Только девять армейских Пе-2 и пара наши
х Як-1. На душе покойно, будто с полигона возвращались. Недалеко от перекоп
ского берега пересекли Карканистский залив, проводили «пешек» еще чуть
над крымской степью, пора и вправо отваливать, на Тагайлы.
Любимов подошел ближе к «петляковым», выровнял высоту, поднял над голово
й руки в пожатии. И я помахал крыльями на прощанье бомбардировщикам. Те то
же на радостях, что удачно бомбили, Ц кивали головами, руками махали в от
вет, крыльями. В этот миг Любимов услышал сухой треск у правого борта каби
ны, второй с короткой вспышкойЦ за приборной доской, у мотора. Обожгло но
гу, ударило мелкими осколками стекла в лицо.
Мотор тянул, управление слушалось, глаза видели Ц их спасли большие лет
ные очки. А видели они на фоне вечернего неба выходящих из атаки «мессерш
миттов». В их направлении я уже набирал высоту. И Любимов прибавил газу, за
драл нос машины. От перегрузки закружилась голова Ц раньше такого не сл
учалось. Выровнял самолёт. В правой бурке хлюпало, и он понял Ц кровь. Ног
а немела. Саднило лицо. Он снял перчатку, провел по лицу ладонью, и на ладон
и-кровь. Надо было немедленно перевязать ногу, остановить кровь, но в возд
ухе это невозможно. До дому не дотянуть. И он пошел на снижение. Две вспышк
и, два попадания в самолет командира заметил и я. «Запятые» Ц дымовые штр
ихи трассы Ц подбирались к моей машине. Я выскочил из-под атаки вправо и
круто полез вверх перехватить противника на выходе из пикирования, но не
успел. «Мессершмитты» вышли из атаки раньше, чем удалось развернуться в
их сторону, и ушли с принижением на север.
Они появились снова, когда я кружился над идущим на посадку Любимовым. По
пытались было атаковать его, но я повернул им навстречу, в лобовую, и атаку
сорвал. Немцы еще покружились немного, а когда Любимов приземлился в сте
пи между копенками, улетели. Я видел как комэск выбрался из кабины, отстег
нул парашют и направился, прихрамывая, к рядом стоявшей копне. Бензин в мо
их баках был на пределе и надо было поспешить домой, чтобы быстрее выслат
ь машину за командиром.
В небе было еще светло, а на земле быстро темнело. Потрясенный случившимс
я, я не сразу обратил внимание на несколько то тут, то там догоравших в сте
пи костров. Лишь километрах в десяти от аэродрома отчетливо увидел вдруг
, что издалека мигавший костер, не что иное как разбитый, обгоревший самол
ет. И тогда понял, что те, разбросанные по степи, тоже не просто костры, а сби
тые самолеты. Не «петляковы» ли? Но «петляковы» ушли левей. От страшной до
гадки Ц не свои ли Ц стало в кабине жарко. Я спешил домой на максимальной
скорости, а казалось, что мотор еле тянет. На приборы не смотрел, привык чу
вствовать машину всем телом.
Садился Ц видел землю, а пока дорулил до стоянки, совсем стемнело. Торопл
иво выключил мотор, крикнул:
Ц Машину! Скорей машину. Любимова сбили!
С этой минуты в течение суток эскадрилья, потерявшая командира, не знала
покоя. Машина ушла. Я как заместитель комэска обязан был остаться на КП. Не
покидали командного пункта и все летчики. Доложили о случившемся генера
лу Ермаченкову, звонили в наземные войска района приземления Любимова. С
рассвета уходили на задания, возвращаясь с которых я дважды залетал на м
есто подбитого самолета. Но там уже никого не было.
* * *
Любимов приземлился удачно, с выпущенными шасси. Подрулил ближе к копне,
чтобы удобнее разместиться, перевязать рану. Отошел от самолета и переду
мал Ц чего доброго уснешь там и не найдут. А что за ним приедут, Ц не сомне
вался, знал, как только я долечу, сразу же вышлю кого-нибудь на машине.
Он вернулся к самолету. Чтобы не истечь кровью раньше, чем его найдут, торо
пливо снял с реглана пояс, туго затянул им раненую ногу выше колена и лег п
од плоскостью крыла на спину, положив голову на парашют. Раненую ногу при
поднял на колене левой. Острой боли не чувствовал. Лежал спокойно, разгля
дывал заклепки на обшивке центроплана. Руками механически мял на корню с
ухой ковыль. Прикидывал, через сколько минут вышлют с аэродрома машину, з
а сколько она пройдет двадцать километров по ночной степи. Скоро станет
темнеть…
Послышался гул самолетов. По звуку Любимов определил, что их всего два, дв
а «мессершмитта».
