А куда их отправят? Как о том кумекает девяткинский куманек-родствен
ник?
Ц К нам что ли? Ц разинул рот тот, доказывая начальству свою исключител
ьную сообразительность.
Ц Ты там не болтай! Ц рявкнул «родственник». Ц И вот что, нащупай-ка… в о
бщем, готовь свидетелей.
Связь прервалась. Это значило, что куму из кумов надоело собеседовать с т
аким дурацким кумом, как этот на Девятке.
Но тот кое-что все же скумекал.
Девяткинский кум считал, что он хороший специалист в своем ремесле вынюх
ивания, потому и чувствовал себя как мужик, от которого ушла жена: почему ж
е ему не настучали, кто замочил четверых центровых воров? А тут что-то опя
ть затевается… Значит, что-то надо обмозговать. Значит, кого-то надо заве
рбовать. Еще ведь намекнули обеспечить виновными (свидетелями). Необходи
мо завербовать сознательного стукача, какую-нибудь честную сволочь… но
из кого? Он не мог отыскать в своей памяти такой честной души. Сознательно
сть… Душевное качество… Добро… Добровольно содействующий… Патриот… На
шел!
Он заглянул в библиотеку узнать, нет ли здесь четвертого тома собрания с
очинений… Кого бы спросить? А-а, этого… как его там Ц Булганина или Бухар
ина или, кажется, Бухарика. Так и спросил у Скита. Тот посмотрел как-то не та
к, вроде засомневался в чем-то. Кум решил, что Скит боится выдать свое неве
жество и объяснил, что этот Бухарик нужен-то ему как волку соленый огурец
, но политэкономия, знаешь ли… а в поселковой библиотеке этого… Бухого не
т. Затем от нечего делать спросил, откуда Скит родом. Ах, из Москвы? Воевал? Н
а фронте родину защищал, к тому же добровольцем из лагеря? Похвально! Созн
ательно?! В будущем это на его судьбе несомненно благополучно отразится.
Кум перешел на «ты», как со своим человеком, служивым, фронтовиком. Завел р
ечь о ворах, их порядках, что, мол де, между собой не ладят, и почему бы?
Скиталец знал, что многие придурки Ц кумовские осведомители: и сушильщи
к, и кипятильщик, и банщик… Впрочем, тот, кажется, поставлен ворами, воры ба
ню особенно берегут: везде в зонах баня Ц оффис правящей «партии». А вот к
омендант, Дурак: этот Ц стукач, Иван Быдло Ц не стукач, но второй повар Ц
стукач. И никто не знает, сколько их еще в бригадах. Мор, сидевший в КВЧ, не п
о зубам куму, об этом тоже вся зона знала. А что старый уродец и есть в зоне г
лавный, не знал никто, кроме, конечно, воров, и то не всем было ведомо. Многие
считали, что, безусловно, зону держал Чистодел или даже Тарзан, или во вся
ком случае старый Ханадей.
Кум гнул свою линию: Скиталец кровь проливал, а как ворье относится к таки
м? Не дай бог! (А то Скит не знал, сколько профессиональных воров погибло на
фронте. Причем, кто бы мог принудить вора!.. Памятников погибшим ворам на ф
ронте не ставят, но и их, надо полагать, причисляют к неизвестному солдату
).
Кум уговаривал Скита не падать духом: у него, мол, все еще впереди, будут пе
рспективы и заживет он не хуже других. И стал кум размышлять вслух о жизни
в зоне, воров, мусоров, крокодилов, негров и политзаключенных, которых, как
известно, на Девятке не имелось. Кум должен был осторожно доказать будущ
ему потенциальному «сотруднику» мотивы его заинтересованности, службы
и тому подобное, чему мог содействовать, полагал он, ракурс его понимания
воров как биологического вида, которому он вполне сочувствовал. Затем ме
жду прочим он деликатно расспрашивал Скита про жизнь вообще, и в зоне в ча
стности, осуждая по-человечески тот факт, что безнравственно зарезать в
от так по-скотски четверых видных граждан зоны. Затем для убедительност
и стал приводить примеры из некоторых лагерных реальностей.
