравится. Т
аким образом, преступление идет от Бога, без воли которого ничего не дела
ется. Что же удивительного, что людьми правят преступники… Теперь суки! Е
сли бы правили воры, в государстве бы такого блядства не было. Но тут, скол
ько бы земле не крутиться, мало что изменится. Ведь как это происходит? Умн
ый вор, Ц рассуждал старик, Ц старается ладить с ментами, а мент есть вин
тик. Выгоднее иметь дело с его шефом и, если это вору удается, тогда и шеф Ц
жулик, который, в свою очередь, налаживает контакты с вышестоящим началь
ством. В случае благополучного результата вышестоящее тоже становится
… или уже стало преступным и наверняка налаживает перспективные отноше
ния с более высокими чинами. Что должен делать в такой схеме по-настоящем
у умный вор? Он должен наладить отношения с министром, купить его. А еще лу
чше самому поступить в Высшую партийную школу, чтобы стать министром. Но
тогда он, по старому воровскому закону, сука и его надо резать. Вот и выход
ит, правят-то суки. Принципиально вор должен приспосабливаться и соверш
енствоваться, захватывая, проглатывая, размножаясь, стремясь в конечном
итоге превратиться во всемирную идею, становясь таким образом правом, ид
еологией, вынужденной, увы, начать борьбу с левыми движениями, тоже и с вор
овством Ц вор должен начать бороться с собственным хвостом… Но так было
всегда. В мире сплошная круговерть проституции. Право повелевать, дават
ь и брать всегда достигалось интригами, обманом, коварством, кровопролит
ием, одним словом Ц преступлением. Так кто же наши правители?
Ц Но воры, что в правительстве, были бы умны, если бы брали умеренно, дали б
ы и рабам дышать, кушать, пить, чтобы размножались и пахали они на умного в
ора. Когда же они обирают мужика дочиста, то им скоро и самим брать станет
не у кого, и такие правители даже глупее, чем суки. Беда в том, что наши воры,
как только станут правителями, возомнят себя честными людьми… Губитель
но! Хуже нет, когда стараешься изменить своей природе, отсюда всякая пута
ница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29