Отдаленный гул вскоре перерос в нарастающий рев моторов, часто застучал
и пулеметы и реже, но сильнейЦ роторные пушки. С визгом забарабанили по с
амолету пули и снаряды. Здоровая нога не удержала раненую, упала. Острая б
оль током пронзила тело. Любимов приподнялся на руках и не увидел на лево
й ноге бурки, и самой ноги чуть ниже коленки не было, хлестала кровь. Но соз
нание оставалось ясным. Он торопливо расстегнул реглан, снял ремешок от
кобуры и также торопливо стал туго наматывать его выше колена, а слух ост
орожно следил за звуком фашистских самолетов: уйдут совсем или вернутся
… Уйдут или вернутся…
* * *
Он опять лег на спину. Чтобы меньше потерять крови, положил культю на подн
ятое колено раненой ноги. От залива потянуло прохладой. Зашевелилось при
бившееся к копне перекати-поле. У колеса зашептал колосьями ковыль…
И снова гул моторов распорол тишину. Сердце застучало гулко, гулко и где-т
о в висках. «Мессершмитты» развернулись. Быстро передвинулся на локтях,
выглянул из-под крыла. Теперь стервятники шли в атаку с его стороны Он схв
атил парашют и метнулся на четвереньках под другую плоскость крыла. Еще
раз выглянул, прикинул прицельную линию и вероятное попадание и, нырнув
в створ мотора, сжался комом за колесом шасси. Только он укрыл голову пара
шютом, как снова застучали по плоскостям, по фюзеляжу пули и снаряды, засв
истели осколки. Надрывно взревели на выходе из пикирования моторы.
…Жив… Любимов руками поднял каждую ногу, пристроил на колесо. Лежа на спи
не, смотрел вслед удаляющимися истребителям. «Стервятники. Неужели еще…
».
Они возвращались еще дважды. Потом на малой высоте скрылись.
На земле совсем стемнело. Любимов устроился насколько мог удобней, стал
вслушиваться в густую темноту Знобило. В октябре ночи в крымских степях
очень холодные. А может, от потери крови и от всего пережитого? Мерзла ступ
ня левой ноги, ступня, которой уже не было. Холод пробирал сильнее. Он плот
но запахнул расстегнутый реглан. Странно Ц самолет не загорелся. Скольк
о по нему стреляли, а он не загорелся. Зажигательных у них не было что ли? Вс
помнил: открыл при посадке противопожарные баллоны.
В черной, непроницаемой степи звенела тишина. Любимов дрожал от холода. Д
робно стучали зубы и не было никакой возможности с ними справиться. Глаз
а слипались. Только бы не уснуть. Что-то долго никто не едет. Наверное блуд
ят в темноте. Он пожалел, что оставил в кабине ракетницу. Теперь до нее не д
обраться. Тогда он вытащил из кобуры пистолет. В обойме восемь патронов. «
Шесть выпущу, два оставлю на всякий случай». И он выстрелил из-под крыла в
звездный лоскут неба. Степь не ответила. Стал считать небесные светила. Т
рясло все тело и зубы не унимались. Переносить это оказалось мучительней
, чем тяжелые раны. Незаметно «забылся»…
Очнулся в ужасе Ц на него снова пикировали «мессершмитты», много мессер
шмиттов: красные, желтые, зеленые… Стреляли по нему свои «яки», а он один б
ежит по степи и негде ему укрыться. И он впервые испытал страх. Страх не пе
ред смертью, а перед беспомощностью.
Где-то фыркнула лошадь. Любимов дал два выстрела. Вскоре услышал шаги, нас
торожился. Хотел громко окликнуть: «Кто идет?». А получилось совсем шепот
ом.
Ц Не стреляйте, дяденька, Ц услышал он мальчишечий голос. Ц Где вы тут?
Ц Ты один? Ц спросил Любимов. Ц Откуда?
Мальчик ответил, предложил свою лошадь, а когда узнал, что летчик без ноги
, побежал в деревню за помощью. Вскоре он вернулся с двумя красноармейцам
и. Те решили уложить летчика животом поперек крупа лошади. Так, мол, быстре
е доберемся в лазарет санбата.
Любимов согласился. Только примостили его, лошадь кинулась задом и он уп
ал, сильно ударился о сухую землю.
Ц Оставьте меня под самолетом, Ц попросил Любимов, Ц и пришлите какую-
нибудь машину.
Его послушались. Но машина не пришла. Тот же мальчишка приехал с санитаро
м и фельдшером на подводе.
* * *
Проснулся Любимов в три часа ночи. В свете керосиновой лампы, висевшей на
столбе посреди землянки, увидел у своей постели комиссара. На щеках его б
лестели мокрые дорожки.
Ц Ну, что ты, Иван, Ц голос Любимова был еле слышен. Ц Видишь, я Ц живой. К
ак ты меня нашел? Ц вялая улыбка тронула его вспухшие губы.