Ц Вот я как-то наблюдал некоторых, обижающихся на нас, доказывающих свою
невиновность… нам, Ц он уточнял, что в данном примере речь вообще-то иде
т не о населении Девятки, он-де говорит о политических, из чего Скит заклю
чил, что девяткинский кум и с ними работал. Ц Но ведь эти люди, Ц возмущал
ся кум Ц избрали путем голосования своего вождя, который шандарахнул их
доской по башке, но они Ц вы бы видели! Ц даже в тюрьме все еще продолжали
ему верить. Спрашивается, почему же мы не должны верить великому вождю Ц
мы, еще им не наказанные? Смешно и то, что обижаются такие на воров Ц грабя
т, мол. Политические не в состоянии понять: вор живет по своим законам, и по
этим законам фраер Ц его добыча. Для воров эта политическая катавасия о
значает не больше, чем то, что одни фраера посадили других. Воров фраера по
некоторым причинам презирают. Могут ли воры сочувствовать тем, кто их пр
езирает? Ворам это ни к чему. Для них фраера всех сортов всего лишь фраера,
как для волка бараны всего лишь еда. Ни один волк никогда не будет в претен
зии к другим волкам за то, что они едят баранов… Пришло бы кому-нибудь в го
лову обвинить крокодила в том, что он сожрал негра, или белого, или русског
о, или даже политического заключенного?
Скит понимал, что тот мурлычет здесь, потому что еще не дали ему по башке д
оской. Скитальцу давали, и не раз. Поэтому куму не на что было рассчитывать
. Скит не клюнет, ибо случается же человеку от жизни и поумнеть. Разговор з
авершился вежливо. Скит обещал поискать томик марксистского философа и
передать с капитаном Белокуровым, когда тот появится в зоне караулить ви
зиоеберов своей Читы.

3

Скит зря отнесся пренебрежительно к доброжелательству кума. Его забрал
и еще до подъема, когда Плюшкин и Метелкин с Ухтомским, обвешанные амбарн
ыми замками, шли на вахту, когда Враль с Треской уже занесли опорожненную
парашу в секцию 37-й бригады. Скита забрали за неучтивый тон при разговоре
с кумом, и тот отправил его вместе с тремя отказчиками на Пятый ОЛП (Управл
ение) в центральный изолятор в качестве подследственного по подозрению
в убийстве четырех воров. Основание? Основание здесь не практиковалось.

Поместили их в новый изолятор в трехэтажном деревянном корпусе. В камере
уже находились два вора. Одному лет сорок пять, другому примерно столько
же, сколько Скиту, или немного меньше. Старшего звали Сенькой по кличке Са
мурай, молодого Ц Котенок Вася или просто Котик. Таким образом, стало их в
камере пять «морд».
Самурай, невысокого роста упитанная личность с прищуренными глазами на
широком лице, держался надменно. Вася, с наглыми голубыми глазами, тоже ма
лого роста и тоже с апломбом. Они были в «законе» Ц самые настоящие «чест
няги».
Однажды все валялись на нарах и слушали болтовню Васи Котенка о том, как н
есложно убивать.
Ц Это даже просто, Ц объяснял Вася (и Скиталец согласился: он видел на фр
онте, как просто умирают кем-то издали убитые люди), Ц когда «пика» входи
т в человека, даже не требуется большого усилия: легко этак надавил и, слов
но в масло… если кость заденет, хрустнет, конечно, а так… легко.
В это время загремели замки, и в камеру вошел хрупкий паренек с матрацем п
одмышкой, в руке Ц небольшой мешок со скудным имуществом. Совсем еще мол
од, быть может, недавно переведен из колонии малолеток.
Вася остановился, не договорив, даже ахнул. Скит тоже отметил, как не вписы
вается в их атмосферу новичок: с нежными чертами лица, круглой остриженн
ой головой. Странные черные глаза смотрели на мир вкрадчиво. Небольшой ч
увственный рот. Он был похож на девушку. Скит подумал, что его по ошибке к н
им посадили. Назвался он Германом.
Ц Убей меня бог, если, ты не Гермина! Ц закричал Вася Котик.Ц Все засмеял
ись. Ц Я тебя Минкой буду звать.
Ц Вообще-то зовут меня просто Геркой, Ц уточнил парень столь же вкрадч
ивым голосом, как и его взгляд. И все согласились: Герка так Герка.
В банный день, когда они все разделись, даже у Скита задрожали коленки при
виде его задницы. Самурай впился в этот предмет странным взглядом. Васьк
а застонал. С тех пор в камере начался какой-то незримый психологический
процесс: Вася и Самурай на прогулке полунамеками о чем-то перешептывали
сь, стараясь, чтобы на это не обратил внимания Гера. На прогулочном дворе С
амурай и Вася старались расширять контакты. Они перекликались, выясняя,
в каких камерах находятся воры, узнавали новости, касающиеся их «партийн
ой» жизни: кого где задушили, зарезали, кто откуда «выпрыгнул», то есть уше
л от воров, от кого ждать «подогрева», то есть продуктовых или табачных по
сланий из воровского «котла».