Ц Я тебя, Вася, и на том свете нашел бы.
Батько Ныч достал носовой платок, вытер непрошеные слезы. Он не стал расс
казывать, как всю ночь колесил с техником и медсестрой по степи, трижды на
тыкался на разбитые и обгорелые самолеты и находил там мертвых летчиков
. Один даже был в таких же белых с отворотами бурках, как у Любимова, и в регл
ане, и они подумали, что это он, но тот оказался из другого полка. А потом наш
ли возле целого самолета одну бурку вместе с ногой и похоронили ее там же.
Ц Как у нас, Батько, все вернулись?
Ныч тяжело вздохнул, чуть не вырвалось: «Не повезло нам, Вася, ох, как не пов
езло», но тут же спохватился Ц незачем ему сейчас знать, что Аллахвердов
а сбили Ц сгорел Аршак километрах в десяти от аэродрома, что не вернулис
ь с задания лейтенант Щеглов и сержант Швачко. Нет, комэску, теперь не то н
ужно. И выдавил улыбку комиссар, сказал ободряюще:
Ц Не беспокойся, Степаныч, все в порядке. Вот тебя только подлечим…
Ц Не утешай, Иван. Плохо мое дело, Ц Любимов перевел дыхание. Ц У меня же
левой ноги нет, Батько. Ц Он зажмурил на секунду глаза, на ресницах задро
жали две росинки. Ц Хирург грозился и правую отрезать… Ваня, милый, как ж
е я без авиации? На одной-то еще, а без двух куда? Умру, а вторую ногу резать н
е дам!
Всегда умел, всегда находил Ныч нужное человеку слово а тут сам разволно
вался, еле сдерживал себя чтобы не разрыдаться у постели пострадавшего д
руга.
Ц Не об этом думка твоя, Вася. Ногу спасем. Сейчас поеду к Ермаченкову. Вас
илий Васильевич поможет в госпиталь перебросить. И мы еще повоюем с тобо
й.
Помолчали немного. Любимов устал. Прощаясь, попросил, чтобы самолетом, чт
обы не трясли его на машине по дорогам.
Ц Посоветуй Ермаченкову назначить вместо меня Авдеева, дай слово мне, д
ай, что не уйдешь в пехоту. Батько поклялся, поцеловал Любимова и вышел.
Закрыв дверь, Ныч отвернулся в темный угол, вытер глаза Ц зачем сестре ви
деть, как комиссары плачут.
Горькую весть о случившемся с командиром батько Ныч привез в эскадрилью
утром. Все ходили, как пришибленные, разговаривали в полголоса. Я собралс
я немедленно ехать к Любимову, но Ныч предупредил, что скоро прибудет Ерм
аченков.
Ц Просил быть всем в сборе.
Прилетел Ермаченков. Он не стал донимать расспросами, что и как было. Сказ
ал коротко:
Ц С этой минуты вы, товарищ Авдеев, командир пятой эскадрильи. Боевых зад
аний на сегодня вам нет. С личным составом проведите серьезный разбор вч
ерашнего дня, пусть выскажутся и извлекут урок из собственных ошибок. Я, к
сожалению, присутствовать на разборе не смогу, улетаю в Севастополь. Зав
тра доложите. А теперь расскажите, как могло случиться, что погиб Аллахве
рдов.
Я достал из кармана небольшой, сложенный вчетверо листок бумаги, протяну
л его Ермаченкову:
Ц Вот докладная единственного свидетеля Ц его ведомого.
Генерал развернул листок, исписанный убористым круглым почерком, прочи
тал молча:
«Врид командира 5 АЭ 32 АП
Ст. лейтенанту Авдееву.
9.10.41 в 15Ц 28 мл. лейтенант Аллахвердов Ц ведущий я и мл. лейтенант Колесников
Ц ведомые, на самолетах Як-1 вылетели на сопровождение бомбардировщико
в в район Григорьевки. Шли маршрутом ТагайлыЦ Григорьевка на Н до 3000 метр
ов. Прибыли на цель в 15Ц 40. Во время бомбометания прикрывали группу бомбар
дировщиков. После выполнения задания сопровождали на обратном пути. В р-
не Ишунь пилот мл. лейтенант Колесников отстал и больше я его не видел. К-р
звена т. Аллахвердов подал сигнал подойти ближе. В это время нас обстреля
ли ЗА пр-ка. Пристроившись к к-ру зв. на Н-3000 м, я почувствовал в 15Ц 52 попадани
е снаряда ЗА по правой плоскости. Мл. л-т Аллахвердов сделал левый перевор
от, а я стал разворачиваться вправо. При развороте со стороны солнца меня
атаковал 1 Me-109. Попал по левой плоскости: самолет загорелся. Я пошел на сниже
ние в направлении на свою территорию. Меня прикрывал подполковник Юмаше
в на с-те Як-1. Я произвел посадку на горящем с-те в 16.45 в районе Мунус-Татарск
ий на брюхо. Самолет сгорел, сам имею легкие ушибы правой стороны: руки, но
ги и спины, После посадки я видел, как 3 Me-109 гнался за ком. звена Аллахвердовы
м на бреющем полете. В районе Кир-Актачи зажгли его, он сделал горку, свали
лся на крыло и врезался в землю. Летчик и самолет сгорели.
10.10.41 Пилот 5АЭ 32 серж. Николаев».
Ермаченков также молча вернул докладную.
Ц М-да. Жаль хорошего командира, прекрасного летчика не стало. У него род
ственники есть? Напишите им. Подробности эти не нужно, Ц он кивнул на док
ладную Николаева. Ц Напишите Ц погиб при выполнении боевого задания, к
ак воевал, как любили его товарищи. А Николаев где?
Ц Отправили в госпиталь, товарищ генерал.
В Тагайлах Ермаченков задерживаться больше не стал. Распорядился выдел
ить одно звено на два-три дня в Одессу для прикрытия кораблей эвакуации и
улетел.
* * *
В Севастопольский госпиталь Любимова, как и просил, перевезли санитарны
м самолетом. Сильно израненную правую ногу там, в госпитале, не отрезали, н
о и здесь ничего утешительного не обещали.
Ц Напрасно упрямитесь. Ц убеждал его хирург. Ц Перебиты сухожилья, по
рваны сосуды, ступня начинена мельчайшими осколками, извлечь которые аб
солютно невозможно. Начнется гангрена Ц отхватим до коленки. Любимов на
ампутацию не согласился. Думал, что хоть этой искалеченной ногой он стои
т пока в авиации непрочно, но стоит. Лишись ее, единственной опоры, спишут
подчистую с флота и в штабники не возьмут. Вне авиации он себя не представ
лял.
Истекая кровью в ночной степи, беспокоился, как бы не уснуть, не умереть по
д крылом самолета раньше, чем его найдут. Отчаяние схватило его за горло, к
огда смертельная опасность осталась позади: обработана и забинтована к
ультя, перевязана раненая нога, извлечено несколько осколков из головы и
кистей рук, когда услышал спокойный, уверенный голос хирурга:
Ц Правая нога, дорогой мой, тоже не нога. Спасти ее медицина беспомощна.
Как же жить летчику безногому?
Столько лет готовился к боям, и дрался уже без страха, что поначалу с кажды
м бывает, набрался опыта, в воздухе сам искал встреч с врагом Ц воевать бы
еще, да воевать. А его уговаривают Ц отнять вторую ногу. Врачи, разумеетс
я, спасают жизнь ему Ц человеку. И никто из них не думал спасти в нем летчи
ка, боевого летчика-истребителя. Да и было ли у них время раздумывать? При
бывали и прибывали раненые. Медперсонал не знал ни сна, ни отдыха. В госпит
але заставлены койками все палаты, коридоры и проходы. Здесь каждый долж
ен благодарить судьбу, что жив остался.
Ночью на Корабельной стороне завыли на разные голоса сирены и гудки судо
в. Любимов слушал тревожный концерт отражения воздушного налета. Сначал
а дробным барабанным боем отозвались на гудки зенитки. Сирены умолкли. В
ысоко в стороне подвывали моторы «юнкерсов». Внезапно оборвались оруди
йные залпы. На секунду усилился гул «юнкерсов». И вдруг мощный протяжный
рев истребителей Миг-3 (Любимов узнавал их по голосу) распорол ночное небо
и посыпались из него с нарастающим свистом бомбы. Они рвались далеко и гл
ухо. А в воздухе сквозь надрывный гул чужих и своих моторов рыкали скорос
трельные пулеметы и сухо постукивали роторные пушки.
Любимов знал, что на «мигах» отражает налет 1-я эскадрилья. Возможно, там, в
ночном небе, бьет по нащупанному прожекторами «юнкерсу» комэск Василье
в. или Евграф Рыжов, или Николай Савва, или Яша Иванов, не исключено Ц и его
друг Семен Карасев с ними. А сколько таких налетов отбивал от Севастопол
я Любимов до перебазирования его эскадрильи в Таврическую степь, под Таг
айлы. Но больше всего запомнился ему не тот случай, когда ночью сбил он нем
ецкого бомбардировщика, а самый первый вылет 22 июня, перед рассветом.