Гера был неразговорчив. Несмотря на это, после первой бани обращение к не
му со стороны воров стало исключительно почтительным, даже нежным. Скита
лец был вежливым от рождения. Самурай же с Васей наперегонки оказывали Г
ере знаки внимания: Самурай по-отечески, Вася этак по-братски. Не исключе
но, они дарили бы ему и цветы, ведь своим марам (девушкам Ц жарг.
) воры дарят цветы, если случится приличный выкуп (удачная кража Ц
жарг. ). Конечно же, расспрашивали Геру, Ц которого Вася стал зв
ать Миной, уверяя, что так изящнее, Ц расспрашивали его о жизни. Тот отвеч
ал односложно, и получалось совершенно неясно: бродяжка бездомный Ц да…
но вовсе не еврей, хотя цвет волос и глаза черные; жил с матерью, пока не сбе
жал от нее; попался за кражу и содержался в колонии малолетних преступни
ков.
Гера был общительным только в прогулочном дворе и только со Скитальцем.
Рассказывал, как жестоко жилось в «малолетке», как надо было за себя пост
оять. Скит объяснил ему, что и здесь, у «взрослых», то же самое Ц надо держа
ть ухо востро. Гера с большим любопытством расспрашивал Скита: где тот по
бывал, что повидал. Скит охотно рассказывал, ловя на себе насмешливо-ревн
ивые взгляды Самурая и Васи, о Марьиной Роще, о фронте, о ранениях. Он очень
удивился неестественному, на его взгляд, интересу, проявленному Герой к
его интимной жизни: есть ли у Скита девушка, любит ли он ее, красива ли? Коне
чно, с другой стороны, что тут неестественного? Гера исключительно довер
чиво относился к Скиту, его явно тянуло к старшему. Он часто как-то робко с
тарался держать Скита за руку, внимательно вглядываясь в лицо. Скит поду
мал, что Гера, наверное, надеется на его защиту в случае чего. Но это не так-
то просто: против воров ему выступать не хотелось: опасно Ц куда потом по
даться? Но он был уверен, что воры все-таки не пользуются силой Ц не в их об
ычаях.
Неспокойная атмосфера образовалась в жизни камеры с приходом Геры: Вася
открыто стал домогаться близости с ним, упрямо называя то Миной, то Герми
ной. Самурай держался нейтрально Ц его, мол, не касается, что молодежь тут
вытворяет.
Скит-таки действительно решил для себя, что ему до них нет дела: каждый че
ловек хозяин своему хотению, в том числе… и задницы. Ему порою казалось, чт
о и Гера ведет себя как-то кокетливо, не понимая, что держится, как женщина:
и смех, и ужимки. Как девочка, ей-богу! Он часто злился на Геру за его обезья
ньи гримасы, в то же время жалея и стараясь помочь: в камере сам собой уста
новился порядок, что и пол помыть, и бачок таскать с водой Ц всё на самого
младшего наваливали.
Однажды ночью Скит пробудился от неясной возни, что-то затаенное творил
ось в камере. Вроде все спали, но слышались приглушенные голоса, потом раз
дался стон, последовал яростный шепот Васьки Котенка и грязные ругатель
ства.
Скит окончательно проснулся, пытаясь понять, что происходит. И тут во вес
ь голос рявкнул Самурай:
Ц Только без блядства! Ц надо полагать, в адрес Васьки. Затем уже тише: Ц
Если по-хорошему, добровольно Ц ладно, но… чтоб без блядства.
Утром обнаружилось, кто-то прилично разукрасил Ваське морду Ц вся в цар
апинах. И почему-то Кот избегал разговаривать с Герой. Самурай едко над ни
м издевался:
Ц Получил в рыло и дуешься… Сопляк! Подумал ли о том, что прежде, чем лезть
к человеку под одеяло, надо его хоть накормить. Ты же, паразит, и курить ему
не даешь.
Так оно и было. Кроме Самурая никто не оставлял Гере даже затянуться, в том
числе и Скит: так трудно доставался табачок! Воры из других камер «подогр
евали» только воров Ц Самурая и Котенка.
Амурная обстановка, угнетавшая Скита, разрядилась, когда им всем велели
«собраться с вещами».
Их доставили на станцию, в тупик, посадили в уже не раз встречавшийся в это
м рассказе вагонзак, и в конечном итоге Скит вновь очутился у ворот Девят
ки вместе с теми же отказчиками Ц Васькой Котом и Самураем, а с ними, може
т по ошибке, Герой.