На флоте за день до начала войны все было приведено в боевую готовность н
омер один. Для черноморцев нападение фашистской Германии на нашу страну
не оказалось внезапным. Не верилось, что это может случиться, но ожидали с
часу на час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
х Як-1. На душе покойно, будто с полигона возвращались. Недалеко от перекоп
ского берега пересекли Карканистский залив, проводили «пешек» еще чуть
над крымской степью, пора и вправо отваливать, на Тагайлы.
Любимов подошел ближе к «петляковым», выровнял высоту, поднял над голово
й руки в пожатии. И я помахал крыльями на прощанье бомбардировщикам. Те то
же на радостях, что удачно бомбили, Ц кивали головами, руками махали в от
вет, крыльями. В этот миг Любимов услышал сухой треск у правого борта каби
ны, второй с короткой вспышкойЦ за приборной доской, у мотора. Обожгло но
гу, ударило мелкими осколками стекла в лицо.
Мотор тянул, управление слушалось, глаза видели Ц их спасли большие лет
ные очки. А видели они на фоне вечернего неба выходящих из атаки «мессерш
миттов». В их направлении я уже набирал высоту. И Любимов прибавил газу, за
драл нос машины. От перегрузки закружилась голова Ц раньше такого не сл
учалось. Выровнял самолёт. В правой бурке хлюпало, и он понял Ц кровь. Ног
а немела. Саднило лицо. Он снял перчатку, провел по лицу ладонью, и на ладон
и-кровь. Надо было немедленно перевязать ногу, остановить кровь, но в возд
ухе это невозможно. До дому не дотянуть. И он пошел на снижение. Две вспышк
и, два попадания в самолет командира заметил и я. «Запятые» Ц дымовые штр
ихи трассы Ц подбирались к моей машине. Я выскочил из-под атаки вправо и
круто полез вверх перехватить противника на выходе из пикирования, но не
успел. «Мессершмитты» вышли из атаки раньше, чем удалось развернуться в
их сторону, и ушли с принижением на север.
Они появились снова, когда я кружился над идущим на посадку Любимовым. По
пытались было атаковать его, но я повернул им навстречу, в лобовую, и атаку
сорвал. Немцы еще покружились немного, а когда Любимов приземлился в сте
пи между копенками, улетели. Я видел как комэск выбрался из кабины, отстег
нул парашют и направился, прихрамывая, к рядом стоявшей копне. Бензин в мо
их баках был на пределе и надо было поспешить домой, чтобы быстрее выслат
ь машину за командиром.
В небе было еще светло, а на земле быстро темнело. Потрясенный случившимс
я, я не сразу обратил внимание на несколько то тут, то там догоравших в сте
пи костров. Лишь километрах в десяти от аэродрома отчетливо увидел вдруг
, что издалека мигавший костер, не что иное как разбитый, обгоревший самол
ет. И тогда понял, что те, разбросанные по степи, тоже не просто костры, а сби
тые самолеты. Не «петляковы» ли? Но «петляковы» ушли левей. От страшной до
гадки Ц не свои ли Ц стало в кабине жарко. Я спешил домой на максимальной
скорости, а казалось, что мотор еле тянет. На приборы не смотрел, привык чу
вствовать машину всем телом.
Садился Ц видел землю, а пока дорулил до стоянки, совсем стемнело. Торопл
иво выключил мотор, крикнул:
Ц Машину! Скорей машину. Любимова сбили!
С этой минуты в течение суток эскадрилья, потерявшая командира, не знала
покоя. Машина ушла. Я как заместитель комэска обязан был остаться на КП. Не
покидали командного пункта и все летчики. Доложили о случившемся генера
лу Ермаченкову, звонили в наземные войска района приземления Любимова. С
рассвета уходили на задания, возвращаясь с которых я дважды залетал на м
есто подбитого самолета. Но там уже никого не было.
* * *
Любимов приземлился удачно, с выпущенными шасси. Подрулил ближе к копне,
чтобы удобнее разместиться, перевязать рану. Отошел от самолета и переду
мал Ц чего доброго уснешь там и не найдут. А что за ним приедут, Ц не сомне
вался, знал, как только я долечу, сразу же вышлю кого-нибудь на машине.
Он вернулся к самолету. Чтобы не истечь кровью раньше, чем его найдут, торо
пливо снял с реглана пояс, туго затянул им раненую ногу выше колена и лег п
од плоскостью крыла на спину, положив голову на парашют. Раненую ногу при
поднял на колене левой. Острой боли не чувствовал. Лежал спокойно, разгля
дывал заклепки на обшивке центроплана. Руками механически мял на корню с
ухой ковыль. Прикидывал, через сколько минут вышлют с аэродрома машину, з
а сколько она пройдет двадцать километров по ночной степи. Скоро станет
темнеть…
Послышался гул самолетов. По звуку Любимов определил, что их всего два, дв
а «мессершмитта».