Случилось так потому, что даже самый талантливый кум не должен нарушать
закон субординации: когда главный кум, ввиду назревания в высших сферах
важных приготовлений, хоть и только намеком, дает предписание не занимат
ься никакой «блошиной возней» из-за отдельно замоченных четверых воров
, то и не надо, как говорится, лезть в пекло наперед батьки. Вот в доказатель
ство такой истины, продержав месяц в центральном изоляторе, и завернули
Скита на Девятку. И он снова занял свое место.


Глава пятая

1

Жизнь на Девятке продолжалась. Какой-нибудь пессимист может сказать, чт
о в лагере Ц не жизнь и будет прав: какая это жизнь, если в ларьке нет конья
ка, шампанского, шоколадных конфет, бразильского кофе, американской жвач
ки? Если в зоне отсутствует публичный дом, нет бассейна, а жилищные услови
я не комфортны?
Необходимо, чтобы любая скотина могла чувствовать себя человеком. Какая
это жизнь, если работа Ц рабство? Разве оно способно обновить душу грешн
ика?.. Именно!.. Душу-то забыли! Необходим православный собор, начало духа в
христианстве. Христианство не только как дорога к Богу, но в человечност
ь. Возможно, она да вечность Ц и есть Бог? Но в зоне могут быть и католики… А
евреи? Значит, и синагога нужна. А кто подумает о спасении душ мусульман, б
уддистов, магометан?.. Лютеран? Не разместить, конечно, стольких «посольст
в» всевозможных богов. Может, построить один большой собор и разделить н
а секции: в одной Ц христиане, в другой Ц католики, в третьей Ц мусульма
не, в четвертой Ц красный уголок… КВЧ же упразднить. И чтоб в наличии было
все необходимое: коньяк, конфеты, молельня и бордель. И закон природы буде
т соблюден, а то Мор, как-то обозлившись, сердито заметил:
Ц Царь! Ставит себя выше природы, а не понимает, что задний проход предна
значен для сранья. Ни одно животное не совокупляется неестественно, а ту
т, говорят, кобыла произвела на свет то ли жеребенка, то ли вора в законе.
Конечно, на Девятке пока молельни не было, вместо борделя Ц ларек. Ларек
Ц это ад в двадцать квадратных метров с окошечком, к которому одновреме
нно рвутся несколько сотен человек, выкрикивающие ругательства и оскор
бления в адрес всего рода людского. Толпа рвется к окошку, в котором вмест
о коньяка и бразильского кофе дают всего лишь комбижир, махорку, мыло.
Система оплаты труда в зонах за время их существования изменялась много
кратно: сначала за труд не платили вовсе Ц хорошо, что кое-как кормили. То
гда были люди Ц «танки». Они надевали на себя несколько бушлатов, ватных
брюк, шапок, кидались под ноги бригадных хлебоносов, хватали рассыпавший
ся хлеб, и в те блаженные минуты, пока телохранители хлебоноса зверски из
бивали их палками, заглатывали его. Это время сменилось хозрасчетом, ког
да стали хоть мизерно, но платить наличными.
Спустя несколько лет администрация убедилась, что блатные благодаря зв
онкой монете успешно пополняют свой «котел», и постановила: наличных ден
ег в зоны не давать, а производить оплату продукцией пищевой промышленно
сти, выпускающей, как известно, также и зубные щетки, зубочистки, мочалки,
портсигары, махорку, деревянные ложки, леденцы, комбижир… маргарин почем
у-то выпускался деревообрабатывающим комбинатом не то Канска, не то Кра
сноярска. Как и всюду в мире, интересы работяг защищались всеми. Суки прос
то продавали им их же законные продукты по «рыночной» стоимости. Воры по
ступали честнее: старались обыграть работяг в карты, давая жертве хотя б
ы иллюзию справедливости. Во всяком случае убеждали ее в собственной вин
овности в лишениях: силком играть никого не заставляли Ц здесь, как гово
рится, жадность губила фраера.
Иной вор в те дни отправлялся в тайгу «валить» лес в качестве рабовладел
ьца Ц хозяином двух, трех или более личных рабов, проигравших ему все, что
имели, плюс свою работу на многие месяцы вперед, то есть отработанные ими
кубометры леса записывались на счет их «хозяина». Воры своих личных рабо
в прилично кормили. Так учили старики: жертву надобно сначала накормить,
лишь потом обобрать, сытой-то жертве не так обидно. Гуманно! Намного более
гуманно чем, скажем, поведение этих хунхузов в юбках (вольных женщин-прос
титуток), которые лукались по ночам в лесных оцеплениях, прячась в шалаша
х из еловых веток, а когда приводили рабов, начинали лежа обирать (ноги на
ширину плеч!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29