Отдаленный гул вскоре перерос в нарастающий рев моторов, часто застучал
и пулеметы и реже, но сильнейЦ роторные пушки. С визгом забарабанили по с
амолету пули и снаряды. Здоровая нога не удержала раненую, упала. Острая б
оль током пронзила тело. Любимов приподнялся на руках и не увидел на лево
й ноге бурки, и самой ноги чуть ниже коленки не было, хлестала кровь. Но соз
нание оставалось ясным. Он торопливо расстегнул реглан, снял ремешок от
кобуры и также торопливо стал туго наматывать его выше колена, а слух ост
орожно следил за звуком фашистских самолетов: уйдут совсем или вернутся
… Уйдут или вернутся…
* * *
Он опять лег на спину. Чтобы меньше потерять крови, положил культю на подн
ятое колено раненой ноги. От залива потянуло прохладой. Зашевелилось при
бившееся к копне перекати-поле. У колеса зашептал колосьями ковыль…
И снова гул моторов распорол тишину. Сердце застучало гулко, гулко и где-т
о в висках. «Мессершмитты» развернулись. Быстро передвинулся на локтях,
выглянул из-под крыла. Теперь стервятники шли в атаку с его стороны Он схв
атил парашют и метнулся на четвереньках под другую плоскость крыла. Еще
раз выглянул, прикинул прицельную линию и вероятное попадание и, нырнув
в створ мотора, сжался комом за колесом шасси. Только он укрыл голову пара
шютом, как снова застучали по плоскостям, по фюзеляжу пули и снаряды, засв
истели осколки. Надрывно взревели на выходе из пикирования моторы.
…Жив… Любимов руками поднял каждую ногу, пристроил на колесо. Лежа на спи
не, смотрел вслед удаляющимися истребителям. «Стервятники. Неужели еще…
».
Они возвращались еще дважды. Потом на малой высоте скрылись.
На земле совсем стемнело. Любимов устроился насколько мог удобней, стал
вслушиваться в густую темноту Знобило. В октябре ночи в крымских степях
очень холодные. А может, от потери крови и от всего пережитого? Мерзла ступ
ня левой ноги, ступня, которой уже не было. Холод пробирал сильнее. Он плот
но запахнул расстегнутый реглан. Странно Ц самолет не загорелся. Скольк
о по нему стреляли, а он не загорелся. Зажигательных у них не было что ли? Вс
помнил: открыл при посадке противопожарные баллоны.
В черной, непроницаемой степи звенела тишина. Любимов дрожал от холода. Д
робно стучали зубы и не было никакой возможности с ними справиться. Глаз
а слипались. Только бы не уснуть. Что-то долго никто не едет. Наверное блуд
ят в темноте. Он пожалел, что оставил в кабине ракетницу. Теперь до нее не д
обраться. Тогда он вытащил из кобуры пистолет. В обойме восемь патронов. «
Шесть выпущу, два оставлю на всякий случай». И он выстрелил из-под крыла в
звездный лоскут неба. Степь не ответила. Стал считать небесные светила. Т
рясло все тело и зубы не унимались. Переносить это оказалось мучительней
, чем тяжелые раны. Незаметно «забылся»…
Очнулся в ужасе Ц на него снова пикировали «мессершмитты», много мессер
шмиттов: красные, желтые, зеленые… Стреляли по нему свои «яки», а он один б
ежит по степи и негде ему укрыться. И он впервые испытал страх. Страх не пе
ред смертью, а перед беспомощностью.
Где-то фыркнула лошадь. Любимов дал два выстрела. Вскоре услышал шаги, нас
торожился. Хотел громко окликнуть: «Кто идет?». А получилось совсем шепот
ом.
Ц Не стреляйте, дяденька, Ц услышал он мальчишечий голос. Ц Где вы тут?
Ц Ты один? Ц спросил Любимов. Ц Откуда?
Мальчик ответил, предложил свою лошадь, а когда узнал, что летчик без ноги
, побежал в деревню за помощью. Вскоре он вернулся с двумя красноармейцам
и. Те решили уложить летчика животом поперек крупа лошади. Так, мол, быстре
е доберемся в лазарет санбата.
Любимов согласился. Только примостили его, лошадь кинулась задом и он уп
ал, сильно ударился о сухую землю.
Ц Оставьте меня под самолетом, Ц попросил Любимов, Ц и пришлите какую-
нибудь машину.
Его послушались. Но машина не пришла. Тот же мальчишка приехал с санитаро
м и фельдшером на подводе.
* * *
Проснулся Любимов в три часа ночи. В свете керосиновой лампы, висевшей на
столбе посреди землянки, увидел у своей постели комиссара. На щеках его б
лестели мокрые дорожки.
Ц Ну, что ты, Иван, Ц голос Любимова был еле слышен. Ц Видишь, я Ц живой. К
ак ты меня нашел? Ц вялая улыбка тронула его вспухшие губы.
Ц Я тебя, Вася, и на том свете нашел бы.
Батько Ныч достал носовой платок, вытер непрошеные слезы. Он не стал расс
казывать, как всю ночь колесил с техником и медсестрой по степи, трижды на
тыкался на разбитые и обгорелые самолеты и находил там мертвых летчиков
. Один даже был в таких же белых с отворотами бурках, как у Любимова, и в регл
ане, и они подумали, что это он, но тот оказался из другого полка. А потом наш
ли возле целого самолета одну бурку вместе с ногой и похоронили ее там же.
Ц Как у нас, Батько, все вернулись?
Ныч тяжело вздохнул, чуть не вырвалось: «Не повезло нам, Вася, ох, как не пов
езло», но тут же спохватился Ц незачем ему сейчас знать, что Аллахвердов
а сбили Ц сгорел Аршак километрах в десяти от аэродрома, что не вернулис
ь с задания лейтенант Щеглов и сержант Швачко. Нет, комэску, теперь не то н
ужно. И выдавил улыбку комиссар, сказал ободряюще:
Ц Не беспокойся, Степаныч, все в порядке. Вот тебя только подлечим…
Ц Не утешай, Иван. Плохо мое дело, Ц Любимов перевел дыхание. Ц У меня же
левой ноги нет, Батько. Ц Он зажмурил на секунду глаза, на ресницах задро
жали две росинки. Ц Хирург грозился и правую отрезать… Ваня, милый, как ж
е я без авиации? На одной-то еще, а без двух куда? Умру, а вторую ногу резать н
е дам!
Всегда умел, всегда находил Ныч нужное человеку слово а тут сам разволно
вался, еле сдерживал себя чтобы не разрыдаться у постели пострадавшего д
руга.
Ц Не об этом думка твоя, Вася. Ногу спасем. Сейчас поеду к Ермаченкову. Вас
илий Васильевич поможет в госпиталь перебросить. И мы еще повоюем с тобо
й.
Помолчали немного. Любимов устал. Прощаясь, попросил, чтобы самолетом, чт
обы не трясли его на машине по дорогам.
Ц Посоветуй Ермаченкову назначить вместо меня Авдеева, дай слово мне, д
ай, что не уйдешь в пехоту. Батько поклялся, поцеловал Любимова и вышел.
Закрыв дверь, Ныч отвернулся в темный угол, вытер глаза Ц зачем сестре ви
деть, как комиссары плачут.
Горькую весть о случившемся с командиром батько Ныч привез в эскадрилью
утром. Все ходили, как пришибленные, разговаривали в полголоса. Я собралс
я немедленно ехать к Любимову, но Ныч предупредил, что скоро прибудет Ерм
аченков.
Ц Просил быть всем в сборе.
Прилетел Ермаченков. Он не стал донимать расспросами, что и как было. Сказ
ал коротко:
Ц С этой минуты вы, товарищ Авдеев, командир пятой эскадрильи. Боевых зад
аний на сегодня вам нет. С личным составом проведите серьезный разбор вч
ерашнего дня, пусть выскажутся и извлекут урок из собственных ошибок. Я, к
сожалению, присутствовать на разборе не смогу, улетаю в Севастополь. Зав
тра доложите. А теперь расскажите, как могло случиться, что погиб Аллахве
рдов.
Я достал из кармана небольшой, сложенный вчетверо листок бумаги, протяну
л его Ермаченкову:
Ц Вот докладная единственного свидетеля Ц его ведомого.
Генерал развернул листок, исписанный убористым круглым почерком, прочи
тал молча:
«Врид командира 5 АЭ 32 АП
Ст. лейтенанту Авдееву.
9.10.41 в 15Ц 28 мл. лейтенант Аллахвердов Ц ведущий я и мл. лейтенант Колесников
Ц ведомые, на самолетах Як-1 вылетели на сопровождение бомбардировщико
в в район Григорьевки. Шли маршрутом ТагайлыЦ Григорьевка на Н до 3000 метр
ов. Прибыли на цель в 15Ц 40. Во время бомбометания прикрывали группу бомбар
дировщиков. После выполнения задания сопровождали на обратном пути. В р-
не Ишунь пилот мл. лейтенант Колесников отстал и больше я его не видел. К-р
звена т. Аллахвердов подал сигнал подойти ближе. В это время нас обстреля
ли ЗА пр-ка. Пристроившись к к-ру зв. на Н-3000 м, я почувствовал в 15Ц 52 попадани
е снаряда ЗА по правой плоскости. Мл. л-т Аллахвердов сделал левый перевор
от, а я стал разворачиваться вправо. При развороте со стороны солнца меня
атаковал 1 Me-109. Попал по левой плоскости: самолет загорелся. Я пошел на сниже
ние в направлении на свою территорию. Меня прикрывал подполковник Юмаше
в на с-те Як-1. Я произвел посадку на горящем с-те в 16.45 в районе Мунус-Татарск
ий на брюхо. Самолет сгорел, сам имею легкие ушибы правой стороны: руки, но
ги и спины, После посадки я видел, как 3 Me-109 гнался за ком. звена Аллахвердовы
м на бреющем полете. В районе Кир-Актачи зажгли его, он сделал горку, свали
лся на крыло и врезался в землю. Летчик и самолет сгорели.
10.10.41 Пилот 5АЭ 32 серж. Николаев».
Ермаченков также молча вернул докладную.
Ц М-да. Жаль хорошего командира, прекрасного летчика не стало. У него род
ственники есть? Напишите им. Подробности эти не нужно, Ц он кивнул на док
ладную Николаева. Ц Напишите Ц погиб при выполнении боевого задания, к
ак воевал, как любили его товарищи. А Николаев где?
Ц Отправили в госпиталь, товарищ генерал.
В Тагайлах Ермаченков задерживаться больше не стал. Распорядился выдел
ить одно звено на два-три дня в Одессу для прикрытия кораблей эвакуации и
улетел.
* * *
В Севастопольский госпиталь Любимова, как и просил, перевезли санитарны
м самолетом. Сильно израненную правую ногу там, в госпитале, не отрезали, н
о и здесь ничего утешительного не обещали.
Ц Напрасно упрямитесь. Ц убеждал его хирург. Ц Перебиты сухожилья, по
рваны сосуды, ступня начинена мельчайшими осколками, извлечь которые аб
солютно невозможно. Начнется гангрена Ц отхватим до коленки. Любимов на
ампутацию не согласился. Думал, что хоть этой искалеченной ногой он стои
т пока в авиации непрочно, но стоит. Лишись ее, единственной опоры, спишут
подчистую с флота и в штабники не возьмут. Вне авиации он себя не представ
лял.
Истекая кровью в ночной степи, беспокоился, как бы не уснуть, не умереть по
д крылом самолета раньше, чем его найдут. Отчаяние схватило его за горло, к
огда смертельная опасность осталась позади: обработана и забинтована к
ультя, перевязана раненая нога, извлечено несколько осколков из головы и
кистей рук, когда услышал спокойный, уверенный голос хирурга:
Ц Правая нога, дорогой мой, тоже не нога. Спасти ее медицина беспомощна.
Как же жить летчику безногому?
Столько лет готовился к боям, и дрался уже без страха, что поначалу с кажды
м бывает, набрался опыта, в воздухе сам искал встреч с врагом Ц воевать бы
еще, да воевать. А его уговаривают Ц отнять вторую ногу. Врачи, разумеетс
я, спасают жизнь ему Ц человеку. И никто из них не думал спасти в нем летчи
ка, боевого летчика-истребителя. Да и было ли у них время раздумывать? При
бывали и прибывали раненые. Медперсонал не знал ни сна, ни отдыха. В госпит
але заставлены койками все палаты, коридоры и проходы. Здесь каждый долж
ен благодарить судьбу, что жив остался.
Ночью на Корабельной стороне завыли на разные голоса сирены и гудки судо
в. Любимов слушал тревожный концерт отражения воздушного налета. Сначал
а дробным барабанным боем отозвались на гудки зенитки. Сирены умолкли. В
ысоко в стороне подвывали моторы «юнкерсов». Внезапно оборвались оруди
йные залпы. На секунду усилился гул «юнкерсов». И вдруг мощный протяжный
рев истребителей Миг-3 (Любимов узнавал их по голосу) распорол ночное небо
и посыпались из него с нарастающим свистом бомбы. Они рвались далеко и гл
ухо. А в воздухе сквозь надрывный гул чужих и своих моторов рыкали скорос
трельные пулеметы и сухо постукивали роторные пушки.
Любимов знал, что на «мигах» отражает налет 1-я эскадрилья. Возможно, там, в
ночном небе, бьет по нащупанному прожекторами «юнкерсу» комэск Василье
в. или Евграф Рыжов, или Николай Савва, или Яша Иванов, не исключено Ц и его
друг Семен Карасев с ними. А сколько таких налетов отбивал от Севастопол
я Любимов до перебазирования его эскадрильи в Таврическую степь, под Таг
айлы. Но больше всего запомнился ему не тот случай, когда ночью сбил он нем
ецкого бомбардировщика, а самый первый вылет 22 июня, перед рассветом.
На флоте за день до начала войны все было приведено в боевую готовность н
омер один. Для черноморцев нападение фашистской Германии на нашу страну
не оказалось внезапным. Не верилось, что это может случиться, но ожидали с
часу на час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22